Свет проклятых звёзд

От резкой боли хотелось кричать, однако, до хруста стиснув зубы, Алмарил не произнёс ни звука и снова наступил на левую ногу, заставляя себя делать шаг за шагом, зная — постепенно будет легче. Да, потом, когда ходить станет совсем невыносимо и придётся лечь, останется лишь одно желание: сдохнуть, а когда подействуют снадобья — спать. Но сейчас, пока есть силы, надо бороться. Шаг. Кажется, прошла вечность, прежде чем спала кровавая пелена перед глазами, и стала видна пустота вокруг. Алмарил прогнал из шатра всех: и знахарей осадного лагеря, и лекарей, которых прислал отец, узнав из письма дяди Маэдроса о ранениях сына. Эти ничтожества только мешают! Они всё равно ничего не могут сделать, чтобы помочь по-настоящему, так пусть лучше не крутятся перед глазами! Шаг. И снова боль, от которой всего трясёт. Остальные травмы уже зажили, и ненавистный кашель, хвала Эру, закончился. Лишь раздавленное обломком стены бедро всё ещё не срослось. — Эти жалкие недоучки, — прошипел, вытирая слёзы, эльф, вспоминая слова знахарей, рисуя в памяти их лица, — говорят, будто я должен радоваться, что ногу смогли сохранить! Собрали из клочков и крошева и пришили! Молодцы! Как смогу, буду перед вами на коленях ползать! Шаг. Ещё. Застонав больше от усталости терпеть, чем от стихающей боли, Алмарил подумал о том, как поедет домой. Шаг. Ненависть ко всему миру натолкнулась на воспоминание о брате и сестре. Лицо Карналмарила почему-то не удавалось представить чётко, образ смазывался, словно смешиваясь с грязью и кровавой пеленой боли, зато малышка Митриэль, эта глупая приставучая зазнайка, смотря большими бирюзовыми глазами сквозь время и пространство на старшего брата, заставляла улыбаться. Шаг. — Я хочу остановиться В месте том, где есть покой, — прошептал Алмарил, наступая на ногу увереннее, слыша в памяти голос сестрёнки, поющий красивую песенку, которую почему-то запрещал исполнять отец, словно это не милые детские стихи, а проклятье. Шаг. — В чистом озере умыться И побыть самим собой. — Тяжело вздохнув, принц вытер лицо. — Крики чаек у причала, Где есть я и где есть ты, Это озеро — начало И моей мечты. Шаг. Слишком уверенный и резкий. Согнувшись и вцепившись ослабшими после переломов руками в бедро, Алмарил снова сделал… Шаг. — Я хочу познать свободу, Как полёт из сладких снов, — выдохнул эльф, вспоминая, как учил сестрёнку рисовать и делать кораблики. — И набрать в свои ладони воду С отражением облаков. Ощутить тепло заката И печаль ночной луны, Слышать волны из затакта Озера мечты. Шаг. Казалось, пройдены были уже многие лиги, миновало несколько эпох, но на самом деле постель до сих пор оставалась совсем рядом. От злости на собственную слабость Алмарил хотел излить ненависть на кого-нибудь, но никого не было рядом по его собственному приказу. Шаг. Сразу же ещё один. И ещё. — И все слова Значат намного больше, — попытался успокоить себя воспоминанием о сестричке принц. — И музыка — Её суждено познать. Шаг. Боль в бедре ослабла, но растеклась по всей ноге, сводя мышцы, парализуя колено. Снова полезли в голову самые тяжёлые мысли, от которых пропадало желание бороться: Алмарил вспоминал тех, кто был ему дорог, и чувствовал, что никто из них на самом деле его не любит. Шаг. И снова неосторожный. Сдавленный короткий стон. Почему не приехала мама? Неужели отцу, вечно твердившему, что сыновья — это месть проклявшим Нолдор владыкам Арды, достаточно было отправить лекарей в лагерь, чтобы спокойно спать? Брат настолько трус, что теперь вообще не выходит из дома и никому не показывается? Шаг. О Ривиан Алмарил думать уже не хотел. Зачем? С ней скоро состоится разговор, который… который… Шаг. Больно, но терпимо. — Оглянись вокруг — Ты услышишь сердца стук, — через силу улыбнулся Алмарил воспоминанию о маленькой сестричке, — в час, когда ветер мой голос унёс К озеру сладких грёз. Шаг. Второй, третий. Да, до визита в Таргелион ещё далеко — пока даже малейшая тряска в пути покажется пыткой, но однажды придётся показаться на глаза отцу. Но сначала… Шаг. Осторожно выпрямившись, Алмарил медленно приблизился к выходу из шатра. Шаг, и в глаза ударил ледяной свет зимнего солнца. Знахари, стоявшие у самых пологов, спешно расступились, не желая снова выслушивать неприятные речи принца. Боль в ноге притупилась окончательно, и, осторожно ступая по расчищенному снегу, Алмарил направился в сторону перестраиваемой защитной крепости. Ветер на равнине Ард-Гален снова обрёл направление: возводимые заново стены обуздали беспокойные хаотичные вихри, подчинив их камню. Ветер. Сул. Всё здесь напоминает об удачливом сопернике! Жаль, не получится снести его голову или пронзить грудь мечом. Здесь не получится — это владения дяди Маэдроса, но попадись Сулион там, где его некому защитить… Хотя, чем он виноват? Он просто влюблённый глупец. — Как и я сам, — процедил принц, ступая всё увереннее. Да, потом будет очень плохо, но это потом. Не сейчас. Алмарил не видел новый проект оборонительных укреплений, однако слышал достаточно, чтобы понять смысл открывшегося взгляду: всюду ставили стропила, балки, накладывали доски, расширяли и углубляли рвы. По рассказам эльфов и наугрим, принц понял, что стены будут расположены под углом, чтобы по ним нельзя было легко вскарабкаться ползучим тварям, а все проходы на подъём и спуск сделают узкими, чтобы дракон не поместился в них. Если же тварь всё-таки взберётся на стену, спуститься плавно не удастся, придётся прыгать, и тогда проломится потолок ловушки, и тварь провалится на стальные штыри, которые прошьют монстра насквозь. Звучит многообещающе. Равнина Ард-Гален полнилась звуками кипящей жизни: грохотали телеги и сани, стучали и дребезжали инструменты, свистел ветер, перекрикивались строители, издалека доносилось ржание лошадей и голоса всадников, отрабатывавших военные приёмы. Изредка звенела сталь. — Где преступница Ривиан? — спросил Алмарил знакомого эльфа из верных Карнифинвэ, перевозившего сено. Принц мог бы приказать привести девушку к нему, но стоять или сидеть было ещё невыносимее, чем ходить, а лёжа клонило в сон, поэтому Нолдо решил дойти до девушки самостоятельно, к тому же тренировки в любом случае необходимы. Эльф указал на оборудованный под кухню шатёр. — О тебe узнал я вo вчерашнем странном снe, Всё, чтo я увидел, будет вечнo жить вo мнe. Если ты захочешь обo всём мнe pассказать — Ветep знает, гдe меня искать! — пел какой-то Синда, тоже заметно хромая. «Нет, — почувствовал накатывающий жар таргелионский принц, — нет! Это просто песня, она не имеет отношения ко мне и Ривиан! Я слышу её случайно!» — Голoc твой нa небe шепчет нежныe словa, Я в одном уверен — толькo ты всегдa правa. Если ты захочешь обo всём мнe pассказать — Ветep знает, гдe меня искать. Bесенний день ворвался в этo небo, Я вспомнил, гдe я нe был, o чем мечтал. Остановиться мнe бы, нo я всю ночь летал. Кутаясь в шерстяную накидку, Ривиан вышла с кухни, и порывы ветра растрепали её светлые волосы, выбивавшиеся из-под капюшона. Девушка была испугана, однако не показывала этого, только Алмарила было не обмануть: он прекрасно видел состояние бывшей подруги. — Идём со мной, — тихо сказал таргелионский принц, заранее подготовив слова, чтобы не принять помощь, не позволить взять себя под руку, но Ривиан так и не предложила. — Что ты хочешь? — спросила девушка, оглядываясь на шатёр, из которого вышла. — Что я хочу, — эхом повторил Нолдо, решив не озвучивать свои многочисленные желания, например, напомнить об обязанности подданных подчиняться владыкам. От холода и ветра нога заныла мучительнее, Алмарил помассировал бедро, мысленно проклиная ослабшую руку. Суетящиеся строители остались позади, никто больше не проходил мимо, поэтому принц решил, что можно говорить открыто. — Скоро я поеду домой, — посмотрев в глаза девушки, тихо сказал Алмарил. — Ты едешь со мной. — Меня не отпустят, — словно радуясь этому, усмехнулась Ривиан. — Я же преступница! — Со мной отпустят. Как жену. — Алмаглин, сын Карантира, — осмелела эльфийка, — я не стану твоей женой по той простой причине, что твой отец этого не позволит. Я… — Дело не в моём отце, — остановился принц, перенося вес тела на правую ногу. Глаза бывших соратников встретились. — Дело в тебе. Не надо говорить про моё и своё происхождение, про браки с равными и другую подобную чушь. Ты сама не хочешь быть со мной. — Это обвинение? — Где ты была, когда я выл от боли, словно морготов волколак? Ты ведь знала о моём состоянии! Так почему не пришла просто посидеть рядом? Просто спросить, как я? Ты ведь знаешь, как это важно — внимание того, кто дорог! Но тебя это не волновало! Тебе на меня наплевать! Думаешь, ты будешь любить того паренька? Не будешь. Ты не способна на любовь. Ривиан отступила на шаг назад. — Допустим, — понимая, что успеет сбежать в случае опасности, дева приготовилась ринуться в сторону шатра, — я такая ужасная, чёрствая, неблагодарная… Что же ты от меня ждёшь? Любви, на которую я не способна? — Я готов мириться с этим, Ривиан, — сделал шаг к эльфийке Алмарил, вздрогнул и побледнел. — Пойми только одно: ты или моя, или ничья. Я не шучу, Ривиан. — Не тебе решать, с кем я буду. — Мне. Таргелионский принц отступил назад и, не говоря больше ни слова, пошёл в шатёр. Верные и лекари пытались помочь, но Алмарил прогонял их, не позволяя приближаться, и лишь у самого полога разрешил взять себя под руку и практически повис на знахаре. Ривиан долго стояла в раздумьях. Не зная, как поступить, девушка покрутилась на одном месте и бросилась бежать в сторону уцелевшей части крепостной стены. *** Метель внезапно набросилась на Ард-Гален голодным зверем: только что небо было голубым и чистым, и вдруг в одно мгновение посерело, помрачнело и опустилось до самой земли, крутя завывающие вихри. Наскоро собрав и укрыв всё, что могло пострадать от снега и мороза, воины и строители спрятались в палатки, башни и на склады — кто куда успел добежать. Оказавшись в компании дюжины белегостских строителей и двух оссириандцев, Сулион достал из сумки припасённое яблочное вино. — Сам готовил? — спросил эльф с зажившим ожогом на щеке. — Нет? Тогда просто учти на будущее: вино получается лучше, если к кислому сорту яблок добавлять сладкий, но не слишком много. Лучше сделать отдельно напитки разных сортов, а смешивать уже когда разливаешь по бокалам. Рассуждая об этом, Синда успел выпить и вино, и эль, блаженно заулыбался, растирая замёрзшие руки. — Это же ты — Сулион? — спросил вдруг гном, показавшись из-под многих слоёв шерстяного шарфа. — Да, а что? — удивился Авар. — Тебя дева искала. — Да, друг, — кивнул захмелевший эльф, — Ривиан хотела тебя найти, причём какое-то важное дело не могло подождать даже конца метели. Увидев, как изменился в лице молодой воин, как он смутился и заволновался одновременно, присутствующие заулыбались. — Кто помнит эту песню? — продолжая пить вино, подмигнул Синда со следами ожогов. — Есть древние Перворождённые? Остальным не понять. Над рекой над тихой рос кудрявый Клён, — стал он напевать, многозначительно поглядывая на раскрасневшегося Авара, — в белую Берёзу был тот Клён влюблён. И когда на небе звёздный свет сиял, Он своей любимой нежности шептал. А Берёза отвечала, шелестя листвой: «У меня есть милый — Ветер полевой». И от слов от этих сразу Клён сникал: «Ветер? Что ж, так Ветер…» И опять шептал: «Белая Берёза, я тебя люблю! Протяни мне ветку нежную свою! Без любви, без ласки пропадаю я! Белая Берёза, ты — любовь моя!» — Пойду к Ривиан, — вскочил с места Сулион, — где она была? — На кухню вернулась, видимо, — пожал плечами гном, нежась около огня. — Где ей ещё быть? Кивнув собственным мыслям, молодой воин поспешил в разыгравшуюся метель. *** В непокорённой камнем круговерти метели два смазанных силуэта бросились друг другу в объятия. Найти кого-то среди обезумевшего вихря было невозможным, но они смогли, чувствуя, куда нужно идти. — Сулион! — Хасолсэль! — Не называй меня так, ты ведь знаешь моё имя. — Как скажешь, моя орочья королева. — А так — тем более не называй! Ветер завыл, вышибая дыхание, глуша голоса. — Что случилось? Почему ты искала меня? — Ничего, пойдём. Обними крепче преступницу, чтобы ветер не похитил её у тебя и не заточил в ледяную тюрьму! — Я сам ветер, договорюсь с ним как-нибудь. Сулион мог бы подумать о том, что дева, столько времени державшая его на расстоянии, не воспылает страстью внезапно, но влюблённый эльф хотел быть счастливым, отчаянно надеялся на лучшее, поэтому, прижимая к себе хрупкую девушку, старался скорее увести её в укрытие, пряча за своим телом от яростной стихии, веря, что сможет спасти Хасолсэль от любой беды. Лишь бы она позволила оберегать себя! Продвигаясь в белой режущей и обжигающей пелене, две смазанные фигуры нашли дверь и бросились внутрь помещения, не задумываясь, что это за место. Закрыв за собой дверь, эльфы принялись целоваться, жадно лаская друг друга, гладя по заснеженным мокрым лицам, волосам под капюшоном и шарфом, шее, пробираясь под одеждой на спину. — Вам надо уединиться! — засмеялся престарелый гном. — А то нам завидно. Только сейчас заметив, что рядом кто-то есть, а ещё то, что вокруг полно боевых топоров, щитов, мечей, копий и луков, Сулион взял со стены факел и открыл первую попавшуюся маленькую дверь. — Эй! Осторожно! Горючее! — крикнул вслед седой бородач, но его голос оборвался, когда щёлкнул засов. Пламя озарило каменные стены, низкий потолок и бочки с маслом. Ривиан расхохоталась, вырвала факел из руки Сулиона, закрепила на стене. Промелькнувшие в голове слова про опасность пожара и домыслы, что смерть не страшна, если настигнет в объятиях любимого, стёрлись из памяти новым поцелуем. Авар начал сбрасывать с себя одежду, с ужасом думая, что никогда раньше не был близок с девушкой и понятия не имеет, что надо делать. Ривиан тоже смутилась из-за неопытности, но желание исполнить задуманное заставляло забыть о стыде. Швырнув плащи на пол, Сулион от волнения не мог справиться с завязками и застежками ни на себе, ни на деве, эльфийка попыталась помочь, но и её пальцы совершенно лишились ловкости. Краснея и смущаясь ещё больше, влюблённые испуганно посмотрели друг на друга, замерли, а потом рассмеялись, и этот смех вернул уверенность, страсть и способность снимать одежду. Сулиону хотелось сказать Ривиан, какая она красивая и желанная, как долго он ждал этого момента, что уже потерял надежду, но слова терялись, рассеивались и забывались, исчезая в разливающемся по телу трепетному волнительному теплу. Девушка очень постаралась изящно опуститься на расстеленные на полу одежды, понимала, что получилось неловко и скованно. Однако Ривиан видела, что Сулиону сейчас не до её зажатости — он пытается справиться с собственным страхом плохо проявить себя. — Обними меня, — как-то не так, как надо, улыбнулась и прошептала эльфийка, очень стараясь принять соблазнительную позу. В трепещущем свете факела кожа сияла розовым и оранжевым, опасное здесь пламя горело неярко и не слишком жарко, но любая искра могла стать последним, что увидят в жизни отчаянные влюблённые. Однако обоим было всё равно. Запутавшись в штанах, Сулион опустился на колени перед любимой, кое-как справился с непослушной одеждой, осторожно обнял девушку за бёдра, любуясь точёной фигурой. Ривиан взяла его руки и направила, шире раздвинув ноги. Видя, как эльф колеблется, не зная, что делать, девушка приподнялась, напрягая ягодицы. — Я хочу быть твоей женой, — прошептала она увереннее. — Твоей. То, что произойдёт здесь — это наша свадьба. Все, кто сейчас за дверью, подтвердят, что мы отныне вместе навсегда. Не заставляй меня ждать, любимый. Сулион слышал сказанные слова, только понять их не мог, утопая в нахлынувших эмоциях ожидания многообещающей неизвестности. Ривиан говорила что-то ещё, но для эльфа всё это ничего не значило — он хотел сделать всё правильно, чтобы желанная долгожданная любимая Хасолсэль была довольна, искал, пробовал, нажимая сильнее, слабее, чаще, поглаживая и целуя. Дева снова подалась вперёд, перехватывая инициативу, и плоть двоих соединилась в одно.