Доверяй. Почитай. Повинуйся

«И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне». Евангелие от Матфея 10:28

Голова Алекс лежала на приборной панели: из-за окровавленных волос, закрывающих лицо, не было видно, в каком она состоянии. Джон с Уильямсом переглянулись, не осмелившись озвучить догадку. Водитель сидел плечом к плечу с Бэйкер, ссутулившись и опираясь на неё. Он стрелял в себя — это было видно по деформированной голове и крови, стекающей прямо на Алекс. Джон выдохнул, напомнив себе, что выстрел был один. Глазами он нашёл револьвер, зажатый в руке мертвеца и потянулся открыть водительскую дверь. Этот звук привёл Бэйкер в чувство — в ушах звенело, будто кто-то надел на голову ведро и колотил по нему половником. Первым, что она увидела, было лицо Джона, который умудрялся сохранять хладнокровие, вторым увиденным стало месиво из мозгов и осколков черепа вместо головы. Крик застрял в горле: когда прозвучал выстрел, время для неё будто пошло по другому витку и остановилось только сейчас. Машина резко вильнула в сторону: Алекс бросилась вперёд, чтобы схватиться за влажный руль, и лицо обожгло горячей кровью. Доски низкого забора врезались в стекло, она зажмурилась, а за громким звуком следовала только боль и глухой рокот мотора. — Ты ранена? — спросил Джон, высвобождая свой револьвер. Бэйкер проводила взглядом руку Вестника, его плечо, и снова натолкнулась взглядом на изуродованную голову Томаса. Рот начал наполняться слюной. Железный запах, смешавшийся с одеколоном Сида, тошнотой подбирался наверх, но в желудке было пусто. — Я не… я не виновата, — слова давались Алекс с трудом, словно кто-то сжимал её горло в тисках. Джон терпеливо вздохнул и сделал шаг назад, чтобы выпрямить спину. — Всё в порядке, — Уильямс осторожно взял её за руку со стороны пассажирской двери, чтобы помочь вылезти. Как только Алекс поставила ногу на землю, ещё тёплое тело Томаса, потеряв опору, грузно свалилось на её место. Рука с мокрым чавканьем отсоединилась от руля. Бэйкер попыталась распрямить пальцы, но те словно одеревенели. В голове спутались мысли. Алекс хотела сделать глубокий вздох, но ощутила на губах привкус чужой крови, и сдерживаться стало невозможно. Оттолкнув руку Мэтта, она согнулась в коленях, и её стошнило. На землю полилась вода вперемешку со слизью и желчью, но Алекс не могла остановиться. Горло обожгло, снова накатили воспоминания, и следующий позыв не заставил ждать. Уильямс терпеливо придерживал её за локоть, пока всё не кончилось. — Машину нужно отогнать обратно, — сказал он, обращаясь к Джону, и тот с почти страдальческим лицом обошёл пикап кругом. Алекс можно обвинить в убийстве. Никого не было рядом, но Томас теперь мёртв. Кто поверит, что он сделал это с собой? Мозг отчаянно пытался сгенерировать выход, но машина, съехавшая с дороги, и тело, ещё не успевшее остыть, были наяву, перед ней. Джон не сказал ни слова, будто прокручивал в голове какую-то схему, и это молчание пугало Алекс. — Меня могут посадить, — неразборчиво прошептала она, когда Уильямс помог ей подняться обратно на дорогу. Под ногами хрустело стекло, и Алекс вспомнила об острых осколках, которые впились в её лицо и руки. — Всё в порядке, — повторил Верный, обнимая её за плечо. — Ты всё сделала правильно. Алекс не видела ничего правильного в этом поступке. Она могла это как-то предотвратить, решить миром или хотя бы остановить Томаса, но не стала. Уильямс об этом не знал, и его не было здесь, когда это произошло. Он открыл дверь машины и придержал Бэйкер за локоть, чтобы она села внутрь. В ней не было следов крови, но этот запах был прямо на Алекс, и она хотела содрать с себя кожу, чтобы всё исчезло. Джон всё ещё стоял у сломанного забора, прикидывая, как выгнать машину на дорогу. Вместо того чтобы оказать помощь, хоть какую-нибудь, Алекс сказала Тому, что он обречён. Все они. Что выхода нет и их обоих убьют. Она должна была сказать правду или промолчать, но пистолет был возле её лица, и грань между жизнью и смертью была тонкой струной, которую натянули слишком туго. Не было выбора. Это не оправдание. Алекс хотела опустить лицо в ладони и разрыдаться, но в последний момент подавила эмоции и наконец-то сглотнула комок желчи. Джон потянул Томаса за плечо и отступил: тело, словно кукольное, свалилось на землю и исчезло в высокой траве. Вестник заглянул в салон, и перед глазами появились грязная от крови панель, блестящий от неё же руль, осколки черепа, разбросанные по рукам, и стекло в волосах. Алекс, наблюдавшая за этой сценой из машины, содрогнулась и подавила приступ рвоты. Язык и гортань горели от желчи, которая мешалась со вкусом крови и горечи. Она выпрямилась, когда к ней подсел Мэттью. Спустя несколько секунд Джон тоже вернулся к машине и сел на водительское место. Алекс вздрогнула, когда он хлопнул дверью, и сердце снова испуганно заколотилось. Сид бросил в бардачок револьвер и положил окровавленные руки на руль. — Всё, что происходит в Хоупе, там и остаётся, — твёрдо сказал он, разворачивая машину по направлению к острову. — Мы всегда защищаем своих. Это была словно мантра. Бэйкер смотрела на него, потерявшись в собственных мыслях. Мокрая насквозь рубашка, липнущая к телу, заставляла Сида дрожать, Алекс думала, что от холода. Джон поймал её взгляд, убрал назад влажные волосы, норовящие упасть на глаза, и продолжил, обращаясь уже к Мэтту. — Прикажи вернуться за машиной: пусть позаботятся о том, чтобы не осталось следов. Восстановят забор, уничтожат улики. — Позвонить шерифу? Джон молчал несколько долгих секунд, явно придумывая план. — Нет, — он посмотрел на Алекс. — Расскажешь Отцу обо всём, что произошло. Та с запозданием кивнула, но Джон уже переключил внимание на дорогу. Только что умер человек, а они как-то сохраняли самообладание, словно ничего не произошло. Как тогда, в первый день, стоило Алекс выйти из грузовика, везущего пленников. Она впервые за долгое время ощущала себя ребёнком, а непоколебимая уверенность Джона и приказы выводили его на место ответственного старшего брата. Алекс на мгновение почувствовала себя в безопасности, словно нашла, на кого переложить ответственность, но внутри всё ещё теплилась тревога. Бэйкер попыталась убрать пряди волос, сползшие на лицо, и нащупала что-то на голове. Слипшиеся от крови волосы помешали сразу вытащить осколок черепа, и теперь Алекс разглядывала его, лежащий на ладони. Он был словно зуб неправильной формы или кусочек пластика в красной жиже. Под ними забарабанил деревянный мост, и машина выехала на щебёнку. Это место было словно тюрьма — Алекс возвращалась сюда снова и снова, где бы ни находилась и что бы ни переживала. Церковь на холме блестела от раннего солнца, окружённая ярким ореолом. В девять должна была начаться проповедь, и она обещала помочь Фэйт поставить в вазы свежие цветы, поменять свечи и подмести пол. Бэйкер пыталась думать о чём угодно, но внимание всё равно возвращалось к кусочку черепа на ладони. Алекс стряхнула с себя стекло, которое ужалило при столкновении с забором, но всё равно чувствовала маленькие осколки в руках, лице и волосах. Она попыталась дрожащими пальцами вытащить один из ладони, но без пинцета только загнала глубже. Когда Джон остановил машину на парковке и Уильямс открыл дверь, чтобы помочь Алекс выйти, Сид обратился к нему. — Отведи Алекс к Холли, она знает, что делать, а затем приходи в кабинет Отца. Вдвоём Мэтт и Алекс проследили за тем, как Джон быстрым шагом направился к одному из больших ранчо у подножья холма. В будние дни на острове оставалась лишь горстка людей, все разъезжались по регионам вместе с Вестниками, но утреннее происшествие будто перевернуло всё с ног на голову. Алекс заметила любопытные взгляды, провожающие их с Уильямсом на пути к дому, и она сжималась под каждым, пытаясь провалиться сквозь землю или спрятаться за Верного. — Что будет с телом? — спросила Бэйкер, когда они зашли внутрь. Она увидела у лестницы Роуз, девушку с кухни, которая тут же отвела любопытный взгляд. Уильямс хотел ответить, но Холли почти налетела на них обоих. — Ты не пострадала? Боже, что… — она попыталась приобнять Алекс, но та зашипела и попыталась уйти от прикосновения. — Мэтт, что вы сделали? — Будь добра, сходи за аптечкой и принеси её в столовую. Холли явно была недовольна таким ответом, но послушно шмыгнула в соседний коридор. — Мы его похороним, — Уильямс повёл Алекс мимо лестницы в столовую. — Его зовут Томас. Если нужно что-то написать на надгробии. Бэйкер не понимала, откуда вытаскивает последние крохи спокойствия. Тот стоицизм, с которым ситуацию воспринимали Джон и Мэтт, не укладывался в её голове, и она всё ещё дрожала, прокручивая в памяти произошедшее. Мужчина подвёл Алекс к раковине и включил воду. — Иди сюда. Холодная струя обожгла руки, и на дно алюминиевого бака потекла розовая вода. Что-то внутри содрогнулось от этого зрелища, и Бэйкер отвела взгляд. — Что скажет Отец? Уильямс усмехнулся сквозь бороду. — Почему ты спрашиваешь меня? — она не знала, что на это ответить. — Тебе нечего бояться, Алекс, мы твоя семья. Будь честной, и это окупится. Вода в раковине стала чистой: у Мэтта были огрубевшие от тяжёлой работы руки, но он чудом не задел ни единой раны или осколков стекла в них. Холли тем временем вернулась в столовую и жестом пригласила Алекс сесть за стол. — Что произошло? Бэйкер поджала губы, силясь не заплакать, но за неё ответил Уильямс. — Ну, мы проводили крещение, и… — Хватит ёрничать, я там была, — огрызнулась женщина, примеряясь пинцетом к руке Алекс. — Спроси Джона, — ехидно добавил мужчина, садясь рядом с ней, за что получил тычок в плечо. Это помогло — Алекс смогла на мгновение забыть о происходящем и сидела молча, пока Холли, придвинув поближе лампу, вытаскивала осколок за осколком. Какое-то время единственными звуками стали их ровное дыхание и звон стекла, когда окровавленные осколки приземлялись на тарелку. — То, что происходит в последнее время, — убавив тон, сказала она. — Это неправильно. У женщины были большие стальные глаза и остро очерченные брови — это всё делало её лицо каким-то вечно печальным и задумчивым, словно она вечно витала где-то в другом месте. Алекс попыталась сосредоточить взгляд где-нибудь, но он упрямо останавливался на её хмуром лице, шее и вырезе свободной майки. — Раньше было по-другому? — удручённо спросила Бэйкер, переведя взгляд на Уильямса. Тот сидел, задумчиво сложив руки перед собой. Холли цокнула языком. — Раньше никто не пытался навредить нам. Мы отвечали тем же. — Отчаянные времена, — равнодушно сказал Мэтт. — Это должно было наступить только с приходом Жатвы. Видно кто-то из местных решил поторопить события. Джон мог свалить вину на неё или застрелить вместе с Томасом, прикрывшись волей Джозефа, но вместо этого её называли частью семьи. Если раньше Бэйкер содрогалась от одной мысли об этом, то сейчас всё внутри отозвалось одним смирением и нелепой благодарностью. — Он просто не видел иного выбора, — у Алекс дрогнул голос, и она скривилась, закрывая лицо свободной рукой. — Я могла помочь, но… …но заставила его покончить с собой. Потому что не хотела умирать. — Перестань винить себя, — слишком грубо отозвался Уильямс, но затем понял свою ошибку и попытался смягчить голос. — Ты не в ответе за поступки других людей. Это были словно не его слова, а Джозефа, и Алекс неожиданно для самой себя всхлипнула. Истерика, которую она так тщательно давила внутри себя, прорывалась наружу как сквозь треснувшую старую дамбу. Наверное, ей нужно было выпустить это. Уже давно, но в одиночестве, не на чужих глазах. Ей было больно и одновременно стыдно за то, что она не может сохранять спокойствие. Судя по молчанию, её за это никто не винил. Поколебавшись, Уильямс попытался накрыть руку Алекс своей, но та дёрнулась как от удара током. Холли нахмурилась. — Мэтт, выйди нахрен отсюда. Тот послушно поднялся и с сожалением глянул на плачущую Бэйкер, прежде чем выйти в коридор. Холли глазами проводила его до двери, а затем жестом попросила Алекс вернуть руку обратно на стол. — Мужики, — едко прокомментировала она, вытаскивая из ящика спирт с ватой. Алекс хотела улыбнуться, но кто-то словно насильно заставлял её проходить этот эмоциональный аттракцион. Закончив с рукой, Холли пододвинула лампу к лицу и продолжила вытаскивать осколки. Свет заливал всё вокруг, и единственное, что Алекс могла делать, так это следить за её сосредоточенным взглядом. — Ты хорошо поступила, — медленно проговорила Холли, не отвлекаясь от работы. — Когда помогла той девочке пройти посвящение. — Не могла остаться в стороне. — Если бы на каждого, кто чувствует себя одиноким и потерянным, находилось по такому человеку, как ты, жертв было бы куда меньше, — честно ответила Холли. — Возможно, в этом твоё предназначение. — Это забота Фэйт. — Она не всегда оказывается рядом. — И я не… не… Господи, почему это не прекращается? — Алекс даже не пыталась притворяться, что глаза слезились из-за света лампы, поэтому раздражённо вытерла глаза. — Это нормально. — Это ненормально! — Бэйкер не заметила, как повысила голос. — Это, блять, ненормально, рыдать как ребёнок только потому, что я не в ответе за поступки других людей! Холли прищурилась, мгновение глядя на Алекс, а затем отодвинула лампу. Бэйкер от стыда покраснела и уже хотела извиниться за свой срыв, но женщина потянулась в аптечку. Алекс следила за тем, как Холли наливает в стакан воду из кухонного кулера, а затем долго стоит, отмеряя из стеклянной баночки успокоительное. — Здесь нужна тонкая дозировка, — сказала она, прерывая неловкую тишину, во время которой Бэйкер боролась с чувством вины. — Не хочется, чтобы тебя развезло. Она поставила перед Алекс стакан, жестом предлагая выпить, и та неуверенно приняла помощь. Комок злости и отчаянья никуда не ушёл, но теперь сверху навалился огромный камень стыда — эта взрывоопасная смесь заставляла сердце внутри яростно клокотать. — В штате очень разнообразная растительность, — Холли внимательно наблюдала за тем, как Алекс залпом выпивает воду. — Можешь почитать, в библиотеке есть книги об этом. Просто поразительно, как одно растение может одновременно исцелять и причинять вред. — Здесь есть библиотека? — Не одним «Откровением» едины, — хохотнула женщина. — Фэйт слишком груба и плохо в этом разбирается. Обычно хватает трёх капель на стакан. Конечно, что бы это могло быть ещё. Внутри было необычайно спокойно и тихо, словно после дождя. Алекс прислушалась к себе, но волнение куда-то ушло. Холли приобняла её за плечо. — Сходи в душ, пока волосы ещё влажные, иначе потом придётся состригать. Вокруг не было дурманящего тумана, как после внушений Фэйт — тишина внутри стояла такая неестественная и напускная, словно была готова развеяться в любой момент, и Алекс отчаянно держалась за неё, пытаясь насладиться хрупким спокойствием. Она в нерешительности застыла перед душевой, глядя куда-то мимо неё. Это всё слишком напоминало первый день, когда ей так же приходилось смывать с себя кровь и грязь. Лицо Томаса с простреленным виском никуда не делось, но теперь не вызывало никакого беспокойства. Это было бесчувственно, мерзко и неправильно, но безразличие было лучше истерики. Особенно когда Джозеф захочет с ней поговорить. — Я могу остаться, если хочешь, — Холли стояла у входа в ванную, не сводя с Алекс цепкого взгляда. Может, думала, что та захочет вскрыть себе вены ближайшей бритвой? — С мочалкой я как-нибудь справлюсь. Спасибо за заботу. Холли закрыла за собой дверь, и Алекс по привычке щёлкнула задвижкой. Томас нашёл свой выход, но ей он не подходил, иначе она не стала бы так отчаянно цепляться за жизнь. Пару осколков женщина всё же пропустила, и Бэйкер почувствовала их, смывая засохшую кровь мочалкой. Она отросшими ногтями подцепила стекло, застрявшее ниже ключицы. Забор врезался прямо в бампер, превращая лобовое стекло в ворох звёзд, и Алекс снова оказалась в машине, когда удар выбил воздух из лёгких, а запах крови ударил в голову. Колени снова подкосились, и Бэйкер осела на пол душевой в розовую от крови воду. Сердце испуганно колотилось, и разбавленная Блажь уже не помогала. Или этот приступ был слишком сильным. Горячая вода не ощущалась абсолютно, и Алекс поспешила выбраться из душа, оборачиваясь в полотенце. В этот самый момент Джон, наверное, разговаривал с Джозефом или уже послал за ней, чтобы выяснить детали. У Алекс была куча времени, чтобы придумать складную историю и пересказать в деталях всё произошедшее, но она упрямо прятала это даже от самой себя. Когда Бэйкер спустилась вниз, Холли приготовила чай, и какое-то время они сидели в полной тишине, пока в дом не зашёл Дрю. — Отец хочет тебя видеть, — он с любопытством взглянул на непривычно тихую Алекс. — Одевайся и проходи в его кабинет. Бэйкер уже успела сменить одежду на чистую, но в этот раз оставила окровавленные тряпки в бельевой корзине, настолько обессиленно себя чувствовала. Холли на прощание пожелала удачи, и Алекс вместе с Дрю вышла наружу, щурясь от яркого солнца. На посвящении Фэйргрейв выглядел скверно: они молча шли рука об руку к дому, где жили Вестники, когда оставались на острове, и Бэйкер подмывало узнать, что случилось. Дрю вёл себя так, будто очень хотел рассказать что-то, и это ощущение недосказанности между ними создавало неловкую тишину. — Ты в порядке? — Алекс не выдержала первой. Фэйргрейв через силу улыбнулся. — Хотел спросить тебя о том же. Они уставились друг на друга в тяжёлом молчании. — Но я всё-таки спросила первая, — напомнила Алекс. С тех пор, как Дрю присоединился к церкви, он всегда носил оружие, как приказывал Джон. Он не был Верным, но парня всё чаще замечали в их компании. Уильямс казался Алекс неплохим человеком, (не хорошим, но адекватным) поэтому она не видела в этом ничего скверного. — Просто… много мыслей в голове, — уклончиво ответил Дрю. Будь Алекс истинной верующей, она бы посоветовала сходить на исповедь. Если кто-то из общины натыкался на Бэйкер и её печальное лицо, то непременно считал своим долгом предложить поговорить об этом с Отцом, и вскоре эта фраза вызывала у неё только желание плюнуть в собеседника, положив болт на воспитание. Поэтому Алекс предложила совсем иное. — Хочешь об этом поговорить? Она не должна была считать себя умнее Джозефа, но Дрю был таким же новичком в этом жестоком мире, как и она, поэтому не заметил подделки. — Может, позже. Спасибо. В молчании они вошли в дом, в котором до этого момента Алекс была всего пару раз: да и незачем бывать в месте, где жили Вестники. Кабинет Джозефа находился на втором этаже, у самой лестницы. Бэйкер проходила мимо однажды, ненамеренно прислушиваясь к стоящей там тишине, но теперь обострившиеся от волнения чувства улавливали за дверью чьи-то голоса. Алекс давно было интересно, как выглядит место, где Сид проводит почти всё своё время, где работает и засыпает, склонившись над текстами проповедей, но думала, что шанс увидеть его не представится никогда. — Ты молодец, что заступаешься за новичков, — вдруг тихо сказал Дрю, когда они остановились перед дверью кабинета. — Отец это заметит, вот увидишь. Алекс в тот момент не руководствовалась какими-то корыстными целями, но теперь отчётливо понимала, что это был её билет на верхушку. Яма становилась не просто насыпью, она была горой, куда Бэйкер осторожно и неторопливо взбиралась. Алекс в нерешительности занесла руку, чтобы постучать, и несколько секунд вслушивалась в неразборчивые голоса за дверью. Если бы не Дрю, она бы простояла так ещё долго, обдумывая произошедшее и наслаждаясь тишиной, но его присутствие вынудило поторопиться. Голоса смолкли, когда она постучалась и приоткрыла двери. В комнате из-за плотно задёрнутых штор стоял полумрак, но Алекс всё равно увидела Джона и Фэйт, сидящих напротив стола Отца. Он сам сейчас смотрел на Бэйкер, которая всё не решалась зайти, а потом протянул ей руку в приглашающем жесте. — Спасибо, что пришла, — сказал Джозеф, когда Алекс прикрыла за собой двери, полностью погружаясь в тяжёлую атмосферу. Джон пытливым взглядом уставился на Бэйкер, и все они, как судьи, определяющие чужую жизнь, сейчас наблюдали за ней. Единственный свободный стул оказался рядом с Фэйт, и Вестница мягко улыбнулась Алекс, когда та села. — Джон как раз хотел сказать, что сожалеет о том, что поставил тебя в такую ситуацию, — в голосе Джозефа не было нажима или принуждения, но младший Сид всё равно покорно склонил голову. Он успел переодеться, сменив холодную тёмно-синюю рубашку на обычную белую. Джон по привычке расстегнул несколько верхних пуговиц, и этот его вызывающий стиль как никогда диссонировал с воротником Джозефа под самое горло. Бэйкер в очередной раз помимо воли отметила их сходство, особенно когда братья носили такую похожую одежду. — Это не его вина, — сипло отозвалась Алекс. Фэйт со всей присущей ей нежностью приобняла Бэйкер за плечо, но та даже не вздрогнула, так глубоко была погружена в свои мысли. Те несколько капель Блажи не только принесли ей спокойствие, но и добавили смелости, которая помогала выносить весь этот разговор. — Когда мы сели в машину, — продолжила Алекс, — Томас сказал, что эде… — она поправила себя, — «Врата Эдема» посягнули на собственность его семьи. Напали ночью на дом, всё сожгли, убили животных и… его младшую сестру. Джозеф перевёл взгляд на Джона, сидящего по левую руку от Алекс, но тот отрицательно качнул головой. — Я знаю, что сейчас непростые времена, — Бэйкер мельком взглянула на Джона, но затем вернула внимание к Джозефу. — Церковь нуждается в каждом человеке, в продовольствии и прочем. Мы бы не стали уничтожать ресурсы. — Но парень был уверен, что это наших рук дело, — подытожил Джон, складывая руки и откидываясь на стуле. — Только лжец слушает пагубные языки, — подала голос до сего молчавшая Фэйт. — Мы хотим им только добра, а они возобновляют порочный круг, раз за разом. — Больше он ничего не сказал? — спросил Джозеф. Алекс пыталась на чём-то сосредоточиться, вылавливая по кусочкам неприятное воспоминание. Она уставилась на руки, которые Сид сцепил на столе в замок, на исписанную страницу ежедневника. На рабочем месте был идеальный порядок и чистота, но не под фоторамкой, стоявшей прямо перед Алекс. Джозеф сметал пыль, но не поднял её, чтобы это сделать, и теперь едва заметная дымчатая дорожка приковала взгляд. Бэйкер отрицательно покачала головой. — У них могла быть наша символика, — предположил Джон. — Или парень просто искал оправдание своему греху. Самоубийц запрещали хоронить на кладбище, по крайней мере, так было в месте, где жила Алекс. У них был маленький округ, домов двадцать, не больше. Даже школы не было, один госпиталь, и то только потому, что рядом строили большую ферму. За те годы, что Бэйкер там прожила, был всего один суицид, когда девушка, не выдержавшая неразделённой любви, решила свести счёты с жизнью. Тогда Алекс думала, что она пожалела об этом, как только начала тонуть, но пути назад не было. Сейчас это воспоминание подкинуло абсолютно другую точку зрения. Пастор отказался даже отпевать её. Труп за день, пока бедняжка лежала в воде, разнесло, но детское любопытство оказалось сильнее страха, поэтому они с друзьями проследили до места, где родители похоронили тело. Прямо за оградой кладбища, как бродячую собаку, сбитую машиной. — Он не попадёт в Эдем, но этот лёгкий путь хотя бы не дал ему испытать на себе Коллапс, — задумчиво произнёс Джозеф, почти сразу же вынырнув из собственных размышлений. — Мы не можем считать себя защитниками, если не в силах позаботиться о своих подопечных. Сказанное относилось к Джону, и он медленно кивнул. — Мы привезли людей из церкви Агнца Божьего: такое происшествие вряд ли осталось незамеченным. — Выясни, кем был погибший, найди ферму, которую сожгли. Кто-то должен ответить за это бесчеловечное поведение, — в голосе Джозефа было столько истинной уверенности, что Алекс на мгновение забыла, что в какой-то мере это целиком его вина. — Я рассчитываю на тебя. — Можно мне тоже присоединиться? — спросила Бэйкер. — Я чувствую ответственность за произошедшее… Знаю, что не должна, но это малая часть того, что я могу сделать для… Томаса и его семьи. Джон с любопытством остановил взгляд на Алекс, но всего на мгновение. Затем он усмехнулся и опустил голову. — Конечно. Это твой долг перед семьёй. До приезда в Хоуп Джон был адвокатом: Алекс не удивилась этому известию, это объясняло его внимательность, осторожное поведение и манеру заталкивать оппонентов в угол, даже если у визави не было мысли противостоять ему. Бэйкер видела, как Джон иногда смотрел на неё, пристально, словно о чём-то догадывался. Если законник не может отличить ложь от правды, то рано или поздно оказывается без денег с голой задницей и на улице. Но сейчас, под взглядом Джона, Алекс была готова дать руку на отсечение, что в её словах не было ни капли корысти или лжи. Она правда хотела помочь. Джон дал ей время на сборы, и после утренней службы они втроём — вместе с Уильямсом — выдвинулись в дорогу. Джозеф готовил короткую речь на каждый день, и пусть его слова были нанизаны на одну и ту же нить, Алекс всегда находила что-то новое. На этот раз около получаса времени было выделено на обсуждение утреннего происшествия. Джозеф ни разу не назвал имени Алекс, но взгляды присутствующих всё равно сходились на ней, видя то ли жертву, то ли героя. Среди пришедших на службу было много новых лиц, но Эмму Алекс так и не увидела. Она не могла просто оставить её в смятении, когда разум прояснится от Блажи, и она останется один на один с сектой, как кролик в силках. Что-то было неправильное в том, чтобы выбросить её как бродячее животное, прибившееся к рукам. Бэйкер прокручивала проповедь в уме, когда машина выехала с острова в долину. Уильямс благородно уступил Алекс место рядом с водительским, чтобы та лучше видела дорогу и насладилась красотой утренней долины. Она уже проезжала по этой трассе трижды — впервые, когда они только заехали в округ через Фоллс Энд, в грузовике, будучи пленной, а затем под прицелом пистолета. Вместо того, чтобы язвить, Бэйкер поблагодарила Верного, но теперь жалела о том, что не отстояла свою точку зрения. Рядом с Джоном, который вёл машину, Алекс сейчас чувствовала себя очень неловко, словно под прицелом. Она бы хотела услышать мнение Сида по поводу утреннего происшествия, но могла лишь терзаться догадками и искоса бросать на него взгляды в надежде, что Вестник заговорит. Спустя несколько минут Бэйкер увидела слева от дороги знакомое место. О недавней аварии напоминал только выбитый и покорёженный забор. Алекс выпрямилась, разглядывая траву, но безуспешно. Если машины не было, значит, и тела тоже. — Как его похоронят? Джон, казалось, ждал этого вопроса, потому что ответил сразу же. — Как и любого неисправимого грешника. — Неисправимого? — Алекс спрашивала, хотя и сама уже знала ответ. — Разве Отец не должен быть милостив ко всем своим детям? Мэттью с заднего сиденья раздосадовано фыркнул, поняв, что Бэйкер апеллирует к его словам. — Некоторые люди просто обречены на то, чтобы быть ступенью под нашими ногами, — ответил Джон. — Они балласт, который падает в геенну огненную и тянет вниз остальных. Ты вскоре поймёшь это сама. Алекс не хотела понимать. После слов Фэйт об ангелах и предназначении она боялась, что однажды балластом станет и сама. — Томас был эгоистом, — продолжил Джон, когда Алекс уткнулась в окно, пытаясь таким образом обуздать комок злости внутри. — Им управлял гнев и… гордыня, когда он решил взять на себя роль Бога и распоряжаться жизнями. Его грехи были неизлечимы, он был опухолью в теле нашей общины. Джон не мог знать этого наверняка. Томас был незнакомцем, ступенью под его ногой, мусором на обочине. Он не был частью семьи, поэтому его можно было растоптать и предать забвению. Алекс не знала, будет ли Коллапс, но отчаянно хотела верить, что и для таких людей как Томас, кто бился, но был потерян во тьме, найдётся уголок в Эдеме, каким бы он ни был. — А что ты скажешь о себе? — Джон перевел взгляд на Алекс. — Думаешь, твои грехи излечимы? Бэйкер считала, что Вестник даже не станет с ней это обсуждать, но ведь Джозеф сам дал ей зелёный свет, посоветовав пообщаться с его младшим братом? — На то, чтобы уничтожить их все, у меня уйдёт не один год, — это признание заставило Бэйкер опешить. — Все мы виноваты в равной степени, и этот след тянется за всем человеческим родом со дня грехопадения. Похоть, жадность, гордыня — для меня это давно запертая дверь, но впереди не меньше. Алекс различила совсем невидимый налёт гордости в голосе Джона. Неужели раньше он был ещё худшей версией себя? Бэйкер бы не за что не поверила в эту историю, если бы не рассказ Джозефа днями ранее. — А какой главный? — спросила она, не задумываясь о том, что испытывает судьбу. Небрежно расстёгнутая рубашка Джона была не просто рубашкой, она была символом, неким вызовом миру. Джозеф бросал этот вызов, когда появлялся в церкви с обнажённым торсом, являя остальным свою душу, будто выстраданное полотно художника. Алекс боялась признаться самой себе, что хотела бы взглянуть на грехи, которые так тщательно прятал от мира Джон. — Уныние, — ответил он спустя несколько секунд размышлений, — Это у нас… семейное. Фэйргрейву исповедь далась чрезвычайно легко. Алекс с ужасом смотрела на этот след, но отказывалась верить, что нечто подобное коснётся её. Она не верила в первородный грех, как и в то, что обязана обнажать его перед кем-то вроде Джона или Фэйт. — Тогда почему ты не срезал своё уныние, когда избавился от него? Зачем вычёркивать? — Грех остаётся со мной даже после тяжёлой борьбы. Это напоминание. Из какого же дерьма Джозеф вытащил Джона, что он пошёл на это? Этот ответ значил многое. То, что Джон был предан идее «Врат Эдема» так сильно, что верил любому слову своего брата. То, что последовал его примеру, когда калечил собственное тело ничего не значащими словами. То, что верил, будто в нём сидит какой-то грех, который нужно вытравить. То, что… — Какой же грех ведёт меня? Этот вопрос сорвался с губ случайно. Алекс боялась задавать его даже самой себе, так как эта мысль не нарочно вела её к исповеди. Было что-то неправильное и нелогичное в том, что она интересовалась его мнением. — Это забота Фэйт, не моя, — сказал Джон, краем глаза взглянув на Бэйкер. Алекс показалось, что она углядела в этих словах неприкрытое сожаление, даже какую-то зависть. Разговоры Фэйт не были простой прихотью или попыткой сблизиться. Она делала свою работу. Они все делали. — Но если ты почувствуешь нужду, — вдруг продолжил Джон, — то всегда можешь обратиться ко мне. И мы поговорим. Поговорим. Одна из татуировок на его левой руке говорила об этом. Именно та, скрывающая длинный старый шрам, который остался от тех, кому не стоило доверять. — Мне не о чём говорить. — Всегда есть о чём. Перед этим каждого ждёт долгий и тернистый путь, когда его естество наполняется худшими кошмарами, — сказанном не было никакого потайного кармана или двойного дна, но Алекс всё равно напряглась. — И когда ты начнёшь давиться этой чернотой, у тебя не будет иного выбора, кроме как сдаться и принять руку помощи. Фэйт добивалась именно этого. Известным ей путём, теперь Бэйкер это понимала. Сны не были всего лишь снами, воспалённым придатком сознания или плохими воспоминаниями, как она пыталась себя убедить. Это был настоящий ад, её собственные худшие кошмары. Дорога до церкви была долгой, и тишину хотелось чем-то разбавить, но уж лучше молчать, чем обсуждать такие опасные темы. Уильямс молчал, и внутрь прокралось подозрение, что Алекс уже исповедалась, только пока об этом не знала. На въезде в долину дорога двоилась: одна спускалась вниз, к ряду ферм и Фоллс Энду, а также единственному выезду из округа, а вторая обнимала весь регион по границе и вела мимо горной цепи. На этом распутье их поджидал блокпост — Алекс до сего только слышала о них, но не видела. Два внедорожника, окрашенные в белый, перегораживали путь, но стоило их машине приблизиться, как они покорно расступились перед ней, как вода перед сраным Моисеем. Это сразу же отправляло на свалку несколько и без того нелепых планов побега — идти в лоб было глупо, а объезжать… Алекс потратит несколько ценных минут только на разворот между густых деревьев. Следующая застава ждала их уже через несколько миль, затем ещё одна. Джон замедлял ход перед каждой, и они молча проезжали эти оцепления, пока Бэйкер не выдержала: — Зачем так много блокпостов? Оцепление осталось в зеркалах заднего вида, и она увидела, как машины снова закрывают собой трассу. — Любопытство Евы однажды погубило целый мир, — без улыбки предупредил Джон, и эта моментальная смена настроения застала Алекс врасплох. Напряжение с предыдущего разговора никуда не делось: Бэйкер хоть и была готова к грубому ответу, но надеялась, что Джон пойдёт ей навстречу. — Мы защищаем семью, — объяснил Уильямс, когда в салоне воцарилось мрачное молчание. — Вынужденная мера, особенно теперь, когда у общины появились зложелатели. Зложелатели. Слишком громкое слово для тех, кто насильно обращал в свою веру. Дальнейшие расспросы были прерваны бормотанием на радио: Джон с самого начала поездки выкрутил его почти на минимум, но когда посреди белого шума появились голоса, тут же потянулся сделать громче. — …сообщают об обострившемся военном конфликте в западной Европе… Корея объявила военное… Все трое прислушались, но голос диктора потонул в возобновившейся музыке. Алекс думала, что округ Хоуп окончательно был отрезан от мира, но заглушки, видимо, работали не всегда. — Этого стоило ожидать, — сухо заметил Мэтт. Джон покачал головой: — Да. Опыт предыдущих войн ничему не учит. — Отец велел искать знаки. Такие новости… словно вестник грядущего Коллапса. Мир давно балансирует на грани войны. Джозеф не был пророком, он просто тонко ощущал внутреннюю кухню политики, словно сам варился в ней не один год. Если бы каждому новостному каналу с политическими прогнозами давали шанс на букмекерские ставки, то мир бы давно обанкротился. Война вызревала долго, особенно на востоке, чтобы гнойником взорваться в самый подходящий момент и причинить боль всем невинным. Возможно, утопическая семья Джозефа и была лучшим выходом. За очередным поворотом Алекс ожидала увидеть ещё один блокпост, но их встретила высокая груда мусора. Джон сбавил скорость, когда они проезжали её: Бэйкер поняла, что это была вовсе не куча хлама, а раскуроченный тягач. Машина беспомощно завалилась на бок, на четверть уходя за дорожный забор. Другой машины на месте столкновения не было, всё выглядело так, словно гибрид просто съехал вниз с дороги, где встретился с деревьями. — Это же… — она узнала синюю краску и огненные следы на переднем бампере. Алекс уже видела этот тягач раньше, на парковке перед баром Фэйргрейвов. Это было так давно и казалось уже не воспоминанием, а давним сном, к которому тянешься только по привычке. Вот и она сейчас потянулась, выискивая в голове образ Мэри Мэй. Эта машина ведь принадлежала их с Дрю отцу?.. Ни Джон, ни Мэттью не подтвердил её догадку. Бэйкер столько всего пропускала, пока оставалась на острове, словно заточённая в стеклянный шар, а жизнь в округе шла своим ходом. Внешний мир за пределами Хоупа тоже не стоял на месте, и Алекс почувствовала себя почти отшельником. — Дрю знает? — Наверняка, — откликнулся Джон. Алекс смотрела на него, но тот не выглядел удивлённым. Неожиданно всё встало на свои места: внезапная поездка Верных в долину, мрачное настроение Дрю, его апатичность и нежелание разделить свои тревоги с Бэйкер… Она не понимала только, чья это была вина. Алекс не знала, о чём спросить, а когда наконец-то собралась с духом, место происшествия осталось далеко позади, и они выехали к фермам. Сначала мимо них мчались одинаковые поля, разбавляемые лишь силосными вышками и ветрогенераторами, но потом на горизонте появился белый блик, который с приближением оказался церковью. Она была очень похожа на островную — выбеленная и с зелёной крышей. Отличала их разве что высокая колокольня, больше напоминающая военную сторожевую вышку. Церковь пастора Джерома была не единственной в округе — до пришествия Сидов одни прихожане ездили за реку к отцу Григорию, другие отправлялись в храм Святого Слова в горах. Алекс стало интересно, что произошло с ними сейчас. То, что Вестник вместе с Верными в ходе своего ночного путешествия наведался в церковь Агнца Божьего, было видно невооружённым взглядом. Они не просто разрушили её и силой увели людей, они втоптали святое место в грязь и смешали его с дерьмом. Июльское солнце уже давно стало беспощадным: когда приезжие вышли из машины, то почти синхронно натянули на нос очки. Собственные остались в рюкзаке, который вместе с остальными вещами был безвозвратно утерян, а эти с выразительной царапиной на тёмно-зелёной линзе Алекс нашла в общем гардеробе. — Не думал, что мы вернёмся сюда так скоро, — заметил Уильямс, останавливаясь позади Алекс, чтобы прикурить. — Лжепастырь будет нам очень рад. Джон пошёл вперёд, и Алекс, не зная, нужно ли следовать за ним, сделала несколько неуверенных шагов, чтобы пересечь деревянную арку. «‎Грешник!»‎ Это сообщала огромная аляповатая надпись, проехавшись краской прямо по дверям притвора. Грешник, кричала она уже на стёклах, исписанных красивыми витражами. Скажи «да», покайся, умоляла она голосом Джона на ступенях, вопила следами от дроби на деревянных стенах. Не было смысла воображать, как выглядел визит Верных, ибо прошедший на днях дождь оставил на земле глубокие борозды от шин. Грузовик остановился прямо тут, у входа в церковь, полностью перегородив путь наружу. Прихожане в панике выбегали и были встречены предупреждающим огнём — пустые гильзы, сухие коричневые разводы на стенах… кто-то был против. Эмма сказала, что их пастор ничего не смог сделать. Как же он ненавидит себя сейчас, обвиняет в бездействии… Наверняка Джеффрис чувствовал то же самое. Джон подёргал двери и обнаружил, что церковь заперта. Алекс не понимала, чего он ещё ожидал. Пастор позаботился о том, чтобы святое место не тревожили мародёры, но никому бы не пришло в голову возвращаться сюда. Кроме тех, кто и сотворил это с обителью Бога. Сид спустился с лестницы, где его поджидали Уильямс и Алекс. — Неужели сбежал? — поинтересовался Мэтт, и Джон хмыкнул. — Неудивительно. Все лжепророки бегут, когда видят силу слова Отца. Это были пустые слова. Учитель всегда становится лжецом в глазах неверной паствы, как и предателем будет тот, кого им окрестят. Мнение толпы было скверной штукой, и Алекс искренне было жаль, что от слов Джозефа пострадал весь округ, все его жители. Не сговариваясь, они двинулись в обход церкви мимо приходского кладбища. Джон шёл впереди, пристально вглядываясь в надписи на надгробиях: земля была давно утрамбована, и Вестник ступал по ней так кощунственно, будто в шести футах под ними не было чьих-то костей. Алекс не могла разделять его равнодушия, поэтому отстала и потеряла фигуру Сида среди деревьев и высоких обелисков. Уильямс в отличие от Джона не торопился отходить от Бэйкер далеко: он остановился и бросил окурок прямо у чьей-то могилы. Земля там была ещё свежей, поэтому Верный затормозил перед широким памятником и приподнял закрывающий надпись американский флаг. Алекс тоже остановилась, и какое-то время они стояли в тишине, разбавляемой лишь шептанием деревьев. — Ты его знал? — спросила Бэйкер, когда Мэттью опустил ткань обратно. Он расправил плечи. — Показалось, — но в голосе не было облегчения. — Я бы всё равно не удивился. Уильямс не производил впечатления плохого человека, но всё же во многом походил на Джона. Алекс отругала себя за то, что забыла об этом. — Так ты местный. Она не сильно поразилась этой догадке, мало бы кто поехал в этот Богом забытый край ради Джозефа. Мэтт всё равно покачал головой. — Понемногу отовсюду. Он заметил за деревьями Джона и махнул ему рукой. Алекс не понимала, что они ищут и зачем, пока Сид не подошёл к ним и не отогнул край флага. — Старший сын Паркеров, — сказал он спустя мгновение. — Недалеко отсюда. Присутствие пастора и остатков его овечьего стада было не так нужно: хватало одних имён, а Джон много об этом знал. Он повернулся к Мэтту: — Останься здесь, если этому человеку придёт в голову вернуться, — Уильямс кивнул. — Алекс, а мы проедемся кое-куда. Не дожидаясь ответа, он пошёл обратно к машине. Бэйкер рассеянно обернулась к Мэтту, и тот жестом её поторопил. Алекс чувствовала себя обузой: наверняка Джон принимал её предложение отправиться в долину скрепя сердце, так как обзаводился лишней и ненужной ему ответственностью. Почему он не оставил её с Мэттью? Они сели обратно в машину — если вместе с Уильямсом Алекс чувствовала себя более-менее спокойно, то от Сида не знала чего ожидать, поэтому молчала, пока он не заговорил сам. — Ты понимаешь, зачем мы это делаем? Этот поучительный тон её оскорбил, но Джон ждал прямого ответа на прямой вопрос. — Чтобы помочь? Он кивнул. Алекс казалось удивительным, что Сид вообще поинтересовался её мнением. Джон увозил их всё дальше на юг, мимо закрытых придорожных магазинов и заправок, — Бэйкер вообще не помнила, чтобы по пути они видели хотя бы одну рабочую забегаловку — пока не остановились у одной из множества ферм. Сид молча взял револьвер и сунул его за ремень. Семье были нужны ответы, а у Джона не было других способов, чтобы их получить. Дом давно был в запустении: крыша местами прохудилась, и сарай рядом с загоном для животных чудом стоял без одной стены. Но здесь всё равно кипела жизнь, а на заднем дворе на верёвках сушились бельё и одежда. Алекс увидела синее детское платье среди остальных вещей. Хозяин встретил их на крыльце, будто знал, что кто-то приедет. Он дождался, пока Джон и Алекс не окажутся у ворот, а затем крикнул, предупреждая, чтобы не подходили ближе. — Пастор здесь не прячется, Джон Сид, и для твоей семьи тут ничего нет. Вопреки этому Джон сделал ещё один шаг вперёд, и Алекс, недолго думая, последовала за ним. Паркер оказался стареющим фермером с красным одутловатым лицом и дрожащими руками, а ещё при нём не было оружия. Бэйкер мельком взглянула на пистолет Сида за поясом. — Я не ищу твоего лжеучителя, — спокойно сказал Джон. — Он сам придёт к Отцу, когда прозреет. Интересно, думал ли он так же, когда вспоминал Джеффриса? Не было похоже, что пастор Джером или его дробовик согласны с Джозефом. — Хочешь сделать с моим домом то же, что сотворил с церковью и магазином Джессики? Алекс перевела взгляд на Джона, но тот всего лишь вздохнул. — Я предупреждал её об алкоголе. Предупреждал дважды, понятным ей языком. Она сама виновата в том, что произошло потом. — А ты, значит, не виноват ни в чем. — Где-то неподалёку недавно горела ферма, — сказал Джон, проигнорировав выпад. — Ты что-то знаешь об этом? — Нет. Джон знал, что он лжёт. Алекс тоже об этом знала. И Паркер тоже знал, что обоим это известно. Старик был в этой церкви. И видел то же, что и Бэйкер несколькими минутами ранее, но своими глазами. Думали ли об одном и том же, когда смотрели на изрешечённые дробью стены, сквозь которые проглядывала кровавая темнота и слова, намалёваные чёрной краской? — Сколько ты здесь живёшь, старик? — Джон медленно подходил к крыльцу, сцепив руки за спиной. Алекс молча следила за развитием разговора: Младший Сид вёл себя аккуратно, осторожно, но на лице Паркера всё равно проступила плохо скрываемая неприязнь. — Дольше, чем ты и твои братья. — И проживёшь ещё долго, если будешь помогать церкви. Старик медленно спустился с крыльца, оказываясь с Джоном на равных. Он был не намного ниже, но гораздо старше, слабее. Он был сломлен, недавно потерял сына, а Сид открыто его провоцировал, жаль только, что Паркер из-за горя этого не замечал. — Я не удивился, когда вы захватили полицию, — сказал он. — Эти продажные куски дерьма пойдут за любым, кто сунет им лишний доллар. Не удивился, когда запретили слушать новости. Но убийство невинных детей — это то, что делает из человека тварь. — Мы всего лишь хотим помочь, — неуверенно встряла Алекс. Старик наконец обратил на неё внимание и сделал твёрдый шаг к Бэйкер. — Как помогли семье Уилла? — Джон неожиданно закрыл Алекс собой, когда Паркер повысил тон. — Уилл сам пришёл к нам, когда не видел иного выхода, — сказал он, нащупав рукой пистолет. — И ты позаботился о том, чтобы у него не осталось выбора. — Мне жаль, что это произошло с вашим сыном, — сказала Алекс, остановив руку Джона. Тот не стал ей препятствовать. — Я никого не теряла на войне и даже представить не могу, что вы чувствуете. Но я не хочу, чтобы подобное случилось и здесь. — Это уже случилось, — горько ответил Паркер. — Ты не видишь, но война уже идёт. Чтобы война остановилась, кто-то должен был её проиграть, иного выхода не было. Но ослеплённому горем человеку это было бессмысленно доказывать. — Недавно рядом сгорела ферма, — твёрдо повторила Алекс. — Эти люди могут вернуться, когда опять почувствуют жажду крови, и никого не будет рядом, чтобы их остановить. Вы уже потеряли сына, не потеряйте дочь. Бэйкер поняла, что попала прямо в яблочко — она предположила наугад, и ей повезло. Если это нельзя считать Божественной волей, то что тогда можно? — Это был дом Митчемов, — спустя несколько секунд ответил Паркер, указывая рукой на еловый лес. Алекс хотела попрощаться и уйти, но старик всё ещё удерживал её цепким и тяжёлым взглядом. — Я не верю в конец света, или что там предрекает Сид, но когда увидел, как горит небо… может, в чём-то он и был прав. В том, что этот мир катится к чёрту. — Он прав, — коротко сказала Алекс и наконец-то вспомнила, что продолжает держать Джона за локоть. Когда она его отпустила, Сид скрестил руки на груди. Револьвер остался за поясом. — В воскресенье Отец будет читать проповедь в церкви Агнца Божьего, — сказал Джон на прощанье. — Ты найдёшь ответы на свои вопросы только там. Возможно, Холли была и права: что, если это на самом деле было её предназначением? — Почему именно дочь? — Джон спросил это, когда садился в машину. Паркер наблюдал за ними с крыльца своего дома, будто был уверен, что они вместо того, чтобы уехать, спрячутся за забором и будут следить за ним. — Интуиция, — подумав, ответила Алекс. Джон кинул револьвер в бардачок, и Бэйкер молча проводила его взглядом. — Ты бы сделал всё ради своего ребёнка. — Женщинам виднее, — с иронией подметил Сид, повернув ключ зажигания. Он напоследок взглянул в сторону дома, где всё ещё ждал старик. — Из тебя получится замечательный отец, — в тон ему ответила Алекс, и оба невесело усмехнулись. Они вернулись к церкви, чтобы забрать Уильямса. Джон рассказал о произошедшем, но почему-то упустил момент с угрозами — Алекс не стала встревать. Время неумолимо близилось к вечеру: небо ещё не было тронуто полосами заката, но будто выцвело перед касанием новых красок. Они возвращались на север и в какой-то момент свернули с трассы на просёлочную дорогу. Пикап трясло на кочках, они забирались всё глубже в лес, но Джон будто точно знал, куда ехать. Это были его земли, не стоило удивляться. — Ясно, почему церковь не знала об этом, — Уильямс подал голос, когда они остановились, миновав ряд пустых и заколоченных домов. — В такой-то глуши. Дом сгорел дотла. Кусок оставшейся стены не выдержал тяжёлой крыши, и она свалилась вниз, превращая пол в сопрелый сквозной настил. Запах до сих пор сохранялся вокруг — смерти, чужого горя и отчаянья. Джон совладал с собой быстрее остальных, поэтому подошёл вплотную к месту, где раньше находилась дверь. Всё, что было за ней, превратилось в кучу углей и мусора: сгорел амбар по правую сторону от дома, а туши мёртвых животных — свиней и лошадей — никто так и не убрал. Этот смрад ощущался даже с дороги, и Алекс долго топталась у машины, не решаясь подойти ближе. Уильямс вместо того, чтобы присоединиться к Джону, свернул налево, изучая взглядом свежую траву. Бэйкер тоже это заметила — уничтожено было всё, кроме небольшого сарая у самого дома. Деревянная стена, обращённая к дороге, сохранила местами зелёную облупленную краску, но в глаза бросалась не она, а звезда «Врат Эдема», нанесённая поверх. Мэтт молчал, пока Джон не поинтересовался его мнением. — Ветер шёл с севера, — сказал Уильямс, широким жестом указывая на лес. — Сначала они подожгли дом. Затем пламя перекинулось на амбар. Это было дня три-четыре назад. Он говорил это спокойным голосом, иногда отступая от сарая на несколько шагов, чтобы показать, как двигался огонь, но у Алекс внутри всё сжалось. Джон молча слушал, разглядывая нарисованный символ. — Это была не просто бессмысленная жестокость, — сказал он, когда Мэтт закончил рассказ. — Поджигатели знали, откуда идёт ветер, — кивнул Верный, указывая направление. — Они начали с дома намеренно. — И оставили нам это, — Джон пальцами провёл по стене сарая, которая была обращена к дороге. — Нам или людям, которые видели зарево. — Кто же способен на такое? — пробормотала Алекс. Прежнее самообладание куда-то медленно исчезало. Даже Блажь не могла справиться с этим. — У Отца много врагов, — отозвался Джон. — Когда мы были на реке, доктор Финнеас сказал, что тюрьму заняли какие-то люди, — вспомнила Алекс, и Сид вопросительно поднял брови. — Мне казалось, Выживальщики — это горные паразиты, — сказал Уильямс. — И Джейкоб обещал с ними разобраться. Это было рано называть сопротивлением, но что-то явно происходило. Тот, кто не был убит в одиночестве, объединялся с себе подобными и копил злобу к общине… даже если приходилось жертвовать невинными. — Меня больше удивляет, что я впервые слышу про этих «выживальщиков» на реке, — заметил Джон. — Придётся их выкурить оттуда, раз Фэйт не способна справиться самостоятельно. Алекс подумала о том, что ненамеренно подставила её, но это не был вопрос карьеризма. Сейчас есть цели куда важнее. — Нужно разобрать сарай и сжечь, — сказал Джон, оценивающим взглядом окинув постройку. — Нельзя, чтобы кто-то связывал это преступление с церковью. — А девочка? — Алекс откладывала этот вопрос до последнего. Сид даже не собирался включать её в свой план — это было видно по уставшему взгляду, который он бросил на Бэйкер. — Нельзя отказываться от версии, что Томас сжёг пустой дом, — сказал Уильямс. — Нужно найти тело. Вздохнув, Джон жестом пригласил Верного на пепелище. Бэйкер показалось, что если она не присоединится, то сразу обесценит свою идею, поэтому пошла следом. Обугленные кости обнаружились, когда они втроём подняли уцелевшую крышу. Большой кусок дерева со скрипом упал обратно, и сквозь пыльное облако они увидели скрюченную груду, когда-то бывшую ребёнком. — Этого достаточно? — откашлявшись, спросил Сид. Они стояли в гробовом молчании, пока он не решился подать голос. — Нужно ехать, если хотим успеть до ночи. Его равнодушие вызвало внутри Алекс протест. — Её нужно похоронить, — сказала Бэйкер, почувствовав, как дрогнул голос. Джон смотрел на груду костей, неспешно отряхивая руки от копоти и пепла. — Грешники не заслуживают вечной памяти. — Это всего лишь маленькая, невинная девочка, — Бэйкер показалось, что она задыхается от злости. Пепел густым облаком оседал вокруг них, саднил глаза и забирался в горло: не исключено, что прямо сейчас они вдыхали остатки мёртвой плоти. — Даже в лимбе было место для детей, которые не заслужили ада! Джон молчал, глядя на неё, а Алекс в бессильной злобе сжимала кулаки: только Мэтт видел, насколько бессмысленным было это немое противостояние. — Мы управимся за полчаса, — сказал он, когда понял, что Сид не собирается отвечать. Алекс уже привыкла к тому, что к её мнению никогда не прислушивались, но обида всё равно душила изнутри. Может, в этом и был её грех, в гордыне? Об этом думал Сид, так внимательно разглядывая её? — Это всего лишь кости, — сдался Джон, но всё-таки сходил к машине, а вернулся уже с холщовым мешком, который протянул Алекс. — Твоя идея. Бэйкер не могла поверить, что этим занимается. Она присела перед грудой мусора, и пока Джон вместе с Уильямсом разбирал на доски сарай, складывала кости. На мешке была отпечатана звезда церкви, и вся эта ситуация была такой чудовищной, что Бэйкер едва сдерживала слёзы. Запах костра и обугленной плоти вызывали тошноту, и Алекс чудом смогла подавить её. Некоторые кости рассыпались в руках, но Бэйкер уже не могла отступиться — Джон согласился на похороны, и она должна была сама отвечать за свои слова. Когда Алекс подняла череп, то поняла, что с одной стороны на нём ещё остались волосы: светлые вьющиеся локоны, какие были у неё в детстве. Всё это напоминало какую-то дико затянувшуюся мерзкую шутку. Бэйкер завязала мешок, одновременно вытирая грязные руки о ткань. Когда она вышла за порог, то закат уже догорал. На месте сарая осталась груда досок, и от неё в небо уходил столб огня и дыма. Алекс всё не могла избавиться от запаха горелой плоти, который прочно застыл в носу, и даже не знала, что расстраивает её сильнее — гадкое чувство безразличия, которое проявил Джон, или то, что он всё-таки прислушался к ней, хоть и нехотя. Младший Сид обнаружился у машины — он разговаривал с кем-то по рации, но на таком расстоянии Бэйкер слышала только обрывки слов. Уильямс копал яму под деревом слева от костра. Когда Алекс подошла к нему, он на минуту выпрямил спину и отставил лопату. — Это вишня, — сказал он. — Ещё маленькая, но через несколько лет будет цвести. Подумал, что это хорошее место. — Да, очень хорошее, — бесцветно отозвалась Бэйкер. Сейчас она могла думать только о том, чтобы этот вечер скорее завершился. Мэттью закончил копать яму, и они вдвоём погрузили в неё мешок. Крест Верный сделал из двух сломанных досок, стянув их бечёвкой, а затем немного прикопал землёй. На этом приготовления кончились. Джон следил с дороги, пока Алекс и Мэттью молча стояли перед свежей могилой. Уильямс был готов закопать тело, но словно ждал отмашки от Бэйкер. Она в свою очередь даже не знала, что нужно сказать. — Матерь Благодати Божией, молись о нас. Матерь нетленная, молись о нас, — свистящим шёпотом начал Верный, и Бэйкер мелко вздрогнула. Она хотела присоединиться к молитве, но горе словно вытравило из неё память. Когда они закончили, огонь уже догорел, и чёрные клубы дыма смешались с серым сумеречным небом. Алекс бросила первую горсть земли, и Уильямс закопал могилу. Джону хватило такта их не торопить, и когда они выехали на дорогу, уже совсем стемнело. Время в пути, казавшееся таким лёгким утром, на обратном пути тянулось, словно горький мазут. Все трое молчали, а Алекс разглядывала свои серые от копоти руки. Грязь под ногтями и израненные пальцы уже не были чем-то особенным, но теперь она смотрела на них и думала о том, что всё глубже тонет в этом ужасном мире. Действие Блажи сходило на нет — Бэйкер пыталась подавить в себе слёзы и смогла донести это отчаяние до самого дома. Она впервые назвала церковь домом, и это признание больно укололо изнутри. Алекс считала, что всё изменится на следующий день, после сна, в котором всегда исчезало многое, но поняла, что заблуждалась: на той стороне её поджидал Томас, там была Ханна, которая обвиняла Бэйкер в том, что та проявила бездушие. Пастор Джером, укоризненно качающий головой, монстры, прячущиеся по углам, пустые глаза людей, у которых была своя цель, и обугленная голова с золотыми локонами. Она снова была здесь, в комнате с кроватью и скрипучим полом, запертая в собственных кошмарах. И Бэйкер начала давиться этой чернотой, не имея иного выбора. Фэйт не открыла ей дверь сразу же. Алекс долго стучала, наплевав на то, что этим может разбудить весь дом. Вестница не выглядела удивлённой, лишь обняла её и вытерла холодное от слёз лицо. Там было всё проще, в белом тумане и сладком запахе цветов. Когда её за руки вели Джозеф и Фэйт, когда прошлое казалось неважным, а внутри больше не было боли. Нежный голос дребезжал на краю уставшего сознания. — Больше никакой боли, Алекс. Никогда. Алекс сделала шаг, растворяясь в густом молоке любви и искупления. Но теперь не было никаких сожалений, осталась только семья.