Свет проклятых звёзд

Когда глаза закрыла плотная ткань, Маэглин попробовал представить, что идёт просто по неосвещённой пещере, однако ощущения всё равно были иными — эльф чувствовал себя оскорблённым. В детстве, когда сын Эола и Ириссэ не знал другой семьи, кроме своей, он порой допускал мысли о том, что со своими детьми поступал бы ещё строже, следил бы тщательнее за каждым шагом и не упускал бы ни одной ошибки. Однако теперь, зная, как расцветают любящие и любимые жёны, как отцы позволяют отпрыскам глупости и шалости и лишь посмеиваются: «Ой, да это ж мелюзга! Сами такими были!», Майрил невыносимо стыдился и прошлых суждений, и поведения главы Дома. «Да как отец смеет так себя вести?! Угрожает заковать в цепи, глаза завязывает! Может, ещё язык вырвет?!» И без того чуткие слух, обоняние и осязание обострились многократно, и, ступая вслед за родителем вслепую, юный эльф будто видел каждый свод подземного коридора, да настолько ясно, что смог бы нарисовать весь путь серией красочных картин. Под ногами то и дело журчала и хлюпала вода; чем её становилось больше, тем холоднее был воздух, неподвижный и безмолвный. Ручьи сливались, разделялись, сражались с камнями, иссякали, уходили в щели меж камней, однако туннель, проделанный водой неизменно вёл вперёд, то заставляя слегка наклонить голову, а то и вовсе ползти на четвереньках. «Отец делает маму несчастной! — озарения среди тьмы и злости заставляли руки дрожать. — Так не должно быть!» От понимания, как необходимо поступить, становилось страшно, однако когда в очередной раз пришлось ползти по воде с завязанными глазами, Майрил окончательно осознал: стыд и угнетение хуже вероятного гнева родителя. В конце концов, что он сделает? «Наугрим дружат с ним, потому что не знают правду! Они не хотят её знать! Для них Эол — просто Эол-кузнец, тёмный эльф. Да, грубый, да, агрессивный, но в первую очередь он мастер, усердный, талантливый, с которым можно вместе что-то изобрести и дорого продать. Их не волнует, как Эол-кузнец ведёт себя с семьёй!» Вода отдалилась, коридор стал шире. — Если не знать пути, — впервые за всю дорогу вслепую заговорил отец, — здесь слишком легко свернуть не туда. Верная смерть. В голосе прозвучала гордость собой. — Хорошо, что у меня есть проводник, — отозвался Майрил, вставая и отряхиваясь. Дальше шли в молчании, юноша снова погрузился в тревожные раздумья, как вдруг в воздухе едва заметно ощутилась свежесть. Железная ладонь отца схватила за плечо и толкнула вперёд. — Даже в неприступном камне есть щель, надо только найти, — ехидно произнёс Эол. — Не переживай, что узко. Лезь. И будь уверен — через неё до тебя не прошла толпа. Почувствовав, что краснеет, Майрил начал протискиваться. Воздух становился свежее, повеяло запахами леса. Продвигаться приходилось на подъём, порой создавалось впечатление, будто скала не выпустит непрошенных гостей, задавит, расплющит… Мысли об этом вытеснили даже злость, оставив лишь желание скорее выбраться из ужасного места. В какой-то момент страх начал лишать рассудка, но вдруг камень расступился, и отец снова сдавил руку сына: — Здесь крутой спуск. Садись и аккуратно съезжай. О целостности штанов не беспокойся — поверь, они менее ценны, нежели шея. «Неужели побег из города наугрим стоил такого риска?!» — хотелось выкрикнуть, сорвав повязку с глаз, однако что-то остановило юношу, и, дрожа всем телом, Маэглин подчинился. По ощущениям склон был отвесным, высотой — сравним с вековой сосной. Вспомнив во время спуска все услышанные когда-либо ругательства, юный полунолдо едва не заплакал от радости, когда ноги встали на твёрдую горизонтальную землю. Отец усмехнулся совсем рядом, опять взял под руку и повёл сына сквозь хвойный молодой лес, путая след — кругами. Очень хотелось задать родителю вопрос: долго ли ещё играть в слепого, но Майрил был уверен — если промолчать, позор закончится быстрее. — Знаешь, почему я не показал тебе дорогу? — Эол вдруг остановился, раскрутил сына на месте, а потом снял повязку с глаз и толкнул вперёд. Маэглин едва не упал. — Потому что ты по дурости разболтаешь о ней. А теперь представь: орки нападают на Ногрод, когда мы там гостим, и все жители бросаются спасаться тайной тропой. Образуется толкучка, и не выживает никто. В том числе и ты, долбаный благодетель. — Я умею хранить тайны, — запротестовал юноша. — Мать просила не говорить мне о том, что рассказывает, а ты проболтался! — на лице кузнеца появилась неприятная ухмылка. — Не просила, — Майрил пожал плечами. — Что плохого и тайного в рассказе о роде Финвэ, нолдорских… — Ты из Дома Эола! — с угрозой повторил отец. — Ты из рода Тэлери, а не Голодрим! — Да, папа, — ласково произнёс сын. *** Всю ночь в молчании пробираясь через редколесье вдали от дорог, эльфы остановились на отдых лишь под утро. Спать пришлось под открытым небом, наскоро постелив плащи на лапник, однако это ничуть не помешало. Проваливаясь в мир грёз, юный полунолдо думал о матери и о том, как защитить её дома от отца. Может, рассказать ему всё, о чём беседовали, когда удавалось побыть с мамой? Или… почти всё, то есть… самое безобидное? Но как можно больше! «Это просто сказка про горностаевую шаль, Майрил, — прозвучал уже во сне печальный голос самой дорогой эльфийки на свете. Осунувшееся бледное лицо улыбалось, но глаза выдавали всё. — Гордая принцесса год за годом гонялась за тем, что ей не принадлежало, не должно было стать её собственностью, а когда добивалась, когда получала желаемое, сразу же теряла интерес. Однако горностаевая шаль всегда оставалась недосягаемой сладкой мечтой, и Рок потребовал от принцессы принести в жертву всё, что она имела: и своё, и чужое, и нужное, и ненужное». *** Ириссэ погладила сына по волосам — таким же чёрным, как у неё, открыла сундук. — Вот моё сокровище, которое подарил твой отец, — исхудавшие руки достали прекрасную меховую накидку. — Эол не хочет, чтобы мы общались с нашей большой семьёй, но ты имеешь право о ней знать, Майрил. Может быть однажды ты найдёшь прекрасный город с белоснежными башнями, в который никогда не войдёт чужак. — А как же ты? — спросил мальчик, рассматривая чёрные хвостики-стрелы на белом мехе. Недолго помолчав и через силу улыбнувшись, Ириссэ покачала головой: — А у меня есть шаль. *** Во сне сначала расступился лес, потом горы, и взгляду Майрила открылся прекрасный белый город, нечёткий, словно в дымке, но почему-то в нём никого не было, а перед пробуждением сын Ириссэ понял — все жители дивных дворцов мертвы. — Ну что, хранитель тайн, — голос отца окончательно вернул в реальность, — вставай, пора продолжать путь, пока нас не заметил, кто не надо. А то им тоже что-нибудь не то сболтнёшь. Сжав от обиды кулаки, юноша поднялся. Отряхнув плащ, он последовал за родителем, перекусывая на ходу ногродской лепёшкой и думая, с чего начать разговор, однако кузнец вдруг обернулся и пронзил сына убийственным взглядом: — С женой я поговорю сам, без твоего участия. Поверь, она умеет извиняться и объяснять поступки, если надо. А я умею прощать. Мы ведь семья, Маэглин, мы — Дом Эола. Вместе мы великий род, а по отдельности сгинем.