Калопсия

      В школу они ещё не вернулись. У них оставалось ещё несколько дней, чтобы оплакать друга и привести себя в порядок, прежде чем вернуться.       Слухи до них всё равно дошли.       Его одноклассники и сверстники с ним не разговаривали. По крайней мере, не перед ним. Но они говорили о нём, когда думали, что он не слышит, когда он поворачивался спиной, когда думали, что они одни. Слухи распространялись, как лесной пожар, и сочувствие к погибшему быстро сгорало в их огне приглушённого шёпота.       «Он был проблемой, — переговаривались они. — Безрассудный идиот. Он должен был умереть молодым. Он был обречён на смерть»       В официальных отчётах написали, что он погиб от ножевого ранения (Джереми был рад. Утонуть всегда казалось ужасным способом умереть, но не то чтобы это было намного лучше). Однако в коридорах всё ещё слышались грубые высказывания и насмешливый шепоток: верили, что буйный блондин, наверное, сделал что-то, раз заслужил такую судьбу — быть убитым.       Может, так они скрывали свой ужас. Свой страх. Скажут, что он сделал это для их блага, чтобы они не беспокоились, что убийца придёт за ними. Что это его вина. Чтобы убедить себя, что жизнь не такая хрупкая штука. Что она не может просто так... прекратиться. Ниточка не может порваться, казалось бы, безо всякой причины. Что ребёнок не умрёт от чьей-то руки без всякой причины.       Даже учителя как будто были на взводе и напуганы. Он слышал их скорбь за закрытыми дверями, в пустых коридорах и по телефонным звонкам, которые не должен был слышать. Они испугались и пошли тем же путём, что и школьники.       «Я всегда знал, что он умрёт молодым, — говорили они друг другу. — Может быть, не таким молодым, но он сам виноват.       Сам виноват.       Но хуже всего было слышать: «Он это заслужил».       Он слышал, как однажды утром девочка, не подозревая, что он и остальная группа находятся поблизости, сказала это в разговоре со своими друзьями за обедом. Он видел, как Ульрих побагровел и набросился на неё. Зрение брюнета застилала красная пелена, когда он дёргал её за волосы, кричал и бил её.       Джереми не пытался остановить его и просто наблюдал.       Он этого не заслужил. Он был безрассуден, да, он был идиотом, да, он был проблемой, да! Всё это про него, но он был кем-то гораздо бóльшим.       Никто не заслуживает того, чтобы выбирать между самосохранением и концом света или самопожертвованием, чтобы его друзья могли выжить. Никто не заслуживает того, чтобы его сердце разделилось пополам, чтобы его топили в реке, чтобы его убили в таком юном возрасте, чтобы он чуть не умер от вируса, который показывал ему будущие смерти, только чтобы разбить и раздавить ему сердце.       Никто этого не заслуживает.

* * *

      Они вновь получили весточку от X.A.N.A. спустя два дня после тех бутафорских похорон.       Джереми надеялся хоть немного побыть в трауре, но, видимо, X.A.N.A. вообще не имел представления о милосердии. Может, он не осознавал всей силы удара, который он нанёс воинам. Или наоборот, и надеялся использовать это в выгоду себе.       Он не хотел возвращаться на фабрику, переходить по тому самому мосту, где видел, как сердце Одда разорвало и как мальчика сбросили в Сену, где он утонул. Он не хотел соваться на завод, где жило зло, совершившее этот предательский поступок. Он мог сказать, что не хотел никто.       Но когда сигнал на его компьютере зазвенел как раз в тот момент, когда они собрались помочь Джиму с уборкой в прежней комнате Ульриха, он понял, что выбора у них нет.       И они пошли.       Поездка по канализации прошла в такой тишине, что можно было бы уронить булавку, и это было бы подобно барабанному грохоту. Напряжение сгустилось, и ничто не могло развеять его.       Они побежали по мосту, и Джереми не мог не задержать взгляд на то самое место, где стоял Одд. Он видел багровое пятно, расплывшееся на дороге; видел кровь, капающую с того рокового куска металла; видел неестественный, обезображенный оскал Сисси; видел, как тело уносит течением, и чувствовал, как его лёгкие пересыхают от его собственного хриплого вскрика, и...       — Джереми?       Воспоминания растаяли в одно мгновение, а багровое пятно растворилось. Он глубоко вздохнул, осознав, что остановился на полпути и тупо уставился на край моста.       Он покачал головой и снова побежал. Сейчас было не время облегчать груз недавних событий или поддаваться эмоциям.       Сейчас было не время увязать в паутине сожалений.       Когда лифт со скрипом открылся, он вошёл в компьютерный зал и пронаблюдал, как его друзья мрачно исчезли за этими латунными дверями. Теперь всех можно было переносить на Лиоко одновременно: на каждый сканер приходилось равное количество воинов. От одной мысли об этом его тошнило.       Так быстро, как только мог, он виртуализировал воинов, больше не утруждая себя озвучиванием своих действий. Он наблюдал, как загружались карты и как на экране появлялись значки, показывающие, что свою часть работы он выполнил правильно.       Он пробурчал, в каком направлении должны двигаться подростки, и увидел, как начали двигаться их иконки. Уставившись на экран, он выискивал какие-либо следы готовых к обороне приспешников X.A.N.A.       Громкий стук вывел его из оцепенения. Звук шёл с верхнего этажа, как раз над компьютерным залом. Атака X.A.N.A.?       Он проигнорировал шум и запустил браузер. Просмотрел последние новости, надеясь найти зацепку, что же X.A.N.A. мог приготовить для них. Не было ничего примечательного: сообщения о пропавших без вести, украденные вещи человека в морге и сообщения о поджоге на другом конце Парижа. Ничего необычного.       Снова раздался громкий грохот, и Джереми ощутил, как зашкаливает беспокойство. По его венам пробежал страх из-за причины шума, планов X.A.N.A., неудачи. Тело напряглось, и он замер; в ледяном воздухе был различим только звук его колотящегося сердца.       Что X.A.N.A. хотел...       Снова громкий лязг, теперь прозвучавший прямо над его головой. Стоит ли ему оставаться на месте? Нужно ли ему встать и найти источник проблемы? Насколько он знал, это был просто маленький грызун.       Он поколебался и взглянул на мониторы. Там ничего не оказалось; насколько он мог видеть, всё было чисто. Однако, ему надо было оставаться на месте, чтобы уберечь их от внезапных нападений.       Словно вслед за его мыслями на экране возникло большое всплывающее окно, и глаза Джереми расширились; он начал лихорадочно печатать, и щёлканье клавиш нарушило тишину. X.A.N.A. снова пытался захватить контроль, и его быстрый набор текста начинал опережать Джереми.       — Ребята, X.A.N.A. снова пытается выкинуть меня из системы. Будьте начеку и не удивляйтесь, если мы потеряем контакт.       Он боролся как мог, но X.A.N.A. легко побеждал. Через несколько минут на мониторе вспыхнул глаз X.A.N.A., сигнализирующий о поражении Джереми. Он рассерженно откинул наушник, и помехи в ушах перестали трещать.       Новый грохот нарушил момент его угрюмого гнева, вызванного очередным проигрышем зашифрованным брандмауэрам. Он замер и прислушался, не раздастся ли ещё какой-нибудь шум.       X.A.N.A., наверное, пытался выманить его и завести в ловушку. Так и должно было быть.       На самом деле, терять ему было уже нечего.       Если он слишком долго не обращал внимания на призрака, ему могло наскучить ждать его, и он всё равно придёт к нему. Затем он может попытаться проникнуть в суперкомпьютер, чтобы стереть Юми и Ульриха и получить полную власть над Лиоко. Наверное, он мог бы и вырубить Джереми, но он всё равно не мог программировать, не переопределив свои программы вручную, а это нужно было делать на самом суперкомпьютере, а не изнутри него.       И вообще, любопытство всегда губило кошку.       Он встал с кресла и не спеша направился к дверям лифта, обдумывая логику этого передвижения. Ситуация была безнадёжна, как бы они ни смотрел. Двери со стоном раскрылись, и Джереми сделал шаг в ожидании, что его унесут навстречу неминуемой гибели.       Он вышел и оглядел верхний этаж. Было жутко тихо, ни единого отголоска шума, который он слышал раньше...       КЛАЦ!       Вот! Слева!       Он развернулся на пятках и лицом к лицу встретился с виновником. Он чуть не вскрикнул при виде явившегося ему зрелища.       Прямо перед мальчиком в очках собственной персоной стоял блондин.       Одд.       — Здорóво, Эйнштейн, скучал по мне?       Джереми окаменел от абсолютного удивления. Он был ошеломлён, сбит с толку, напуган — так много эмоций он испытал, уставившись на своего лучшего друга. Он был жив. Боже, он был жив!       Разум, наконец, проанализировал и воспринял картинку перед собой, и тогда в мозгу закричали совсем другие мысли: ему одновременно захотелось упасть в обморок, закричать и заплакать.       Одд улыбался, а его рот растянулся слишком широко, чтобы это можно было назвать естественным. Его зубы были бледно-красными, губы растрескались, нос искривился, в ноздрях виднелась кровь. Его волосы были спутаны и покрыты запёкшейся кровью, а взгляд был пуст; переливчатые глаза смотрели на него безучастно, несмотря на улыбку.       Его рука странно торчала в сторону, неестественно безвольная и кажущаяся длиннее другой. Одежда превратилась в лохмотья и была покрыта тёмно-алыми пятнами.       Но заметнее всего была зияющая дыра в его груди, где запеклось огромное кровавое пятно.       Джереми взвизгнул и попятился, его разум онемел.       — Что ты за чертовщина такая?       — Не круто, чувак, — надулся Одд. — Смерть как хотел повидать тебя.       Каламбур, возможно, почти убедил Джереми в реальности ситуации. О боже, у него галлюцинации? Из-за измученного ума его надежды и фантазии стали реальными на глазах, приняв этот отвратный облик?       — Что ты за чертовщина такая? — повторил он, на этот раз тише. Он перестал пятиться и уставился на Одда в упор, нервно ожидая ответа.        — Я Одд Делла Роббиа! Твой лучший друг! — Он покачал головой. И его ушей капала вода, и он видел, как на его фиолетовой макушке проступили маленькие лужицы. — Что-нибудь напоминает?       Джереми сплюнул: вода напомнила ему о Сене и событиях, произошедших всего четыре дня тому назад. Он отвёл глаза, к горлу подкатила тошнота, голова закружилась.       — Одд, ты мёртв.       Всё, что он смог ответить. А что ещё он должен был сказать?       Одд покачал головой.       — Боже, Эйнштейн. Это же не так уж и сложно. Я был мёртв.       Джереми сверлил его взглядом. Может... он вставил свой экспериментальный код, который он создал, когда они думали, что у них есть время исправить возвращение в прошлое, и это сработало. Может быть, должно было пройти чуть больше времени, чтобы эффект проявился. Может...       Он был настоящим.       Джереми стал шаг за шагом отступать назад под тупым взглядом Одда. Это было неправильно. Что-то с его «другом» было решительно не так, но он не мог объяснить его воскрешение из мёртвых. X.A.N.A. не мог...       Разве только он всего лишь управлял его телом.       Будто кукловод, управляющий марионеткой, он лишь тянул за ниточки. Одда здесь не было. Это оболочка, в которой находился смертоносный вирус.       Желудок Джереми взбунтовался и начал совершать кульбиты. От этой мысли его чуть не вырвало. Мало было X.A.N.A. удовольствия просто убить его друга, так он теперь хотел маячить своей победой перед их лицами и показывать, какую же огромную неудачу они потерпели?       Но всё же... может, был шанс...       Джереми неспешно наклонился и поднял стальную трубу. Одд не переставал лыбиться и не отводил взгляда, и у Джереми начали сдавать нервы.       Он невольно хмыкнул: у него возникла идея. Он знал, как проверить, действительно ли это было Одд.       — Ладно, — начал Джереми. — Говоришь, ты мой недавно погибший друг?       — Да.       — Тогда докажи это.       — Как?       — Как ты хочешь поступить со своим телом, когда умрёшь?       Если X.A.N.A. действительно занимает тело Одда, у него не должно быть доступа к его воспоминаниям. Он использовал его как оболочку, и на что-то ещё большее вирус был не способен.       Одд уставился на него, и его улыбка дрогнула. Сомнение пронизывало его черты, и какими бы тонкими они ни были, Джереми не мог не заметить мелочей.       Одд снова улыбнулся ещё шире и заявил:       — Что же ещё? Хочу, чтобы меня похоронили.       Джереми вздохнул и перехватил трубу, как бейсбольную биту. Он выдержал драматическую паузу, повисшую в воздухе, и прислушался к самодовольной уверенности в своём ответе.       — Неправильно.       И с этими словами он замахнулся на оболочку, изображавшую его старого друга.

* * *

      Была поздняя ночь. Джереми молча сидел в голубом кресле, удобно скрестив ноги, а на его коленях лежал ноутбук. Экран освещал его лицо и очки в мраке комнаты.       На кровати рядом с ним спал Одд; наверное, ему снились девчонки или еда. Или и то, и другое. Джереми никогда не мог понять, что творится у того в голове.       Это была ночь после обнаружения странного вируса в голове Одда. Сейчас он анализировал данные, полученные во время их последнего путешествия на Лиоко, и сравнивал их с первым разом. Возможно, просмотр двух наборов данных покажет, какие части изменились, а какие остались прежними.       — Эйнштейн?       Мальчик в очках удивлённо вскинул глаза на Одда. Он думал, что тот спит.       — Что такое?       Одд смотрел на него, его глаза затуманила какая-то сонная пелена. Он задумался, действительно ли Одд проснулся, или же разговаривает во сне.       — Когда ты умрёшь... Ты хочешь, чтобы тебя похоронили или кремировали?       У Джереми перехватило дыхание, а кровь застыла в жилах. В голове проносились сценарии различных ситуаций. Неужели Одд что-то пытался ему этим сказать? Вот чёрт, неужели он...       — Успокойся, — приказал Одд. — Нечего торопиться с выводами. Я не... самоубийца, или что-то в этом роде. Мне просто интересно. — Пока Джереми раздумывал, что сказать, Одд нахмурился. — Это глупый вопрос. Извини, Джереми. Можешь не отвечать.       Одд никогда не называл его Джереми. Он почти всегда звал его одним из его прозвищ.       — Хочу, чтобы меня похоронили. — Это вырвалось у него прежде, чем он успел подумать остановить себя, а когда он увидел посветлевшее лицо Одда, то порадовался, что не сделал этого.       — Почему?       — Думаю, потому что так традиционнее. — Он замялся. — Почему ты спрашиваешь?       Одд смотрел в потолок, в его глазах снова появился туман.       — Этот вирус... близкая смерть от машины и все другие случаи... это напомнило мне стихотворение, которое я читал, о человеке, чей прах развеяли над океаном, или что-то вроде того, после того как его жестоко убили.       Джереми кисло кивнул на его последние слова. Он внимательно посмотрел на него и поинтересовался:       — А ты?       — Что?       — Ты бы выбрал кремацию или похороны?       Одд, на вид крайне удивившийся, моргнул. Его губы медленно изогнулись в мягкой улыбке.       — Хороший вопрос. Я бы выбрал кремацию.       — Почему?       — Думаю... так поэтичнее. — Он закрыл глаза. — Когда я был маленьким, я всегда ходил на пляж. Мне там нравилось. Думаю, я бы хотел, чтобы мой прах развеяли над Средиземным морем. Вернулся бы к тому, что я люблю.       Одд вдруг покраснел и смутился.       — Прости. Это было странно.       Джереми фыркнул.       — К странностям я привык после знакомства с тобой. Полагаю, меня бы похоронили тут. Париж для меня вроде как стал домом. Но не думаю, что у меня был бы выбор места.       Одд кивнул.       — Может, меня и не кремируют. Мои родители в это не верят. Но всё же... — Он помолчал. — Если я по какой-либо причине не выживу...       — Не говори так...       — Выслушай меня. Просто выслушай. Можешь, пожалуйста, попросить моих родителей сделать это? Кремировать меня?       Джереми сглотнул. Это было огромное обязательство, серьёзное обещание, которое он должен был дать. Смеет ли он говорить его скорбящим родителям, что делать дальше?       Одд поколебался и протянул руку.       — Я попрошу твоих родителей похоронить тебя здесь.       Последовало долгое молчание.       Джереми протянул свою пятерню, и они крепко пожали друг другу руки; хватка Одда ослабла от болезни. Джереми медленно кивнул.       — Обещаю.       Он никогда не собирался проходить через это.