* * *
В столичных бутиках совсем не рады бродяге, на голове у которого царит полная неразбериха, а в голове... Черт знает, что у меня сейчас в голове. Я в самом сердце города, я готов закричать: эй, Москва, я вернулся! – но почему-то мне не хочется этого сделать. Я – колтун на ухоженной шкуре столицы, и когда-нибудь по мне пройдутся юстициональной расческой, чтобы выдернуть и вышвырнуть туда, где мне самое место. Красивых девочек-консультанток смущает моя замызганная кофта и шлепанцы на босу ногу, а охранникам не нравлюсь я сам – упругие и подвижные девяносто кило живого веса. Выпихать меня взашей сквозь стеклянные двери будет сложнее, чем вышвырнуть умалишенного бомжа. В отличие от умалишенных бомжей, у меня есть кредитка и паспорт, подтверждающие мою полную платежеспособность. Меня обнюхивают так и эдак, какое-то время присматриваются, наклоняя головы и брезгливо морщась, и, в конце концов, отступают. Я представляю, как буду рассказывать об этой сцене Роме Белкину. Скорей всего, я посмеюсь над случившимся, а он улыбнется, уйдет, а потом будет орать по телефону сперва на руководство бутика, а потом – на консультанток, доставивших мне неудобство. Я вижу воочию, как они будут краснеть и бледнеть, как краснел и бледнел отчитанный им Паша, и на мгновение мне становится их жаль. Прикладывая к груди рубашку и прикидывая, подойдет ли размер, я решаю ни о чем ему не рассказывать. Я покидаю бутик спустя полтора часа, выбросив столько денег, сколько на Бали можно потратить разве что на новый мотоцикл. В хрустких бумажных пакетах – точная копия вещей, которые я три года назад оставил в Москве, в своей старой квартире. Абсолютно одинаковые черные костюмы, которые потрясающе на мне сидят. Абсолютно одинаковые черные туфли, которые можно запускать в космос – так высокотехнологично они выглядят. Абсолютно одинаковые черные галстуки, которые нужно красиво завязывать – сперва мои пальцы сопротивляются, но потом срабатывает мышечная память, и руки словно без моего участия сворачивают идеальный «ориентал». Единственное, что выбивается из этого ряда – белоснежные рубашки. Тоже, конечно же, совершенно одинаковые. Я бы выглядел в этих шмотках, как заурядный официант или сотрудник похоронного бюро, если бы не походил на парня из «Форбс». Повезло с внешностью, - думаю я. И возвращаюсь в номер – сбривать бороду.* * *
«Dear Maxim Andreev», - сообщает экран у двери. – «Welcome to The Ritz-Carlton, Moscow». Пакеты с одеждой нестройным рядом громоздятся вдоль двери. Я достаю из них только одну коробку – с электробритвой, - распаковываю ее, проверяю лезвия, разматываю провод. Свет в ванной приглушен, и я смотрю на себя равнодушно, одной рукой упираясь в белоснежный край раковины. По мере продвижения бритвы исчезает густая черная борода, а на свет божий показывается ямочка на подбородке – твердо вылепленном и прямом. Становится четче линия скул. Углубление под ней – прямое, идущее от уха к центру щеки, - делает мое лицо резче. Заостряет. Рисует углы. Обнажает несимметричные впадинки и грубые складки у рта. Я провожу ладонью по щетине, стряхивая мелко нарубленные лезвиями темные волосы, и широко улыбаюсь. А потом решаю, что раз Рома Белкин требует «привести себя в порядок», то на его деньги я могу исполнить это пожелание на сто один процент. Я нахожу в интернете адрес ближайшего барбершопа, и возвращаюсь оттуда уже свежий, ароматный, идеально гладкий после процедуры горячего бритья и абсолютно довольный. Моя двухсотдолларовая стрижка выглядит так, словно я заплатил за нее двести рублей, а улыбка, которая ничего мне не стоила – так, словно я заплатил за нее двадцать тысяч неплохому дантисту. Девушки на ресепшене непрофессионально хихикают, когда я им улыбаюсь, а потом одергивают себя и начинают тихо перешептываться. Одна из них пишет свой телефон на проспекте отеля и отдает его мне. Почему-то я думаю не о том, что мог бы отработать эту красотку в своем номере уже сегодня, а о том, что о такой вящей непрофессиональности работниц отеля сказал бы Рома Белкин. О сне, в котором Рома уличает меня во вранье, я стараюсь не вспоминать. Равно как и о младшем советнике юстиции, подполковнике Масловой.* * *
- Ром, ты так беспокоишься, что я даже ревную, - доносится из-за двери. - Ну куда он денется?.. Я открываю дверь номера до того, как Алёна успевает в нее постучать. Улыбаюсь, убираю руки в карманы костюма. - Привет. Она окидывает меня оценивающим взглядом. Огромные черные камни на ее сережках пялятся на меня, словно змеиные глаза. - Я тут дауншифтера ищу одного… - задумчиво тянет Алена, пряча мобильник. - Не видели? Небритый, немытый, грязный весь… Я улыбаюсь шире, чуть поджимаю уголок губ: прости, красотка. Привыкай ко мне новому. - Не хватает только одной маленькой, но важной детали, - говорит Алена, демонстративно убрав руки в карманы и развернувшись ко мне спиной. - Элегантной надежной девушки. Пойдем… Я следую за ней, захлопнув дверь номера, и думаю, что вряд ли буду жалеть о своей дауншифтерской бороде. - Но, кстати, это легко исправить, - бросает Алена через плечо. Наверное, она имеет в виду девушку. Рома ждет нас в своем офисе – прозрачной стеклянной коробке, расположенной чуть ниже неба, но чуть выше всего остального мира. У него совещание. - Та же история, но… - заметив меня, Рома швыряет отчеты на стол, словно потеряв к ним интерес. Я улыбаюсь, развожу руками и слегка кланяюсь. - О-о-о, - восклицает Рома, вскакивая с места. - Класс! На нем синий пиджак, бежевые брюки и фиолетовый галстук в полоску. Платочек-паше топорщится в нагрудном кармане, убранный туда подчеркнуто небрежной рукой. Сравнивать мой гардероб с гардеробом Ромы – все равно что сравнивать оперение ласточки и колибри. - Это Станислав, наш главный юрист, - говорит Рома, представляя мне своих сотрудников. - А это Дмитрий – бухгалтер, ведет все направления... Ребятки, ждите! Он подходит к Алене, придерживает ее лицо ладонью и тихо, по слогам говорит: - Мо-ло-дец. Его поцелуй – как сахарок для послушной собачки. Алена радостно улыбается, словно она не подбросила меня до офиса, а успешно провела переговоры с нидерландскими инвесторами. Рома смотрит на меня через плечо и бросает: - Пошли. Мы идем по выхолощенным зеркальным коридорам, между кабинетами-аквариумами, прозрачными и просматриваемыми со всех сторон. К нам тут же приклеиваются и семенят следом еще двое: блондинистая секретарша Ромы (дама в очках, с собранными в тугой пучок волосами) и неизменный Паша. - Итак, тезисно, - говорит Рома, первым зайдя в лифт. На меня он не смотрит, и я считаю это приглашением, разворачиваясь к нему и глядя в упор. - Первое – правительство выделило по целевой госпрограмме три миллиарда на инновационные технологии. Я продолжаю смотреть. Рома выше меня; он упирается затылком на стену лифта и разглядывает потолок. - Второе, - говорит он. - Деньги лежат, время бежит, а десятки стартапов некому оценить и отфильтровать. Каждый, которого находим на эту должность, начинает вводить каких-то прикормленных дебилов, чьи продукты вменяемый человек никогда не купит… Заметив направленный на него взгляд, Рома поворачивает лицо ко мне. Он выглядит расслабленно и умиротворенно. - Третье, - говорит он. - Ты работал вице-президентом «Мегаполиса». У тебя хороший список проектов, и у меня нет оснований тебе не доверять. Этого достаточно, чтобы считать тебя оптимальной кандидатурой на место вице-президента Рос-Инноваций. - Откуда ты про меня знаешь? – спрашиваю я, не прекращая изучать его лицо. - Гугл, - Рома отворачивается и снова смотрит в потолок. Его кожа выбелена освещением лифта – под такими лампами видна каждая шероховатость… была бы видна, если бы на лице Ромы были шероховатости. Но нет – он весь гладкий, словно вылепленный из фарфора, с мягко очерченным контуром губ. Единственное, что можно рассмотреть на его лице – маленькая выпуклая родинка под глазом, да шрам у левого уха, длинный, уходящий под волосы. При таком освещении шрам напоминает трещинку на дорогом фаянсе. Крохотный скол, добавляющий антиквариату цены. - … ну, и приятель с Лубянки, - заканчивает Рома. Я отвожу взгляд и медленно выдыхаю через нос. - Узнаю Москву… Что еще рассказал «приятель с Лубянки»? И знает ли какой-нибудь другой «приятель» Ромы Белкина, с кем и какие договоренности я заключил в аэропорту? - Ребятки, ждите внизу… Мы покидаем лифт и устремляемся по бесконечным коридорам дальше, дальше, дальше. Нас ждет важная шишка – Варенников, замминистра тех-развития. «Чиновник 2.0» – так его называет Рома. «Быстрый, инициативный, не терпящий совка»… - Игорь Петрович в переговорной! – докладывает какая-то очередная секретарша. Рома ей подмигивает и улыбается, а затем придерживает меня под локоть, вынуждая обернуться, глянуть ему в лицо. - Я тебе должен по гроб жизни, - спокойно говорит он. - Но рядом с Варенниковым у меня только совещательный голос. Остальное за тобой.* * *
Прелесть инвестиционного бизнеса в том, что на нем можно не только срубить бабла, но и улучшить условия жизни для многих тысяч, если не миллионов людей. Инвестиции в хай-тек этим особенно хороши – если бюджеты не уйдут под распил, твоя работа, возможно, подарит миру новую технологию. Нечто такое, с чем твое имя никогда не будет связано, ведь не оно значится в патентах, но за что ты всегда будешь чувствовать некую гордость. Это чувство объясняется не шикарной зарплатой, не огромными бонусами и даже не пышной вечеринкой, организованной в честь удачной сделки. Это чувство объясняется тем, что ты нашел в куче дерьма настоящую жемчужину, и преподнес её миру. И сказал: посмотрите! Только взгляните на нее… Одну из таких жемчужин «чиновник 2.0» - Игорь Петрович Варенников, - сейчас крутит в руках. Какой-то навороченный гаджет, который пока что есть только у него и у премьера. Пока мы разговариваем с Варенниковым, Рома молча придвигает этот гаджет к себе и с интересом ощупывает. Изредка он переводит взгляд с гаджета на меня, а с меня – на Варенникова, и его узкое холеное лицо просто вопит: ну пап, ну пап, можно мне собачку? Я буду сам с ней гулять! Ну пожалуйста!.. Я представляю Рому с поводком в руках и сбиваюсь с дыхания, а затем пытаюсь это как-то для себя объяснить. Эту недопустимую фантазию, вызвавшую у меня неадекватный отклик. Все потому, - думаю я, - что у него уже есть одна ручная болонка. Из-за этого Рома Белкин выглядит, как опытный собаковод. Неудивительно, что Алена ревнует, увидев во мне конкурента на роль главного домашнего любимца. Разговор уже подходит к концу, когда очередная безликая секретарша заглядывает в кабинет и напоминает Варенникову, что в министерстве его ждут корейцы. Варенников поднимается, пожимает мне руку («Ну, желаю удачи!»), хлопает Рому по спине («В добрый путь…»), и исчезает со скоростью и элегантностью, неожиданной для обрюзгшего чиновничьего тела. Похоже, вопрос с утверждением на должность решен в мою пользу. - Добро пожаловать в самую крутую команду страны, - говорит Рома, протягивая мне руку. - Спасибо, Ром… Несколько секунд он пожирает меня взглядом, стискивая пальцами мою ладонь, а потом наклоняется, требуя очередное – какое по счету? - долгое, словно положенное ему по закону объятие. За последние трое суток я потратил столько его денег, что не смею ему отказать. Когда Рома обхватывает меня руками и сжимает, какое-то время я чувствую себя плохо: как тот, кто собирается предать его, наплевав на доброту, щедрость и хорошее отношение. А потом мне становится хорошо. Это никак не связано с подполковником Масловой. Это не касается мужика с пухлыми губами и черной родинкой в углу рта. Пока Рома Белкин меня обнимает, я думаю не о том, что предам его, а о том, что сто раз подряд, выбирая между ним и белоснежной доской для серфинга, я выбрал бы его. Даже зная, чем это для меня закончится.* * *
- Хочу тебе что-то показать. Бесконечные коридоры, серые и прохладные. Бесконечные лифты, переходы, лестничные пролеты, по которым Рома стелется, как горностай, обгоняя меня на пару шагов. На нижнем уровне подземного паркинга нас ожидают с полдюжины шикарных авто. С первого взгляда замечаю среди них несколько Ауди, холеную желтую Феррари, пару Мерседесов, БМВ… - Вот, - говорит Рома, словно я сам должен догадаться, о чем речь. - Ого… - бормочу я, просто чтобы не молчать. Тачки в коллекции просто шикарные. Что есть, то есть. - Долг платежом красен, - объясняет Рома. А потом слегка наклоняется ко мне, чтобы заглянуть в лицо. - Выбирай. - Что?.. Я с трудом отрываю взгляд от машин. У одной из них даже есть антикрыло – словно в тесноте московских пробок есть, где гонять на такой красоте. - Не доска, конечно, - с извиняющейся ноткой в голосе говорит Рома, - но для московских волн найдется достойная. И добавляет, приняв замешательство на моем лице за недовольство: - Надеюсь… Асфальт паркинга стелется мне под ноги. Мертвецки-синий электрический свет облизывает низкие бамперы и хромированные решетки. - Ух… Мой выбор – черная узкозадая «бэха» на голубом неоне. Я останавливаюсь перед ней, как вкопанный. Потом указываю на нее сразу двумя руками. - Паш! – кричит Рома, улыбаясь. - Оформи! Если он не дарил своей болонке тачку, - думаю я, - или дарил, но классом пониже, то теперь у Алены действительно будет повод для ревности. - Так, чуть не забыл… - говорит Рома, извлекая руки из карманов и глядя на часы. - У нас сегодня аукцион благотворительного фонда. Ты уже полтора часа как генеральный спонсор от Рос-Инноваций, так что положение обязывает… Не дожидаясь возвращения Паши, он хлопает меня по плечу и уходит. Никаких «Обнял!» Как будто новенькой, бриллиантово сверкающей тачкой он искупил свои долги. Как будто теперь я ему не интересен.* * *
Эта мысль терзает меня почти три часа. В этом нет смысла; какое мне дело до всех его «Обнял!», если я уже получил работу, получил тачку, получил обратно восемьдесят процентов своей прежней жизни? Но почему-то это волнует меня, и я проигрываю сцену на паркинге у себя в голове раз за разом: то, как Рома хлопает меня по спине, разворачивается и уходит. Вечеринки для московской элиты – как поездки на велосипеде; если однажды привык, уже не разучишься. Я вручаю ключ парковщику и оглядываюсь. Смокинг и бабочка на мне – такие же иссиня черные, как и все, чем наполнен мой нынешний гардероб. Надо купить себе хотя бы пару футболок, - думаю я, и напрочь о них забываю, заметив Рому среди гостей. Он улыбается и дотрагивается пальцами до моего локтя, а потом, не сказав ни слова, увлекает меня по узкой аллейке между фонтанами ко входу в дом – туда, где происходит волшебство. Где пьют шампанское, распускают сплетни, налаживают контакты, подсиживают, соблазняют, умасливают и проверяют на вшивость. В самое сердце московской бизнес-тусовки. - Ты уже в Москве? – удивляется Рома, заметив кого-то в толпе. - Знакомься – Макс Андреев, будет курировать новые проекты… Это Игорь – представляет наши интересы в Пало-Альто… У Игоря жирная рожа, и уголки его рта капризно направлены вниз. - Очень приятно… - роняет Игорь. - Спасибо, - говорю я, и ускользаю вслед за Ромой, мятущимся, кружащимся среди гостей, жмущим руки, раздающим улыбки, представляющим меня снова и снова десяткам людей. Я пытаюсь сфокусироваться, но не запоминаю и трети лиц. - Макс, я тебя оставлю на пару минут? Я бросаю на Рому быстрый взгляд и впервые думаю: нет, вечеринки для московской элиты – совсем не то же самое, что прогулка на велосипеде. Если только это не прогулка на велосипеде для безногого и слепого. Рома бросает меня и идет приветствовать пожилого гондона с двумя блондинками, которые ведут его под руки. Время замедляется, и на меня наваливается нестерпимое, пронизывающее чувство одиночества. Накатывает, как морская волна, и утаскивает прямо на дно. Несколько секунд мне кажется, что я задыхаюсь. А потом щемящее чувство в груди ослабевает, и я открываю рот, делая глубокий вдох и выдох. - … а ты чего как аутсайдер? Это Алёна. Пышный начес громоздится на ее голове торжественно и нелепо. Платье – черное и закрытое, словно она пришла не на благотворительный вечер, а на похороны российской экономики. - С корабля на бал – непривычно, - бормочу я. И зачем-то добавляю: - Спасибо. Вокруг меня витают сплетни о том, сколько вилл и на каких островах прикупил в этом квартале Варенников. Выставленный на продажу Чебурашка из кусочков зеркала светится, как диско-шар. Меня мутит от шампанского, и я отставляю недопитый бокал, а затем беру следующий, пытаясь не смотреть официантам в глаза. А потом взгляд выхватывает маленькую татуированную птичку на чьей-то спине, и ровную линию каре над её крыльями. И мир проваливается в вакуумную, засасывающую тишину. Как будто меня оглушило взрывом. Как будто я ударился головой о камни, сметенный волной, сбитый с ног и лишенный опоры. Мы один на один: я и маленькая татуированная птичка на Юлиной спине. Она оборачивается, и птичку заслоняет край темно-синего платья.