Готэм, пожалуй, самый прекрасный город на свете. Он красив в объятиях ночи и в предрассветные часы, в дождь и в редкое солнце. Но сейчас я не могу оставаться здесь, чувство, будто державшее меня в этой гнили, испарилось, а напоследок дало крылья и пинок под зад.
Я молча стою у окна в кабинете Освальда и просто хочу напиться, и бутылка «Château Palmer» стремительно близится к завершению. А Кобблпот, подпирающий стенку, курит и шумно вздыхает.
— Рыбонька, может, тебе хватит на сегодня? Прошу, скажи, что случилось, я хочу тебе помочь, — не понимаю, то ли он всё стоит у дверей кабинета, то ли уже рядом со мной, но голос звучит как-то далеко.
Срываюсь на смех, хриплый и гогочущий, он не кажется пустым без прокуренного, трескучего хохота Джокера. Разве можно вот так враз забыть человека, который, казалось, был самым важными для тебя, перед которым мерк весь остальной мир? Можно… Мне надоели эти поганые ярлыки «Подружка Джокера», «Королева Готэм-Сити». Не спорю, все это высокие чины, но их основной минус в том, что чем они важнее и больше, тем раньше надоедают. Я ещё долго продержалась, впрочем, каждые силы рано или поздно иссякают.
— Пингви, — резко разворачиваюсь к нему на пятках, всё там же стоит, и натягиваю широкую хмельную улыбку. — Всё хорошо, наш с Джеем дуэт распался, и на это раз точно!
— Я сразу понял, что приключилось что-то в этом духе. Если ты со своим Пирожочком цапалась не сильно, то бежала к Памеле, если хотела позлить, то к киллеру, а у меня ты впервые.
— Чёрт бы тебя побрал, Освальд! Почему ты такой проницательный?
Пингвин наконец двинулся с места, и в его глазах я заметила что-то тёплое, уютное. От этого стало непривычно.
— Я не проницательный, я внимательный, догадливый и проезжающий мимо вашего. Прости,
его особняка во время ссоры, — при этих словах его губы растянулись в улыбке, а рука по-хозяйски, но без единого намёка на пошлость, расположилась на моей талии и притянула ближе.
— Ах, так, значит! — я не могу удержаться от смешка, ситуацию, гложущую меня несколько часов и рвущую сердце на части, Кобблпот легко обратил в шутку. Звонко чмокаю его в макушку и выбираюсь из объятий. — Люблю тебя, Оззи. Прости, смертельно хочу спать.
Но, ворочаясь на шёлковых простынях гостевой спальни, не засыпаю ещё долго из-за мыслей, которые так и норовят сжечь меня изнутри.
Выговорись, легче станет.
Ой, чего это мы такие заботливые вдруг стали?
Я помочь хочу тебе, дура!
Вот только не надо тут из себя супергероя строить, без тебя, знаешь, этих плащей-масок хватает! Ты просто мерзкий надоедливый голосок в моей черепушке. Ты — часть прошлого, от которого я избавляюсь. Поэтому сиди тихо, а то тебе ещё одну прожарку электрошоком устрою!
Сама-то в это веришь? Влияние Клоуна слишком сильно, недели без него не протянешь. Это как наркотики. Помнишь, реферат в институте на эту тему делала?
Ну, да, а что?
У тебя явно третья стадия, ты слишком плотно сидишь на этой игле, Харли, выбраться
практически невозможно! Вер…
Харлин, ты сама себе противоречишь! Сначала «Джокер плохой, он тебя погубит!», а теперь «вернись, пока не поздно?» Сумасшедшая здесь ты!
Харли…
Абонент завершает вызов, пока, милая!
Утром на прикроватной тумбочке под чашкой остывшего кофе лежала записка, выведенная корявым почерком Пингвина:
Доброе утро, Рыбонька!
Надеюсь, ты хорошо спала. Я уехал на пару дней в Мидвей-сити. Не скучай, кредитка в твоём распоряжении!
Люблю,
Освальд Кобблпот
Только сейчас замечаю красивую чёрную карту с портретом какого-то мужика.
Так, малышка, тебя сегодня ждут перемены!
