Океаны

             Однажды я так глубоко погрузился в книгу, что не заметил, как мистер Вустер задремал и роман выскользнул у него из рук. Он пошевелился, и шелест страниц привлек мое внимание. Я убрал роман на тумбочку и залюбовался чертами его лица. Между бровей и в уголках глаз у него мелкие морщины, приобретенные во время пережитых испытаний — когда он бодрствует, на его живом и выразительном лице их не заметно. Но кожа осталась все такой же гладкой, как тонкий фарфор, а нос — слегка вздернутым, медовые ресницы дрожат на скулах. Я провел по ним пальцем и понял, что они мокрые.       — Сэр? — произнес я как можно спокойнее и потряс его за плечо. С его губ сорвался плач, напоминающий мое имя. Я притянул его к себе на колени и потряс сильнее. Он пришел в себя и вцепился пальцами в мою пижаму. Какое-то время мы молча лежали друг у друга в объятиях, я успокаивающе гладил его по спине, а он прижимался ко мне.       — Дживс? — Он поднял подбородок и посмотрел на меня настороженно и неуверенно.       — Сэр?       — Это был отвратительный сон, Дживс.       — Да, сэр. — Я провел рукой по его вспотевшим волосам. — Хотите рассказать?       — Не знаю.       Он уткнулся носом мне в шею, и я стал терпеливо ждать.       — Дживс... мне приснилось, что у тебя есть другой, — виновато выдавил он, зная, как глупо было бы всерьез обвинять меня в подобном.       — Нет никого, кроме тебя, Бертрам, — мягко ответил я. Он горестно кивнул. Я напомнил себе, что сны иррациональны, а доверие мистера Вустера ко мне всецело.       — Ты меня обвинял в том, что я был с Сидом. Я не был. Даже когда тебя забыл, я был один. Все время. Прости, что я тебя забыл. — Сквозь горло прорвался полузадушенный всхлип, и я крепче сжал объятия. Картинка начала складываться.       — Ты не виноват, любимый, — прошептал я. Он старался унять дрожь. — И ты не был бы виноват, если бы нашел его компанию приятной.       Кто угодно, подумал я, только не этот подонок. Я представил, как он прикасается к моему господину, и мне стало дурно. Я выдохнул мистеру Вустеру в волосы, благодарный, что он вернулся ко мне живым и нетронутым.       — Я бы не смог быть ни с кем, кроме тебя.       — И я тоже, сэр. Только с вами.       Он расслабился и теперь прижимался ко мне больше с нежностью, чем со страхом.       — Как я буду без тебя, когда ты уедешь на рыбалку? — пробормотал он, теребя волосы у меня на затылке. Последний кусочек пазла со щелчком встал на место.       — Я никуда не поеду в этом году, сэр.       — Но Дживс! Ты должен, ты столько для меня сделал, не могу же я...       Мистер Вустер никогда не любил мои отъезды, но мне положен двухнедельный отпуск, и я всегда его ждал и наслаждался отдыхом даже в отсутствие мистера Вустера. Мне и в будущем придется каждый год уезжать, чтобы избежать подозрений, но в этом году я этого делать не планировал: мистер Вустер еще так беззащитен, а мне не нужно ничего, только видеть его каждую секунду, каждый день, живого и во плоти.       — Я вам нужен, сэр. Херн-Бей подождет до следующего года.       — Может, не на две недели. — Он смущенно на меня посмотрел. — Ты же всегда будешь мне нужен. А я сейчас отвыкну — так на следующий год еще труднее будет.       Я видел в его глазах вину; она ела и ела его, пока не стала его ночным кошмаром. Он не хочет меня обижать.       — Возможно, сэр. Мы обсудим это, когда придет время. Я бы предпочел короткие каникулы поблизости, чтобы в случае чего вернуться раньше срока.       — Я так на тебя полагаюсь, боюсь, что когда-нибудь с ума тебя сведу. Без тебя я бы не знал, кто я и что я делаю в этом мире. Старина, ты заслуживаешь самые лучшие каникулы. Я должен отправить тебя в сафари, или в кругосветное плавание. А не тухнуть в какую-нибудь сельскую гостиницу.       Я пальцем приподнял его подбородок и позволил страсти отразиться во взгляде:       — Скажи мне, Бертрам, есть ли наслаждение более острое, чем ощущать себя нужным? Сэр, позвольте мне остаться рядом и чувствовать себя мужчиной.       Это была уловка, но в ней заключалась и правда. Пока в ответ на такие слова расширяются зрачки в прекрасных голубых глазах и приоткрываются алые губы, никакое одинокое путешествие меня не увлечет. Убедившись, что вопрос решен, я выключил лампу и позволил себе почувствовать себя мужчиной.