Бегущий должен вечно помнить о том, что ходит по острию лезвия. Что отныне его существование — это сплошная опасность и заигрывания со смертью. Он должен привыкнуть к мысли, что жизнь — не только его собственная — может оборваться в любой момент.
Фейт мучается бессонницей. Когда комнатушка, похожая на птичью клетку, наводняется тьмой, и отдалённый шум Города смолкает, она понимает, что сомкнуть глаза и выровнять дыхание недостаточно. Ночь проходит, как в бреду: она едва может вспомнить, как коротает часы, когда не пускается в долгие размышления. Что она делает уж точно, так это пялится в окно; вид по ту сторону Логова отпечатывается на веках изнутри, поэтому она оказывается на крышах, даже когда зажмуривается. Под утро она забывается некрепким плохим сном, не видя ничего, кроме черноты, а когда её с рассветом будит Меркури, просыпается разбитой и усталой. Наставник начинает что-то подозревать; Фейт прикладывает все силы, чтобы выглядеть нормально. Сегодня не становится исключением в веренице дней, перемешанных друг с другом и таких одинаковых. Фейт всматривается в небо. Она видит звёзды, но не понимает, мерещатся ли они или действительно сияют так ярко. Ночь вступила в свои права ещё три часа назад. Два из них Меркури, вернувшийся после тяжёлого дня под самую темноту, спит беспокойным сном — Фейт слышит его измученные вздохи и невнятные напряжённые бормотания. Наставник, по правде говоря, тревожит её сегодня: сорвался ни свет ни заря по зову Дрейка, а вернулся спустя почти двадцать часов, не сказав при этом ни слова — Фейт страшно подумать, чем же его так утомил старший Координатор. Судя по тому, как двигался Мерк — медленно, неестественно осторожно, будто каждое движение причиняет ему боль, — Дрейк гонял его, как проклятого. Серия доставок? Тогда почему не позвали её, раз она теперь — официальнее некуда — тоже Бегущая? Испытание новых технологий? Тогда это что, методы пыток? Фейт хотела всё прояснить (и даже предложить наставнику скромный ужин, чувствуя странное желание проявить заботу), но тот вяло отмахнулся от неё и поплёлся прямиком к потёртому дивану. Фейт проводила его задумчивым взглядом и в одиночестве поужинала тем, над чем корпела несколько часов. В общем-то, он ничего и не потерял, отказавшись от еды. Вышло гадко. Фейт давилась неудавшимся запечённым мясом почти беззвучно, чтобы не разбудить наставника, и много думала, предвидя очередную бессонную ночь. Фейт запускает пятерню в волосы на затылке и распутывает пряди, не отрывая взгляда от своего отражения и размышляя, как и каждую ночь, обо всём, что взбредёт в голову. О настоящем. О том, что её не покидает ощущение принадлежности к новому миру. О будущем. О том, какой заказ ждёт её завтра и кем она станет через пару лет. О прошлом. О том, как Город отнял у неё семью и детство. Фейт разглядывает себя саму так пристально, как никогда раньше. Силится узнать в этой изменившейся девушке малышку Эффи, оставшуюся лишь там, в потёртых воспоминаниях, которые и вскрыть-то жалко: истлевшие, они превратятся в пыль, если их потревожить. Паутина трещинок на карманном зеркальце искажает картинку, не даёт взглянуть на портрет целиком, но она и так выхватывает самое важное — карие глаза, блестящие совсем не так, как несколько месяцев назад. Радостнее. Оживлённее. Живее. Где-то на подкорке мозга ворочается мысль о глупой примете — нельзя смотреться в разбитое зеркало. Фейт никогда в эти бредни не верила. Мама, будучи человеком с глубоко математическим складом ума и рациональным мышлением, вырастила её реалисткой. А вот Кейт почему-то всегда сторонилась и зеркал, и чёрных кошек, и стремянок; наверняка наплёл отец, рассчитывая, что она не воспримет это серьёзно… Фейт мотает головой так, что лёгкая боль начинает колотить в стенки черепа изнутри. Мерк правильно тогда сказал: прошлое должно остаться прошлым. Быть Бегущим — начинать всё с чистого листа. В конце концов, с грузом взлететь не получится. Знамение её новой жизни темнеет на оливковой коже, будто сотканное из этой ночи. Татуировка дробится в осколках, ломается в гранях и на деле ощущается примерно так же. Нежная кожа вокруг правого глаза жжётся и чешется; Фейт с трудом одёргивает себя, чтобы не поскрести шелушащуюся корочку короткими ногтями. Густая полоса подводки на верхнем веке и штрихи-ресницы на нижнем. Часы в тату-салоне были не самыми приятными в её жизни. Прошла целая неделя, а зуд только усиливается; опухоль вообще спала только два дня назад. Фейт не терпится увидеть результат, когда реакция сойдёт на нет. Ради этого она перетерпела острую колкую боль, не получится, что ли, перетерпеть и чесотку? Фейт с рычанием трёт нижнее веко, чувствуя какое-то мазохистское удовольствие. — Я, конечно, знал, что терпение у тебя никудышное, но не настолько же, — усмехается Меркури за её спиной. В отражении он выплывает из-за её левого плеча и глядит с насмешливым прищуром. Фейт обмирает от ужаса, пристыженно съёживается, будто наставник застал её за чем-то криминальным. Ну да, обещала не трогать, пока не заживёт… Но чешется так, что хоть на стенку лезь! — Выглядишь паршиво, — хмыкает она быстрее, чем успевает придержать язык. Но ведь это — чистая правда: мертвенно-бледный цвет лица, отдающий нездоровой зеленью, испугал её в первую секунду именно своим видом. — Что с тобой делали? — Марафон доставок, — спокойно поддерживает смену темы Мерк; Фейт не верит ему так просто. Исподтишка она тянется кончиками пальцев к глазу. — За неделю накопилось достаточно несрочных заказов, мы заранее договорились… Не трожь, Фейти. Не трожь, кому говорю! Я сейчас свяжу тебе руки! — Так что вы договорились? — невинно продолжает Фейт. Пусть связывает. Вполне можно наклониться и потереться глазом о шершавую ткань, как какая-то сумасшедшая. — Что в конце недели я их все доставлю. Но кто же знал, что посылок и писем окажется так много. — Почему не позвали меня? — напрягается Фейт, готовая оскорбиться в любую секунду. — Потому что маршруты оказались нечеловеческими, тебе такое не под силу. Пока, — отвечает Мерк. Фейт поджимает губы, ограничиваясь только этим, хотя внутри всё начинает клокотать. Меркури щурится, и голос его холодеет: — То, что ты обрела статус Бегущей, не вывело тебя из-под моей опеки. Я всё ещё твой наставник, Фейт. Если я решу, что ты не бежишь, значит, ты покорно сидишь дома. — Вам не хватает рук. Ты больше десяти часов носишь столько посылок, сколько трое Бегущих разнесли бы за три. — Да, не хватает, — легко соглашается он. — И я, и Координаторы согласны на то, чтобы не хватало и впредь, если это поспособствует более качественному обучению следующего поколения Бегущих, в которое ты, кстати говоря, входишь. Согласись, всё же пользы обнаруживается больше, если человек подготовлен лучше и, хоть и с некоторым опозданием, но уже способен браться за заказы любой сложности. Или ты хочешь, чтобы мы относились к новичкам, как к скотине на убой, которую и не жалко? Чтобы доставляли по заказу и валились с крыш? — Не хочу, — цедит Фейт сквозь зубы и не может не признать, что Мерк со своим назидательным тоном прав. Но какими бы разумными ни были его слова, это не умаляет желания бегать с ним, как с равным. Доставлять посылки на такие высоты, чтоб дух захватывало. Смываться от копов с ледяным спокойствием, точно зная, что не догонят. Быть уверенной, что шаткая жизнь не разлетится вдребезги, если ты твёрдо стоишь на обеих ногах… Мерк внимательно разглядывает её и понемногу смягчается, разглядев мечтательный блеск глаз. Фейт предпринимает ещё одну попытку поскрести зудящее веко — и покорно опускает руку, натолкнувшись на осязаемую угрозу во взоре наставника. — Иди спать, Фейти. Завтра будет тихо, но тебе понадобятся силы для другого, — прощается он, усталый, и идёт к хлипкой лестнице. И Фейт засыпает почти сразу, будто кто-то щёлкает переключателем. Вопросом о том, что же «другое» будет завтра, она не успевает задаться. Оно и к лучшему.***
— Это Фейт, ребята. Первая новенькая за последние полгода. Она находится под опекунством Мерка, так что, если захотите её позадирать — лучше не нарывайтесь. — Дрейк немного повышает голос: — Ты меня услышал, Джекнайф? — Всенепременно, сэр, — тянет он в ответ язвительно, и Фейт предупреждающе скалится. Джек — единственная причина, почему первый за долгое время выходной Бегущих (в том числе и для Фейт) напрягает даже сильнее, чем недавняя доставка, опрометчиво названная Дрейком «пустяковой». Вместо «расслабона, как в спа-центре» её ждала адская погоня в течение часа после доставки: ей пришлось кружить вокруг Логова в радиусе пяти кварталов, чтобы не привести на хвосте полицейских в дом. Как и тогда, категории «ожидание» и «реальность» не совпали даже близко: Фейт надеялась отдохнуть и предпринять пару попыток влиться в коллектив, теперь не ограниченный только её менторами, а вместо этого она сидит, как на иголках, потому что издевательски-пристальный взгляд Джекнайфа впивается под лопатки шипами. Фейт уже не нравится вся эта затея. Она озирается по сторонам и пытается разглядеть хотя бы одно новое лицо, но все они видятся ей смазанными, нечёткими пятнами; Фейт моргает, сгоняя непонятную пелену с глаз, но зрение по-прежнему подводит. Растерянная, она оборачивается к своему ментору. Лицо Мерка кажется ей святым ликом — до того её успокаивают знакомые черты. — Забей, — лыбится Мерк; Фейт давно не видела его таким расслабленным и радостным. Отдых — короткая передышка в один день — ему нужна больше всех; в отличие от того же Дрейка, её драгоценный наставник не только курирует доставки, но и сам бегает достаточно. — Джек туп и труслив. Он может только задирать словесно, но не действовать. — Я знаю. — Уголки её губ приподнимаются в полуулыбке. — Ты несомненно прав, Мерк. Пелена спадает с её глаз, будто полупрозрачная вуаль с лица невесты — как последняя преграда между ней и внешним миром. Лица окружающих обретают чёткость, так что Фейт на мгновение испытывает страх перед предстоящими знакомствами. Но в их чертах отражается благосклонность — и Фейт уже знает, что её примут с радушием, как родственницу. Целая вереница новых знакомых понеслась перед её глазами. Фейт перепрыгивает глазами с одного улыбающегося лица на другое, так что немного кружится голова. — Я Кайл, — первым здоровается с ней высокий блондин возраста Мерка. — Позывной — Сокол. — У вас есть позывные? Мерк мне об этом не говорил. — Фейт ощущает, как где-то внутри неё начинает петь таинственная струнка, часто звучавшая в детстве, когда они с Кейт затевали игры про шпионов. Её позывным было Фокусница, а у Кейт — Принцесса. — Может быть, потому, что его зовут Чиж? — хохочет Кайл. У него приятный негромкий голос, мягкие черты лица; вся его фигура будто состоит из плавных линий, а в полупрозрачных голубых глазах и нерезких движениях отражается его кроткий нрав. Она пытается вспомнить, где же могла слышать это имя, но мысли бессовестно разбегаются по углам, подтверждая бессилие Фейт перед обаянием нового знакомого. — Не обижайся, Мерк! Оно очень милое. Я бы хотел быть Чижом. — Хватит подрывать мой авторитет, — отмахивается от него Меркури, а затем и сам смеётся. Фейт тает от умиления. Даже её суровый наставник смягчается и не показывает колючки, как по обыкновению делает это с ней. Фейт чувствует, как её сердце пленяется белокурым Бегущим буквально со следующим ударом. Она почти не запоминает остальных собеседников, в голове остаются только обрывки имён, позывных и фраз. Фейт честно старается отпечатать в памяти хотя бы лица, но все они меркнут перед одним единственным, таким ярким и чистым. Какаду — забавная курносая девчонка, которая заикается от волнения. Как же её зовут? Близнецы Дженни и Джинни — чернявые и шумные, но какие у них позывные? У Луки, которого зовут Ястреб, хищный взгляд и седоватые виски. Темнокожий спокойный парень, кажущийся безэмоциональным — Криг или Стриж. Брат с сестрой, удивительно разные внешне, но сохраняющие одинаковое угрюмое выражение лица, зовутся Сойка и Ворон. Джекнайф — Сова. Кураторы зовут его Совёнком не то ласково, не то с издёвкой. Фейт хихикает каждый раз, как надоедливый Бегущий корчится от отвращения и стыда. — Зря ты так, Джеки, — говорит ему Лиф. — Совы бесшумны. Я всегда говорила тебе, что это твой конёк. — Да, Джек, лучше всего у тебя получается смыться от полиции, не наделав шуму, — довольно кивает Дрейк. Джекнайф принимает похвалу снисходительно. Фейт за его спиной строит такие противные рожи, передразнивая напыщенную манеру парня, что Меркури отвешивает ей отрезвляющий подзатыльник. — Зависть — плохое чувство, Фейти, — задирает её наставник. Что бесит в Мерке больше всего — так это его благородство. Он всегда готов прийти на помощь и спустить с небес на землю. — Вот видишь, некоторые Координаторы хвалят своих подопечных, — отвечает ему Фейт. Она театрально закатывает глаза со вздохом: — Ах, если бы мой ментор был так же щедр на похвалу! — Рано тебя хвалить, маленькая заноза, — и он уходит восвояси, оставляя её в компании таких же новичков, как и она. Фейт не замечает, как пролетают часы. Она почти не встревает в разговоры, но слушает внимательно и жадно, словно сама становится участницей историй. Они все делятся новостями за прошедшее время: Лука в красках расписывает свою последнюю стычку с копами; забавная девчонка Какаду охает и вскрикивает, будто воочию наблюдает боевик. Близняшки Дженни и Джинни развлекают всех забавными случаями с доставок. Кайл вполголоса травит древние байки про Лиф; слушатели перекрывают его взрывами хохота. Фейт смеётся звонко. Она чувствует родство со всеми этими людьми, едва зная их. — А ты, Фейт? — вдруг спрашивает её темнокожий Криг. — Можешь чем-то поделиться? Взгляды сразу же прилипают к ней. Фейт шумно сглатывает комок в горле. Судорожно пытаясь вспомнить что-то интересное, она перебирает свои доставки, которых не наберётся даже десять, и совершенно теряется. — Со мной пока ничего не происходило, — выдавливает она. — Я только начала бегать, Мерк долго меня не выпускал. — Как Мерк в роли Координатора? — мягко направляет её Кайл. — Ну-у… Трудно сказать. — Она быстро осматривается по сторонам. Её наставник вездесущ. Если его нет в комнате, это не означает, что он не объявится через мгновение. Фейт хочет ляпнуть: «Сорвавшийся с цепи пёс», — но прикусывает себе язык до крови. Тщательно подбирает слова: — Как Координатор он… Он классный… Мы испытывали вместе радиооборудование, получилось здорово. — А я надеялся, что стану Координатором раньше него, — с шутливой досадой бормочет Кайл. — А как тренер? Каков он? Фейт чувствует себя так, будто её подталкивают в спину и заставляют бежать по тончайшему льду. Одно неверное движение — и ты пропал. Мерк не терпит критики в свой адрес от собственных учеников. Фейт молчит, потому что Меркури недоволен её работой почти всегда, как бы она ни старалась. Позавчера после изнурительной доставки он ещё пару часов гонял её по тренировочной площадке, отрабатывая прыжки. В какой-то момент её ноги подкосились от дрожи, и Фейт упала в прогал между вентиляционными блоками. Она ссадила локти, а зубы лязгнули друг о друга с такой силой, что Фейт испугалась за их сохранность. Мерк взирал на неё, стоя наверху, молча и с холодным раздражением. «Ты труп, — сказал он только. — Если бы это был пролёт между зданиями, ты была бы трупом. Я недоволен тобой». Фейт вскочила с яростью; жжение придавало ей сил и подстёгивало тренироваться дальше. Неожиданно она поняла, что не злится больше на наставника. Её потряхивало от гнева, и где-то в животе метался огненный шар, но не Мерк был объектом ненависти. От мысли, что она сердится на саму себя, стало неприятно. Фейт без лишних слов продолжила тренировку, стараясь не думать о лишнем. Ни о цепком взгляде Мерка, ни о своей слабости. — Вот, что с вами будет, ребята, если вы попадёте под шефство Меркури, — многозначительно протягивает Кайл. Фейт невидяще моргает; она выныривает из воспоминаний и неловко улыбается. Окружающие смотрят на неё с осторожностью и насмешливостью. — Мы были напарниками в далёком прошлом, так что я знаю, каково это. Мерк та ещё заноза в заднице. Забавно, думает Фейт. Мерк тоже зовёт её занозой, но сам имеет такую же репутацию. — Ох, нет, мой милый белокурый друг, — вкрадчиво говорит голос Мерка. — Заноза тут только ты. Фейт безмолвно торжествует, радуясь своей прозорливости. Как чувствовала, что он встрянет! От их словесной баталии веет теплотой. Кайл, будучи ровесником Мерка, выглядит моложе и свежее. Если у Мерка обветренное лицо с острыми чертами, то у Кайла оно по-юношески округлое. На фоне жёсткого взрослого Меркури Кайл-Сокол кажется добродушным подростком с ангельской внешностью. Фейт уже не различает слов, а только вслушивается в тихий переливчатый смех. На прощание он пожимает ей руку, обхватив её обеими ладонями. Его кисти холодные, почти ледяные. — Я не знаю, когда мы ещё встретимся, Фейт. Бегущие редко позволяют себе собраться всем вместе. — Он улыбается так искренне и ласково, что у Фейт перехватывает дыхание. — Поэтому я хочу пожелать тебе удачи и терпения. Цени Мерка и не сдавайся. Его открытый взгляд и осторожное рукопожатие преследуют Фейт ещё долго, как бы она ни пряталась от них во снах. Вечером они с Мерком выбираются на пробежку. Воздух приятно холодит кипящую голову и успокаивает перед сном. Пролёты между крышами мелькают под ногами, но Фейт чувствует себя уверенно. Они перебрасываются с Мерком короткими взглядами, когда необходимо сменить направление. Они молчат, не произнося ни слова, но двигаются в едином ритме, как цельный организм. Фейт иногда может предугадать, куда же Меркури свернёт дальше. Пару раз он позволяет ей выбрать маршрут самостоятельно и покорно бежит следом. Фейт вскакивает на вентиляционный блок почти со звериной прытью. Это самая высокая точка в округе. Фейт оглядывает перекрёстки и переулки таким взглядом, будто перед ней лежат её собственные владения. Ей кажется, будто в этот момент она может вобрать в себя всё-всё, что видит: кровавый закат, пурпурные крыши, слепящие стёкла, запах свежего ветра, шум автомобильной дороги. Крошечных людей. Мерка. — Почему глаз, Фейт? — вдруг спрашивает наставник. Он щурится; последние лучи обнимают его издыхающим теплом перед холодом ночи. Алые краски заката подсвечивают его кожу будто бы изнутри. — Почему ты выбрала эту татуировку? — Потому что Бегущий видит мир иначе, — улыбается она просто. — Больше, чем любой другой человек. С разных точек зрения. — Неплохо, — выносит он свой вердикт. — А что нанёс ты после посвящения? Меркури вдруг смеётся этим своим мальчишеским смехом, будто он совершил какую-то проказу. Он улыбается почти очаровательно; серьёзность ему придают только лучики морщин в уголках глаз. Мужчина подцепляет футболку за край; Фейт начинает хохотать в замешательстве. На рёбрах слева у него красуется маленький цветок. Краски поблёкли со временем, насыщенным остался только жёлтый канареечный цвет. Фейт моргает; яркое пятно отпечатывается у неё на веках. — Подсолнух? Ты серьёзно? — Она с интересом разглядывает знамение его новой жизни. — Я думала, у всех Бегущих татуировки чёрного цвета. — Исключение из правил для такой умницы, как я. — Хорошо. Почему подсолнух, Мерк? — спрашивает Фейт, копируя его интонацию. — Я люблю подсолнухи, — отвечает наставник невинно. Фейт силится обнаружить подвох, но Меркури честен, как ребёнок. — Это чудесно, — ехидничает она. — Но почему, чёрт возьми, именно подсолнух? — Ладно. — Меркури закатывает глаза. — Я был пьян. Я радовался первой доставке, как сумасшедший, и сбежал от Дрейка вместе с Кайлом сразу же после поздравлений. Мы напились и вспомнили о традиции, когда уже едва стояли на ногах. Почему-то тогда я подумал, что набить подсолнух — это классная идея. Фейт видит этот волшебный эпизод из жизни прошлых Бегущих отчётливо. Вот молодой Дрейк, вот рядом неизменно серьёзная Лиф, вот ещё какие-то лица, смазавшиеся в потоках времени. Вот юный Мерк, так не похожий на себя нынешнего: счастливый, опьянённый успехом, с горящим взглядом. Рядом с ним Кайл, много лет назад выглядевший совсем мальчишкой; его взор не изменился так, как у Мерка, не стал тяжелее и строже. Вот они улизнули под покровом ночи туда, вниз, на грязные улицы. У Мерка подгибаются ноги: он не доверяет твёрдой земле столь сильно, как скользким неверным крышам. Внизу его никто не ждёт, ему нет здесь места, и мир отсюда кажется отталкивающим и недружелюбным, хотя ничто в нём не изменяется, кроме угла зрения самого Мерка. Они всё равно шляются по аллеям и переулкам до самого утра, празднуя свою первую победу. Это ведь их совместная победа… Правда? Откуда она знает об этом? — Ты проходил посвящение с Кайлом? — пытается Фейт найти подтверждение своим догадкам. Замерший взгляд наставника говорит о том, что она попала в точку. — Да. Мы сразу начали работать в паре, — бормочет он и глядит внимательно, несмотря на то, что глаза подёрнулись пеленой. — У нас было много совместных побед и поражений. Его первой татуировкой был треугольник. Почему? Да чёрт его знает, я не спрашивал. — Его взор мутнеет всё сильнее и проваливается куда-то туда, за черту настоящего и реального. — А я набил подсолнух. Последнее, что связывало меня с жизнью до. Фейт кажется, что ещё немного — и она прикоснётся к самому нутру. Ещё шаг, и Мерк станет для неё человеком, а не функцией. Обрастёт толстой корой из прошлого, из потерь и надежд, страхов и дерзновений. Станет ей ближе не потому, что они живут одной жизнью Бегущего, но потому, что она сможет понять, что привело его к этой самой жизни. — Ты говорил, что с грузом никто не может летать, — шепчет Фейт. — Я мог, — горько роняет Меркури. Фейт слышится отдалённый звон, с которым когда-то разбилось его сердце. — До какого-то момента. — Он прикипает к Фейт взглядом; потускневшие медовые глаза кричат отголосками боли — далёкое-далёкое эхо забытой трагедии. — Ты идёшь моей дорогой. Не повторяй же моих ошибок: брось всё, что было тебе дорого. Не посещай родных, тебе не под силу жить двойной жизнью. Её будто прошибает электрическим разрядом насквозь: откуда он знает? Фейт никому не говорила, что в редкие минуты возвращается на крыши родной улицы для того, чтобы заглядывать в окна дома и наблюдать за жизнью без неё. Смотреть на размытые расстоянием лица отца и сестры с детской обидой и непониманием: почему они продолжают жить так, будто её никогда не было рядом? Неужели со смертью мамы Фейт стала не нужна им? Неужели они забыли о ней так быстро? — А что с подсолнухом? — спрашивает она глухо, с трудом сдерживая комок слёз в горле. — Ничего уже годы, — отвечает наставник спокойно и с улыбкой. — Всё, что было, было давно и неправда. Теперь это всего лишь рисунок. Наблюдая за умиротворением на лице Мерка, Фейт берёт себя в руки. Она переводит взгляд на тлеющий закат. Мысли сами собой приходят в порядок: благоговение перед красотой вечернего неба вытесняет переживания и тревоги. Алый цвет растворяется в гулкой синеве. Зажигаются первые, самые яркие звёзды. Фейт с Мерком делят между собой целительную тишину, понимая друг друга, как никто другой. — Какая у тебя фамилия? — вдруг спрашивает Фейт, не надеясь на ответ. — Это тоже неважно, — улыбается Мерк. — Меня зовут Меркури — это всё, что тебе и мне следует знать. Ночью ей снится поле подсолнухов, залитое солнечным светом.***
Белизна крыш слепит. Фейт прикрывает глаза рукой, когда вдруг над головой у неё раздаётся шелест вертолётных лопастей. Она тут же бросается вниз, приземляясь на жилой балкон на предпоследнем этаже. Тряпки, повсюду пёстрые женские тряпки, ещё слегка влажные и пахнущие цветочным порошком. Фейт отстранённо думает о том, что пора бы спуститься на землю и постирать собственные вещи в прачечной на Аркенсон-стрит. Гул вертолёта практически оглушает; она вжимается в угол, накрывшись постиранным чистым платьем. Пристально наблюдает за механической птичкой, неспешно пролетающей над небоскрёбами. — Можешь идти дальше, — коротко оповещает её Мерк в наушнике. Фейт, не испытывая никаких угрызений совести, снимает с сушилки новенький спортивный костюм и укладывает его в большой отдел сумки. — Вот же гады, усилили всё-таки патруль на крышах. Будь внимательна, Фейт. — Всенепременно, — бубнит она и взбирается обратно на крышу быстрее, чем хозяйка услышала шум с балкона. — Чего это их так много сегодня? — Очередные местные выборы, — тянет скучающе наставник. — Только что связывался с девчонкой. Она на подходе, говорит, что позади неё немного жарко. Понятия не имею, что в её понимании «немного», может, там настоящий кипиш. Поэтому — я умоляю тебя — будь предельно осторожна. Сегодня не самый подходящий день для доставок, но именно сегодня, что закономерно, наши клиенты активизировались. — Почему её зовут Какаду? — задаётся вопросом Фейт о своей временной напарнице. После посиделок у Дрейка они виделись ещё пару раз во время работы. Несмотря на болтливость и гиперактивность, с ней оказалось комфортно работать в дуэте. Девчонка прыткая и выносливая, хотя с виду про неё и не скажешь. Бегущей с позывным Какаду всего четырнадцать, она подопечная Кайла. Круглая сирота. В Бегущие её принял именно сердобольный Кайл, которого перед этим «бедная сиротка» виртуозно обокрала четыре раза. Фейт глядела на низкорослую субтильную пичугу с уважением: сама Фейт обокрала только одного Бегущего в период своей бродячей жизни. Да и то неудачно, потому что после по её душу явился Меркури. — Заикается забавно, свой позывной еле выговаривает. Мы до сих пор не знаем, делает она это специально или нет. Актриса та ещё. Фейт так и не запомнила, как зовут самую младшую Бегущую. Ей врезался в память громкий задорный голос, веснушчатое лицо с изящными чертами и легконогий бег. И, конечно же, забавный позывной. Имя вымывалось из памяти раз за разом, будто оно было совершенно не важным. Фейт иногда ловит себя на мысли, что слегка завидует юному дарованию. Какаду бегает — летает даже — с тринадцати. Сам Мерк принимал у неё экзамен, наблюдая за её первой доставкой. Говорят, Кайл выпустил её через два месяца тренировок — рекордный срок. Маленькая шумная бестия опытнее Фейт в несколько раз, хоть и младше. Почему же её саму Меркури мучил почти полгода? Разве она хуже? — Фейти, что на западе? — резко спрашивает Меркури. Ей не нравится этот тон; Фейт тут же подбирается, сосредотачиваясь на окружении. — Пока ничего не вижу, слышу только пальбу и вертушку. Она легко вскакивает на второй уровень надстройки и в ужасе припадает к крыше. Копы роятся на строительных лесах, как раздражённые осы. Здесь же завис вертолёт, который недавно чуть не обнаружил саму Фейт. Она быстро оценивает ситуацию: на восточной стороне десять полицейских. Между небоскрёбами протянут стальной трос. Если девчонка умудрилась влезть в самый центр заварушки, у неё есть шанс смыться. Но только… — Она где-то на стройке, да? — Да, — бросает Мерк и почему-то молчит. — Я попробую помочь, только скажи ей, чтобы бежала к небоскрёбу с тросом на востоке, — бормочет она в наушник. Напряжённые выкрики Мерка Фейт уже не слышит: в голове быстро-быстро начинает шуметь кровь, когда она кричит что есть мочи. Худая фигура выскакивает из-за дальнего угла, направляясь к тросу. Фейт размахивает руками и орёт, срывая голос. Копы обращают на неё внимание тут же. Фейт скачет из стороны в сторону, не чувствуя крупной истеричной дрожи; она горячо молится, чтобы пули летели мимо неё, чтобы полицейские оказались подслеповатыми идиотами. А дальше она видит Какаду кадр за кадром и не замечает даже, как в плечо впивается гадская пуля. Девчонка отталкивает с пути полицейского с такой силой, что тот врезается лбом в стальные прутья. На ходу широко замахивается и бросает Фейт металлическую капсулу с письмом, крича: «Ласточка!». Перед самым прыжком на трос спотыкается — полицейский позади неё быстро приходит в себя и, выхватив пистолет, выстреливает несколько раз по ногам девчонки. Маленькая Бегущая не успевает ни затормозить, ни схватиться за трос и проваливается в саму Бездну головой вниз. Реакции Фейт хватает на то, чтобы схватить продолговатую капсулу буквально в прыжке над пропастью и одновременно зацепиться за железную балку за спиной. Время, растянувшееся жвачкой, за секунду восстанавливает свой торопливый ход; Фейт бросается в сторону у самого края крыши, чтобы шквал пуль не задел её. Где-то внизу с оглушительным грохотом Какаду приземляется на припаркованную машину. Фейт рвётся подальше от засады так быстро, как только может, не смея обернуться. Когда под её ногами влёт исчезают три квартала, возвращается слух. В наушнике наперебой орут Дрейк, Меркури и Кайл. До этого действовавшее автоматически тело становится ей подвластным; вдруг обнаруживается, что оно непослушное и деревянное настолько, что Фейт падает на колени и не может встать, хотя сзади отчётливо шумит вертолёт. — Балкон! — воет наушник голосом Меркури. Этот звук становится для остекленевшего сознания путеводной звездой; именно из-за него Фейт находит в себе силы дотащиться до края крыши и камнем рухнуть вниз, хватаясь в полёте за перила. На третьем сверху этаже Фейт чудом останавливает падение и подтягивается на слабеющих руках, вваливаясь на чужой балкон. Она прижимается к стенке так, чтобы её не было видно, и беззвучно рыдает, сотрясаясь всем телом. Птичка пролетает мимо, не останавливаясь. — Твою мать, Фейт! — лупит прямо в голову. — Отзовись! — Он-на разбилась, — невнятно плачет Фейт. — Её под-подстрелили, она н-не успела прыгнуть и у-упала… — Где, Фейт? — вклинивается собранный Дрейк после мгновения тишины. — Стройка, — хнычет она, и её окончательно разбивают громкие рыдания. Фейт впадает в беспамятство. Проходит время — полчаса? час? два? — когда она приходит в себя резко, будто на голову вылили ушат ледяной воды. Оглушительная вспышка ужаса отпускает её толчками. Фейт поднимается на ноги, но её штормит из стороны в сторону. Она думает о том, что не завершила доставку. Заказчик наверняка заждался; сегодня ведь выборы, такой шанс всем тем, кто залёг на дно, исправить ситуацию. Фейт вцепляется в перила балкона до онемения в пальцах. Она пытается вернуть себе равновесие, сосредотачивает все силы в ногах, но её всё равно кренит куда-то вправо. Фейт пытается вскарабкаться на стальные перила, но падает на спину. — Ты ранена, — звучит откуда-то голос Мерка. Она крутит головой до тошноты, не понимая, откуда слышит наставника. Меркури спускается сверху. У него застывший взгляд и натянутые движения. Это наблюдение подталкивает Фейт к мысли, что она упускает что-то значительное. — Вроде бы нет, — заторможенно отзывается Бегущая. Тело ощущается странно, будто где-то есть поломка, но где именно — непонятно. — Не дури, у тебя всё плечо кровавое. — Мерк силой усаживает её на бетонный пол. Фейт с изумлением оглядывает себя: и правда, плечо горит от боли. Меркури вглядывается в неё. Фейт неприятно; медовые глаза напротив въедаются прямо в душу. Мужчина тяжело вздыхает: — Ты не в себе. Мне очень жаль, что это случилось именно с тобой и с Кайлом. Фейт не имеет ни малейшего понятия, о чём идёт речь. Она соображает туго, в голове с лязгом проворачиваются шестерёнки. Наставник силой забирает у неё капсулу с посылкой — оказывается, Фейт держала её всё это время. Куда он девает письмо в следующую же секунду, Фейт не замечает. Ей чудится, будто у неё то и дело меркнет сознание. Через мгновение она уже сидит на спине у Мерка, обхватывая его ногами за бёдра, и не понимает, куда её тащат. Мерк с ювелирной точностью спускается по балконам, спрыгивая с одного на другой. Как у него хватает сил на это вместе с грузом в виде подопечной, она не знает. Ей остаётся лишь держать себя в сознании принудительно, хотя мысли то и дело рассеиваются, убаюканные равномерным дыханием Меркури. На третьем прыжке она рывком погружается во тьму, в которой её преследуют вой сирены и металлический грохот, словно что-то разбилось на большой скорости.***
— А как её всё-таки звали? Я не смогла запомнить, — спрашивает Фейт робко: у Мерка чересчур задумчивый, погружённый в себя вид, чтобы лезть к нему с вопросами. — Алексис, — шелестит наставник. У него усталый, измученный взгляд. Медовая радужка такая бледная, что глаза кажутся прозрачными, как у призрака. Фейт хочется пожалеть его, а больше всего — Кайла, который не спал всё это время ни минуты. Она пропустила всё, что только можно. Даже прощание с девчонкой Какаду-Алексис. Она провалялась в беспамятстве двое суток, пока не спала температура и не прошёл озноб. Всего одно огнестрельное ранение подкосило её. Фейт плохо помнит, что с ней происходило: вспоминается лишь невыносимый жар, который ломил кости, и ощущение тотального одиночества и приближающейся смерти. Иногда ей снилось, что она бежит вверх по стенам зданий, не ощущая притяжения. Вот, в общем-то, и всё, что мог предложить ей разбитый организм. Произошедшее до этого — сплошные осколки. Когда она пришла в себя, вокруг её хлипкой кровати в логове Мерка собрался консилиум из старших Координаторов и Меркури с Кайлом. Все они сохраняли холодный рассудок — можно было подумать, что ничего не произошло. Впятером они восстанавливали порядок событий, выстраивая их в строгую цепочку, как кадры в видеоплёнке. Фейт рассказывала то, что сохранилось в её памяти, и чувствовала всеобъемлющее ничего. В голове у неё стоял образ коротконогой Какаду, которая в нелепой позе летит с тринадцатого этажа. Это застывшее мгновение кончалось трагической гибелью, Фейт знала. Но её не душили слёзы, её не колотило в истерике. Дыхание смерти лизало пятки, будто она всё ещё стояла у Фейт за спиной — и Фейт игнорировала это, не испытывая страха. Она помнила, как блестели пули, летевшие прямо над головой. Но и эта сцена не волновала душу — будто Фейт смотрела на фотографию в галерее, а не рылась в собственной памяти. Мир видится и чувствуется через слой толстого стекла. Мерк сказал, что это нормально. Фейт привыкла верить наставнику, поэтому больше она вопросов не задавала. — Так как Алексис была сиротой, через Стефана мы без проблем забрали тело из морга. Кремация — стандартная процедура для Бегущих, у которых не было никаких связей с внешним миром. Прах развевают над Заливом, если нет иных пожеланий, — рассказывает Меркури почти будничным тоном. Фейт даже хочет возмутиться за такое бесчувствие, но ощущает подспудный укол совести: она тоже не отличается сейчас эмоциональностью. — Она была профессионалом, раз умудрилась передать тебе капсулу. Её, кстати, потом донёс Криг. Кажется, там были какие-то крайне важные документы, потому что после доставки на первое место выбился интересный кандидат, один из наших клиентов. Фейт это безразлично. Опыт её уничтоженной семьи на всю жизнь научил её держаться подальше от политики, даже несмотря на то, что она — курьер самых разнообразных влиятельных шишек. Наверное, это проклятие амбициозных Коннорсов: постоянно быть замешанными в каких-то серьёзных политических заварушках. Может, хотя бы Кейт будет жить обычной жизнью? — Он, кстати, умер следующей же ночью от сердечного приступа. Как неожиданно, правда? — саркастично изрекает Мерк. У него злые затравленные глаза. Переживает всё-таки. Фейт хочется завыть: почему же я не испытываю ничего, кроме усталости? — Стоило ли это… — Заткнись, Мерк, — с шипением обрывает его Кайл. А вот он действительно, неподдельно скорбит. Мечется из угла в угол, трясущимися пальцами хватает то одно, то другое. Наверное, это трудно — терять ученика, которого взрастил собственными руками. Откуда-то изнутри проклёвывается сочувствие. Оно наливается гроздьями и лопается со свистом, когда Фейт видит, насколько красные у Сокола глаза. Это первое сильное чувство, которое посещает её после бессознательных суток. Кайл перехватывает её взгляд: что-то в нём, видимо, есть, потому что белокурый ментор торопливо уходит из Берлоги. Слышен удаляющийся неровный шаг. — И что делать теперь? — спрашивает она тупо, поглаживая плотные бинты на плече. — Жить дальше, как всегда, — отвечает Меркури, помолчав. — Нас вновь десять Бегущих и два Координатора. Опять нужно искать кого-то на замену. — Это грубо. — Но это правдиво. — Мерк задумчив. — Когда механизм ломается, детали заменяют. Простая логика. — Но люди — не детали, — шепчет Фейт уязвлённо. Бах! — какая-то эмоция снова прорывается внутри неё. Неприятно начинает ныть в груди, но Фейт чувствует, как к ней возвращаются силы. Образ летящей Какаду, выжженный в подсознании, пробуждает мелкую дрожь. — Я знаю, — соглашается наставник. — Но это не волнует никого, кроме нас самих. Бегущие — взаимозаменяемые звенья одной цепи. С этим ничего не поделать, только смириться. На языке взбудораженной змеёй извивается вопрос: «А как легко будет заменить меня?». Фейт почти озвучивает его, но Мерк вдруг смотрит на неё прямо, не мигая. Кажется, он страшно за неё волновался, несмотря на все его циничные речи.