Свет проклятых звёзд

Из непривычно узкого и высокого окна открывался вид на перекрёсток дорог. Стекло разделяли три длинные створки, выпуклые из стены, поэтому обзор был лучше, чем с балкона вровень с фасадом в соседнем зале. По плитам торговых путей громыхали обозы, цокали копыта, а дети, подражая взрослым, запрягали собак в садовые тачки и пытались изображать богатых купцов, навешивая на себя родительские украшения. Карнифинвэ присмотрелся к защищающим от северного ветра конструкциям, возведённым возле домов: около высоких стен с флюгерами лежали свёрнутые рулонами плотные ткани и тонкие перины — жители Таргелиона заранее готовились к возможному граду, способному погубить с огромным трудом выращенный урожай. — Ты не торговец, тебе незачем присутствовать на совете, — сказал без предисловий Морифинвэ, и юный Нолдо напрягся. — Дядя? Конечно, нолдоран может заходить, когда хочет и куда хочет, однако до этого момента сын Питьяфинвэ был уверен — здесь тоже никто не воспринимает всерьёз юного соседского принца, внимания придётся добиваться. И вдруг такой визит. — Род мастера Махтана, — внимательные бесцветные глаза с таинственным сиянием уставились на Карнифинвэ. — Отчаянные храбрецы, для которых семья важнее личных амбиций, не так ли? Феаноринг сел в кресло под картиной с изображением сцены сражения под ясным звёздным небом. Фигура Феанаро Куруфинвэ была узнаваема на полотне даже при беглом взгляде. Сын Питьяфинвэ растерялся. Не зная, что ответить, юный эльф ждал, как повернётся разговор. — Расскажи, племянник, — криво усмехнулся Морифинвэ, постукивая изящными пальцами по подлокотникам, — чем тебе не угодил верховный нолдоран? Только честно и без красивых слов. И, особенно важно, без всех тех глупостей, которые вбивал тебе в голову папа. Я хочу услышать твоё собственное мнение, если таковое имеется. — Мы не можем победить зло, пока сами зло! — сжал кулаки принц. — Если наш правитель подлец, из-за которого народ разобщён, в нас слишком мало света, чтобы победить тьму! — Ты будешь удивлён, дорогой племянник, — хмыкнул таргелионский король, сверля его глазами, — но создаваемую Морготом тьму свет не одолеет. На это способен только ветер. Мрак — словно чёрный дым от пожара, и когда ты среди него, ни один фонарь не рассеет колдовские смрадные клубы. Ты, наивный глупец, понятия не имеешь, что такое истинное зло. — Хочешь мне объяснить это? — сделал вид, что насмехается, Карнифинвэ, однако сердцем понимал — дядя может рассказать то, что не говорил никто больше. Нолдоран Карантир некоторое время молчал, смотря уже сквозь собеседника. — Да, — согласился, наконец, Феаноринг, — потому что кое в чём ты прав. Нашей грызнёй за корону мы вредим себе очень значительно. Пока король, записавшийся в летописи под именем Финвэ Нолофинвэ Финвион, чтобы никто не сомневался в его родстве с Финвэ, не пришёл в Эндорэ, Белерианд был един: серые, чёрные, светлые, зелёные… Мы все подружились, стали налаживать связи, и тут… Внезапно речь таргелионского правителя замедлилась, взгляд сфокусировался на Карнифинвэ, и тот ожидающе поднял брови. Разговор упёрся в избегаемую всеми без исключения тему, и на лице юного Нолдо очень ясно и однозначно прочиталось: «И ты, дорогой дядя, испугаешься об этом говорить». Морифинвэ вопросительно улыбнулся и вдруг расхохотался. — Не надейся, — усмехнулся, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку кресла, король, — я не трус. Юный Нолдо почувствовал азарт, как перед опасной шалостью в детстве: напротив сидел дядя, о котором почти не рассказывали плохого, однако не договаривали так много, что можно было подумать, будто приходишься роднёй едва ли не самому Морготу. Сейчас король и принц оказались вдвоём в не слишком большом помещении, между Карнифинвэ и дверью встала преграда в лице опасного дяди, из окна прыгать высоко, на помощь звать некого, да и стыдно. Ловушка захлопнулась, и спровоцировала это излишняя дерзость. — Возможно, — хитро улыбнулся Карнифинвэ, стараясь говорить спокойнее, но без насмешки, — никто и никогда не рассказывал, что произошло, когда узурпатор Финвэ Нолофинвэ Финвион прошёл через льды. — По трупам своих верных подданных, — равнодушно и как бы вскользь уточнил нолдоран. — Знаешь, лапсэ, в чём разница между смертью короля и любого другого создания Эру Илуватара? — Для кого? — снова смелея, гордо выпрямился и скрестил руки на груди, как дядя, Карнифинвэ. — Для меня, — словно нечто очевидное, произнёс владыка Таргелиона. — Я одного не могу понять, — начал злиться принц, — почему, когда я говорю о справедливости, меня сразу подозревают в жажде расправы над верховным нолдораном? Почему все считают, что эльф, о котором в летописи Белерианда нет ни одного плохого слова, не готов к мирному честному разговору? И почему, в таком случае, я до сих пор не в заключении? Вы все надеетесь, что я без вашего вмешательства попробую свергнуть узурпатора? Если мне это удастся, власть вернётся к роду Феанаро. Не удастся — погибну, и каждый родич разведёт руками, мол, ничего не знал, а что знал, то не воспринял всерьёз?! Морифинвэ захохотал так искренне, что юный Нолдо опешил. — Послушай, лапсэ, — снова назвал племянника младенцем нолдоран, — ты умнее, чем я сначала подумал, однако не умеешь расставить правильные мысли в правильном порядке, поэтому до сих пор ничего не понял. — Взгляд жестоких проницательных глаз стал по-настоящему страшным. — Между узурпатором и всем остальным Белериандом, прям как я — между тобой и спасительной дверью, встал лорд Маэдрос. Насладившись замешательством племянника, который хотел казаться полнейшим храбрецом, Морифинвэ демонстративно пересел в другое кресло — далеко от выхода. — Я могу подвинуться, — усмехнулся Феаноринг. — А мой брат — нет. Мне неприятно об этом думать, но я допускаю вероятность, что Майтимо считает семьёй Второй Дом, а не Первый. Наш отец всегда враждебно относился к Финвэ Нолофинвэ, даже когда тот именовался скромнее, и был жив мой дед. Мы, конечно, поддерживали идеи родителя, но… Я не сказал бы, что понимали до конца и были готовы отстаивать в ущерб своим интересам. Я не сказал бы и что мы сами были единомышленниками и друзьями. У нас, лапсэ, всякое случалось. Но когда отец погиб, каждый из нас повёл себя настолько гадко, что, уверен, стыдится по сей день и никогда себя не простит. Страшный взгляд смягчился, глаза проследили путь до двери, губы некрасиво растянулись. — Ты всё ещё не сбежал, лапсэ? Что ж, я снова тебя недооценил. А ты, вероятно, переоцениваешь меня. Ты знаешь, что я предатель? Отец рассказывал тебе, как все мы, гордые сыны великого Феанаро Куруфинвэ, бросили в плену брата, а потом испугались мести дяди за сожжённые корабли? Ты знаешь, что никто из нас не поддержал идею отца уничтожить флот, и он сделал это тайно, пока мы спали? Понимаешь, что потом за безумие родителя и трусость братьев отвечать пришлось Майти одному? Как, ты считаешь, он после этого к нам относится? Карнифинвэ растерялся окончательно. С одной стороны, не покидало ощущение, что его обманывают, но кто и в чём, понять не получалось. С другой — неожиданная откровенность наводящего на многих ужас дяди растопила лёд в сердце, появилось приятное чувство взаимного доверия, а мысль, что родственник не такой и плохой, грела душу. — Значит, — озарение обрадовало ещё больше, — дядя Маэдрос мог передать власть добровольно? — Сомневаюсь, — равнодушно пожал плечами Морифинвэ. — Об этом лучше спросить у него лично. — Да! — согласился юный Нолдо. — В любом случае, я должен убедиться в этом сам. Хватит домыслов. — Умный лапсэ, — констатировал Чёрный Финвэ, поднимаясь. — Мне пора на совет. А тебе — собираться в путь. — Глаза загорелись торжеством. — Промедление не нужно ни одному из нас.