Калопсия

      Одд с трудом открыл глаза и обнаружил, что смотрит в знакомый белый потолок. Он знал каждую его трещинку и пузырёк краски: гипсовая карта отпечаталась в сознании. Он находился в медкабинете.       Он оглянулся и разглядел зелёное пятно, которое он принял за друга. Иоланта была в соседней комнате, заполняла бумаги, и Одд снова моргнул и попытался заговорить.       — Привет, — поздоровался он.       Ульрих вскочил и повернулся лицом к нему: всё это время он смотрел в окно.       — Доброе утро, Спящий красавец, — развязно ответил Ульрих с полуулыбкой, лишённой привычного сарказма.       — Боже, мне нужен был этот прекрасный сон. — Одд стал садиться, а Ульрих пристально наблюдал за ним. — Что произошло?       — Ты потерял сознание. Что последнее ты помнишь?       Одд нахмурился, пытаясь найти последние воспоминания в туманных закоулках своего сознания.       — Посмотрим... мы возвращались с фабрики, у меня то видение будущего, ты звонил Джереми... — Одд сморщился. — Да. Ты собирался позвонить Джереми.       Ульрих кивнул.       — Ты потерял сознание, когда я начал звонить.       — Как я сюда попал?       — Я позвал Джереми с Аэлитой помочь мне дотащить тебя до школы. Джим увидел нас и доставил тебя сюда.       — Сколько я был в отключке?       — Две недели.       Одд подозрительно покосился на него.       — Правда?       — Не-а. Всего час.       — Чёрт, — драматично вздохнул Одд. — А я понадеялся, что так оно и было. Ты сказал, что позвонил Джереми. Вы что-нибудь придумали?       Ульрих с беспокойством глянул на Иоланту.       — Мы можем обговорить это потом? Она сказала, что, наверное, скоро отпустит тебя, как только ещё раз осмотрит. Она говорит, что у тебя обезвоживание.       — Конечно, — фыркнул Одд.       Ульрих кивнул.       — Ага, это чушь собачья: мы же знаем, что происходит на самом деле, но всё-таки. Встретимся позже, и я расскажу тебе всё, ладно?       — А, делла Роббиа проснулся? — Бумаги зашуршали, ящик картотеки закрылся, и Одд услышал чёткие шаги Иоланты: её высокие каблуки застучали по линолеуму на полу. Он кивнул Ульриху и подмигнул.       — Да, я здесь, — отозвался он.       Когда Иоланта появилась в поле зрения, Ульрих встал.       — Я пойду, мэм.       — Иди.       Час спустя Одд обнаружил, что неторопливо тащит своё несговорчивое тело по коридору общежития. Чтобы не упасть, он прислонился к стене и пополз к своей комнате, избегая жалостливых взглядов учеников и их нежеланного сочувствия, когда те задерживались рядом и разглядывали его.       Найдя свою комнату, он открыл дверь и увидел Ульриха, лежащего на спине в окружении разбросанных по кровати учебников. На секунду он прижался к двери и ощутил желание лечь, когда комната медленно закружилась. Он прокрался через помещение, а Ульрих бесстрастно изучал его карими глазами, пока тот устраивался на своей кровати.       — Привет, — поздоровался Ульрих.       — Готов устроить мне урок истории?       — Ага. В общем, пока тебя не было, я поговорил с Джереми. Мы решили, что во время атак X.A.N.A. лучше всего будет брать тебя с собой на миссии на Лиоко. Там ты будешь в большей безопасности, а пока мы не пускаем тебя на мост одного, мы сможем предотвратить всё, что бы ни случилось. В реальном же мире, в основном, мы будем постоянно в компании, чтобы убедиться, что ты не один.       Одд кивнул. Звучало слишком просто, но спорить он не собирался. Он тоже слишком устал.       — Ладно.       — Как ты? — звучит нерешительно.       — Такое ощущение, будто меня переехали, и я знаю, каково это. — Он перевернулся на живот и посмотрел на своего друга. — Ничего нового. Все еще уставший.       Ульрих слегка кивнул.       — Насчёт того видения будущего...       — Я уже рассказал тебе, что произошло.       — Я знаю, но... ты уверен, что по-настоящему умер?       Конечно, он не хотел в это верить. Вирус внутри него ощущался достаточно неглубоко, даже если иногда на горизонте маячило ощущение неизбежной смерти. Ни один из них не хотел, чтобы это было правдой, а у Ульриха не было доказательств, что он на самом деле не умер.       Одд глубоко вздохнул.       — Уверен. Я бы ни за что не выжил.       — Понятно... — кивнул Ульрих.       Беседа закончилась, и воцарилась тишина. Странно было так говорить о своей неминуемой смерти. Он ненавидел это.       Иногда Одд задавался вопросом, действительно ли они могли предотвратить его смерть даже со всеми их стараниями. Он слышал теорию времени, которое описывалось как водоём. Ты бросаешь в него камень, и на поверхности возникает рябь; ты вызываешь изменения в воде, и это имеет последствия. Но рябь постепенно исчезает, и вода успокаивается. Означает ли это, что независимо от сделанных тобой изменений время всегда будет возвращаться в исходное положение? Что появившаяся рябь в конце концов затихнет и сгладится обратно в то, чем она когда-то была?       Была ли его судьба предопределена?       Он охнул и закрыл глаза. Он больше не хотел об этом думать. Эти мысли приносили больше вреда, чем пользы. Он должен быть в хорошем настроении, не сомневаясь в своих способностях или способностях друзей.       Было уже довольно поздно. Вздремнуть не помешает...       Резкий стук в дверь заставил его распахнуть глаза. Чёрт побери...       Ульрих вздохнул, отложил учебник и неспешно направился к двери. Одд слишком устал, чтобы пошевелить хоть одним мускулом. Такими темпами он не сможет даже стоять, и ему придётся просто лежать.       На самом деле, звучит не так уж и плохо...       Дверь с щелчком открылась, и Одд услышал ядовитое отвращение в голосе Ульриха, когда тот произнёс:       — Сисси?       — Привет, Ульрих, дорогой.       Одд взвыл. Только этого не хватало. Подступает мигрень.       — Какого чёрта ты... — он представил себе, как тот качает головой, — ... неважно. До встречи.       Дверь стала закрываться, и до Одда донёсся глухой стук. Он оглянулся, повернулся на бок и увидел, что Сисси просунула ногу между дверью и косяком, оставив узкую щель. Вид у Ульриха был крайне желчный, и он так крепко сжимал дверную ручку, что его костяшки пальцев аж побелели.       — Вообще-то я здесь, чтобы поговорить с Оддом. — Голос Сисси звучал так же раздражённо.       — Нет. А теперь позволь закрыть дверь.       — Ни за что. Впусти меня!       — Оставь нас в покое!       — Ну же!       — Если я с тобой поговорю, ты уйдёшь быстрее? — вмешался Одд, устав слушать их перебранку. Мигрень усиливалась с каждым словом.       — Да.       Одд стал медленно садиться, практически вырываясь из сладких объятий кровати. Вот бы оно того стоило. Господи, как же он устал.       Ульрих с виду был готов протестовать: его грубый взгляд на черноволосую девочку говорил о многом, но он держал челюсть плотно сжатой. Отпустив дверную ручку, он плюхнулся обратно на кровать. Он выглядел готовым запустить книгу и сомневался, что целью будет он.       Одд с тихим щелчком затворил за собой дверь, и они с Сисси вышли из комнаты. Она скривилась; получилось что-то среднее между надутыми губами и тем выражением, когда съедаешь что-то кислое, отчего Одд начал жалеть, что согласился на этот разговор.       — Чего тебе надо? — спросил Одд, сразу переходя к делу и прислоняясь к коричневой стене. Ноги болели и жаждали соскользнуть по отвесной стене, лечь на пол и не вставать, и только благодаря силе воле он не поддался своему желанию.       — Извини.       Эти слова заставили Одда снова сосредоточиться, его затуманенный разум мгновенно проснулся.       — Что?       — Я не знала, что тебя действительно сбили. — Она выглядела смущённой. — И я не знала, что это было... ради Джереми. Так что да. Полагаю, может, и нет... Я сказала что-то, чего не должна была говорить.       — Ты извиняешься? То есть, по-настоящему извиняешься?       — Нет, если будешь повторять это снова и снова, — сощурилась она.       Одд заморгал. Неужто его состояние ухудшилось до галлюцинаций? Не говорил ли Джереми, что такое возможно? Может, он видел сон наяву, впав в кому?       — Не стоит так удивляться. — Сисси тряхнула волосами, и чёрные пряди рассыпались водопадом. — В любом случае, ты в порядке? Ты как будто вот-вот грохнешься в обморок, а я сомневаюсь, что твоей голове стоит лишаться ещё большего количества мозговых клеток.       Одд кашлянул.       — Да, да. Просто приболел. Сечёшь? — Технически это не было ложью.       Почему она извиняется сейчас? Тот инцидент произошёл... ну, давным-давно. Или нет? Может быть, время просто замедлилось, потому что он знал, что дни сочтены. Однако ощущается, будто было это целую жизнь назад.       — Как скажешь. Не убей себя. — Она поправила рукав футболки и повернулась, чтобы уйти; волосы цвета воронова крыла драматично колыхнулись, когда она пошла прочь. Одд наблюдал, как её удаляющаяся фигура движется по лабиринту коридоров.       — Спасибо, — крикнул он.       Она замерла как вкопанная.       — Что?       — Спасибо за извинение. Тебе и не нужно было этого делать.       Она растерялась.       — Да ладно, делла Роббиа. Я просто мимо проходила.       Она двинулась дальше, а он нахмурился от её слов. Не убей себя... как много она знает?       Он чуть не дал себе по лбу. Это просто смешно. Она ничего не могла знать. Это было просто совпадение, что её слова выступили против повторения его прошлых действий.       До сих пор.       Он открыл дверь и увидел, что Ульрих пристально глядит на него. Друг ссутулился у стены, а его шоколадные глаза расширились от удивления.       — Подслушивал, что ли?       Тот кашлянул.       — Как всё прошло?       — Думаю, ты уже знаешь.       — Я тут... закончу свою домашку.       Одд хмыкнул и снова улёгся на кровать, наблюдая, как Ульрих возится и раскрывает, наконец, книгу. Он чуть не засмеялся над выходками своего друга, на мгновение забыв о дерьмовой ситуации, в которой он застрял. Это было приятно.       Он подложил руку под голову и закрыл глаза. Он чувствовал, как веселье, просуществовавшее несколько секунд, быстро умирает. Каждый сустав онемел, каждая мышца болела, и он ощутил, как начинается настоящая мигрень. Усталость пронзила до костей, когда он лёг в постель, но сон не шел. Разум начинал кружиться, как торнадо, шустрые мысли суетились и понимались слишком быстро.       — Он был хорошим человеком, — проговорил голос. Одд видел, как Джереми кашлянул, прежде чем продолжить. — Он был очень надоедливым, но имел прекрасное чувство юмора. Сцена была расплывчатой, края размывались белым, застилая глаза, будто на окно дыхнули. Снег падал вокруг детей, одетых в толстую зимнюю одежду. Белизна покрывала всё, но было очевидно, что Ульрих держал лопату.       — Давайте покончим с этим дерьмом, — раздался голос Ульриха. Он стоял рядом с Джереми, и в его глазах пылал злой огонь, похожий на лесной пожар. Рядом с ним стояла Юми, и они слегка склонили головы к земле. Одд не мог понять, на что они смотрели.       — Мы собрались здесь сегодня, потому что один придурок не сумел просто остаться в живых, — продолжал Ульрих. — Этот придурок был полным мудаком с отвратительным чувством юмора, но...       Он замолк, и показалось, что он всхлипнул. Чуть наклонившись, он вытер глаза и вздрогнул.       — Я бы отдал всё, чтобы снова услышать, как он рассказывает тупую шутку. Даже те грёбанные каламбуры.       Изображение было выжжено в его сознании от молниеносных повторений видения будущего в течение суток, и по его спине пробежала дрожь. Эта сцена была всем, о чём он мог думать в последнее время; странность и пустота тяжко давили на его разум.       Он долго молчал, прежде чем наконец нарушить тишину.       — Эй, Ульрих?       Он почуял, как взгляд Ульриха метнулся к нему и прицепился, словно скрепка к магниту.       — Да?       Он сомневался. Он уже привлёк его внимание, и Ульрих понял, что его что-то тревожит. Отступать не имело смысла.       — Это правда глупо, но... помнишь, я рассказывал тебе о том, что у меня было видение моих будущих похорон?       Он слышал, как напрягся Ульрих, и атмосфера в комнате стала меняться.       — Помню.       — ...там были только вы, ребята.       Последовала долгая минута глубокого молчания. Ульрих как будто недоумевал.       — Что ты имеешь в виду?       — Там были только Аэлита, Джереми, Юми и ты. Больше никого. Только вы.       Он приоткрыл один глаз и разглядел смущённого и растерянного Ульриха.       — ...чёрт. Только... мы?       — Ага. Там не было даже моих родителей. Я знаю, что я не любимчик этой школы, но даже Милли или Тамии? — Он вздохнул. — Некоторое время меня беспокоит, что никто не появился.       — Для этого... для этого должна быть причина. — Ульрих потёр лицо. — В смысле, ты вообще уверен, что это было твои похороны? Ты говорил, что мы собрались вокруг кучи грязи и оскорбляли кого-то. Ты уверен...       — Полностью. Это видение будущего казалось странным... не таким, как другие. Это... это определённо было после моей гибели. Я уверен.       Ульрих сдвинул брови.       — Тогда я не знаю, почему там было так пусто.       Одд нахмурился, уставившись в потолок и избегая встревоженного взгляда карих глаз Ульриха. — Наверное, у меня к тебе есть ещё одна просьба.       — Что такое? — Голос Ульриха звучал напряжённо.       — Позаботься, чтобы мои похороны не были такими пустынными.       Ульрих чуть натянуто улыбнулся.       — К-конечно. Только в этом нет необходимости, потому что похорон не будет.       — Верно. — Одд глубоко вздохнул. — Никогда не помешает иметь запасной план.       — С каких это пор ты начал планировать заранее?       Одд рассмеялся, и его смех был не таким пустым, как ему казалось.       — Действительно. Но... ты мне обещаешь?       Прошло неопределённое количество времени, прежде чем он получил тихий ответ, полный испуга.       — Конечно.       Одд искренне улыбнулся, как ему показалось, впервые.       Сладкую темноту разорвал писк, и он громко закряхтел. Перевернувшись, он взглянул на будильник, думая, что это и есть причина шума.       Перед ним засверкали мерцающие цифры пяти утра. Видимо, он заснул после разговора с Ульрихом, исполнив своё желание вздремнуть. Он слышал, как Ульрих возится в темноте, отпихивает и поправляет свои одеяла. На мгновение вспыхнул свет, и Ульрих охнул.       — X.A.N.A.       Это слово разбудило Одда, и он сел. Какое-то время они смотрели друг на друга, и осознание окружало их, как туман предчувствия.       Это может быть оно. Это может быть его последняя битва.