Калопсия

      Кровь размазалась по бетонной плите, окрасив серый цемент в тёмно-красный цвет. Она капала с лезвия куска металла, всё ещё зажатого в руке призрака, и каждая капля разбрызгивалась по земле. Сисси стояла на краю, глядя на бурлящую внизу реку, и безумно скалилась, вертя пальцами металл.       С размытым зрением, сбитый с толку, он очнулся несколько минут назад, пытаясь разобраться. А вот после того, как головокружение отступило, он заметил отсутствие Одда, и с воспоминаниями о борьбе с призраком и рассказе Одда о его смерти, он отчаянно бросился прочь с завода...       И прибыл как раз вовремя, чтобы узреть, как X.A.N.A. пробивает сердце его лучшего друга и сбрасывает его в водяную мрачную бездну Сены.       Он громко завопил, выкрикивая имя Одда и безнадёжно ожидая ответа, чтобы удостовериться, что он на самом деле в порядке, жив и здоров. Что его на самом деле не убили жестоко прямо у него на глазах.       Это было так глупо. Чего он ожидал? Что Одд чудесным образом оправится от удара в сердце и сможет говорить с ним?       Тишина звенела у него в ушах, а вода плескалась волнами, брызгая на угольное брюхо моста.       Он беспомощно наблюдал, как Одд, совершенно обмякнув, кувыркается в воздухе.Неужели он умрёт ещё до того, как упадёт в воду? Или утонет в реке, не имея возможности выплыть обратно на поверхность?       Как только тот погрузился в ревущую реку и ушёл под воду, у него возникло чувство, что Одд не вернётся ещё очень-очень-долго. Даже при работающем сердце течение было слишком быстрым и сильным. Джереми даже не умел плавать, а на стороне Одда был многолетний опыт.       Пустой взгляд Сисси медленно перешёл к нему, и она словно гордилась тем, что X.A.N.A. способен чувствовать. Джереми ощутил, как на накатила волна сильной тошноты, и он, зажав рот рукой, подавился, когда начал осознавать происходящее.       Когда их глаза встретились, он быстро развернулся на каблуках, чтобы лететь, сражаться или бежать, набирая адреналин, чтобы сделать то самое. Он должен был спешить, не зная, сколько времени у него осталось (если вообще осталось).       Если бы он был достаточно быстр, если бы он вставил эти экспериментальные коды, если бы вернулся достаточно далеко в прошлое, он мог бы остановить этот кошмар...       Он добрался до лаборатории, его желудок сжался, когда он чуть не врезался прямо в группу подростков, окруживших компьютер. Юми, Ульрих и Аэлита, наверное, только что отключили башню и пришли проведать их. Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно...       Он протиснулся между ними, не обращая внимания на их растерянные и обеспокоенные лица. Нет времени на объяснения. Он должен действовать быстро и точно. Всего одна попытка...       Он стал лихорадочно набирать коды, его пальцы метались по клавиатуре. Воздух наполнился щелчками, послышалось бормотание. К нему обращались голоса, но они походили на шум, а он сосредоточился на своей задаче.       Он ударил пальцем по последней клавише. Он не проронил ни слова, молча наблюдая, как белая вспышка стала окутывать маленькую компанию. Он молил Бога, чтобы его попытка исправить код возвращения в прошлое сработала, чтобы Одд ещё не умер, чтобы прошло не слишком много времени...       Ульрих открыл глаза и обнаружил, что лежит, прислонившись к массивному дубу. Солнце освещало ясное небо, редких облаков было немного. Создавая жуткую атмосферу, вокруг царила мёртвая, не соответствующая весёлой погоде тишина.       Он снова был в лесу.       Его захлестнули воспоминания о Лиоко и фабрике. Они только что победили X.A.N.A. и деактивировали башню после попытки кучи монстров уничтожить их, когда обнаружили пропажу Джереми и Одда. Когда Джереми наконец объявился, он отодвинул их в сторону и, не обращая на них внимания, стал неистово печатать на компьютере. Он выглядел отчаявшимся и оцепеневшим.       Джереми запрограммировал возвращение в прошлое на двенадцать часов назад. Зачем?       Запах свежей крови ударил ему в ноздри, и сердце его сжалось. Когда мозг прокрутил худшие сценарии развития событий, желудок скрутило в судороге.       Что-то пошло не так, пока они были в Лиоко.       Сидевший спиной к другу, он не хотел отрывать взгляд от телефона. Вспоминая, в котором часу они сейчас находятся, он сжал устройство в руках. Он как раз собирался позвонить Джереми.       Он не желал видеть то, что было там. по его предположениям. Боже, он же не мог...       Нехотя, с огромным усилием воли, он медленно наклонил голову, чтобы посмотреть в сторону.       Потерявший сознание от своего последнего видения будущего, безмолвный Одд Делла Роббиа лежал на земле.       Ульрих с облегчением вздохнул и обернулся полностью, чтобы отдать мальчику всё своё внимание. Слава Богу, они не опоздали и отключили башню вовремя...       Обработав полную картинку перед собой, он вскрикнул.       Кровь растеклась вокруг него (Господи... его нога... обувь... всё пропиталось кровью от того, что он присел рядом... Боже), окрасив его броскую одежду в тёмный ржаво-красный цвет. Разрыв на его фиолетовой футболке обнажила зияющую в груди дыру, из которой сочилась красная жидкость. Его волосы были спутанными и мокрыми, а в некоторых слипшихся прядях виднелась кровь.       Нос его был искривлён... сломан... и кровь стекала по щеке и изо рта по подбородку. На лице расцвели синяки: фиолетовые, синие, зелёные. Зубы и губы были окрашены в ярко-красный, рот слегка изогнулся в ясной улыбке. Его взгляд был пуст, а переливчатые глаза больше не казались кошачьими. В них, словно в лишённом эмоций и жизни зеркале, отражалось обезумевшее лицо Ульриха и деревья над ним.       Явно сломанная рука вывернулась в неестественном положении. Из белой, как бумага, кожи торчала желтоватая кость. Та же самая рука была сломана несколько недель назад, когда всё это только началось, когда его сбила та машина.       Его тело было насквозь мокрым. Выглядел он странно одутловатым. Капли стекали по его коже, коричневая земля становилась рыжей грязью от смешения с водой и кровью.       Ульрих тут же отвернулся и не стал бороться с тошнотой. Его стошнило в этот же миг, рядом с деревом, и весь завтрак и всё содержимое желудка вышло наружу.       Когда его наконец-то отпустило, по лицу потекли слёзы. Она снова повернулся к другу и наклонился к мальчику. Разложение ещё не началось... наверное, он умер совсем недавно.       Они не успели спасти его.       тут было небольшое несоответствие, от которого кровь Ульриха застыла в жилах. Одд говорил, что в видении будущего его ударили в лёгкое, но здесь определённо пострадало сердце. Это была крохотная, вероятно, бессмысленная деталь, которую Ульрих не мог не заметить, несмотря на всю её бесполезность.       Наверное, Одд каким-то образом изменил будущее, причём совершенно напрасно.       Что бы он ни сделал, это не меняло того факта, что он смотрел на мёртвое тело. В конечном счёте, он потерпел неудачу.       Он схватил Одда за плечи и встряхнул изо всех сил. Нет. Одд на самом деле не умер. Жизнерадостный мальчишка, которого он знал и с которым подружился, не мог этого сделать. Для него это не имело никакого смысла. Человек, такой сияющий и полный жизни, не мог так просто... перестать существовать.       Нет. на самом деле он не был мёртв. Наверное, это глупый розыгрыш. Должен быть.       Ульрих дрожал, не в силах сдержать стекавшие по лицу слёзы. Это была просто шутка.       — Не смей, мать твою, умирать! Кончай валять дурака! Очнись! Это вообще не смешно!       Глаза Одда оставались закрытыми, голова болталась, тело обмякло, словно у тряпичной куклы. Он как будто был марионеткой, которой оборвали ниточки и которая больше не могла нормально двигаться. Он был поломавшейся куклой, больше не способной служить своей цели.       — Ты же, блять, обещал! Ты же обещал! Ты не можешь умереть! Я думал, что ты сказал, что всегда держишь своё слово! Ты не можешь быть мёртв! Ты должен позаботиться о Киви! Должен извиниться перед сестрой! Помочь нам бороться с X.A.N.A.! Ты должен быть дурачком, чтобы подбадривать нас! Должен завалить тест и забыть домашку! Должен заигрывать с кучей девчонок! Должен быть моим другом-мудаком и дерьмово шутить, чтобы я мог на тебя орать! Ты должен быть жив!       Ульрих вздрогнул, ощутив, как вода впитывается в его одежду, а влажная ткань прилипает к коже от прикосновения к мертвецу. Он взвизгнул, вытирая опухшие глаза и глядя на тело. Чёрт возьми, он же не может...       К нему приблизились чьи-то шаги, но ему было всё равно. Ему не приходило в голову, кто это мог заявиться. Ему было наплевать, кто его видит и слышит.       Одд, чёрт побери, был мёртв.       Он услышал сдавленный визг и звук, словно кто-то упал, громко шурша листьями. Он повернулся к запыхавшимся Аэлите и Джереми, выпучив глаза и дрожа всем телом.       Аэлита застыла, закрыв рот руками. Из её зелёных глаз водопадом хлынули слёзы. Несмотря на лёгкую дрожь, она держалась совершенно неподвижно, но ноги её, казалось, были готовы подкоситься к любой момент.       Джереми стоял на коленях, по его лицу текли слёзы. Он бил кулаком по земле, снова и снова повторяя это движение.       — Я опоздал. Господи, я опоздал. Не вышло.... это не сработало, я опоздал...       Последовавшее за этим молчание было невыразимо тягостным. От прозрения, которое пришло вместе с обнаружением тела друга, Ульриха снова вывернуло наизнанку.       Они не справились.       Их главная миссия — сохранить ему жизнь — провалилась. Он умер. Они действительно потерпели крах.       Одд поступил мудро, придумав запасной план.       — Нам надо... — У Аэлиты перехватило дыхание, её голос сорвался, и ей потребовалось какое-то время, чтобы договорить. — Нам надо что-то сделать.       — Ну и что же? Позвонить в 112? Да что мы вообще сказали бы? — Ульрих был в отчаянии. Что, блин, они должны предпринять? Что, твою мать, ты делаешь, когда обнаруживаешь, что твой лучший друг убит сверхъестественной силой?       Джереми вытер глаза и шмыгнул носом.       — Одд вышел прогуляться. Он долго не возвращался, и мы пошли его искать. Нашли его здесь.       Ульрих сжал кулак.       — Посмотри на него. Его убили, и полиция признает это убийством. Эта история в лучшем случае неубедительна, и они не смогут поймать человека, который это сделал.       — Мы же не можем просто оставить его здесь, чтобы его нашёл кто-то другой! — кусая ногти, не унималась Аэлита.       Джереми явно чувствовал себя неуютно.       — Ну... Могли бы.       — Ты хочешь бросить его тело посреди леса? — Аэлита с Ульрихом уставились на него.       Джереми поднял вверх трясущиеся руки.       — Это не идеальный вариант. — Его голос дрогнул. — Я этого не хочу, но разве у нас есть выбор? Вот что мы можем сделать?       Троица переглянулась, и по их венам пробежал страх. Но что они могли предпринять? Какие были варианты? О том, чтобы сообщить полиции, что их лучшего друга прикончил разумный вирус-убийца, не могло быть и речи. Звонок в полицию вызовет так много вопросов...       А им нужно было время. Чтобы придумать подходящую историю. Чтобы во всём разобраться.       ...Чтобы скорбеть.       Ульрих сверлил взглядом тело позади себя. Красное и фиолетовое опаляло ему глаза. Чёрт побери.       — Ладно, — прошептал Ульрих.       Аэлита резко повернула голову и посмотрела на него.       — Ты хочешь оставить его здесь?       — А у нас есть выбор? — Ульрих потёр лоб, и у него разболелась голова.       Она запнулась, и по её лицу вновь потекли слёзы.       — А если люди увидят, как мы выходим из леса? Они узнают, что мы были здесь. Это будет подозрительно, если мы уйдём, а они потом найдут... найдут... его... спустя какое-то время.       — Мы... — Джереми замялся. — Мы позвоним в 112.       Ульрих вперил в него взгляд.       — Что?       — Аэлита права. Было бы подозрительно, если бы люди увидели, как мы выходим из леса, а через несколько часов находим на том же самом месте Одда, который был мёртв почти столько же времени. Лучше всего побыстрее разобраться с этим. — Он глубоко вздохнул. — Давайте поскорее покончим с этим.       Он порылся в кармане, то ли не замечая телефона Ульриха, который тот всё ещё сжимал в руке, то ли просто не обращая внимания. Он набрал три цифры и поднёс телефон к уху.       Последовала долгая тишина, пока Джереми разглядывал тело Одда; его грудь медленно поднималась и опускалась, что было единственным признаком того, что он не был статуей. Ульрих гадал, чего же он ждёт. Наконец, он заговорил:       — Мой лучший друг мёртв.