Время дерева и камня

К вечеру стало известно, что четырех из шести эльфиек решили расселить по остальному тейгу, так как для них в доме Фриды совсем не было места. Тетушка выдохнула с облегчением, а затем выдохнула и Фрида, стоило ей увидеть, что одной из двух вернувшихся в их дом эльфиек была та самая кучерявая. Второй была женщина лет тридцати, хмурая и черноволосая; у нее не было кончика правого уха, а через щеку и подбородок с той же стороны проходил старый глубокий шрам. Она, видно, была закаленным в боях воином, и Фрида сразу же почувствовала, как в груди все затрепетало от восхищения. Гномки брались за оружие лишь в дни крайней нужды, а таких дней не было уже многие-многие годы. Было опасно даже думать о том, чтобы стать воительницей — не только засмеют, но и запрут дома в придачу. Какими же смелыми были эти эльфийки! На ужин Фрида принялась готовить тушеное мясо с грибами, и тетушка с кузинами страшно мешали ей, беспрестанно сыпля ненужными советами. Фрида злилась, но не подавала виду. Лучше бы уж помогли с нарезкой, чем лезли под руку, хотелось прошипеть ей, но она проглотила любые возмущения. С того дня, как Герда огрела ее сковородой по голове, у нее больше не осталось никаких слов протеста. Эльфийки съели мясо куда более охотно, чем кашу, и Фрида удивилась в сотый раз за этот долгий-долгий день: неужели неправду говорят, что эльфы не едят мяса? Видимо, так. Ничему нельзя верить в подгорном царстве: вести сюда доходят так медленно, что все неизбежно искажаются, превращаясь в байки и сказки для детей. Гостеприимство Герды закончилось на том моменте, когда эльфийки доели ужин. Она грубо указала пальцем на воительницу и сказала своей младшей дочке постелить ей в ее комнате. Дочка еле заметно сморщилась, но подчинилась и жестом поманила эльфийку за собой. В этот момент Фрида мыла посуду в кухне, прилегавшей к столовой, но все прекрасно услышала. Она сглотнула в волнении, прекратив тереть тарелку щеткой, и сердце ее окончательно пустилось в пляс, когда тетушка обратилась к ней на гномьем: — Эй, Фрида, вторую себе заберите. У нас только одна свободная кровать, и та в комнате Дулси. Поспите с эльфкой на одной. — Хорошо! — крикнула Фрида в ответ. Когда она закончила с посудой, то обнаружила, что мама и эльфийка все это время ждали ее за пустым столом и обменивались неуклюжими фразами на торговом. Фрида кашлянула, привлекая их внимание, и гостья тут же обернулась к ней с сияющей улыбкой. Зубы у нее были белые-белые, с маленькой щелочкой посередине; Фрида попыталась улыбнуться ей в ответ, но губы как всегда отказались слушаться, кривясь в жалком подобии дружелюбия. Кузины вечно дразнили ее страшилищем. Она знала, что ее глупое лицо совсем не подходило для эмоций, и поэтому обычно не пыталась их выражать. Но сейчас ей захотелось. Очень-очень. — Пойдемте, постелимся перед сном, — сказала Фрида, и эльфийка кивнула ей так, будто поняла ее. Их с мамой комната была совсем небольшой, но нечего было жаловаться: у них было целых две кровати, а то ведь могла быть и совсем одна, как в многих других домах, где вся семья ютится на единственной лежанке. Кроме кроватей, здесь был только маленький комодик с одеждой, на котором обычно стояла масляная лампа. Фрида приходила сюда лишь затем, чтобы поспать, но ее маме приходилось проводить в этой темной, узкой комнате почти все свое время. Герда не желала видеть ее внизу, и Фрида совсем не представляла, чем матушка занимала свои дни. На комодике лежала вышивка, но она оставалась нетронутой уже почти год: на белом полотенце замерли два красненьких нага без ножек, и Фрида все гадала, когда же они наконец побегут? Но мама забыла про них, как и о многом другом. Фрида поменяла простыни на чистые, принесла вторую подушку, набитую свежим мхом, поправила матрас из такого же мха, только более плотного. Многие гномы спали на простых камнях без всяких подушек, но ее семья могла позволить себе хорошие постели, и, наверное, поэтому староста Адвар поселил эльфиек — и пару эльфов, как Фрида узнала за ужином — именно сюда. Мама уснула почти сразу, неудобно свернувшись на краю кровати. Фрида не стала помогать ей перевернуться, потому что знала, что это бесполезно: она все равно перевернется обратно и обязательно проснется, если поймет, что сползает на пол. Были вещи, о которых не стоило переживать зазря. Постель Фриды была немного узкой для двоих — но только для двоих гномов. Эльфийка была худенькой и помещалась замечательно, только длинные ноги немного выглядывали из-под одеяла. Они легли лицом к лицу, обе не желая спать после такого насыщенного дня, и эльфийка заговорила первой, тыкнув пальцем себе в грудь: — Инанна. Лампа еще не была потушена, и Фрида ясно увидела румянец волнения на чужих щеках. На ее лице наверняка был такой же, когда она ответила: — Фрида. Эльфийка засунула одну руку под подушку, устраиваясь поудобнее, и повторила по слогам: — Фри-да. — Гномье имя из ее уст звучало странно, не так, как нужно: последний слог был слишком мягким и скорее походил на –та, да и первый тоже растерял всю свою суровость. Фрида улыбнулась: да, пожалуй, это было смешно слышать, но такой уж у эльфов язык. С другой стороны, она не могла быть уверена, что произнесет имя Инанны правильно, и поэтому не стала его повторять, окончательно смутившись. О чем еще говорить с эльфийкой, она понятия не имела. Сложно, как ни крути, когда не знаешь словарного запаса собеседницы. Фрида подумала мгновение и вытащила руки из-под одеяла. — Мне пятнадцать лет, — сказала она медленно, показывая сначала десять пальцев на обеих ладонях, а потом пять — на левой. — А тебе? Инанна улыбнулась и, освободив руку из-под подушки, показала на пальцах: «Шестнадцать». — Ого! — тихо воскликнула Фрида, совсем не ожидая, что они окажутся почти ровесницами. По эльфам было очень трудно судить о возрасте. — Ты самая младшая среди вас? Инанна чуть нахмурилась, вслушиваясь в слова, а затем кивнула. — Да. — Но ты уже сражаешься? — Фрида не была уверена, что эльфийка знает слово «сражаться», но ее любопытство было не остановить. Инанна и правда не знала. Ее рыжие брови вновь нахмурились, и улыбка чуть побледнела в немой просьбе объяснить понятнее. — Ну, знаешь! — воодушевленно сказала Фрида, приподнимаясь на локте, и свободной рукой принялась изображать замах меча. Одной руки для этого оказалось мало, и Фриде пришлось окончательно сесть, чтобы изобразить из себя суровую воительницу, бьющую страшных людей-ящериц, которые похищали гномов сто лет назад. — Сражаться! Ты сражаешься? Еще можно сказать: воевать, драться, давать отпор… Инанна вдруг засмеялась, но вовремя прикрыла рот рукой, вспомнив о том, что весь дом уже спит. Хотя Фрида могла поклясться, что парой минут ранее слышала, как тетушка Герда кричит на кого-то из своих невесток. — Все, — ответила Инанна, вновь широко улыбаясь. — Все… сра-шаться. Я тоже. — О, у вас война? — Фрида предположила самое очевидное: ведь все берутся за оружие только тогда, когда в дом приходит враг. Может быть, эльфийки не так уж и отличались от гномок и в мирное время жили так же, носили платья и жили на своей стороне дома? — Да. Война, — улыбка Инанны стала грустной. — Долго. Фрида не могла представить, как война может идти долго: все последние стычки между королевствами гномов, о которых доходили слухи до Кад’Халаша, заканчивались быстрее, чем за год. У них и остались только, что старые-старые воспоминания о героях, погибших в войне с чешуйчатыми. — А с кем? С людьми? Инанна кивнула, и только теперь Фрида наконец обратила внимание на то, что ее пышные волосы занимали всю подушку, а теплый свет от лампы золотил рыжие кудряшки. Гномка засмотрелась на это зрелище и упустила тот момент, когда эльфийка окончательно погрустнела. — Сейчас — да. — А раньше? Инанна покачала головой и прижалась щекой к подушке. — Извини! — спохватилась Фрида, переводя взгляд с волос эльфийки на ее лицо. — Не хочешь — не говори. — Мы сами… — нахмурилась Инанна, мучительно подбирая слова. — Ух. С другими elvhen. Давно. Ara seranna-ma. Я плохо говорить. — Ничего страшного. Фрида взяла ее за руку под одеялом и сама поразилась своей смелости. Инанна вновь улыбнулась, но печаль так и не пропала из ее больших зеленых глаз. Фриде показалось на секунду, что она выдумала этот цвет: свет от лампы погружал лицо Инанны в тень, и зеленого в глазах было совсем не разглядеть. Фрида запомнила их зелеными еще днем, но теперь не могла быть уверена. Наступало время спать. Инанна прошептала во тьме, стоило Фриде потушить лампу: — Ma serannas. Спасибо. Гномка не знала, за что: за этот разговор или, быть может, за гостеприимство, и поэтому лишь пожелала ей в ответ спокойной ночи. Она чувствовала себя странно, слыша рядом с собой в темноте чужое дыхание, которое не было маминым, и отчего-то сразу поняла, когда Инанна уснула: вместо размеренных вздохов послышалось тихое сопение. От нее еле уловимо пахло банным мылом и больше ничем: эльфы не принесли с поверхности ни единого нового запаха. Фриде ничего не снилось, ведь гномам не снятся сны, но она засыпала с мыслью, что же приснится в эту ночь эльфийке: далекая-далекая война на поверхности или высокие своды Глубинных Троп? Или, быть может, ей привидится кто-то из гномов? Фрида совсем не знала, как работают эти неведомые сны, но слышала, что людям часто снится то, что их волнует особенно сильно. Интересно, было ли у эльфов так же? Она только-только уснула, когда мамин голос ворвался в ее сон, словно из-под толщи воды. Фрида не хотела вставать, но ее тормошили так настойчиво, что не оставалось ничего иного, кроме как сдаться. Взволнованная эльфийская речь смешивалась с гномьей: мама опять проснулась и забыла, где она, а Инанна не знала, как ей помочь. — Тш-ш, тише, — сказала Фрида, как и много ночей до этого. Руки отточенными движениями вновь зажгли лампу — огонь больше не кусал пальцы, как когда-то в детстве. Фрида неспешно подошла к маминой постели и опустилась на колени. В ней не было волнения, в отличие от бедной эльфийки, севшей на ковер рядом. Мама плакала, размазывая слезы по лицу кулаками, и причитала: — Куда же делись мои детки? О Камень! Они на тропках… потерялись… — Тш-ш, матушка, никто не потерялся, — устало проговорила Фрида, гладя ее по седым волосам, совсем истончившимся после отравления лириумом. Десять лет назад Вилда провалилась в старую шахту, когда ехала на ярмарку в Гейдрун; ее нашли лишь спустя три дня, и то потому, что бронто, упавший вместе с ней, разорался особенно сильно. Когда мама вернулась в Кад’Халаш, с ссадинами по всему телу и не своей головой, шестилетняя Фрида не узнала ее. — Нет… нет… — Все хорошо. Фрида знала, что она успокоится со временем, нужно лишь быть рядом и отвечать на ее слова. Она проходила через это несколько раз на неделе, и порою даже не просыпалась до конца, успокаивая маму в вязкой полудреме. Хуже было, когда та кричала. Тогда Герда начинала кричать тоже. Фрида и сейчас заклевала носом, не убирая ладони с маминого лба, и проснулась только тогда, когда увидела под веками свет, совсем не похожий на желтый огонь лампы. Он был голубым, словно лириум, и когда Фрида распахнула глаза, то увидела у себя над головой светлячков с большими круглыми крылышками. Они порхали над кроватью, и мама смотрела на них неотрывно, позабыв про все свои бормотанья и слезы. — Emma eth, — прошептала Инанна, мягко улыбаясь. Ее лицо освещалось нездешним светом, принимая волшебные черты, словно она дух из совсем, совсем другого мира. — Ты маг, — выдохнула Фрида. Глаза эльфийки сощурились в хитрой улыбке. — Плохой, — ответила она. — Не понимаю ничего. Один из светлячков опустился маме на нос, и она замерла, широко улыбаясь. Ее серые, блеклые глаза засветились счастьем впервые за много лет. — Колдовство! — Да! — тихо рассмеялась Инанна. — Кол-то-фство!