«Падай. Я тебя ловлю»

— Почему ты не прячешь глаза и голос? — спросил ангел, сидя рядом с демоном на крыше. Гремори обладал странной привязанностью приходить через окна и сидеть на самом краю кровли, болтая ногами, словно насмехался над смертью, потому что она не может его забрать. — Не вижу смысла тратить силы на притворство. Ты, — в голосе его проскользнули странные нотки, — и так видишь мой истинный облик, — пожал плечами Дин и затянулся сигаретой. Ему нравился запах дыма – напоминал о геенне. Пусть… пусть он вынужден отречься от преисподней, единственного дома, ради одного ангела, но ведь ностальгию еще никто не запрещал. Они сидели на крыше и наблюдали. Их сверхъестественному взору видны символы и печати, нанесенные на стены здания, за которым они следили, что явственно сообщало – с местом они не ошиблись. Десять дней Дин шнырял по окраинам Фриско, пытал и убивал лишних свидетелей его появления. Добывал информацию, наотрез отказываясь от помощи любовника, буквально с боем заставлял его сидеть в убежище. Пару раз пошвыряв друг друга о бетонные стены и примирившись бурным сексом, они расставались. Демон шел искать наводки на Уриэля. Ангел, повинуясь данному обещанию, сидел в уютно обустроенном подвале в Тихуане, за девятьсот километров от опасности. Только зная, что Кастиэль в надежном, старательно и тщательно выбранном и способном выдержать осаду бункере, гремори уходил на охоту за Уриэлем, попутно пытаясь дознаться, кто из демонских ублюдков подписал им смертный приговор. И трое суток назад Дину повезло. Он расставил сети, в которые с трудом заманил одного из высших – старше самого Дина тысячелетий на семь и три касты. Гаратаг здорово его уделал, но травмы того стоили. Именно благодаря той выматывающей драке гремори вычислил дом, описанный антиангельскими сигелами и печатями скверны. Кастиэль уперся и заявил, что в одиночку гремори туда не сунется. Дину не оставалось ничего другого, кроме как смириться и позволить ему пойти с ним. — Почему мы не можем уйти? Переместиться на другой континент, — спросил Кастиэль гремори, выводя на его груди какие-то рисунки. Задавал вопрос искренне, без подвоха. Еще сутки назад в нем взбунтовался бы долг. Но не сегодня, когда он воистину жаждал дезертировать с непрекращающейся войны в угоду любовнику. Он ощутил, как Дин улыбнулся и едва заметно хмыкнул. — Хотел бы я, чтобы все было так просто. Но нас однозначно найдут, — он повернулся к Кастиэлю. — Мы уже сделали половину задуманного ими, Птенчик. Стоило бы задуматься об осторожности до того, как я тебя соблазнил… Но тормознуть не смог. Потерял самообладание… — Ты меня не принуждал, — возразил Кастиэль. — Не надо брать всю ответственность на себя, гремори. — Я свел тебя в ад, и не будь меня… — Он нашел бы другой способ. Уриэль честолюбив. Мне не ведомо, на чем держится его свет. — Не понимаю. Разве грех не является основанием для падения? — удивился Дин. — Гордыня, жадность… похоть? — Ты все еще видишь мои крылья? — робко улыбнулся ангел. — Ясно, как огонь геенны. — Крылья и есть благодать. Их отсутствие символ падения. — А разве… не понимаю, — в замешательстве повторил демон. — Что должно произойти, чтобы ты пал? — Я… — он запнулся, подбирая слова. — Думаю, должен истинно поверить в то, что предал Отца. — Ты возлег с демоном. Неоднократно, — мягко рассмеялся Дин. — И веришь в то, что наша связь угодна Ему? — он хотел бы сказать Богу, но не мог. Имя Господне жгло уста падшего. — Да. Я ведь… люблю тебя. Иначе испепелил бы – в первую же встречу, когда ты помогал мне. — Наша первая встреча – продуманная подстава, Кас. Как и вторая, — признался гремори. — Мне было необходимо втереться к тебе в доверие. — Удалось. Я верю тебе, — чуть обветренные губы прикоснулись к щеке. — Не боишься? — демон изумлялся его безапелляционной, бескомпромиссной храбрости и решительному, на грани безмятежности умиротворению. — Боюсь, но что я могу? — рассудительно ответил Кастиэль. — Когда исчезаешь, думаю только о тебе. Пятеро братьев моих пали в сражениях, а я тревожусь лишь о том, жив ли ты. Грех это или дар небес – мне уже нет резона раздумывать. Не в моей власти что-либо изменить, и без тебя мне нет покоя. — Я сожалею, — покаялся демон. — Не стоит, — ангел закрыл глаза, прижимаясь щекой к горячей груди. В руке у гремори ангельский клинок. Кастиэль отдал ему свой – без возражений и вопросов. Он знал – спорить бесполезно и со всем смирился. И даже когда гремори требовал убить себя после схватки с Уриэлем, ангелу не оставалось ничего другого, кроме как пообещать. Дин настойчив и красноречив. Он умеет убеждать – недаром его нарекли витией. И хотя от скоблящего предчувствия у Кастиэля душа рыдала и сжималась в тугой кровоточащий ком, он дал слово. Ангел понимал – демоны безжалостны. Еще более они безжалостны к себе подобным, и Дин будет обречен каждую секунду бесконечно долгой жизни страдать. Страдать жестоко, тошнотворно, омерзительно, за любовь к ангелу и коварное, подлое предательство. Гремори так и не подарил ему признания. Ангел не настаивал, ибо не нуждался. Наверное, потому он столь легко и без колебаний пошел за Дином и доверился ему. Потому что видел, тактильно осязал, как в черном вьющемся вихре сияет ослепительный фейерверк искр. И испытывал режущую муку. По мере того, как приближался день схватки гремори и Уриэля, грудь сдавливало сильнее. Холодело от понимания – он навсегда уйдет. Больше не будет грубого вибрирующего голоса с оттяжкой в бас. Больше не будет черных глаз, сверкающих страстью, не будет запаха дыма и серы. Ничего не останется от гремори. Только кричащая, кромсающая память. Гремори не думал о подобном. Он не боялся смерти и ада не боялся тоже. Бесшабашные, бравадные, непритворные решительность и огонь кипели в его душе. Тот самый огонь, который стерся, погас от скуки и бессмысленности в преисподней, вспыхивает в нем, когда Кастиэль улыбается. Когда держит, вот как сейчас, робко, за руку. Прячет морскую синь, и демон замечает в ней серую поющую печаль и знает, о чем печалится его ангел. Но не боится все равно. У него в кармане ведьмовской мешочек, скрывающий их от взора собратьев – любой масти. Ныне и Чертоги, и ад – их враги. Страха нет, но немного жаль. Гремори не вкусил сочувствия или сострадания в геенне. Никто не жалел его, и ни о ком не жалел он сам. Ангела… жаль. Его поблекшие, тревожно повисшие крылья. Яркую, уникальную радужку, потускневшую от слез, пролитых украдкой, когда ангел думал, что Дин не видит. Чистые, как алмаз, слезы. Жаль и совестно требовать от него милосердия. Малодушно – заставлять его, убивавшего без числа, убивать теперь, но выхода нет. Другого нет. Гремори останется в жизни ангела не самыми светлыми воспоминаниями, но останется. И, сера и дым!.. не самая ли лучшая это участь, какая только может выпасть на долю падшего и проклятого. Аластару никогда не понять. Или, возможно, именно он понял бы лучше других. Гремори не сомневался, что мастер осознавал, кого отправил низвергнуть ангела. Значит, осознавал и то, что Дэргал проникнется и сорвется с поводка. Значит, в курсе, что готовится. Пусть. — Гремори, — тихо окликнул Кастиэль. — Вот он, — выдавил он из легких, в мгновение ока вглядываясь в будущее. О, небо, как он вымаливал милости. Страстно желал, чтобы Уриэль никогда здесь не появился. Чтобы наводка оказалась ложной. Но небо глухо к молитвам. И Уриэль явился. Он вышел из-за ворот на тротуар и отправился в сторону центрального района. Нестранно, что он не телепортировался – особняк, забор и, как предполагал гремори, несколько домов в округе испещрены символами подавления. Рематериализация блокирована, возможно, и другие высшие навыки тоже. Продажный ангел вальяжно вышагивал по пешеходной дорожке, не тревожился и не спешил. Гремори настороженно проследил за его направлением, поднялся, стиснув клинок в кулаке, и повернулся к Кастиэлю. — Жди тут. Если ты почувствуешь смерть Уриэля, но я не вернусь – скройся в убежище, — приказал Дин и сорвался с крыши. Ведьмовские мешочки скрывали его сущность, давая возможность проскользнуть за ангелом до точки назначения. Ею, не разочаровав Дина, оказался т-образный перекресток с тупиком. Улицы узкие, кругом индустриальные постройки. Совершенное место для драки. И именно ошеломляющая идеальность избранного Уриэлем для прогулки перекрестка явственна сообщила Дину, что это ловушка, а ангел, которого отчаянно желает убить гремори – приманка. Демон усмехнулся, растянув губы в жуткой ухмылке. Любопытно, а Уриэль посвящен в план падших, или он согласен добровольно принести себя в жертву витии ради призрачного шанса избавиться от Кастиэля? Наивный придурок. Дин предполагал, что именно в подобном ключе его травля на Уриэля и закончится. Он тщательно подчищал хвосты, убивал любого, кто знал о его присутствии в Сан-Франциско или о его интересе к Уриэлю, но до верхушки иерархии идиоты не добираются. Как только исчезновение Гаратага обнаружили, кто-то сложил два и два и получил превосходный результат: Дэргал собственной персоной. Дин не строил иллюзий. Его обязательно выловят, но геенна больше не пугала и не тревожила гремори. Он пришел испепелить Уриэля – и он его испепелит. — Эй, ты! Мешок перьев! — крикнул он в спину ангелу мщения в весселе солидного афроамериканца. Уриэль медленно обернулся, и по тому, как он улыбался, гремори понял, что ангел – действительно приманка, причем слепая. — Ты привел с собой свою подстилку, Дэргал? — с издевкой хохотнул Уриэль. Из правого рукава выпал клинок. Гремори колоссальным усилием воли заставил себя выдохнуть. Унять вспыхнувший багровый, вскипающий гнев. Проигнорировать гнусное оскорбление. Дешевая провокация. Молча, скривившись в гримасе омерзения, он встряхнул руки, обнажая оружие. Демон не приветствовал ножи. Не практиковал контактный бой. Презирал рукопашные стычки, как плебейское развлечение. С того знаменательного момента, как Дин поднялся в касте до гремори, он избрал для боев длинные, пылающие чистым пламенем геенны хлысты. И управлялся ими мастерски. — Нет, — ответил Дин и начал сближаться. Уриэль не пытался более болтать. Он горделив и своенравен, не счел гремори достойным противником, зная – максимум, что может сделать демон – вознести свет благодати в Чертоги с печатями скверны, которые для начала необходимо успеть прочесть. Он переместился поближе и нанес гремори сокрушительный удар в челюсть, проверяя его на прочность. Дин заразительно, двоящим в бас баритоном зычно, покровительственно расхохотался. Размахнулся и хорошенько, обвив накрест через плечи, огрел пернатого пылающими, истекающими грязным огнем ада плетьми, выжигая на весселе широкие и глубокие ожоговые следы. Чистое пламя геенны столь же болезненно для ангелов, как для демонов концентрированное святое сияние. Но и тогда Уриэль не расправил крыльев. Он целиком состоял из пороков, и на тех пороках, легко превращающихся в слабости обладателя, филигранно играл демон. Делал то, что умел лучше всего – манипулировал, оскорблял, издевался. Дин нутром осязал всполохи силы в пространстве. К месту поединка приближался кто-то весьма могущественный. И Кастиэль – его нимб гремори изучил на вкус и запах. Решил вмешаться… Глупый птенец! Уриэль не мог подойти достаточно близко, чтобы нанести удар или наложить руки, и крутился вокруг противника, лихорадочно соображая, как подобраться. Дин с удовольствием позабавился бы с легкомысленным пернатым, но страх за Каса поторопил его. Ребячиться некогда. Демон изящно взмахнул хлыстом и обвил сердечник вокруг шеи ангела. Притянул на себя резким движением, и встретил, насадив грудью на меч Кастиэля. — У меня теперь тоже есть клинок, падаль, — злорадно попрощался Дин. Благодать медленно умирала, гремори видел, как крылья медленно истаивают светом, и, спешно зажмурившись, сбросил тело на землю. Спустя мгновение яркая вспышка озарила улицы, а вокруг мертвого весселя раскинулись черные отпечатки. Теперь можно. Демон встал в переулке, высматривая на крышах Кастиэля. Пернатый засранец. Дин велел ему не вмешиваться, потому что точно знал – их обоих поджидают. Их именно тут и намереваются убить. Принести мучеников в жертву нескончаемой, вечно длящейся войне между надменным небом и смрадной преисподней. Потому Уриэль, чтоб он сгнил, так неосмотрительно пришел сюда – такого напыщенного козла не составляет труда убедить, что Дэргал не представляет опасности. Использовали его высокомерие как наживку. И сейчас шел он. Аластар. Сам. За предателем и отступником. За ангелом и демоном, предсказуемо ставших любовниками. За ними обоими. — Гремори, — услышал демон за спиной. Повернулся, гневно нахмурился. — Я велел тебе ждать, — рыкнул он, оборачиваясь. Оставались какие-то мгновения, Дин слышал звук шагов мастера, слышал его поступь и понимал – им не пережить этого боя даже вдвоем. — Уходи. — Гремори... — умоляющий, почти плачущий голос. Дин балансировал на грани, понимая, что видит его в последний раз. Привычно заставил себя быть жестоким. — Я, — он обернулся, — сказал, — взмахнул плетью, — пошел! — и опустил ее на ангела, отбрасывая его далеко в переулок. В конце улицы показался величественный рыцарь ада. Ступал, широко шагая. С торжествующей улыбкой триумфатора на губах. Гремори озверел от лютой, фанатичной ненависти. Взмахнул хлыстами, направляя их на наставника, чьим рабом числился тысячу лет. На Аластара, вкладывая в них всю полноту мощи, гнева и ярости, что подарены ему геенной, надрывно, с остервенением рыча. Дэргал взбешен, остервенен, неистово грозен. Уравновешен внутренне. Уверен и спокоен. Кастиэля здесь нет, и он тяжело ранен. В кармане бежевого плаща ведьмовской мешочек… они его не найдут. А Аластар, великий пыточный мастер, великан преисподней, в сравнении с которым вития лишь подмастерье: изобретателен и извращен, но учитель терпелив и дальновиден, поймал плети за кончики. Плавно намотал их на кисти, рывок за рывком подтягивая к себе предавшего ученика. Туго обхватил пальцами шею строптивого пса. Без усилия поставил на колени. — Будешь висеть на дыбе, пока не скажешь, где пернатый. — Поцелуй меня в зад, — задыхаясь, просипел гремори. И улыбнулся.