Калопсия

      Юми открыла глаза и обнаружила, что она оказалась в середине урока английского. Она чувствовала себя туманно; использовать такое наречие было неправильно, но оно точно описывало размытость её сознания.       Сидевший рядом Уильям с беспокойством уставился на неё, когда она внезапно сгорбилась.       — Юми, с тобой всё в порядке?       В глазах плыло, а она пыталась прийти в себя. Что произошло?       — Ага! — воскликнул он, выудив маску из ведра с разными принадлежностями в углу. Появилась маленькая проблема. Там лежала только одна.       Юми и Одд обменялись взглядами, и Одд разразился новым приступом. Юми присоединилась к нему; кашель вырывался из горла, пересохшего так, словно по нему провели наждачкой.       Не раздумывая, Одд бросил маску Юми.       — Надень, — приказал он с максимально возможной уверенностью. Это было довольно трудно, так как голос охрип от сухого кашля.       — Одд, нет. — Она попыталась нацепить маску на него, но он уклонился. — Одд, я отказываюсь.       Он оглядывался, а Юми наблюдала за ним. Он глубоко о чём-то задумался, и Юми не знала, каков его план.       Без предупреждения он впечатал Юми головой в стену со всей силы, какая только у него была. Она громко взвизгнула и вцепилась в него, прежде чем её голова столкнулась со стеной. Она медленно осела на пол мешком и прислушалась к шороху, похожему на белый шум.       Голова шевельнулась, словно что-то обвилось вокруг её лица. Маска. Прежде чем она смогла сопротивляться, тьма поглотила её, и сознание погрузилось в черноту.       Глаза Юми широко распахнулись. Уильям продолжал глядеть на неё, пока она не отвела взгляд, повернув голову к доске. От этого движения она чуть не упала со стула. Одд вырубил её? Но ведь возвращение в прошлое устранило бы любые повреждения?       Она робко подняла руку.       — Сэр, мне нужно в медпункт. Я не очень хорошо себя чувствую.       — Хорошо, — проворчал учитель, махнув ей рукой. Уильям внимательно смотрел, как она сползает со стула.       — Хочешь, я пойду с тобой?       — Нет-нет.       Она не стала ждать, пока тот скажет что-нибудь ещё, и не оборачиваясь поплелась к двери.       Она пошатывалась, а лёгкие всё ещё пылали. Привкус горючего газа чувствовался на языке, словно она наглоталась бензина. Она медленно доковыляла до кабинета медсестры и заглянула внутрь, размышляя, как объяснит возможное внезапное сотрясение мозга.       В воздухе роились громкие и безумные голоса. Она видела, как на её глазах образовалась давка, а на лицах явственно читался ужас.       — Вызовите "скорую"! — завопил кто-то.       — Джереми! Скорее!       — Ульрих! Передай мне полотенца!       — Да, мэм!       Медсестра Иоланда стояла на коленях перед занятой кроватью, Джереми вертелся рядом. Ульрих с другой стороны, практически утопающий в белом полотне, побежал обратно. Медсестра отчаянно бросилась к раковине, чтобы намочить бумажные полотенца, когда в комнате раздался голос Джереми.       — Алло, сто двенадцать? Мой друг неожиданно потерял сознание на уроке! Он не приходит в себя и едва дышит!       Юми открыла дверь, неспешно входя внутрь. Ульрих поднял на неё взгляд, серо-коричневые глаза встретились с тёмно-карими, но никто больше её не заметил. И так предельно ясно, что ученик, вероятно, умирает и им нужна "скорая помощь".       У неё глаза на лоб полезли, когда она узнала на кровати фигуру с безэмоциональным и бледным лицом. Одд лежал совершенно неподвижно и мертвецки тихо. Она вздрогнула.       — Что случилось? — спросила Юми, когда Ульрих скользнул к ней, отодвинутый Иоландой, раскладывающей тряпки на голове пострадавшего.       — Не знаю, — ответил Ульрих с красным лицом. Его глаза казались опухшими. Он плакал? — Одд ни с того ни с сего упал в середине урока геометрии. Я пришёл, потому что у меня было свободное время и мне понадобилась помощь с кое-каким домашним заданием, и, когда я пришёл, Одд вдруг упал в обморок.       — А Джереми?..       — Этот просто появился? — Ульрих недоуменно глянул на голубоглазого и покачал головой. — Не знаю. Скрывался, потому что что-то не так с возвращением в прошлое?..       Глаза Юми расширились.       — Да. Обычно программа нас исцеляла, но сейчас это не сработало.       Ульрих тревожно посмотрел на неё с лёгким подозрением во взгляде. Он понизил голос до шёпота, но Иоланда всё равно была занята.       — Откуда ты знаешь? Что случилось, пока мы были на Лиоко?       — Мы с Оддом оказались заперты в подсобке. Стал протекать газ, которым завладел X.A.N.A., и мы нашли фильтрующую маску. Мы заспорили о том, кто её наденет, а он лишил меня сознания и надел её на меня. Я очнулась на английском, и мне кажется, что у меня сотрясение.       — Они почти приехали! — крикнул Джереми. Иоланда подняла глаза, проверяя пульс.       — Пожалуйста, приезжайте поскорее, — пробормотала она. — Я больше ничего не могу сделать.       Ульрих с облегчением вздохнул, прежде чем снова посмотреть на Юми.       — Сильное отравление газом может быть этому причиной?       — Возможно.       Дверь вдруг распахнулась, и в маленькое помещение влетели санитары. Иоланда разговаривала с одним, пока двое других везли носилки. Мальчишку аккуратно подняли на белый пластик; Юми и Ульрих наблюдали, как он стал удаляться.       Одд извивался и открывал рот, будто задыхался. Как вытащенная из воды рыба или тонущий человек. Тишина сменилась страдальческим скрипом, когда они уходили.       Юми с Ульрихом кинулись за ними, когда они увозили мальчика, мчась к ближайшему выходу. Позади топал Джереми, тяжело дыша и показывая, насколько он не в форме.       Они вышли наружу, и одетые по-больничному люди быстро втащили мальчика в заднюю часть машины "скорой помощи". Ульрих встрял между ними, пытаясь протиснуться в транспортное средство, но его оттолкнул санитар. Другой возился с кислородной маской, поспешно нацепляя её на Одда.       — Вам ехать нельзя, — заявил санитар. — Только семья.       — Его семьи здесь нет! Мы его семья! В прошлый раз вы меня пустили!       — Мне жаль, но он нуждается в интенсивном лече...       — Мы его теряем!       Дверь захлопнулась, но Ульрих попытался забраться внутрь. "Скорая помощь" тронулась, и Ульрих отчаянно вскрикнул. Джереми, казалось, был готов упасть в обморок от ужаса и усталости, а у Юми взрывалась голова. Они смотрели, как мигают чересчур яркие огни и воют сирены, медленно исчезая на горизонте.       — Твою мать, — прошептала Юми.       — Он был хорошим человеком, — проговорил голос. Одд видел, как Джереми кашлянул, прежде чем продолжить. — Он был очень надоедливым, но имел прекрасное чувство юмора.       Сцена была расплывчатой, края размывались белым, застилая глаза, будто на окно дыхнули. Снег падал вокруг детей, одетых в толстую зимнюю одежду. Белизна покрывала всё и мешала зрению, но было очевидно, что Ульрих держал лопату.       — Давайте покончим с этим дерьмом, — раздался голос Ульриха. Он стоял рядом с Джереми, и в его глазах пылал злой огонь, похожий на лесной пожар. Рядом с ним стояла Юми, и они вперили взгляды под ноги. Одд не мог понять, на что они смотрели.       — Мы собрались здесь сегодня, потому что один придурок не сумел просто остаться в живых, — продолжал Ульрих. — Этот придурок был полным мудаком с отвратительным чувством юмора, но...       Он замолк, и показалось, что он всхлипнул. Чуть склонившись, он вытер глаза и вздрогнул.       — Я бы отдал всё, чтобы снова услышать, как он рассказывает тупую шутку. Или даже те грёбанные каламбуры.       Глаза Одда открылись, и из его рта вырвался тихий стон. Стерильно-белые лампы, и стены, и простыни... Он вернулся в больницу. Такими темпами он тут скоро будет жить.       Он вздохнул больше с раздражением. Опять чуть не умер? Это начинает беспокоить.       Он спустил ноги с кровати, пытаясь встать. К чёрту всё. Он был голоден. Если он упадёт на лестничной клетке по дороге в столовую, пусть будет так. Он умрёт на пути поиска своей настоящей любви.       — Эй, эй, эй! — окликнул голос, когда он побрёл. Рука схватила его за плечо, и он недовольно посмотрел на неё. Ульрих глянул на него. — Ты что делаешь?       — Иду... — Который час? Последнее, что он помнил, — близилось время обеда. — Обедать?       — Завтракать, — поправил Ульрих. — И давай просто останешься в постели. Доверься мне. Так надо.       Одд вздохнул, залез обратно под одеяло и сел, наблюдая, как Ульрих садится рядом.       — Что случилось?       — Что ты помнишь последнее?       Одд сосредоточенно прищурился.       — Посмотрим... Мы с Юми заперлись в подсобке от X.A.N.A., а газ заполнил комнату, и... — Он нахмурился. — Ох. Удушье.       — Господи, Одд, — сказал Ульрих, проведя ладонями по лицу. — Сбили, отравился, что дальше? На тебя здание обрушится?       Одд слабо фыркнул.       — Не подавай мне никаких идей. Но, серьёзно, что случилось, пока меня не было?       — Ну, ты упал в обморок посреди геометрии...       — Ура! Наконец-то ушёл с урока, который мне не нравится!       — Домашнее задание у тебя всё равно есть. В любом случае. Джереми вызвал "скорую", когда мы побежали в кабинет медсестры, потом приехали они. У тебя были приступы из-за близкой смерти от отравления, и мы пришли, получив разрешение от Дельмаса, а ты уехал на другую операцию.       Ульрих громко вздохнул.       — Приступы разорвали некоторые швы на внутренних травмах от аварии, и твои лёгкие были сильно повреждены.       Одд нахмурился, глядя на свою повязку.       — Отстой. Я словно катастрофа.       — Ты и есть катастрофа. То, что ты до сих пор жив, выше моего понимания.       — Но зато я весёлая и энергичная катастрофа. Как крушение поезда, только с блёстками.       — Сколько в тебе морфина? — спросил Ульрих и покачал головой. — Как бы там ни было, есть ещё плохие новости...       — Ещё?       — Ага. Джереми говорит, что программа возвращения в прошлое испорчена. Вот почему вы не восстановились после последнего нападения. По-видимому, X.A.N.A. прикрыл перепрограммирование газовой атакой.       Одд почесал затылок.       — Как образом испорчена?       — Мы всё ещё можем вернуться во времени, но это не исцелит нас, поэтому нам следует быть ещё более осторожными.       Ульрих помолчал, облизнув губы.       — И ещё плохие новости. Джереми не знает, когда сможет устранить вред, даже с Аэлитой. Это может занять недели, и это в лучшем случае.       Одд застонал, повалившись на кровать головой на подушку.       — Всё идёт наперекосяк, верно?       — Не совсем.       — Что ж, я считаю, что нам стоит выпустить пар и подзаправиться. Я голоден.       — Издеваешься? Ты на самом деле каламбуришь про газ?       — Дай угадаю: это не веселит?       — У нас была целая атака с веселящим газом.       — Ладно, думаю, смысл ты понял, но меня накачали, чтобы я придумал ещё больше каламбуров.       — Одд! — Ульрих положил ему руки на плечи и горячо взглянул в его глаза. Челюсть сжата, глаза сверкают, суровое выражение. — Это не шутки! Ты дважды чуть не умер за последние восемь дней! Я слышал ночью, как ты кричал из-за кошмара! Одд! Ты не в порядке!       — Я знаю, — сказал Одд, пытаясь вырваться из его хватки. — Я знаю.       — Неужели? — Ульрих внезапно отпустил его и уставился на свои колени. — Я думал, что ты умер, когда тебя сбила машина. Я следил за твоей линией кардиограммы во время операции. Им пришлось воскрешать тебя три раза, прежде чем ты вернулся. Ты перестал дышать в середине второй операции. Я снова думал, что ты умер. Юми сказала мне, что ты отключил её, чтобы надеть на неё маску. Ты оттолкнул Джереми с дороги. Одд, это не Лиоко, где жертвование собой означает лишь возвращение на Землю. Это означает гибель.       Воцарилась тишина, и Одд попытался сообразить, что сказать. Остроумный ответ, неуклюжая шутка, каламбур, игра слов, что-то, что угодно, чтобы снизить напряжение, которого он пытался избежать. Избежать осознания того, что его смертность — это часы, ведущие обратный отсчёт, как бомба замедленного действия, и любой из этих безрассудных шагов может стать его последним. Избежать факта, что его психическое здоровье ухудшалось с каждым видением, каждый сон преследовал его днями и ночами. Избежать глубокого осознания того, что он жертвует собой ради своих друзей.       Избежать факта, что он может не оправиться от самоубийственной жертвы.       Ульрих протёр глаза.       — Слушай. Ты отличный друг, и, хоть ты, кажется, и не хочешь этого признавать, ты отличный человек. Тебе просто следует быть осторожным. У тебя есть жизнь, которую надо прожить. Не бросайся ею ради нас.       Одд ничего не сказал. Он должен был лишь лежать, давать пустые обещания и говорить бессмысленную ложь, которая не убедила бы никого из них.