Калопсия

      Джереми стучал по клавиатуре, и щелчки клавиш были единственным звуком в тишине. Иногда Одд, выбрав наименее скучный вариант по сравнению с выполнением домашнего задания, наблюдал, как тот работает.       Аэлита навестила часом раньше, оставила букет фиалок. Палата от этого стала менее стерильной, меньше похожей на клетку и больше похожей на то, как будто он вернулся домой. Или хотя бы в его с Ульрихом комнату в общежитии (которая была его домом больше, чем Италия, к осознанию чего он медленно приходил, но не хотел этого признавать). Они приятно пахли и имели его любимый цвет.       Джереми, пришедший сюда с Аэлитой, копался в цифровых файлах, которые достал из суперкомпьютера. Одд не совсем понимал, почему он находился здесь. Он всегда предпочитал работать на заводе с настоящим суперкомпьютером.       Несколько раз он пытался завязать разговор, но Джереми, похоже, хотел работать. Ну и ладно. Из-за того, каким унылым стало настроение после их с Ульрихом "серьёзного разговора", казалось, как будто в этой тесной комнате проходили похороны.       Карандаш в руке Одда разломился напополам и упал на пол. Вот что это было.       Его похороны.       — Он был хорошим человеком, — проговорил голос. Одд видел, как Джереми кашлянул, прежде чем продолжить. — Он был очень надоедливым, но имел прекрасное чувство юмора.       Сцена была расплывчатой, края размывались белым, застилая глаза, будто на окно дыхнули. Снег падал вокруг детей, одетых в толстую зимнюю одежду. Белизна покрывала всё, но было очевидно, что Ульрих держал лопату.       — Давайте покончим с этим дерьмом, — раздался голос Ульриха. Он стоял рядом с Джереми, и в его глазах пылал злой огонь, похожий на лесной пожар. Рядом с ним стояла Юми, и они слегка склонили головы к земле. Одд не мог понять, на что они смотрели.       — Мы собрались здесь сегодня, потому что один придурок не сумел просто остаться в живых, — продолжал Ульрих. — Этот придурок был полным мудаком с отвратительным чувством юмора, но...       Он замолк, и показалось, что он всхлипнул. Чуть наклонившись, он вытер глаза и вздрогнул.       — Я бы отдал всё, чтобы снова услышать, как он рассказывает тупую шутку. Даже те грёбанные каламбуры.       Одд вдруг часто задышал, неспособный заполнить лёгкие достаточным количеством воздуха, мир внезапно померк от этой священной неизбежности. Господи, он только что присутствовал на собственных похоронах в духовном смысле. Что за чёрт?       Он безучастно смотрел на своё домашнее задание. Насколько далеко в будущем это произошло? До сих пор его видения сбывались не более чем через неделю в будущем. Но значит ли это, что Одд скоро умрёт? Похороны же устраивают примерно через неделю после смерти кого-то, верно?       Если бы он умер сегодня, тогда его предположение о временных рамках видений было бы точным. Но он бы тогда был слишком мёртв, чтобы думать о том, что прав.       И он не собирался сегодня умирать. Он стабильно поправлялся и чувствовал себя намного лучше; всё ещё чувствовал себя дерьмово, но больше не нуждался в обезболивающих средствах. Он выздоравливал. Он был в порядке.       Кроме того, там не было его родителей. Они же не пропустили бы похорон собственного сына, да? Они же не были бы такими ужасными и занятыми, правда? Даже одна из пяти сестёр? Полин? Элизабет? Близняшки? Кто-нибудь?       Никто больше не присутствовал, кроме Юми, Джереми и Ульриха. Он сильно уверился, что видел Аэлиту в компании: было сложно не заметить яркий розовый цвет её волос и одежды. Это все? Если это действительно его похороны, то это просто... очень стрёмно. И очень грустно.       Ничего себе.       Джереми поднял глаза, услышав треск. Одд пустым взглядом таращился на такой же пустой лист с домашним заданием по геометрии, а по полу катились две половинки карандаша. В спокойном безмолвии это звучало оглушающе, и Джереми забеспокоился. Не в духе Одда быть таким тихим. О чём тот думает?       — Одд? Ты в порядке? — Ему нужно закончить написание программы, но Одд спас ему жизнь. Это не убьёт его, если он покажет свою тревогу...       Блондин поднял голову, чтобы посмотреть на Джереми. Взгляд сверлил его лазурно-голубые глаза, смотревшие в те, странно переливчатые.       — Если я умру, то много ли людей придёт на мои похороны, как думаешь?       — Ты не умрёшь, — поспешно заявил Джереми. Сейчас он изучал мальчишку; это не было похоже на него.       — Не в этом суть, Эйнштейн. — Одд переплёл руки. Он на самом деле нервничал? — Просто ответь. Как ты думаешь, много ли людей пришло бы, или нет?       — Ну... — Джереми не знал, как ответить. С общением было достаточно туго, а теперь они катились в глубокое дерьмо. Утешить? Сказать правду? Что ты вообще должен сказать?       Одд нахмурился, когда Джереми слишком надолго задумался над ответом. Он посмотрел на его колени, на лице было спокойное, неясное выражение.       — Не бери в голову. Это глупый вопрос.       — Нет, я просто не был готов к нему. Хм. Я думаю, их было бы довольно много. Ты же знаком с кучей людей. — Джереми наблюдал за его реакцией, надеясь, что дал правильный ответ.       Одд недовольно покачал головой и уставился на остатки карандаша.       — Наверное.       Входя в комнату, Ульрих вздохнул. До сих пор работающий над файлами с суперкомпьютера Джереми вернулся в Кадик, а Аэлита помогала юному гению. Юми сидела дома и нянчилась с Хироки, поэтому Ульрих пришёл сюда, улизнув во время комендантского часа. В любом случае, спать он не мог.       Одд растянулся на кровати, его прерывистое дыхание раздавалось эхом в стерильной комнате. Ульрих сел на стул рядом с ним и снова обработал раны.       Он и не думал, что блондин может выглядеть хуже, чем в ночь аварии, но тому всё равно как-то удалось его удивить. Синяки оцепили почти каждый дюйм его кожи, скользя, словно лозы плюща. Длинные царапины на ногах и глубокие порезы были повсюду, в том числе и один на лице. На лбу и в нескольких других местах виднелись швы, едва заметные, но Ульрих знал, куда смотреть.       Он по-прежнему был тощ, как тростинка, кости почти торчали, грудная клетка выпячивалась. На руке был новый гипс, такой же фиолетовый, но на этот раз с лавандовым оттенком. Ульрих вздрогнул.       Это напомнило ему, как он нашёл его на улице неделю назад, лежащего мертвецки неподвижно, а по его лицу текла кровь. Он перевернул его и увидел сломанную руку с белой костью, выглядывающей из плоти и крови. От воспоминания он помотал головой.       Он больше не был стройным: он был тощим и слабым. Он стал ещё бледнее, чем раньше, из-за большой потери крови. В бинты была завёрнута бóльшая часть его тела, и из-за позы, в которой он спал, марля на спине свалялась. Снова проглянули синяки, и Ульрих снова глубоко вздохнул.       Он просто надеялся, что какое-то время атак X.A.N.A. не будет. А если и будет, то он позаботится о том, чтобы Одд остался в стороне.       Вдруг Одд перевернулся на спину, тихо шипя от боли. Ульрих не винил его; врачи сегодня наконец-то отменили ему обезболивающие, поэтому боль от опасных ран опять возвращалась к нему.       Вполголоса бормоча, он зашевелился и беспокойно заёрзал. Было странно не слышать его храпа. Он был слишком тих, и, хотя по его метаниям было понятно, что он всё ещё жив, Ульриху было не по себе.       Ульрих склонился над ним и убрал волосы с его лица. Это было важно, и он хотел вернуть привычную странную заострённую причёску, чтобы сделать ситуацию нормальной хоть ненамного.       — Эй, успокойся. Это всего лишь сон, дружище.       Его неуклюжая попытка поддержать, похоже, не помогла. Одд продолжал бормотать ещё отчаяннее, глаза зажмурились, брови нахмурились. Ульрих поколебался и положил руку ему на плечо, слегка тряхнув его костлявое тело.       Он заметался сильнее, и Ульрих запаниковал, когда, казалось, боль у Одда разошлась. Он неслышно зашипел, брыкаясь ногами. Одд руками вцепился в живот, царапая себя и угрожая отодрать марлю. Ульрих побледнел.       — Стой, не делай этого! — Он схватил мальчика за руки, пытаясь остановить его. Тот расцарапал, открыл ещё несколько ран и до сих пор корчился в его хватке.       — X.A.N.A.! — выкрикнул Одд, открыв глаза на мгновенье, достаточное, чтобы Ульрих увидел, как его зрачки становятся прорезями. Как у кошек.       Внезапно он обмяк. Как будто он был марионеткой, маленькой куклой, которую поддерживали только её ниточки, а теперь они порвались. Его руки повисли, и Ульрих чуть не выпустил их от неожиданности.       Лишь несколько секунд спустя он услышал завывания сигнала тревоги. Он повернулся к мониторам и вскрикнул. Там была прямая линия.       Он потянулся к звонку и надавил на него пальцем несколько раз, пытаясь предупредить врачей. Вообще он не должен быть здесь, раз улизнул во время комендантского часа, и он немного жалел об этом. Он не мог смотреть, как его друг умирает. При мысли об этом у него внутри всё сжималось.       Дверь распахнулась, и внутрь ворвались врачи, оттолкнув его назад. Он видел, как они столпились вокруг него, один толкал тележку, а другие стояли рядом. Главврач схватился за дефибриллятор и потёр его половинки.       — Разряд! — крикнул он, прижав электроды к его грудной клетке. Спина Одда выгнулась, когда по нему прошло электричество. — Увеличить напряжение!       — Медсестра кивнула и настроила машину. Доктор снова потёр электроды. Сигнал тревоги всё ещё гремел, визжал, как банши*.       — Разряд!       Монитор не замолкал. Ульрих почувствовал, что готов снова заорать вместе с машиной. Вибрация в кармане насторожила его, но ему было всё равно. Атака X.A.N.A. или нет, ему нужно убедиться, что с его другом всё в порядке.       — Разряд!       Снова треснуло электричество; Одд лежал неподвижно, его губы были бледно-голубыми. Врачи переглянулись, и один из них стал делать массаж сердца, сдавливая его узкую грудную клетку и пытаясь заставить биться его сердце.       — Оживай, дружок, давай.       Ульрих ощутил, как у него подпрыгнуло сердце, увидев, что доктор стал надавливать сильнее. Он терял рассудок. Он терял пациента. Ульрих смотрел, как его друг умирает.       Вдруг вой прекратился, и раздалось тихое, мерное попискивание. Врачи радостно выдохнули, и Ульрих чуть не упал в обморок от глубоко облегчения. Доктора стали медленно расходиться из палаты, но Ульрих остановил одного. Ему нужно объяснение.       — Что произошло? Почему его сердце остановилось?       Врач неловко огляделся по сторонам.       — Насколько я знаю, его мозг неожиданно отключился. Его деятельность прекратилась, и сердце остановилось в ответ. Как будто его мозг был батарейкой, потратившей весь свой заряд. Так что мозг, как разряженный аккумулятор, перестал подавать энергию, и сердце, поскольку оно находится вне цепи, остановилось.       Голова Ульриха загудела от вопросов.       — Что же перекачивало энергию?       — Мы не знаем. Мы разберёмся в этом. — Он вздохнул. — Ему станет лучше. Я уверен.       Когда врач вышел, Ульрих нахмурился и снова повернулся к мальчишке. Он подскочил к нему, оглядывая каждый дюйм распростёртого тела. Одд совсем не шевелился, дыхание было поверхностным, а сердцебиение казалось едва ощутимым. Он проверил у него пульс. Есть, но слабый.       Он нахмурился, снова ощутив вибрирование телефона. Отбросив руку Одда, он полез в карман с желанием просто отрубить его. Сообщения были от Джереми. Первое гласило: "X.A.N.A. активировал башню! Беги на фабрику!"       Второе сообщало: "Новостей с атаки нет! Скорее сюда! Нам нужна твоя помощь!"       Ульрих уставился на время получения. Одд же прошептал "X.A.N.A.", когда у него включился телефон как раз после остановки сердца. Совпадение?       Видение будущего проскочило у него в голове, прежде чем тут же исчезнуть. Старая способность не могла быть виновником. Джереми удалил программу много месяцев назад. И силы с Лиоко не могут проявляться в реальной жизни. Это невозможно.       Он сжал телефон и оглянулся на блондина. Телефон рядом с ним на столе светился новыми сообщениями. Наверное, Джереми по привычке писал Одду.       Если одного воина Лиоко нет, то им понадобится любая помощь, какая только будет. Он не мог бросить их. Он должен уйти.       Он пнул пол, не оглянувшись на друга. Изображение его бледной кожи и безмятежного выражения лица впечаталось ему в мозг. Он тихо вышел из палаты широкими шагами, пытаясь торопиться.       X.A.N.A. заплатит. По-крупному.