Ну, вот видишь — всё хорошо. Скоро мы будем у Пингви.
Мне бы твою уверенность. Странное предчувствие…
Когда до клуба остаётся пару кварталов, водитель резко поворачивает вправо и давит на газ.
— Какого чёрта? Ты совсем одурел? «Айсберг Лаунж» в другой стороне! — завопила я.— Разворачивайся!
— Успокойтесь, мисс Квинн. Мистер Джей приказал доставить Вас в особняк любой ценой, — спокойно и чётко проговорил парень с милым британским акцентом.
— Мистер Джей, значит? — откинулась я на сидение, скрестив руки. Должна признать, что на этот раз план по моему возвращению более интересный, чем запугивание убийством друзей или чего-то в этом роде.
За окном мелькали пейзажи редкого солнечного Готэма: пешеходы, спешащие по своим делам, жёлтые, похожие на огромные бананы на колёсах, такси то и дело обгоняли нас. Город жил своей жизнью. Из-за закрытых окон авто доносились гудки пробки на центральной улице, вои серен полицейских машин, привычные для жителей. Всё это похоже на старое кино, которое ты смотришь уже в тысячный раз, знаешь наизусть все диалоги, но не можешь выключить или поставить на стоп, потому что в кинозале «Жизнь» отключены все функции.
Наконец мы резко остановились, и передо мной распахнулась дверь:
— Мисс Квинн, добро пожаловать домой! — помогая мне выйти, радостно воскликнул похититель.
— Это не мой дом! — выплюнула я и застучала каблуками в сторону особняка.
За столь короткий срок это место стало мне по-настоящему чужим. Окутанный зеленью от посторонних глаз старинный дом с каждым шагом всё сильнее угнетал меня. Все те несколько месяцев, что мы жили тут, я чувствовала себя словно в клетке — угрюмые стены из серого камня так и норовили смять меня в лепёшку. Даже в Белль-Рив намного уютнее, нет скрипучих половиц, танцующих джигу, стоит только наступить на них, или портретов угрюмых толстых женщин с монументальными причёсками и накладными родинками. Постоянно кажется, что в этом месте за тобой следят, даже сейчас. Поднимаю глаза наверх и, святая мышь, кого я вижу! Его Величество собственной персоной. Расположился у окна и неспешно потягивает что-то из бокала, но даже издалека я чувствую его обжигающий и злой взгляд. Не знаю почему, но это даёт мне некую уверенность. Я толкаю массивную входную дверь и, громко выдохнув, шагаю к кабинету.
Всё слишком сложно… Пару дней назад я боялась зайти к Пингвину, но страшно было быть посланной куда подальше, а сейчас даже не знаю, чего боюсь. Смерти? Вряд ли, мы с ней давно знакомы. Прошлого, или, вернее, не суметь избавиться от него и начать всё заново? Изменений в безумной, но скучной жизни? Не знаю, всего и сразу.
— Тыковка, не хорошо убегать, когда папочка говорит с тобой! — мурлыкает псих, стоит мне переступить порог.
— Да? Мне показалось, что я услышала всё, но если появилось что-то новенькое, я вся во внимании.
— Вот как, мы научились дерзить? Не забывай, куколка, с создателями не перерекаются, — он уже подошёл ко мне и шепчет в ухо, гладит подушечками пальцев щёку.
— Раз ничего интересного, то я, пожалуй, пойду, а то мне ещё в молл нужно заскочить.
Рука в момент хватает шею и до боли сжимает:
— Оглохла, шалава недоделанная? Кто он? — холод в глазах стал обжигающим, но где-то там, глубоко внутри этих изумрудов видна боль и страх потери…
Не знаю, что со мной случилось такое, но я впиваюсь в губы Джокера самым страстным поцелуем, на который только способна. По всей видимости, порыв был один на двоих — хватка ослабла, а поцелуй получил ответ.
— Прости, но рано или поздно это должно было закончится, — шепчу в губы и срываюсь с места.
Оказавшись на воле, бросаю взгляд через плечо в окна кабинета, сердце бешено колотилось.
Он, упав на колени, зарылся пальцами в зелёную шевелюру, кричал, нет, орал. И плакал. Король преступного Готэма надрывно рыдал. В груди всё сжалось, а в горле появился ком. Я довела его до слёз…
Отвожу глаза от окна и быстрым шагом несусь прочь от особняка. Ноги сами несут по нужному адресу, а я рыскаю по карманам в поисках телефона:
— Привет, милая, ты дома? — еле выдавила из себя. — Можно к тебе сейчас? Всё, скоро буду.
***
— Стоп, то есть он ревел? — не унималась Айсли. Последние несколько часов я сидела у неё и пыталась в красках рассказать события последних дней, чередуя со всхлипами.
— Ну, да, по крайней мере, мне так показалось… — шепчу я, а на глазах у самой наворачиваются слёзы.
— Я горжусь тобой, девочка, ты молодец, что решилась уйти от Джея, — мягко улыбнулась подруга и стиснула меня в объятиях.
До самой ночи я сидела у Памелы, которая, в свою очередь, всячески меня успокаивала и предложила отвезти в «Айсберг» на Календуле.
— Спасибо, Рыжик, ты лучшая!
— Всегда пожалуйста, Харли, — распрощалась со мной подруга и скрылась в подворотнях города.
***
Снова зарядил проклятый дождь. Не знаю, может, так просто совпадало, а может, это какая-то чёртова магия, но настроение в последнее время соответствует погоде.
Плетусь в отведённую мне комнату абсолютно без сил, чувствую себя выжатым лимоном. Падаю на кровать и вслушиваюсь в вечный готэмский саундтрек: вой сирен, ливень, стучащий по крыше, далёкие выстрелы — всё как всегда.
Разве всё?
Из головы не выходит сегодняшняя встреча с Джокером. Только сейчас поняла, почему он так ревнует, почему переживает, что я уйду.
Он боится терять дорогих ему людей. Джинни, он мельком рассказывал о ней, но в его глазах была такая неописуемая боль. В ту ночь он впервые за долгое время напился до беспамятства.
А что, если с ним что-то случится?
Девочка, во-первых, успокойся. Во-вторых, тебя это не должно волновать, вы расстались.
Харлин, я не могу так! Я всё ещё люблю его! Невозможно так быстро забыть человека.
В голове киноплёнкой прокручиваются наши моменты от встречи и до последнего поцелуя, я никогда не смогу это забыть. Уж слишком много место отведено в моём сердечке для зеленоволосого психа — оторвать будет просто невозможно.
Мне тысячу раз говорили, что эта сумасшедшая любовь, нет «любовь» не доведёт ни до чего хорошего, но чёрт возьми, стать пассией маньяка-клоуна изначально не являлось потрясающей идеей. Тем не менее, мы были круче, чем Бонни и Клайд, стали самой опасной и чокнутой преступной парочкой во все времена. Ему нравилось издеваться надо мной, а мне над самой собой вопросами «Пирожок, а ты меня любишь?».
Джокер многое отобрал у меня — я не стала знаменитым психиатром, не написала книгу, даже, в конце концов, не осталась нормальным человеком, но взамен он дал мне намного больше. Забыть его для меня равняется смерти, осознавать это во всём масштабе я стала только сейчас, когда уже нельзя вернуть всё назад. Мы не умеем оценить момент по достоинству. Осознавать его важность и ценность — да, но понять то, чем он так важен для нас, какую роль он играет в этой пьесе драматурга-шизофреника по имени Жизнь — нет.
Может, я ошибаюсь. Не могу утверждать наверняка, но то, что мистер Джей означает для меня целый мир, который мне нужно спалить нахер — это точно.
