«Падай. Я тебя ловлю»

London After Midnight – «Blessing» London After Midnight – «Kiss (Club Mix)» Ангел, ощущая, как от поцелуев у него ноги слабеют, подкашиваются и каруселью кружится голова, вдруг испугался. Он мало что понимал – внезапно и безоговорочно поверил демону, ушел с ним, не спрашивая, куда идет, а теперь эти сладкие поцелуи. Невыносимо долгие, искренне пугающие. Пахнет серой и дымом, но Кастиэль четко осознал, что привык и прежде отталкивающие ароматы врага ныне ему не омерзительны. Опьяненного ворохом неизвестного урагана эмоций ангела качнуло и повело в сторону, но сильные объятия гремори предупредительно поймали его, придержали, а под спиной откуда-то возникла стена. Темнота в помещении кромешная. А Кастиэль необъяснимо осязает внимательный взгляд антрацитовых глаз Дина. И иррационально хочется спрятаться, сбежать, отстраниться, только сил почти нет. Горячие касания. Отравляющие губы. Обжигающие неведомой негой, а в черепной коробке такой сумбур и каша, что ангел, кажется, вот-вот искренне разрыдается. Чувства. Новые, шокирующие, запретные. Преступные, как и сам факт – он льнет к демону. К гремори. К Дину. И Дин охотно обнимает стройный стан. Искусно, вдохновляющее, ошеломляюще. Просто обнимает, просто целует! Срывает с губ ангела первые осмысленные ласки. Все, что происходит сейчас, первое. И… — Остановись, — неожиданно говорит Кастиэль и прячет лицо в ладонях, нечаянно упираясь локтями в грудь Дина. Отталкивает, но слишком нерешительно, скорее случайно, чем намеренно. — Не… — он судорожно вдохнул. — Не надо больше, — просит он и чувствует, как его запястье нежно перехватывают жесткие пальцы, поворачивают ладонь вверх. В самый центр прижимаются губы, поднимаются короткими порханиями вверх. Левая кисть демона ложится на плечо. Под ткань молескина. И аккуратно её стягивает. — Гремори… — жалобно протягивает Кастиэль. Но Дин не слышит или не слушает, преодолевая сопротивление ненавязчиво, умиротворяюще, бережно и… божественно приятно, и ангел понимает, что едва стоит и то только потому, что Дин его держит. Мысли испаряются, их выметает из сознания беспощадным цунами неизведанного удовольствия. Какой там кто заговор плетет, какие интриги – есть ли разница, когда Кастиэля озаряет – на излете самообладания – что именно происходит, и к чему ведет. И сам себе несмело признается, что, кажется, это лучшее, что вообще могло произойти и, кажется, он именно того желал… наверное… Потрепанный в сражениях плащ ниспадает с одного плеча, следом с другого, оседает куда-то под ноги бесполезной горкой. Гремори резко отталкивает по какому-то недоразумению еще упертое в него предплечье и притягивает ангела к себе, склоняется над ним, рисует на ней влажную дорожку языком от кадыка к уху, а потом шепчет тихо: «Не бойся». Шепчет так, что разум разбивается в осколки. — Я… — ангел хочет что-то сказать, но слова теряются в ключице демона. Дин путается пальцами в узле нелепого галстука, разорвал бы его, но боится спугнуть очаровательное мгновение. Серафим. Ангел. Кастиэль. Дышит в шею щекотно, распаляет горнило вожделения, а пальцы вдруг дают слабину и вздрагивают, касаясь мраморной кожи. Демон нависает над смятенной святой жертвой, опирается на стену, алчно сминает сочные губы, не позволяет опомниться. Обхватывает тонкую талию и чуть сдвигает хрупкое тело вправо. Он знает убежище, как пять своих когтей, кровать тут в двух шагах буквально, и он роняет растерянного, ошеломленного ангела на широкое ложе и… ему почти жаль. От хладнокровия остались одни ошметки, осторожность летит в пропасть, а хочется беречь светлого любовника. Защищать. Хранить – сера и дым! – даже от себя! — Кас… — рвано выдыхает демон в черноволосую макушку. Он плывет, уносимый неистовым течением возбуждения, и между связок, не спрятанный дьявольской мощью, прорывается потусторонний бас. — Прости меня, — гремори искренне вымаливает снисхождения за кипящую страсть и растленные желания. Искусство и мастерство постельных танцев, вековая практика и искушенность – разбиваются о короткое, частое дыхание ангела. Дин трепещет, как юный, неумелый подросток, пронизанный тем, что стискивает в жадных объятиях не дешевую и продажную подстилку. Ангела, подлинного, чистого, такого, каким гремори никогда не сумеет стать. И потому жаль. — Хочешь, чтобы я остановился? — на мгновение притормаживает он, давая себе и ему последний шанс к отступлению. — Хочешь? Лучше сейчас, потом будет поздно. — Гремори… — шепчет ангел, прикрывая веки. — Нет. Кто сказал, что «да» – лучшее слово? Глупые и сентиментальные людишки. Обмениваются кольцами. Устраивают праздники. Зовут родственников, которых ненавидят всей душонкой. Потом стоят у алтаря с изображением растерзанного тела – даже демоны с большим уважением относятся к телу на распятии! – и играют в вечную любовь. Да что они знают о любви?! Демон точно ничего не знает. Знает лишь, что руки трясутся. Сердце колотится заполошной мухой в путах паутины. Предвкушает, как сорвет магический цветок и сомнет его в кулаке, выдавливая нектар. — Не закрывай глаза. От поцелуев обветренные губы наливаются краской, как вишни, и чуть припухают. Гремори выписывает влажную дорожку, лелея скулы. Спускается к впадинке ключицы, распаляя извивающегося ангела. Доводя до помешательства. Дразнит, перекатывая подушечкой указательного плоский сосок, очерчивая едкую абстракцию по ареоле второго. Вжимает Кастиэля в благоухающие свежестью простыни, наваливаясь весом. Дуреет от безнаказанной вольности. Вековая практика… Только для того, чтобы выцарапать из легких Кастиэля громкий, удивленно-испуганный вздох, стоило трахнуть половину развратных демонских потаскух, которым с их искушенностью и трети искренности Кастиэля не достичь. Гремори щедро тешит любовника негой. Насколько справляется осторожно, умоляя выламывающего ребра изнутри хищника не торопиться. Умелый юркий кончик языка пересчитывает кубики пресса на рельефном животе. Углубляется в пупок, заставляя ангела нервно ерзать по постели и хихикать. Дин низводит тропинку к косточкам таза. Втягивает ноздрями волнующий запах, трется щекой о напряженный, подрагивающий член. Слизывает прозрачную капельку смазки и смыкает губы вокруг пульсирующего ствола. И выбивает из ангела протяжный, измученный, гортанный стон. Кастиэль изворачивается дугой, оглушенный первым взрывом истинного наслаждения. Ошарашенный, обескураженный. Шокированный новизной и интенсивностью испытанного блаженства. И Дин шепчет. Успокаивает, убеждает, что все в порядке. Так и должно быть. — Гремори… Ангел не пытается называть его Дином. Он демон, утративший право на имя, получая сумеречное, которое Кастиэль никогда не произнесет. Он – гремори. Падший. И как он и предупреждал, фатально поздно размышлять о его темной сущности. Наплевать с высокой колокольни! Кастиэля раздирает на атомы нахлынувшими ощущениями, что он испытывает столь открыто и непритворно. Проваливается в объятья порока. Никто не смеет утверждать, что ангел не желал или не представлял, что творит. Он выбирал трезво и логично. И черт с ним, что он оступился и пал!.. Исступленный, взбешенный ураган выметает из черепа мысли. Концентрирует ангела на губах. На горячей влажности рта, так виртуозно его ублажающего. Принуждает вслушиваться в баллады и гимны, не сразу догадываясь, что они – твои. Гремори… Поцелуй. Дин ненадолго отстраняется. Тщательно обволакивает пальцы слюной и касается девственного колечка мышц. Кастиэль не мешает ему, полностью доверяясь натиску темного любовника, доставляющего ему неизмеримые потоки чувственной радости, недоступной холодному и строгому воину Господню тысячелетиями. Скользкие кончики обводят, разминая, тесный вход. Губы сливаются в дикой, примитивной пляске. Аккуратно, неторопливо, Дин вдавливает указательный внутрь, отвлекает ангела вязью заклинаний. Чарует, замещая боль стыдом и смущением, истомой и блаженством. Растягивает гладкие стенки, априори зная, что больно Кастиэлю будет независимо от его стараний, но старается, желая максимально уменьшить дискомфорт. Подушечка надавливает на плотный орешек простаты, Кас кричит и вьется серпантином – Дину приходится его зафиксировать. Да, ангел способен исцелить любые травмы весселя. Но демон не намеревался выпускать добычу из кровати до тех пор, пока не получит то, чего так отчаянно требует его эго, разум и воля. И он разводит пальцы ножницами, массируя чувствительную точку, доводя партнера до сорванного дыхания. И рывок, переворачивающий ошалелого ангела на живот. Дин навалился на него вжимая в матрац. Уперся головкой распираемого эрекцией члена в однозначно недостаточно растянутый вход и обвил Кастиэля руками, не позволяя ему и миллиметра движения. — Прости, — слышит ангел и простегивается острой вспышкой боли, когда Дин, рыча в аффекте, подается вперед, проникая почти до конца. Извивается, пытаясь отстраниться, избавиться от режущих, обжигающих ощущений, но гремори не отпускает его, рефреном, упрямым реверсом нашептывая имя. — Кастиэль, — обжигает баритон. — Тише. Т-ш-ш… Впусти меня, ангел. Скатывается по виску слеза – Дин слизывает ее, пробуя на вкус горечь. Поводит бедрами, находя удобный угол и на секунду отстраняясь, вновь входит, награждая серафима за доверие ослепительным потоком наслаждения, притупляющего, уничтожающего боль. И демон отпускает себя, упиваясь лицом ангела, искаженным эйфорией. Кастиэль расслабился и отдался партнеру целиком. Растерял и страх и неуверенность, покоряясь напору демона без остатка. Он искренне, по-настоящему, без притворства и фальшивой скромности кричал, распыляясь частицами сути по четырем измерениям. Он прижимался к гремори каждой доступной клеточкой тела. Таял под поцелуями, щекочущими загривок, шею, щеки, плечи. Забывался в взбешенном ритме, оглушенный безумным пульсом. — Гремори! — впивается в мозг демона. И демон скрипит зубами, тщательно запирая внутреннего зверя на замок. В груди, в районе солнечного сплетения ворочается клубок раскаленной магмы. Провоцирует. Уговаривает рвать податливого партнера. Вонзить чешущиеся от голода клыки в тонкую венку у кадыка. Выцарапать из ангела вопли испепеляющей страсти и кромсающей боли. Скрепы на сердце трещат. Дин захлебывается собственнической, агрессивной яростью похоти. Он воспаряет над облаками, улавливая чутким слухом звенящие, поскуливающие ноты. Кастиэль вьется под ним совершенно нецеломудренным образом, выпрашивая удовольствия, и Дин горд собой. Горд тем, что вручил ангелу все, что умел. Разжег в нем костры преисподней, но не запачкал. Кастиэль воистину свят в своем исступленном счастье отдаваться. Потустороннее, сверхъестественное таинство перевоплощается в гневное, пылающее красно-черным колером танго. Низкий, демонический бас с оттяжкой в хрип. Дин врывается в узкие мускулы, остервенело восходя к пику восторга. Мелодичный перезвон небесных колокольчиков. Дин подвел предплечье под живот Кастиэля и дернул его вверх, ставя на колени. Помог ему, теряя сознание в эротическом апофеозе, опереться на стену. Вцепился пальцами в талию, левой ладонью тугим обхватом обвив закаменевший член. Вбивался пахом в упругие ягодицы. Выстанывал, словно впервые вкушал плодов чувственного блаженства. Всхлип. Подрагивает, изливаясь, напряженная плоть, орошая простыни пряным семенем. И ангел трепещет, разбиваясь на мельчайшие осколки первым экстазом единения, разбивая своей неистовой, остервенелой экзальтацией гремори, вышвырнутого оргазмом в подпространство. — Как… — отрешенно спросил Кастиэль, когда перед глазами поблекли вспышки. — Что это? — Секс, — коротко, с упоенной ленцой удовлетворения ответил демон, обняв прижавшегося щекой к его груди ангела обеими руками. — Порок плоти? Похоть? — допытывался Кастиэль. И откуда у него только силы остались. — Это важно? — черные глаза поблескивают поволокой утомления. — Не знаю, — ангел поелозил на кровати, устраиваясь удобнее. — Нет, наверное. — Жалеешь? — решился поинтересоваться Дин. — Об… этом? Мне было очень… — он запнулся, смущаясь. — Хорошо. — Не о сексе, Кас, — уточнил гремори. — Обо мне. — Нет, — после паузы неуверенно выдохнул тот, щекоча шею гремори, от чего у Дина по животу мурашки разбежались. — Я многого не понимаю пока… Но, кажется… — продолжать он не стал. — Кажется? — осмелился надавить Дин, внутренне сжимаясь от незнакомых эмоций. — Ты... — Кастиэль снова замолчал, подбирая слова. — Для тебя… — совсем плохо. Набрал в грудь воздуха, собрался с мыслями и… — А зачем тебе? — придумал, как съехать с темы. — У меня было много партнеров. Мужчин и женщин, если ты об этом хотел знать. И, наверное, нет ничего неординарного в сексе, что способно меня удивить. Или не наскучить. Игрушки, оргии, беспорядочные связи. Садо-мазо, — он лукаво усмехнулся, вспомнив кое-что из прошлой поездки наверх. — Когда используешь похоть, как средство совращения, она моментально приедается, — ангел спрятал лицо на груди Дина и испытал непреодолимую потребность прикрыть уши ладонями. Не мог слушать подобные признания, отдающие рутинным презрением к тем, кого он искушал. Ничего странного. Дин – демон. Гремори. Любая падшая рада с ним совокупиться. И многие из людей… — Но тебя вожделел с первого дня. Из головы выбросить не мог. Твои крылья… Когда их увидел, дар речи потерял. Самое прекрасное из всего, что когда-либо попадалось мне на глаза, Кас. А потом… Забыл про обязанности, нахер. — Уверен был, ты лжешь, — ангел чувствовал, что его вертит в какой-то карусели, то вверх, то вниз. — Я демон. Мне свойственно лгать, но тебе я не солгал ни разу. Пламя геенны!.. — Не сквернословь…. Больно слышать ваш язык, — нахмурился Кастиэль, а гремори провел пальцами по его щеке. — Прости, — повинился он и задумался. — Что они намеревались сделать со мной? — ангел выводил кончиками пальцев какие-то рисунки на животе гремори. По идее, его совершенно не волновало, что с ним собиралась вытворять демонская верхушка. Очевидно, что не любезничать. — В общем… — вздохнул гремори. — Я, похоже, сам знаю лишь то, что мне скормили. План готовился с расчетом на вашу веру, птенчик, — хмыкнул он. «Птенчик». Звучит. — Уронить тебя. Остальные пернатые познают вкус сомнений и сами попадают, — демон скривился. — А мне… жалко крылья твои стало, я представить не мог, как ты будешь там, у нас. В итоге, как-то сам не заметил, что стал предателем и отступником. Аластар меня на клочки порвет… — Дин хохотнул. — Раз пятьсот! – воин Господень вдруг насторожился и приподнялся на локте, с каким-то благоговейным ужасом глядя на собеседника. — Ты вития?! — ошеломленно произнес Кастиэль. — Оу, — с фальшивым удивлением, явственно отдающим неприкрытым сарказмом вскинул бровь демон. — Да я популярен. — Нет ангела, не посвященного в деяния витии, гремори… — вымолвил Кастиэль, обескураженный настолько, что не обратил внимания на колкость. — Ты жесток, — погрустнел он. Не обвинял, лишь констатировал факт. — Да, Кас, — подтвердил Дин, мысленно подготовившись к худшему. К отповеди, ненависти. Сражению, не исключено. — Я вития, ученик Аластара. И да, очень жесток. И все, что ты обо мне слышал – правда. Это что-то меняет? — Не мне тебя судить, — просто ответил ангел, одномоментно отсекая сомнения гремори. Улегся обратно, устроив голову на его плече. Право, Дин никогда не переживал настолько насыщенного счастья, как в ту секунду, осознав, что ангел не отрекся от него. — Мы ждали тебя, — растерянно объяснил Кастиэль после долгой паузы. — Группа разведки… — Ну, надо же, — рассмеялся Дин. — У пернатых есть разведка? — Идет война, — надулся Кастиэль. — В общем, появилась информация, что вития покинул геенну по приказу Аластара. Подготавливать Апокалипсис, — закончил он. И Дин снисходительно закатил глаза. — Облажалась ваша разведка. Бред какой. Да я бы сроду на это дерьмо не подписался и хрен с ним, с Аластаром. Люциферу зад лизать? Без меня. — Разведка в подчинении Уриэля, гремори. Значит… теперь мы знаем, кто виновен в гибели братьев. И кто сговорился с демонами. — Жить ему недолго, — гремори притянул к себе любовника, поцеловал в губы. — Не переживай. — Ты не сможешь его убить, — ответил Кастиэль. — Ты дашь мне свой клинок. Его надо убить. Пока я на свободе, я должен. — Что ты имеешь в виду – пока на свободе? — снова встревожился ангел. — Аластар меня найдет, — царапнуло его по сердцу. — Необходимо убить этого напыщенного ублюдка до того момента, — демон повернулся к ангелу и сполз по кровати вниз, лицом к лицу. — А потом ты меня испепелишь. Не хочу в ад – ужас просто, — задорно улыбнулся он.