Свет проклятых звёзд

Состоявший из тысяч зеркал зал не двигался, однако создавалось ощущение, будто он вращается одновременно в восьми направлениях, а вся отражающая поверхность растекается ртутными лужами. У любого существа, кроме Айнур, закружилась бы голова, потерялась способность ориентироваться в пространстве, поэтому было так забавно наблюдать за тремя оборотнями, на цепях и в строгих ошейниках, в данный момент выглядевшими, как люди, которых заставляют ползать на четвереньках: мужчина и две женщины, одна из которых скоро должна была разродиться, затравленно озирались, жались друг к другу и к державшему их Балрогу, боясь вероятных ожогов меньше, чем непонятной дезориентирующей круговерти. — Дракон не подпускает к себе никого, кроме сестры, — сообщил Готмог, почтительно кланяясь. Главный среди Огненных Майяр стоял рядом со своим собратом, приведшим оборотней, был облачён в полный доспех и держал в руке рогатый шлем. — Но похоже, нам не о чем беспокоиться — его раны несерьёзны, и яда в них нет. Даритель, находившийся вблизи трона Мелькора вместе с ластившейся к нему Турингветиль в облике девы с перепончатыми крыльями летучей мыши, молча наблюдал, как ведут себя его гибриды, когда находятся с чужими. Похоже, им всё равно, кто держит цепь. — Ты всё ещё считаешь, что твои несчастные подопытные, эти жертвы неумелых экспериментов, лучше, чем созданный мной народ? — Мелькор не смотрел на Дарителя, направив взгляд сквозь искажённое зеркалами пространство, словно рассматривая что-то, невидимое для остальных. — Ты слышишь, как дивно сейчас поют Сильмарили в моём королевском венце? А ведь это плач. Не ода и не баллада, не боевой марш, это рыдание о том, что в Арде больше не создаётся ничего великого. По их мнению. И ты сам видишь разницу между моими творениями и твоими: орки, какими бы они ни были на придирчивый взгляд любителей лоска, живут так, как им нравится, они счастливы, Даритель. Драконы — тем более! Ты видел, как любят друг друга золотые ящерки? Как они ласковы, когда вместе, как дорожат близостью! Они счастливы! А что же сделал ты? Твои перекидыши страдают! Жизнь приносит им мучения, а ведь они тебе не враги. Или ты не умеешь отличать чужих от своих и хочешь отомстить всем сразу без разбора? Скажи, что кричат в агонии твои жертвы? Майя не ответил, хотя в ушах, как сейчас, прозвучали отчаянные вопли: «Терзай себя сам, чудовище! Почувствуй то же, что и мы!» — Волков ты хорошо обучаешь, — Мелькор посмотрел на прячущихся под троном и за ним зверей, заметных только в отражениях в зеркалах: алые, оранжевые и жёлтые глаза сияли отблесками пламени. — Твои собачки прекрасны! Не вижу смысла пытаться наделить их качествами людей. — Мне нужны эльфы, — напрягся Даритель, незаметно оттолкнув от себя Турингветиль и бросив взгляд на Балрогов, стоявших неподвижно в ожидании приказов. — Зачем, мой верный бывший аулендиль? — криво усмехнулся владыка. — Тебе не нравятся люди, которых ты сам привёл ко мне? Интересно, по какому принципу выбирал? Взял лучших из лучших? Или нет? Если ты хотел играть по своим правилам или ошибся в сортировке, пеняй только на себя. Я тут ни при чём. — Люди слабы, необучаемы и постоянно болеют! — всё ещё спокойно пояснил Даритель. — Мне нужны эльфы. — Ты хочешь отдать приказ моим пламенным Майяр доставить тебе рабов для экспериментов? Крылатая вампирша довольно пискнула, потирая изящные тонкие руки. — Этого не будет, — твёрдо заявил тот, кого больше не называли Вала, — по крайней мере, пока не возникнет какой-то особой необходимости. Поэтому Готмога и его помощников я более не держу здесь. Идите и готовьте недра, следите за орками, обучайте армию. Мышенька, ты тоже свободна. Даритель подождал, когда слуги его господина удалятся, и подошёл ещё ближе к трону. — Надо заниматься воспитанием орков! — словно уставший от бестолковых учеников мастер, процедил он, видя недовольство владыки, однако не желая отступать. — От их грязи люди болеют чаще! Они уже рождаются больными и мрут тысячами, заражая друг друга какой-то дрянью! — Они успевают размножиться, прежде чем дохнут, численность растёт, а ничего другого от них пока не требуется, — поправив корону, улыбнулся Мелькор. — Не понимаю, почему тебя так отторгает хаос. — Это не хаос! — выпалил Майя. — Это грязь! В ней нет и не может быть прогресса! — Прогресса? — владыка искренне расхохотался. — Какого прогресса? Зачем? — Перестав смеяться, Айну подался вперёд, Сильмарили замерцали и практически угасли, в зеркальном зале воцарилась тишина. — Если ты не разделяешь моих планов, я не могу доверять тебе. — Прошу меня извинить, господин, — высокомернее, чем следовало, произнёс Даритель, — я не могу разделять того, чего не понимаю. Я не тупоголовый орк, смысл жизни которого — совокупляться и плодиться, пока случайно не погибнешь. Выразительный взгляд правителя говорил: «Да неужели?» Майя поджал губы и сделал глубокий вдох. — Я знаю, что мы готовимся к войне, но не понимаю… — Мы не к войне готовимся, бывший верный ученик Вала Ауле, — усмехнулся Мелькор, не уставая припоминать своему помощнику отречение от светлых Айнур. — Мы ведём подготовку к властвованию всем Средиземьем, а для этого нам не требуются умные подданные. На данном этапе нам нужны полчища любых способных убивать существ, которые сметут сопротивление, выжившее после главного удара. Однако кое в чём ты прав, аулендиль. Эльфы нам пригодятся, но только позже: тебе необходимо будет приучить хищников к их мясу. И, конечно, некоторых ты обучишь работать на нас. Ты же так мечтаешь об этом! Хочешь сделать то, чего не достиг Ауле? Стать любимым учителем, от которого нельзя уйти? Интересно, тебе важна причина верности? Страх так же хорош, как восхищение? Или даже лучше? Вопросы продолжали сыпаться, зеркала закружились влево, а отражения в них — вправо. Майя начало казаться, будто он стоит на тонком мостике над пропастью, в которой осколки стекла ощетились, оскалились тысячами клыков и лезвий, остриями копий, потолок и пол вдруг поменялись местами и сомкнулись громадной пастью. Понимая, что это лишь морок, Даритель всё равно не смог не среагировать, и хохот Мелькора вырвал из мучительной иллюзии. — Того, кого боишься, — сквозь смех проговорил Айну, — никогда не захочешь превзойти. Ты будешь мечтать его уничтожить. «Это правда, — подумал Даритель, — как и всё, что ты говоришь. К сожалению». — Теперь ты знаешь о наших планах больше, — прозвучал голос из зеркал колонны. — И можешь радоваться, что в твоём распоряжении будут эльфы. А если научишь их плодиться, как орков, я подарю тебе половину Эндорэ. Хочешь ту забытую землю, где пробудились Старшие Дети Илуватара? Хочешь владеть ею безраздельно? Может быть, там и орки культурными станут, кто знает? Даритель поклонился. Пение Сильмарилей выстрелило в зеркала, словно три струи волшебного фонтана, разлетелось рассеянными аккордами и тонами, даже в хаосе сохраняя печальную неповторимую гармонию. Звуки осели волшебной росой Древ и языками пламени, проросли отражением взвившихся в небо огненных цветов. Видение растаяло, но музыка продолжала играть в зеркальной многогранной пустоте. — Когда победа будет за мной, — сказал Мелькор, довольно улыбаясь, — Сильмарилям не придётся прятаться, ведь никто больше не станет преследовать их. Покушаться на свободу Кристаллов станет некому. *** Она впервые проявила настоящую заботу. Не фыркая и не отпихивая слишком навязчивого порой брата, золотая с изумрудным отливом драконица, массивная, тёплая и очень сильная, ласково толкнула мордой грустно поскуливающего Глаурунга, перевернув на бок, и начала осторожно вылизывать его израненое брюхо. Дракон пискнул ещё жалобнее, за что был нежно, однако со строгостью укушен: такое поведение не подобает самцу! Обиженный ящер прикрыл лапами кровавые полосы, демонстративно подставил спину. Сестра фыркнула, обняла брата огромной лапой и принялась осторожно выкусывать торчащую из лопатки стрелу, засевшую глубоко в мышце. — Как же это мило! — полушёпотом пропищала полосатая, словно зебра, летучая мышь, повиснув высоко под сводом пещеры. — Можно любоваться бесконечно! Рыже-коричневая вампирша, устроившись рядом, согласно прошуршала крыльями. Чёрная крупная монстрица чувствительно укусила полосатую, чтобы не мешала отдыхать своим визгом. Мыши знали: здесь в пещере всегда незримо присутствуют Балроги, поэтому лучше не шуметь — порой эти могучие воины слишком агрессивны и пускают в ход огненные бичи по поводу и без оного. Драконица отбросила окровавленную стрелу, металл звякнул о камни, соскользнул с края пропасти и исчез далеко внизу, откуда поднимался жар и алый свет. Глаурунг благодарно заурчал, сестра принялась методично вылизивать содранную на спине шкуру, из которой торчали ещё четыре оперённых древка. Язык часто и ласково касался окровавленной плоти, боль чувствовалась всё слабее, зато раны начинали невыносимо чесаться, но твёрдая тяжёлая лапа не позволяла ёрзать, а широкий хвост запросто мог отвесить оплеуху, поэтому приходилось молча терпеть и наслаждаться заботой любящей драконицы. Она ведь ещё никогда не была такой внимательной и доброй! Принявшись выкусывать следующую стрелу, сестра сильно придавила Глаурунга к камням, он недовольно заурчал, но хлопнувший по затылку хвост напомнил о правилах поведения сильных самцов. «Люблю тебя, моя красавица, ты самая лучшая!» — передал мысль ящер и получил в ответ взаимное признание. Стрела поддалась, практически безболезненно покинула тело. Сестра ткнулась в морду брата, ласково подбадривая, смотря со снисходительной добротой. Лапы снова надавили на лопатки, и тяжёлые челюсти с жуткими клыками ласково прикусили плоть рядом с торчавшим древком. Глаурунг подумал, что ради столь нежного повышенного внимания можно подставляться под стрелы эльфов хоть каждый день! Лишь бы любимой сестре не надоело заботиться.