Океаны

             После встречи с сэром Родериком Глоссопом мистер Вустер вернулся поздно вечером, я даже успел второй раз заварить чай. Я уже начал беспокоиться, потому что мистер Вустер никогда не пропускает наше вечернее чаепитие. Его мрачное выражение лица утвердило меня в моих опасениях. Но я поприветствовал его как обычно, взял у него перчатки и закрыл дверь. Когда я снова повернулся к нему, он прижался ко мне губами и вздохнул.       Мистер Вустер не любит обсуждать тонкие материи, когда нервничает.       — Ваш чай готов, сэр, — сказал я и мягко взял под руку, подталкивая в направлении кухни. При этих словах его глаза засияли почти как обычно.       — Дживс, какой же ты замечательный, — мурлыкнул он, опускаясь на стул и придвигая тарелку с бутербродами. Я налил чай, и он благодарно обхватил чашку ладонями. Какое-то время он собирался с силами и молчал.       — О, любимый.       — Вам нравится, как я сделал сегодня бутерброды, сэр?       Как я и надеялся, он слегка улыбнулся.       — Твои бутерброды всегда потрясающие, старина. Ты же знаешь, что я хотел сказать. Я весь вечер просидел как на иголках, потом шатался по городу, точь-в-точь ребенок, ищущий мамочку, а дома увидел тебя, и словно разошлись тучи, и снова засияло солнце.       Хвалебные оды мистера Вустера всегда наполняют меня теплом, но сейчас не время в нем греться.       — Сэр, что случилось? О чем вы говорили с сэром Родериком?       Я предложил ему еще чаю, и он с готовностью подставил чашку. Между нахмуренными бровями залегла складка.       — Меня больше волнует то, о чем мы не́ говорили, Дживс. Это было ужасно, просто ужасно. Сидел там как идиот, пялился на свои туфли, а он задавал вопросы, которые никуда не ведут. Через пять минут болтовни о том, как я привыкаю к жизни дома и вспомнил ли я что-нибудь, говорить нам стало не о чем, потому что я ничего не вспомнил, кроме тех крох о нас, но этого-то я ему рассказать не мог.       — Нет, сэр.       — И еще. Понимаешь, он так въедливо задавал свои вопросы, я боюсь, что…       В его глазах появилось загнанное выражение, к которому примешивался страх.       — Вы боитесь, что сказали что-то, что позволит ему догадаться о наших отношениях, — тихо закончил я за него.       — Да, — выдавил он. — А он расскажет тете Агате. И меня посадят. Тебя посадят. И я никогда больше тебя не увижу. Я этого не переживу!       Он так дрожал, что я встал, чтобы его обнять. Он обвил меня руками за талию и спрятал лицо у меня в груди, горячо дыша мне в пиджак. Я прижал его к себе и, наклонившись, поцеловал в макушку.       — Я никогда не позволю нам разлучиться, сэр, — успокаивающе произнес я. Он всхлипнул, откашлялся и поднял на меня полный надежды взгляд.       — О, любимый… — благодарно выдохнул он.       — Сэр, мистер Глоссоп — человек гордый, он высоко ценит свой труд. Должно быть, его расстраивает то, что вы с ним до сих пор ничего не добились. А миссис Грегсон так на него рассчитывает.       — Хочешь сказать, мы с ним в одной лодке?       — В какой-то степени, сэр, но не совсем. Помните, что вам нельзя расслабляться в его присутствии. Мы должны создать иллюзию, что вы выздоравливаете быстрее, чем на самом деле.       — Понимаю.       Он уже успокоился — так сильна его вера в мои способности. Я почувствовал гордость и еще большую решительность.       — Я расскажу вам то, сэр, что вы рассказали мне о своем детстве. Вы должны выдавать эту информацию сэру Родерику по кусочкам, он передаст ее миссис Грегсон, и она удостоверится, что вы возвращаетесь в норму. А учитывая, как быстро вы вливаетесь в прежнюю жизнь, скоро вам уже не нужно будет так часто ходить на эти встречи.       — Знаешь, Дживс, я думаю, эта схема сработает. — Он улыбнулся и поспешно добавил: — Не то чтобы я в тебе сомневался, конечно.       — Конечно нет, сэр.       — В минуты волнений парню позволено понервничать.       — Вне всякого сомнения, сэр.       Я убрал со стола и, встав позади мистера Вустера, принялся массировать ему шею, припоминая что-нибудь, что было для него важно.       — В детстве вы часто приезжали из школы к миссис Трэверс в Бринкли-корт, сэр. Вашим ближайшим другом была кузина Анжела. Как я понял, вы даже тогда были настоящим джентльменом и соглашались играть в ее игры, а не с другими мальчишками. Вы всегда были близки. Когда она вас навещает, я вижу грусть в ее глазах, потому что вы не помните ее, как когда-то. Вы могли бы пригласить ее на ужин и попросить поделиться с вами детскими воспоминаниями. А потом можно пересказать это сэру Родерику.       Он нахмурился.       — Бедняжка. Я не знал, что она так переживает. — Он подался навстречу моим пальцам, когда я задел особенно напряженный нерв. — Знаешь, Дживс, ты прав. Так и сделаю. И не только ради проблемы с Глоссопом.       Меня его решительность порадовала: до этого он сторонился любого напоминания о своей прежней жизни и страшился того объема информации, который должен вспомнить.       — Очень хорошо, сэр. Думаю, это поможет.       — Может, нам самим в Бринкли заскочить, что скажешь? — внес он встречное предложение. — Там же чертовски красиво. А сейчас еще эти цветут, лавандовые, как их?..       — Гиацинты, сэр?       — Они самые. Когда ты утром открываешь то большое окно, и их запах вместе с солнцем заливают комнату, а ты подаешь мне чай в постель… Словно последний кусочек пазла встает на свое место, и получается самая прекрасная в мире картина. То, что нужно Вустеру прямо сейчас.       Я на мгновение замер.       — Сэр. Вы вспомнили это сами, без чьей-либо помощи.       Он дернулся и посмотрел на меня большими глазами.       — Святые угодники! Ты прав. Дживс, будь умницей, собери чемоданы. Я позвоню тете Делии, пусть ждет своего любимого племянника.       И, напевая что-то себе под нос, он вылетел из кухни.       — Слушаюсь, сэр, — ответил я, но сомневаюсь, что он меня услышал.