Доверяй. Почитай. Повинуйся

«Мне отмщение, Я воздам». Послание к Римлянам 12:19

Выстрел больно дал по ушам, и громкое эхо откатилось ещё трижды, прежде чем утихнуть на горных массивах вдалеке. Алекс взялась за затвор и передёрнула, игнорируя отдачу, которая пришлась прямо в больное плечо. Пустая гильза выскользнула на землю, но из-за звона в ушах не издала ни звука. Бэйкер по незнанию положила ладонь на горячий ствол ружья, и в глазах тот час появилась белая вспышка невыносимой боли. Пуля даже не задела мишень. Это Алекс поняла по лицу Уильямса, который смотрел вперёд через бинокль. Пытаясь предугадать его реакцию, Бэйкер вытерла лоб от каплей пота и приготовилась к критике. Это был первый выстрел после часового инструктажа. Алекс пришлось тренировать вскидку, и она неподвижно держала тяжёлое ружьё около пяти минут, чувствуя дрожь в каждой мышце. Мэттью внимательно следил за тем, чтобы она не опускала ствол ниже, а Бэйкер упрямо давилась болью, целясь в невидимого противника. — Попробуй сменить плечо, — посоветовал Уильямс, убрав бинокль. — Если ещё болит. — Не болит. Футболка уже вся пропиталась потом, а злость, направленная в нужное русло, создавала неотступный поток. Уильямс долю секунды смотрел на Алекс и то, как она держит перед собой ружьё, упирая приклад в плечо, а затем снова поднял бинокль. — По команде. Палец должен был лежать на курке так спокойно, словно она не собиралась стрелять. Сердце глухо билось в груди, пульсация смещала прицел, а обожжённая левая рука лишь усиливала дрожь. Слова Джона прочно укрепились внутри и больно хлестали всякий раз, когда Бэйкер пыталась сдаться или сделать перерыв. Уильямс ничего не знал о Блажи, но явно догадывался, когда Алекс тёрла красные глаза или украдкой кашляла. Помощь Верного было невозможно переоценить: только он нашёл время и желание нянчиться с амбициями Бэйкер, и поэтому она, подражая Мэттью, тоже терпела: жару, боль в мышцах и собственную никчёмность. На острове не было специального полигона, поэтому они выехали за его пределы на север: сразу за мостом начиналась территория Джейкоба, где пальба была уже чем-то привычным. Выстрелы дрожали в горах и редко возвращались обратно, поэтому их окружала только природа во всей её первозданной красоте. — Огонь. Лишние мысли помогли перебороть дрожь — хлопок на секунду заглушил мир, который сократился до ожидания команды, а затем время снова пошло, перемежаясь ударами сердца. — Уже лучше, — Мэтт оторвался от бинокля и взглянул на часы. — Пора домой. — Я не устала, — попыталась возразить Алекс, но Уильямс уже направился через высокую траву за мишенями. Только после его слов Бэйкер обратила внимание на погоду: вечер скатился незаметно, и розовые облака уже спускались с вершин гор, принося холодный ночной туман. — Завтра постреляем ещё, — крикнул Мэттью, разглядывая фанерный лист с нарисованными на нём кругами. Бэйкер закрепила ружьё на плече и вытерла грязные от пороха руки о джинсы. Мокрая от сукровицы обожжённая ладонь снова заныла болью. В эти обещания хотелось верить. Джон уехал два дня назад и всё ещё не вернулся. Уильямс или не знал причин этой неожиданной поездки, или тщательно скрывал от неё. Но из-за метких слов Сида вся жизнь Алекс в общине сузилась до изматывающих тренировок: она одновременно презирала эти слова и презирала себя за их правдивость, поэтому делала всё, чтобы опровергнуть, даже если Вестник об этом не узнает. Они вернулись в церковь почти под ночь: недавний ливень уничтожил объездные дороги, поэтому им пришлось добираться по неизвестному маршруту. Из-за этого они пропустили вечернюю проповедь. Если Уильямс отнёсся к этому скептично и лишь пожал плечами, то Алекс чувствовала беспокойство из-за пробела в своём маленьком ритуале. Низину заволокло лёгким туманом, но церковь с холма всё равно смотрела на них сквозь мрак, а в высоких окнах был виден свет. В это время там уже никого не было. По пути к поселению Алекс заметила, что в доме Джозефа тоже был свет, и эта мелочь всё-таки заставила её ненадолго отложить сон ради своего скромного паломничества. — Я прогуляюсь до церкви, — предупредила она на подъездах к стоянке. Недавняя смерть так близко к дому сделала всех осторожными: Верные не выпускали из рук оружие даже на молитвах, а после заката эта подозрительность лишь усиливалась. Поэтому реакцию Мэтта было легко предугадать. Когда они подошли к жилым домам, Уильямс протянул ей пистолет рукоятью вперёд и посоветовал не задерживаться. Он закрыл за собой дверь в один из жилых домов, и поселение снова поглотила тишина. Алекс спрятала пистолет за ремень и, петляя между домов, направилась к церкви. Буквально следующий дом встретил её знакомой надписью поперёк выбеленной стены, а запах свежей краски впечатался в нос. «Грешник», — сообщали кривые буквы, перечёркивая наискось двери. Кисть и банку краски кто-то бросил прямо у двери, расплескав содержимое по порогу и земле. Алекс почему-то остановилась и прислушалась к происходящему в доме: внутри было тихо, как и везде. Эта тишина её испугала, потому что буквы напомнили о церкви пастора Джерома. Но какой смысл оставлять их здесь? Бэйкер подняла руку и мазнула по буквам — краска прилипла к пальцам и легко отстала. Ещё утром этой надписи не было: они выехали на рассвете и пробыли на стрельбище целый день. Алекс почувствовала, как её напополам со смятеньем захлестнуло любопытство. Пастор Джером считал, что подобные слова были призваны сломить его и уничтожить изнутри, но сейчас в этом не было логики. Бэйкер попыталась связать надпись с воскресным происшествием, с новыми членами паствы или Фэйт, но не смогла. Неужели за время их отсутствия в доме поселился неудобный церкви гость? В окнах было темно, а Алекс бесцельно торчала снаружи, пытаясь разглядеть что-то сквозь них. Набравшись смелости, Бэйкер толкнула дверь, — в общине было не принято запираться — и та со скрипом приоткрылась, впуская внутрь фонарный свет. Бэйкер не думала, что пистолет ей понадобится, но тот напомнил о себе, защекотав бок холодом. Алекс почувствовала, как по спине побежали мурашки, но всё равно сделала шаг вперёд, сливаясь с темнотой дома. Это был один из наспех построенных временных бараков, в которые селили новоприбывших. Уже не клетки, но ещё не полноценные коттеджи, в которых жили члены общины и Вестники. Бэйкер помнила планировку каждого наизусть: кровать у заднего окна, выключатель слева от двери и маленькая кухня в углу. Внутри никого не оказалось: Алекс привыкла, что во время очередного наплыва новичков в поселении не остаётся свободных домов, поэтому пустота её насторожила. Бэйкер сделала шаг и ногой зацепила упавший стул — кто-то боролся? Чёрный силуэт у кровати оказался вешалкой, и рука облегчённо соскользнула с пистолета. Алекс не понимала, чего ей бояться, но инстинктивно напрягалась всякий раз, стоило скрипу половиц выдать её тихую поступь. Кровать не была заправлена: беспокойно разбросанные простыни пробуждали внутри всё больше сомнений, как и оставленная джинсовая куртка. Не страх, но лёгкое беспокойство заставили Алекс выйти наружу и закрыть дверь. Бэйкер пыталась убедить себя, что временный жилец просто отошёл по нужде, но она уже видела слишком много для того, чтобы считать общину безгрешной. Чёрная надпись на стене дома следила за Алекс, потерявшись из виду лишь за очередным поворотом. Увиденное напрочь отбило желание посетить церковь, потому что внутри Бэйкер поселились совсем иные чувства: сомнение и беспокойство. Раннее утро встретило холодным ветром и затёкшей спиной: Алекс не спала, только дремала, прокручивая в голове события минувших дней. Беспокойство, царившее в общине, передавалось ей, словно вот-вот должно было произойти что-то плохое. От ожога ладонь загрубела и почти не сгибалась — липкая жидкость из раны засохла вместе с кровью и теперь мешала шевелить даже пальцами. Бэйкер заметила это только в церкви перед проповедью, когда потянулась за метлой. Этот своеобразный ритуал был как вечерняя молитва — опавшие лепестки выметались за порог и убирались в мешки, а в вазах появлялись новые цветы. Фэйт тоже была в церкви. Вестница приехала ещё вчера, но из-за тренировки так и не успели поговорить о том, что произошло во время её поездки. Теперь они лишь обменялись приветствиями, прежде чем погрузиться в привычные хлопоты. Джозеф тоже с ними не говорил, ещё сонный приводя мысли в порядок перед кафедрой, и вся эта атмосфера утренней дрёмы обволакивала сладким туманом. — Всё хорошо? — поинтересовалась Фэйт, заметив, что Алекс стоит и задумчиво вращает между пальцев здоровой руки цветок Блажи. Она поспешно кивнула, не планируя посвящать Вестницу в свои мысли. К утру надпись уже закрасили: о ней напоминал только чёрный след на земле, которую тщательно перекопали и попытались утрамбовать заново. Клочьями вырванная трава и незамеченные брызги краски на стене превращали ночной кошмар в реальность. Это Алекс стоило спрашивать, в порядке ли Фэйт. Её Верного похоронили в тот же день, уже после обеда, но об этом знали только люди, переносившие тело. Бэйкер даже не догадывалась, какую легенду придумал Джозеф, и теперь со смешанными чувствами смотрела на его высокий, стройный силуэт, сияющий в лучах утреннего солнца. — Волнуюсь о нашей семье, — колеблясь, ответила Алекс.— Просто скверное предчувствие. Фэйт понимающе кивнула, приобнимая Алекс за плечо. В её взгляде не оказалось той ярости и потаённой боли, которой она позволила прорваться ранее: теперь они были тщательно скрыты и засыпаны песком, как кровавые пятна или краска, не предназначенная для чужих глаз. — Всё меняется, — задумчиво сказала Вестница, осторожно вплетая пальцы в волосы Алекс. Та мысленно запротестовала, но отстраняться было глупо. — Но пока у нас есть вера в Отца и проект, мы под защитой. — Сомневаюсь, что дело в вере, — неуверенно протянула Бэйкер. — Пока за пределами острова есть те, кто желает смерти невиновным, мы все в опасности. Эта мысль теплилась у неё на языке уже который день, желаемая быть обнародованной. Урок Джона, когда она своими руками собирала обугленные кости маленькой девочки, хорошо впечатался в память и оставил на душе глубокий след. Алекс безуспешно пыталась выгладить его с помощью Блажи, но тот лишь крепчал. Тварь, способная на то, чтобы прибить живого человека к кресту, не увидит разницы между взятой в плен журналисткой и любым другим членом церкви. Алекс хотела быть крысой, бегущей с тонущего корабля, но кругом на несколько миль уже простиралась бесконечная вода. — Всегда будут те, кто приходит и желает отобрать у нас, — подал голос Джозеф, и Алекс вздрогнула, оборачиваясь. — Особенно после начала Коллапса. — Тогда почему бы не начать защищаться? — спросила Бэйкер, подавив гневный тон. — Отвечать тем же, с чем к нам приходят чужаки? Джозеф даже в самом страшном сне не мог предположить, что Алекс сейчас не говорила о его семье: она имела ввиду только себя, потому что боялась по ошибке умереть от рук народных мстителей. Бэйкер не была ответственна за действия секты, но невольно становилась свидетелем и соучастником их преступных действий, и была уверена, что понесёт за это наказание. Алекс интуитивно почувствовала, что Джозеф снисходительно улыбнулся этому вопросу. Он не стал её осуждать и без тени укоризны ответил: — «Око за око», и вскоре весь мир ослепнет. Это был слишком простой ответ для человека, чья семья распоряжалась чужими жизнями и отвечала на сопротивление насилием. Бэйкер покачала головой. — Мир уже ослеп. С этими словами Алекс вернулась к работе, а Джозеф проводил её задумчивым взглядом, будто понял истинный смысл слов. Подумав об этом, Бэйкер похолодела: она начала забываться, опять спорила и не соглашалась. Это была кривая дорожка, по которой она уже имела смелость (или глупость?) пройти. Алекс мысленно дала себе подзатыльник, но сказанного уже было не вернуть: затылком она до сих пор явственно ощущала внимательный взгляд Джозефа. Скрипя половицами, в церковь зашёл Уильямс с очередным ящиком Блажи: его прибытие оборвало тяжёлый разговор, но страх за беспечно сорвавшиеся слова остался, вызревая новым срывом. — Джон приехал ночью, — Мэттью обратился к Алекс, опуская цветы на одну из лавок. — Если ты хочешь с ним поговорить. — Хочу, — без энтузиазма согласилась Бэйкер. Нравоучения Вестника были слишком свежи в памяти, но этими словами Мэтт упрямо наталкивал её на разговор, словно знал, что это поможет растопить между ними лёд. Могла ли надпись быть делом рук Джона?.. — Рекрутер из Уайттейл забрал сегодня шестерых, — это уже относилось к Джозефу. — И оставил на столе несколько писем от Джейкоба, на которые тебе нужно взглянуть, Отец. — Спасибо, сын мой, — безмятежности в голосе Сида можно было лишь позавидовать. Джозеф протянул руку к Уильямсу, и тот без колебаний сделал шаг к кафедре. Проходя мимо, Мэттью зачем-то взял Алекс за локоть и повёл за собой к Сиду. Уильямса не было здесь во время разговора, но он тонко почувствовал напряжение и недосказанность, зависшие в воздухе едким дымом. Бэйкер боялась подходить ближе: она была уверена, что Джозефу будет достаточно подцепить её взгляд и затем вскрыть, как консервную банку. Тогда он поймёт, что терзало её всё это время, увидит истинный смысл её слов, узнает, что Алекс не более чем неблагодарная и затаившая обиду бродячая псина, которой не место в его семье. Опасные вопросы и рассуждения стоило оставлять при себе, — эта испуганная мысль беспомощно трепыхалась внутри, пока Бэйкер приближалась к кафедре — иначе вскоре они подведут её к черте, и Алекс останется лишь словом на выбеленной стене. Но затем страх исчез, стоило Джозефу бережно взять её обожённую руку в свои. — Я не позволю этим людям лишить нас семьи, — уверенно сказал он, невесомо проведя большими пальцами по огрубевшей коже. — Но и оступившегося ребёнка нельзя прогонять. Его нужно наказать и принять обратно. — Даже если его мысли всё равно останутся чёрными? Алекс сама не понимала, о ком говорила: о людях, которые заживо сжигали детей, или о себе, притворяющейся смиренной овцой в большой отаре Джозефа Сида. — Для этого и существует искупление. Мягкая обезоруживающая улыбка Джозефа выбила у Алекс почву из-под ног, и у неё больше не осталось сил на полемику. Искупление не было ответом на все вопросы, хотела сказать Бэйкер. Это всего лишь формальность, выбеленная стена, из-под которой проступают кричащие надписи и следы былых поступков. Алекс боялась заявить об этом вслух, но и отвести глаза не могла: голос Джозефа был везде, словно сладкий аромат или объятия любимого человека, а взгляд цепкий, строгий, которому можно было только повиноваться. Страшное сочетание, запоздало подумала Бэйкер, попавшись на крючок. — Эта боль, — сказал Джозеф, когда понял, что Алекс не собирается отвечать, — медленно ведёт к познанию своего греха, к исповеди, а затем к искуплению. Этот путь проходят все, даже я сам. Бэйкер молча смотрела на руку и пальцы, осторожно обводящие ожоги по краю: она не была близка к тому, о чём говорил Сид, как не была близка к побегу. Джозеф вдруг поднял её руку на уровень губ, и Алекс мысленно воспротивилась происходящему, но затем Джозеф неожиданно подул на обожжённое место. Что-то больно укололо внутри — это было незнакомое чувство, будто отеческий жест, вместо которого ты ждал оплеуху, как было уже сотни раз до этого. Бэйкер ухватилась за познание этого чувства, но так и не могла выяснить его истинное название. Джозеф не мог знать этого, но делал ровно то, что нужно было Алекс прямо сейчас, и она ощутила дрожь, которая собиралась в затылке, опускалась к низу живота и ногам, сделав её слабой. Церковный пастор был не только наставником, ведущим своих людей сквозь тьму. Он мог быть кем угодно: другом, слушателем, даже отцом, которого Алекс никогда не знала. Джозеф поступал сейчас нечестно, но это всё равно отозвалось приятной болью в груди. В ушах что-то пронзительно завыло: Бэйкер почувствовала, как голову на мгновение объяло огнём, а затем нечеловеческий крик превратился в громкую сирену. Они с Джозефом так и замерли, глядя друг на друга: Мэттью первым среагировал, в два широких шага подскочив к двери. Их маленький Рай был так хрупок, но Джозефу хватило духу нарушить это неведение. — Что происходит, Мэттью? — Не могу сказать, — спустя мгновение ответил Верный. — Нужно проверить. Уильямс отцепил от пояса военную рацию, что-то покрутил и поднёс ко рту. Они втроём молча следили за действиями Уильямса, словно их жизнь зависела от этого. — Джон, — сказал он, когда тишина превратилась в шипение. — Джон, что происходит? Приём. Он ждал ответа слишком долго. Громкий звук заставил всех вздрогнуть: в поселении кто-то закричал, и то, что казалось безобидными хлопками, превратилось в выстрелы. Неприятное предчувствие, которое теплилось на затылке целое утро, теперь обрело форму. Это смешивалось с шипением рации, невольно возвращая Алекс на ночную пустынную дорогу, откликалось внутри чувством отчаянья и страха. В глазах потемнело, и она почувствовала, будто куда-то проваливается. Уильямс напряжённо молчал: они вздрагивали от каждого нового звука, словно до последнего надеясь, что это был сон. Все присутствующие застыли, когда череда выстрелов и криков смешалась в один сплошной кошмар. Когда Мэттью отжал кнопку и поднял голову, в его глазах было слишком много нового: он всего секунду размышлял, прежде чем мимо Фэйт двинулся обратно к кафедре. — На нас напали?! — беспомощно воскликнула Вестница, попытавшись удержать Уильямса за плечо, но тот стряхнул её руку. Высказанная мысль о нападении словно сделала это неведение реальностью. Сначала сожжённый ребёнок. Потом самоубийство прямо на подъездах к церкви, а затем заживо распятый человек. Огневое нападение выходило за рамки происходящего, даже за рамки мира, в котором до этого жила Бэйкер. — Алекс, — Уильямс вытащил пистолет, проверил обойму и бросил оружие Бэйкер. — Защищай Отца. Эта команда моментально пробудила всех от лёгкой утренней дрёмы. Бэйкер сумела поймать пистолет непослушными пальцами, а когда снимала с предохранителя, поняла, как сильно дрожат руки. Она не заслужила такого доверия, а уж тем более не была готова к возложенной на неё задаче. Но возражать было некогда — одиночные выстрелы смешались с целой очередью других, и Мэттью покинул церковь. Надеяться, что хлопки не были пальбой, было уже невозможно: Фэйт, обминая коробки с цветами, скользнула к двери за Уильямсом и выглянула наружу, пытаясь выяснить их причину. Алекс хотела поступить так же, но ноги не слушались. Она перевела растерянный взгляд на Джозефа, требуя его реакции, но тот воплощал собой абсолютное спокойствие, словно не слышал того, что слышали они с Вестницей. Уильямс должен был отдать пистолет ему, а не ей, но приказ сделал Алекс ответственной. — Этого стоило ожидать, — сказала Фэйт, повернувшись от двери. — Они пришли отбирать и сеять хаос, как Голос и предсказывал. Это знак. Она была в своём платье, босиком и совершенно без оружия. Алекс сейчас была единственной, кто мог их защитить, и что-то — совесть ли? — говорило, что она должна была это сделать. Не из-за приказа, а потому что оставалась человеком. — Не хаос, — возразил Джозеф. — Они всего лишь оступившиеся дети, которые боятся понять истину. Джозеф подошёл к двери, и Алекс на слабых ногах двинулась следом, крепко сжимая пистолет. Выход наружу делал всё необратимо реальным: с холма было не видно, что происходит внизу, но мелкие пятна превращались иногда то в людей, то в кровь. — Не время подставлять вторую щёку, верно? Алекс едва узнала свой охрипший голос. Фэйт хотела ответить, но не успела, потому что остров потряс ещё один взрыв, не похожий на остальные, и громом откатился до самой церкви. Из-за крыш домов шёл столб огня и дыма, смешивался с выстрелами и криками. Маленький Эдем в одно мгновение превратился в кошмар, и сон Алекс вдруг стал реальным: объятое огнём небо, горящая земля и поле, по которому она удирала от ночных чудовищ. Звук сирены в ушах мешал думать, а пистолет подрагивал в мокрых ладонях: Уильямс мог учить Алекс правильной изготовке и спокойствию перед выстрелом, но это всё разбивалось о хаос снаружи. Они стояли в молчании несколько минут, пока не утихли выстрелы. Алекс боялась, что кто-то ворвётся внутрь, и тогда она останется один на один с убийцей, у которого в отличие от неё не дрогнет рука. Бэйкер долго боролась с желанием отдать пистолет Джозефу, но почему-то продолжала сжимать рукоять, изо всех сил держась за приказ Уильямса. — Там могут быть раненые, — она наконец решилась прервать тишину. — Что нам делать? Столб дыма поднимался высоко и расползался по ясному небу, и мирное утро словно бы померкло во всём разнообразии красок. Ещё мгновение — и небосвод покроется красной коркой, через отверстые алые жилы будет видна одна пустота, и мир расколется надвое, обнажая ночной кошмар. — Тебе отдали приказ, разве нет? В этом голосе почудилась хорошо замаскированная ирония, и Бэйкер обернулась, встречаясь глазами с Джозефом. Алекс не думала как солдат: если Уильямс и хотел за эти два дня воспитать в ней хотя бы начальную дисциплину, это не значило, что она послушает инструкции в ответственный момент. А Джозеф как назло ничего не говорил, — не подбадривал и не упрекал — будто ждал её собственного решения. Алекс, заботящаяся только о себе и желающая только брать, осталась бы здесь, в безопасности, прикрываясь приказом, но в голове не было ни одной мысли о том, чтобы где-то спрятаться. Мэттью не перевоспитал её, но церковь сделала это за него. Спустя секунду колебаний Алекс протянула Джозефу пистолет. — Я узнаю, что происходит. Прежняя Бэйкер ни за что не сказала бы подобного. Она лишь надеялась, что совершает сейчас правильный поступок. В поселении сейчас было много невинных, оказавшихся там не по своей воле, и Алекс не могла оставаться в стороне. Она не ожидала, что Фэйт перехватит её руку и остановит. — Ты не пойдёшь туда. Я тебе не позволю. В голосе Вестницы смешались страх и отчаяние — то самое неуправляемое, исходившее от Фэйт, когда, как она думала, этого никто не замечал. — Пусть сама выбирает, — Джозеф взял Фэйт за локоть, и та бессильно отпустила Алекс. — Каждый человек создан с волей, нам лишь остаётся наблюдать за тем, как он ею распоряжается. Джозеф взглянул на неё, но даже на его лице Алекс не увидела правильного ответа, лишь тень любопытства и ожидание её выбора. И она выбрала. Мысль о собственном выборе гнала Бэйкер вперёд, пока она спускалась к поселению и глазами выцеливала людей. Лица сменялись одно за другим и быстро терялись в водовороте красок. Алекс остановилась, когда лёгкие загорелись огнём, а она сама оказалась возле горевшего дома почти на окраине. Ветхий барак сложился как карточный домик: Бэйкер поняла, что взорвался именно он. Сажа покрывала и другие дома, но огонь медленно затухал, превращая белые доски в обугленные головешки. От изрытой выстрелами земли к горлу подкатил страх. Гильзы росли под ногами, словно цветы по весне, окутанные лепестками свежей крови. Бэйкер взглядом проследила след из багровых пятен от дома до ворот прочь с острова. Очередной выстрел хлопнул где-то совсем близко, и Алекс инстинктивно упала на колени рядом с грудой горевшего тряпья. Одинокому выстрелу издалека вторил хор страшных звуков. Запах горелого мяса, от которого рот наполнялся слюной, смешался с привкусом желчи на языке, когда груда мусора оказалась горящим человеком. Алекс ни разу не пожалела о решении оставить пистолет Джозефу, потому что чувствовала себя беззащитной и с ним, и без него. Не решившись встать в полный рост, Бэйкер на коленях добралась до края соседнего дома, оминая тела людей. Церковников — тех, кто не был в состоянии обороняться — стрельба застала за завтраком. Они выбегали из домов, чтобы быть встреченными огневым залпом, и Алекс видела всё это, безрассудно выглядывая из своего временного убежища. Дорогу к стоянке перегородили машины: подмога, прибывшая из-за сирены, уже наверняка была в центре шума и выстрелов. Бэйкер заметила у машин какое-то движение и увидела Эмму, склонившуюся над чьим-то телом, как вдруг её саму кто-то потащил прочь. Потеряв опору, Алекс упала в песок и извернулась, пытаясь освободить ногу, но в глаза и рот забилась пыль, сделав слепой и абсолютно беспомощной. Человек, которого она приняла за мёртвого, держал её за лодыжку и отчаянно тянул на себя, пока та царапала локтями землю, пытаясь вырваться. Когда туман из песка рассеялся, Алекс поняла, что отчаянно барахтается в луже чужой тёплой крови, а мужчина, схвативший её, держится из последних сил. Бэйкер впервые видела его на острове, но это не могло сделать её бесчувственной. Меткий выстрел проделал дыру прямо над яремной впадиной, и оттуда толчками вырывалась кровь. Алекс попыталась прижать рану пальцами, но для помощи уже было поздно. Люди так просто находили нужные слова в необходимый момент, а всё, что Бэйкер могла сделать, так это сидеть и смотреть в глаза умирающему, заражаясь его испугом. — Мы что-нибудь придумаем, — заплетающимся языком пообещала Алекс, боясь встречаться взглядами снова: в глазах мужчины было слишком много предсмертного ужаса, сожаления и мольбы, словно Бэйкер должна была сотворить чудо. Кровь из его рта смешалась с той, что расползалась вокруг, застилая землю мрачным покрывалом. Присутствие смерти было под кожей, на языке и пульсировало под ладонями, которые Бэйкер прижимала к шее. — Всё уже кончилось, — зачем-то пообещала она, пытаясь заставить мужчину замолчать и прекратить так жалобно булькать кровью в попытках сказать хоть слово. Ничего не кончилось: выстрелы отдалялись, и ад, который шёл за ними, остался настоящим. Мужчина обнял руку Алекс своей холодной ладонью и что-то пытался сказать, но хрип и кровь мешали ему даже дышать. — Отец… — Алекс слышала только обрывки букв, а каждое слово вибрировало на кончиках горячих пальцев, заставляя кровь биться о кожу, — он… цел?.. — Он… Отвечать было бесполезно и поздно. Бэйкер почувствовала, как тугой узел внутри ослабел, когда умирающий остановил взгляд на её лице, теперь навсегда. Кровь продолжала покидать дыру в горле, но держать рану уже не было смысла. Алекс замерла, вслушиваясь в ослабевающий пульс и окружающую их пелену тишины, но затем мужчина содрогнулся, больно обхватывая пальцами её руку. Это уже было после, но Бэйкер всё равно вздрогнула от страха, фиксируя его за плечи. Смерть оказалась грязной и неправильной, и осознание этого камнем приложило по затылку. Этот человек не мечтал об Эдеме в последние секунды: он не спросил ни о своих родных, ни сожалел об утраченных возможностях. Всё, что было для него важным — Отец, за которого он отдал свою жизнь. Алекс считала, что Джозеф должен остаться внутри, но теперь поняла, что ему нужно было быть здесь, видеть сотворённый ад и грядущий конец, которому необязательно иметь огненный лик. Это была ещё одна живая ступень под ногами Сидов, и Алекс наконец-то нашла в себе силы расцепить холодные пальцы и сесть рядом, размазывая слёзы и кровь по лицу. Всё, что было дальше, смешалось в один плохой сон: Бэйкер смотрела будто со стороны, не в силах управлять собственным телом. Кто-то оттащил её от трупа, и она видела под ботинками разводы крови, пыталась вытереть ладони о ткань джинсов и встать, но ноги не слушались. В чувство Алекс привела пощёчина, разом вернувшая и рассудок, и непрекращающийся звон сирены в ушах. Мир, на долгое мгновение потерявший краски, снова стал красным. — Алекс, ты можешь встать? — Холли грубо встряхнула её как мешок с картошкой, но та лишь помотала головой. — Тогда соберись и встань, нам нужна твоя помощь! Бэйкер поскользнулась в крови, но смогла подняться с колен, чувствуя, как руки липнут к земле и одежде: тело мужчины снова бросилось в глаза, но не вызвало ничего кроме приступа тошноты. Изувеченное молодое лицо Томаса вернулось в память, захлестнуло стыдом и виной — теперь уже было бессмысленно от этого отмахиваться. — Нужны повязки, лекарства и всё, что сможешь найти, — это Бэйкер слышала как сквозь вату. Эмма, опустившись перед мужчиной, закрыла его глаза и что-то сказала. — Алекс, ты меня понимаешь? Она кивнула. Холли подняла с земли автомат, проверила магазин и протянула ей. Когда оружие очутилось в руках Алекс, та поняла, что выстрелов не слышала уже очень давно. Пока Бэйкер сидела рядом с человеком, умершим на её руках, в тени одноэтажных зданий разбили небольшой лагерь и уже стаскивали раненых. Отдельной кучей под деревом лежали мёртвые. Незнакомый мужчина склонился над одним из тел и пошарил по карманам в поисках патронов, затем откинул барабан револьвера и начал заряжать оружие. — Как это произошло? — спросила Алекс, инстинктивно прижимая автомат ближе к себе. — Это были свои. Отцу не стоило ему доверять, я ведь… я ведь знала. — Кому? — Уже не важно, — отчеканила Холли. — Он забрал Дрю. Ищи припасы, Эмма пойдёт с тобой. — Как забрал? — женщина уже её не слушала, и Алекс беспомощно повернулась, пытаясь добиться ответа хоть от кого-нибудь. До её морального конфликта никому не было дела: раненые и искалеченные люди лежали или сидели, прислонившись спинами к стене барака, истекали кровью, просили помощи, и от этого зрелища в голове всё переворачивалось. Алекс уже не могла себе представить жизнь в округе до Сидов, мирную жизнь, когда единственной проблемой горожан были грядущие выборы или плохие дороги. Эмма терпеливо ждала её — худая, в безразмерной сектантской холщёвке, покрытой бурыми пятнами. Алекс нашла силы отвести взгляд, перекинуть ремень автомата через плечо и указать ей путь. — На складе должны быть ящики из долины. Выгрузка обычно происходила по пятницам, в более-менее свободный день, но эта неделя была вся перевёрнута с ног на голову. Не имея сил на разговор, Алекс вышагивала впереди, боясь, что Эмма захочет что-то спросить. Бэйкер не была мерилом истины, не была человеком, ведущим сквозь тьму, или хоть чьим-нибудь защитником, даже не хотела им стать, поэтому радовалась каждой секунде тишины, отрезавшей её от сложных разговоров. На складе по обыкновению было тихо и темно — занавешенные тяжёлыми церковными флагами окна почти не пропускали свет, а тот, что был — алый и синий — пятнами замирал на полу и стенах. Внутри всегда пахло пылью и старым деревом, но в носу не было ничего, кроме крови и горелого мяса. Алекс пыталась держать мысли об этом на отдалении, но теперь они напомнили о себе, словно дальний родственник на ужине для близких. В армированных кейсах оружие, отобранное у местных жителей, на всех деревянных ящиках отпечатаны названия придорожных магазинов и баров. Алекс ни разу не была ни в одном из них, но знала содержимое каждой посылки. Строгая доктрина церкви запрещала пить, но алкоголь — дешёвая палёнка или двадцатилетний виски, не важно — всегда шёл на самодельные зажигательные смеси. Какие-то книги отправлялись на растопку, что-то сортировалось в личную библиотеку Джозефа, многие попадали на общую полку. Алекс поймала себя на этой ненужной мысли и попыталась сосредоточиться. — Медицину привозили из лагеря, — она указала рукой на большие коробки, — с шиномонтажной и… из развлекательного центра, это маленькие ящики с красным крестом, из Уайттейл. Эмма проследила за движением её пальцев и молча отправилась на поиски. Алекс хотела помочь, но не могла — каждое движение вызывало напряжение в мышцах, словно их кто-то превратил в камень, а теперь дробил одну за другой. — Ты когда-нибудь была там? — поинтересовалась Эми, снимая крышку с одного из ящиков. Алекс очнулась от своих мыслей словно от лёгкой дрёмы. — Где? — В лагере или центре… где-нибудь, — она неопределённо пожала плечами, на мгновение поворачиваясь к Бэйкер. Та вскинула брови. — Нет, не довелось. — Потому что мы тут все пленники? Этот вопрос будто окатил Алекс холодной водой с ног до головы, заставил содрогнуться и вспомнить о том, что упрямо давилось Блажью и пряталось на дне желудка. Она оглянулась по сторонам и убедилась, что их разговор останется приватным. — Я была в Фоллс Энде, — сказала Бэйкер. Эмма смотрела на неё долю секунды, прежде чем вернуться обратно к поискам. — Можем потом куда-нибудь съездить. Куда бы ты хотела? — Домой. Алекс могла бы сказать, что её дом теперь здесь и упрямо повторить церковную ложь, но слова застряли в горле, и их оказалось невозможно вытолкнуть наружу. В голове было слишком много своих мыслей, чтобы заботиться ещё и о чужих. У Бэйкер была своя тоска по дому, своя боль и своя истерика на краю сознания. Она тоже отчаянно хотела домой, в свой обычный мир офисных будней и блестящих небоскрёбов. Но сказать об этом, чтобы не разрушить и без того подмытый церковью разум Эммы, не могла. К вечерней проповеди от ран скончались четверо. Их долго отпевали, но это ещё был не конец. До утра не дожили ещё семеро. Ещё двое числились пропавшими, и патрули прочёсывали лес до самого рассвета. Бэйкер не знала, был ли то эгоизм, но не находила в себе силы ещё и на скорбь. Ещё в воскресенье церковь вмещала в своих ладонях больше шестидесяти человек, а теперь их осталось едва ли больше половины. В эти два длинных и тяжёлых дня — пока Джон не вернулся с охоты на беглецов — весь остров будто погрузился в долгий и печальный траур. Похищение Дрю было спланированным от начала до конца, и Алекс ненавидела себя за то, что не узнала об этом раньше. Это был шанс, прекрасный шанс, кровавый и железный, но он вёл наружу. Последняя надежда посыпалась как битое стекло, когда младший Сид вернулся без Фэйргрейва. Уильямс был ранен, и поэтому не поехал с ним, а Алекс не присутствовала на совете Вестников, поэтому могла лишь молча ковырять свои подозрения. Весть об исчезновении младшего брата Мэри Мэй, который пусть и не подавал больших надежд, но всё же был славным, потерялась в веренице бесконечных похорон и молитв за усопших. Бэйкер не могла с этим смириться, но спросить было не у кого — Джон то ли успешно избегал её эти два дня, то ли это Алекс сама ненамеренно, но не желала их встречи. Фэйт проводила своё время вместе с Джозефом, будто помнила, что Бэйкер сделала свой выбор. По общине ползли слухи о том, что Дрю сам накликал на себя гнев Господа и был изгнан Им за это. Что пастор Джером помогал Фэйгрейвам сбежать, что какой-то старик и девчонка вдвоём перебили половину эдемщиков. Алекс не знала, чему верить, поэтому закопалась в работу с головой. Уильямс, быстро шедший на поправку (пуля пробила плечо насквозь, не задев ни лопатку, ни ключицу) запретил ей тренироваться в одиночестве, аргументируя тем, что так ошибки лишь закрепятся, но у Бэйкер самой не было сил возвращаться к оружию так скоро. По настоянию Холли она всё-таки обработала руку. Огрубевшая кожа слезала с ладони вместе с гноем, но зато подвижность в пальцах начала возвращаться. В этом был ещё один плюс: из-за раны Алекс перестали допускать к тяжелой работе, и она проводила свободное время в библиотеке, сортируя привезённую литературу. Блажь помогала засыпать без кошмаров, но с каждым разом всё хуже и хуже: безымянные чудовища караулили у обочины каждой дороги, и Алекс всё ещё просыпалась среди ночи, беспокоя своими стонами Сару, но на этом и заканчивалось. На несколько часов Бэйкер казалось, что она спит крепче, когда сжимает во сне «Откровение», но затем огонь вернулся снова, и Алекс поняла, что без выжимки из цветов не может прожить и дня. Из-за ночных кошмаров она начала бояться темноты, поэтому временно отложила прогулки по острову после заката, всё чаще запираясь на складе под лампой. Пути побега подмечать стало всё сложнее, и в один момент Бэйкер поймала себя на мысли, что всерьёз раздумывает о смерти. Но не своей. Это было лишь отчаяние, но книга о ядовитых растениях вместо растопки отправилась на полку.