Свет проклятых звёзд

Сталь клинков, столкнувшись, разбросала искры, заскрежетала, когда одно лезвие проскользило по другому, обманное движение лёгкой руки вдруг изменило направление, короткий неожиданный удар застал врасплох, и мастер оружия увидел свой меч, падающий на плиты под ногами. — Второй раз тебе не удастся так сделать, — усмехнулся Нолдо, смотря на свою ученицу с ревностью, словно оружие должно было хранить верность только ему, но неожиданно совершило вероломное предательство. — Я запомнил последовательность твоих движений. Знаешь, что я подразумеваю? — Знаю, — тяжело дыша, произнесла Линдиэль, смотря на учителя со злым торжеством. — Сможешь? — Смогу! Дочь лорда Новэ сказала на эмоциях, устав от собственной слабости, неловкости и бесполезности, над ней открыто насмехалась сестра любимого, а остальные думали то же самое, только молчали. И вдруг… вдруг… Успех! Пусть незначительный, пусть мимолётный и вовсе случайный. Пусть! Это успех, и он дал Линдиэль уверенность — такую же иллюзорную, но слишком сладкую, чтобы забыть и перестать в неё верить. — Смогу! — повторила эльфийка, уже не замечая неверия в глазах мастера, понимавшего разницу между разоружением противника на тренировке и убийством врага в настоящем сражении. — Я поеду на Ард-Гален! Там моё место! Линдиэль не заметила скептического взгляда Нолдо и была счастлива настолько, что до конца обучения не чувствовала ни усталости, ни боли от пропущенных ударов. Глубокой ночью, побежав на побережье, с радостью несясь против ветра, дочь Новэ Корабела чувствовала, как поёт душа. Волны разбивались о скалы, звёзды сияли волшебно ярко. — Вала Улмо! — крикнула Линдиэль. — Слава тебе, великий Владыка! Спасибо! Спасибо! Теперь я знаю, что могу ехать навстречу любви! Спасибо! Негасимая слава тебе! Ночь, своей безжалостной рукой обозначит цель, — сложились слова в песню, — неотвратимого движения клинка. Что мне помешает завладеть его душой? Печально странно — до чего она легка! И смех разольётся на все времена и века,  И ветер проснётся, поманит себе на крыла, А я его обману, стану птицей сама! Я взмахну сизым крылом! Что была моя боль, то окажется сном, И ветер закружится с песней вешней. Один взмах стальным клинком  Рассечёт мою кровь на «тогда» и «потом», И я забуду, что значит быть прежней. Прочь! Сомненьям места нет на наших небесах. Теряет чёткость загустевшая печаль в глазах, И страх упасть и не очнуться на руках Наутро превратится в серый прах. И сладко, и горько, наивно плывут облака. Создатель! Как ловко ты не дал эльфам крыла, Я тебя обману — стану птицей сама! Ночь замерцала звёздами, засияла лунным серебром, волны стихли вместе с замершим ветром. Счастливая эльфийка не замечала ничего вокруг, и даже странного оживления на главной площади белокаменного Виньямара, когда Галдор, отправившийся вместе с отрядом на поиски Белой Рощи, вернулся один и, ни с кем не заговаривая, поспешил на встречу с лордом Турукано. *** Лес расступился, открыв взорам очередное болото. — Остановимся на привал, — задумчиво произнёс Глорфиндел, сбросив с плеча сумку. — Нет ни сил, ни желания идти вперёд. Галдор посмотрел на соратника с таким изумлением, словно у того выросли оленьи рога. — Я пойду дальше, — сказал Синда, видя, что Эктелион тоже удивлён поведению друга, — скоро вернусь. С северо-запада долетел свист-перекличка, и менестрель ответил голосом флейты. — Иди, — равнодушно отмахнулся золотоволосый Нолдо, доставая купленное в недавно встреченном поселении медовое вино. Эктелион посмотрел на друга с ещё большей тревогой, так и не решив, какой именно вопрос задать, однако, когда Галдор скрылся за деревьями, Глорфиндел, отпив уже немало хмеля, заговорил сам. — Бессмысленность происходящего меня убивает, — со злостью выдохнул Нолдо, снова делая глоток. — Всё бессмысленно! Глупо! Пусто. Словно предрешённое будущее в бездне уже наступило. Мы идём по пути, которого нет, к цели, которой нет, в будущее, которого тоже нет! — Раньше тебя это не заботило, — стал наигрывать безмятежную мелодию Эктелион. — Раньше. Раньше впереди было что-то, кроме пустоты. Внимательно взглянув на Глорфиндела, менестрель подумал и вдруг рассмеялся: — Я знаю, что случилось! Тебе стало не с кем и не за что сражаться. Может, бросим всё и поедем нервировать Моргота, распевая песни на Ард-Гален? Реакция друга заставила внутренне содрогнуться. — Я не хочу войны, с кем бы она ни была, и неважно, правы ли те, на чьей мы стороне, — мрачно произнёс золотоволосый Нолдо, бросая под ноги опустевшую флягу. — Но и в мире жить не могу. Понимая, что сказать нечего, Эктелион заиграл мелодию, которая раньше казалась забавной. Раньше… *** Пройдя сквозь заросли кустарника с липкими листочками, перепрыгнув ручей и едва не оставив сапог в болоте, Галдор остановился и осмотрелся. Место казалось слишком тихим для этого времени года, и безмолвие насторожило, однако эльф быстро понял, в чём дело: поросль здесь была относительно молодой, под ногами рассыпались трухой давно заросшие мхом упавшие стволы. Всё говорило о лесном пожаре, случившемся на рубеже Эпох. Внимательно смотря, нет ли на земле змей, искатель отправился в сторону единственной поющей птицы, голос которой звучал глухо, видимо, из дупла примерно в ста шагах к востоку. — Надеюсь, ты не в сговоре со стаей хищников, — хмыкнул эльф, обращаясь к пернатой, — не заманишь меня в логово чудовищ. Захлопали крылья, голос смолк. — Боишься, я разорю твоё гнездо? Вопрос остался без ответа, шорох среди мха привлёк внимание — молодая, ещё короткая змейка скользнула из-под бревна в сухие листья: зелёные, серые, бурые… Взгляд застыл на маленьком листочке — слишком светлом на фоне однотонных и пёстрых собратьев. Нагнувшись и присмотревшись, Галдор почувствовал головокружение — неужели?.. Нет, этого не может быть, не может! Дрогнувшая рука нежно взяла крошечную серебристую драгоценность, бархатистую на ощупь, улыбка озарила лицо. Закружившись на месте, пытаясь понять, откуда упал листок, искатель с замиранием сердца начал всматриваться в кроны, заметался из стороны в сторону, и вдруг увидел то, что так отчаянно надеялся найти. *** — Я нашёл, братья! Я… Мы нашли! Представляете?! Едва не выронив флейту, которая, казалось, давно играла сама по себе, пока менестрель, любуясь звёздами, думал о словах друга, Эктелион посмотрел на бегущего навстречу Галдора. — Белое, — выдохнул Синда, протягивая дрожащие ладони с драгоценным листочком, — деревце. — Деревце? — Глорфиндел медленно поднялся на ноги, погасшие глаза равнодушно посмотрели на собрата. — Одно? — Да какая разница?! — воскликнул счастливый искатель, прижимая сокровище к сердцу. — Останьтесь с ним, посторожите! Оно же… такое беззащитное! А я — к лорду Турукано! Он должен знать! Он решит, как поступить! — Нам рощу надо найти, а не одно деревце, — равнодушно отвернулся золотоволосый Нолдо, но Галдор, сунув в руки Эктелиону карту, уже подхватил вещи и бросился к собратьям, оставшимся присматривать за лошадьми на поле около леса. — Пойдём, — хлопнул друга по плечу менестрель. — Посмотрим, что наш соратник отыскал. *** Турукано посмотрел на сидевшего рядом летописца, который ждал распоряжений. — Никто не должен знать, что ты нашёл белое дерево, — тихо произнёс виньямарский лорд, глядя прямо в глаза удивившемуся Галдору. — Если рощи нет, корабли строить не из чего. Поищите ещё, но зря не рискуйте. Видя, что Синда расстроен реакцией господина, Турукано начал судорожно соображать, как подбодрить подданного, но ничего не приходило в голову. — Постарайся найти рощу, — повторил сын Нолофинвэ, и Галдор с поклоном удалился. — Символично, — сказал вслед закрывающимся дверям Умник, — что отыскалось лишь одно чахлое деревце, растущее на пепелище и болоте. Словно Валиэ Йаванна показывает нам, отступникам, во что мы превратились. — Пусть Валар посмотрят на себя, — зло парировал Турукано. — Не мы зачахли, Кельсамо. Они. Вот что символизирует найденное деревце. — Что писать в летописи? Ответом стало молчание, и страница осталась пустой.