«Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их». Книга Екклесиаста 4:9
Через пару часов езды очертания статуи выскользнули из тумана так неожиданно, как айсберг приветствует одинокие суда в пустом океане. Фэйт пересела на соседнее сиденье, чтобы рассмотреть образ Отца, серым пятном отрывающийся от деревьев и скал: она помнила, как показывала Алекс эту статую впервые во время её поездки в оранжерею. Машина моталась по горному серпантину налево-направо, преодолевая огромную и недружелюбную гору, и статуя на самой вершине пика Ангела так же виляла из стороны в сторону, но словно всё еще оставалась неизменной координатой, как луна или звезды на небе. Финнеас сидел впереди и, склонив голову, что-то читал; он изредка поддерживал разговор с их водителем Джейсоном, но Фэйт казалось, что только она улавливает в голосе какие-то снисходительные нотки. Так общаются с детьми гордецы, умудренные опытом люди и… Отец. Вестница не поняла, откуда в её мыслях этот образ, и ей пришлось тряхнуть головой, в попытках избавиться от него. Джейсон был хорошим человеком — уже немолодым, с неухоженной бородой и вечно заплывшим от Блажи взглядом, но он всё еще был её человеком, и Фэйт разглядывала в задумчивости его затылок, пока мужчина в такт музыке постукивал пальцами по рулю и следил за дорогой. На её стороне оставалась еще Кая: Фэйт подобрала её практически с улицы, дала шанс стать жрицей и достойным человеком в обмен на послушание. С Финнеасом не было его людей, и вестница беспокоилась из-за этой его беспечности, словно он знал, что вестница была у него в кармане и не сможет ни шагу сделать без его ведома. Они договорились еще в оранжерее, но девушка чувствовала, что этот разговор был сахаром на языке, который таял с каждой минутой, а предрешенность будущего, которое они обрисовали совсем недавно, тоже менялась. Она могла бы закончить всё прямо сейчас — Джейсон бы без вопросов достал пистолет, прячущийся за поясом, и вышиб бы доктору мозги без колебаний и разговоров. Но это ничего не решит. Финнеас был безоружен, но он знал, что они сидят в одной лодке, и если начнут её раскачивать, то пойдут ко дну оба. Должен был быть план, и Фэйт чувствовала, что решение было простым и лежало на поверхности; от Блажи она становилась слабой, и не могла рассуждать здраво. Возможно, Алекс была права. Через какое-то время они остановили машину и отправились пешком по ухоженным тропкам прямо к подножью статуи; с последнего визита здесь ничего не изменилось, и Фэйт застыла, разглядывая опутанные лозой сетчатые беседки. Она сказала и Алекс, и Отцу, что собирается молиться в священном месте, и будет делать это до тех пор, пока прощение не придет, и пока мысли снова не станут чистыми и прозрачными, и эта ложь наложилась пластом на следующую, соединяясь с ней и грозязь проломить. — Мы тебя не ждали, — признал спустившийся вниз Верный по имени Флойд — он был назначен смотрителем этого места еще много лет назад, принимал непосредственное участие в строительстве и даже разбирался с живущими на склоне горы, чтобы они оставили это место для церкви; Фэйт знала его так долго, сколько помнила себя, а не Рэйчел. — Что-то случилось с Отцом? — Нет, дома всё хорошо, — Фэйт с трудом улыбнулась и смахнула ладонью невидимую пыль с плеча Верного. — Мы приехали забрать последнюю партию Блажи, которую доставили из оранжереи. — С ней что-то не так? — Брак, — на помощь пришел Фини, и Флойд вскинул брови. — Тогда, может, лучше отдадим её ангелам? — Если хочешь, чтобы они блевали кровью, то это только под твою ответственность. Флойд сомневался всего секунду. У статуи Отца жили около десяти ангелов: собирали мусор, чинили мебель, занимались разгрузкой машин, и сейчас не на кого было перекладывать такую тяжелую работу. — У нас ещё остались кое-какие запасы на черный день, — с сомнением сдался Верный, разглядывая лицо Фини, на котором по обыкновению застыла самая снисходительная улыбка. — Мы постараемся доставить вам новую партию как можно скорее, — пообещал доктор. У них даже не было плана. Они собирались изъять как можно больше Блажи, маскируя браком, плохим урожаем, засухой, сменой формулы и еще чем-то, в чём разбирались только химики, и у Фэйт не было другого выбора, кроме как довериться Финнеасу. Он обещал всё исправить, но на это нужно было время. Или Маккензи, тогда необходимость в лодке отпадет, и она оставит Фини тонуть одного, потому что обретёт возможность летать. На то, чтобы ангелы вынесли запечатанные бочки из подвального зала и погрузили в машины, потребовалось по меньшей мере полчаса — Флойд предложил им разделить вместе трапезу, но Фэйт отказалась, а затем удалилась в сторону пустых беседок, где отдыхали после паломничества посвященные и подолгу молились за Отца и свою семью. — Нам пора ехать, — Финнеас нашел её здесь спустя час, а то и больше, когда работу закончили. Фэйт задумалась так сильно, что не заметила прошедшего времени, только почувствовала, как пальцы с трудом разгибаются под этим холодным ноябрьским ветром. — Я помню, как впервые оказалась здесь, — сказала вестница. Доктор не спешил подходить к ней, а стоял на расстоянии, будто прикидывал, как долго она будет лететь со скалы вниз, если ему вдруг придет в голову эта сумасшедшая мысль. — Мне было семнадцать, и я решила… Боже, я решила, что это место прекрасно, и оно станет оплотом моей веры в проект и семью. Здесь она впервые поверила в Отца, когда он привёл её — это место принадлежало каждому, но на самом деле было значимым только для них обоих. Фэйт не знала тогда, на что идёт и как закончит свой путь, но была готова ко всему, потому что ей была подарена новая жизнь волей Господа. — Здесь… довольно уютно, — Фини долго молчал перед этим, и Фэйт усмехнулась его попытке поддержать разговор. — Но холодно. — Об этом забываешь, — сказала она. — Когда молишься или подолгу думаешь о своей вере, то… можешь находиться здесь часами в мороз, в дождь или изнуряющую жару. Она сама провела здесь, по меньшей мере, несколько месяцев в тишине и молчании, прежде чем путь открылся ей и сделал счастливой. — Никогда не мог понять этого рвения, — ответил Финнеас. — Впрочем, плевать. — Примирись со своим языком, — предупредила Фэйт. — Если это терплю я, не значит, что будет терпеть Отец. — Мы это уже проходили. Они с Финнеасом сидели каждый в своей клетке и рычали друг на друга, не решаясь сделать первый шаг, поэтому вестница натянуто улыбнулась, пусть доктор этого и не видел. — Наш договор еще в силе? — уточнил Финнеас, когда Фэйт ему не ответила. Девушка согласно промычала. — Аманда осматривала Алекс, — сказала вестница. — Несколько раз. — Она не фармацевт, а педиатр из провинции, — в этом было так много пренебрежения, что Фэйт поверила, — шившая матрасные только на подушках. Если бы у Аманды появились вопросы, Финнеас и Фэйт заставили бы их исчезнуть, а во всём округе больше некому было их задавать. Питер, который обнаружил Блажь и собрал первый её урожай, был мёртв, а больше никто не смог бы сложить воедино найденное. Эта мысль заставила Фэйт воспарить духом. — Что насчет Питера? — спросила она, поворачиваясь к Фини. Тот молча созерцал носки своей лакированной обуви, прежде чем девушка задала вопрос. — Он начал это, мы… мы всего лишь следовали инструкциям. Отцу нужно было больше, чем мертвый химик, на которого было невозможно возложить вину за произошедшее, когда они решатся рассказать. Фэйт думала, что Фини не купится на эту гнилую идею, но он задумчиво хмыкнул, словно обмозговывал решение. — Это… может сработать. — Я попрошу Алекс дать тебе доступ в бывшую лабораторию Питера. Отцу нужно было больше, чем неспособный ответить на его вопросы мертвец, но Фэйт, по крайней мере, займет Фини до тех пор, пока не решит, что делать дальше. Сначала ей предстояло избавиться от зависимости, затем попросить Алекс о помощи. — Мы готовы ехать, вестница, — их уединение настиг голос Джейсона. — С нами связались из церкви Отца, хотят поговорить. Фэйт взглянула на Финнеаса, но тот качнул головой. — Подойду через минуту. Сегодня была хорошая погода, и можно было увидеть очертания острова, прячущегося между высоких деревьев. Вестница долю секунды разглядывала прямые перекрестия дорог, ведущие прямиком в поселение, а затем стала спускаться за Верным к машине. На связи была Алекс, и Фэйт поняла это даже без объяснений, только села внутрь и попросила Джейсона оставить их. — Вы уже добрались? — спросили из автомобильной рации, и Фэйт села удобнее, в зеркало заднего вида разглядывая округу. — Добрались. — А потом? Алекс не могла не знать, что Сопротивление слушает все их разговоры, и Фэйт старалась отвечать так осторожно, как только могла. — Мы будем дома через несколько дней, — когда взгляд станет чистым от Блажи, а они с Финнеасом найдут выход, хотела добавить девушка, но не стала. — Ты не… — Алекс вздохнула и долго молчала. — Только не делай глупостей, ладно?.. — Не буду, — улыбнулась вестница, прикрыв глаза. — Дождись меня. Помни о… обо мне, об Отце, пожалуйста. Бэйкер снова замолчала, и Фэйт уже подумала, что та отключилась, но на том конце снова зашипели помехи. Вестница услышала какой-то шелест и вскинула брови. — Я тут кое-что вспомнила, — сказала Алекс. — Пока читала Откровение. Послушаешь со мной? — Конечно, — Фэйт не смогла удержать улыбку, представляя себе Бэйкер в той небольшой рубке, сидящую вместе со своими записями и Словом Отца. Алекс прочистила горло: — «Двоим лучше, чем одному, потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадёт, а другого нет, который поднял бы его. Также, если лежат двое, то тепло им, а одному как согреться? И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него. И нитка, втрое скрученная, нескоро порвется». Фэйт не знала, что может добавить еще, и даже когда Алекс закончила читать, продолжала молчать, созерцая собственные дрожащие руки, которые не могла сжать или успокоить. — Спасибо, — сказала вестница. — Что поддерживаешь меня. — Пообещай мне, что ты вернёшься, — Бэйкер не могла требовать подобного ни от кого, но Фэйт только горько усмехнулась. — Мне так… много надо тебе рассказать. — Всё по воле Бога, — сказала девушка. — Я вернусь, если того Он захочет. Алекс недоверчиво молчала. — Я ведь обещала научить тебя шить, — добавила Фэйт. — У нас так много всего впереди. Джейсон и Кая маячили неподалёку; Коди вместе с Роуз остались в машине и, кажется, задремали, а Финнеас еще не спустился к ним, поэтому Фэйт подошла к своим людям. — Мы ждем доктора? — уточнил Верный, складывая руки на груди, и вестница кивнула. — Как твоя семья, Джейсон? — спросила Фэйт. — А сестра? — Лайла поправилась, — с невыразительной теплотой сказал мужчина. — Если бы не Отец, моя девочка бы делила могилу с остальными грешниками, но благодаря семье она… встала на путь. — Все мы благодарны семье, — сказала Фэйт, переводя глаза на Каю. Та всегда лучше понимала намёки, потому сощурилась. — Если тебе что-то нужно, вестница, то мы это сделаем.***
Беседа с Фэйт выбила Алекс из колеи; не было никаких предпосылок к тревоге, но врожденный эгоизм прорывался через это плохо склеенное самообладание, и от одиночества хотелось по-настоящему выть. Связист, с которым она делила будку пропускного пункта, смиренно дождался конца разговора и не торопил. Алекс больше всего на свете хотела рассказать Фэйт о Джозефе и спросить совета, но чувствовала стыд и неудобство, говоря об этом даже в своих мыслях. Солнце скромно пробивалось сквозь желтый вечерний туман и мелкими полосами решетило асфальт, усыпанный сухой листвой. Алекс, почти не задумываясь, шагала прямо сквозь неё, ботинками загребая осенние листья; еще совсем недавно она и представить не могла, что доживет почти до зимы и станет частью чего-то большего, чем она сама. Ей казалось это удивительным, и пусть она не считала себя достойной такого подарка, то принимала его и чувствовала, что может подарить что-то в ответ. Фэйт говорила об этом, но Бэйкер тогда не была готова слушать. Письма обычно доставляли в течение дня: из каждого региона приезжала машина, благодаря которой люди, работавшие день и ночь на острове, получали шанс на связь со внешним миром, своими семьями и друзьями, а сами вестники и Отец знали, что происходит в округе и на что стоит обратить внимание. Алекс обычно забирала письма сама, поэтому удивилась, что Джозеф решил опередить её и взять эту обязанность на себя. Он о чём-то разговаривал с водителем, когда Бэйкер подошла со спины. — Для меня есть что-нибудь? — Сид мелко вздрогнул, и девушка не смогла сдержать смешок. — Прости. Алекс была уверена, что Джозеф тоже улыбнулся, и вместо приветствия лишь приобнял её за плечо, переводя взгляд на руки, в которых девушка до сих пор держала Откровение. Льстило ли ему это? — Ты была на выезде с острова? — осведомился он, передав ей несколько запечатанных конвертов. — Решила узнать, как у Фэйт идут дела, — рассеянно отозвалась Алекс. — И напомнила ей о твоём Слове. Джон обещал, что здесь… будут кое-какие отчеты о… бункере Джейкоба. Финансовые, наверное, или… — Мы можем разобрать их позже, если возникнут сложности, — добродушно предложил Джозеф, и Бэйкер вскинула на него глаза. — Нет, у тебя своих дел навалом. У меня еще… встреча с Амандой, давай… давай поговорим об этом после. Алекс думала, что вчерашний разговор изменит что-то между ними, но он словно был незаконченным кусочком картины, а потому мозолил взгляд, и из-за этого становилось беспокойно. Бэйкер убеждала себя в том, что это было именно то, что она чувствовала — беспокойство, когда Сид был рядом. — Конечно, — Джозеф убрал руку с плеча Алекс, только когда та сделала шаг назад. — Как дела у Фэйт? — Они уже у пика Ангела, — Бэйкер беспокойно взглянула в сторону поселения и совершила еще одну попытку уйти. — Прости, мне правда нужно встретиться с Амандой. Не хочу, чтобы она налепила еще несколько диагнозов в мое отсутствие. Уоттерсон уже запретила ей прикасаться к оружию, а каждый на этом острове знал, что с Алекс пока лучше не спускать взгляд, и девушка не хотела испытывать её терпение. Их последний разговор и так был не самым приятным. — Конечно. Я ведь сам тебя об этом попросил, — Джозеф шутливо подтолкнул её вперед. — Иди. Аманда уже ждала её — они договорились встретиться у Алекс в комнате, и девушка теперь испытывала дискомфорт от того, что врач какое-то время имела доступ к её спальне в одиночестве. Бэйкер не вела никаких тайных переписок и слишком заботилась обо всех тылах, чтобы оставлять свою жизнь на суд другим, но всё равно ощутила напряжение, обнаружив Аманду внутри. Алекс уже однажды позволила слухам превалировать над действительностью и поплатилась за свою легкомысленность — теперь между ней и Джозефом всё было иначе, и никто не смел упрекать её в чём-то. Она с трудом отпустила ручку двери: Аманда неподвижно стояла у стола и, скрестив руки, пустым взглядом упиралась в какие-то книги, которые Бэйкер выбрала из очередной поставки. Она хотела отнести их Джозефу, но каждый раз находилось всё больше отговорок, чтобы не оставаться с ним наедине и продолжать тот разговор. — Как твое самочувствие? — вместо приветствия поинтересовалась Аманда, указав Алекс на её кровать. — Снотворное помогает? — Ага, — бесцветно отозвалась Бэйкер, присаживаясь: она заправила кровать еще несколько дней назад и с тех пор позволяла себе уснуть разве что в кресле, да и то на несколько минут. Алекс каждое утро перекладывала одеяло, если кому-то придёт в голову проверить — она пообещала Джозефу, что будет спать, что не будет относиться к себе спустя рукава, но пока что получалось только хуже. — Понятно, — Аманда обвела Бэйкер взглядом, не сулящим ничего хорошего. Она потянулась к столу в поисках ручки и бумаги; Бэйкер ненавидела, когда кто-то рылся в её вещах, но нашла в себе силы глубоко вздохнуть и промолчать. — Я пропишу тебе кое-что. Будешь пить. — «Кое-что?» — Гормональные, другие снотворные, противозачаточные, — Бэйкер хотела спросить, является ли эта забота влиянием Отца, но снова промолчала. — Будем пробовать. Если бы Алекс знала о таких таблетках в детстве , то наверняка боялась бы на порядок меньше. — Это всё? — она подала голос после долгого и пустого молчания, наводнявшего комнату. Алекс не сразу, но вспомнила о книге и письмах в руке. На некоторых из них стояла печать с крестом проекта — эти документы ей лично отправили из Уайттейл, и Бэйкер хотела бы оттягивать их изучение как можно дольше. Поняв, что отчитываться перед Амандой ей нравится еще меньше, девушка ногтем поддела один из заклеенных конвертов. Она надеялась, что на этом их разговор будет закончен, но Уоттерсон продолжала что-то писать, а затем, когда увидела, что Бэйкер потеряла к ней интерес, спросила: — Шрамы заживают? — Алекс неопределенно повела плечом, надеясь, что вопросы на этом будут закончены. — Снимай рубашку. Бэйкер в этот раз не стала спорить — просто потому, что предыдущий её отказ всё равно ничего не значил, и они вдвоем только зря потратили время на спор. Алекс быстро забывала о шрамах, когда большую часть времени проводила наедине с бессознательным, Блажью и забвением, но теперь, когда поддержки не было, девушка ощущала себя, без обиняков, херово. Боль можно было терпеть, когда она подолгу оставалась работать в одном положении, но на полигоне, на тренировках, в душе и в постели эта скованность от свежей кровавой корки и боязнь снова испачкать одежду лишь усиливали и боль, и тревожность. Аманда всё еще дожидалась её ответа, и Алекс, отложив книгу, сначала стянула с себя свитер, а затем и рубашку через горло, не расстегивая пуговиц. Глубокому шраму, пришедшемуся на лопатки, не повезло сильнее остальных — он заживал очень плохо, и когда Бэйкер снова начинала ногтями разрывать едва затянувшиеся порезы, лучше не становилось. Это было больно, почти невыносимо, но чувство, которое Алекс испытывала вслед за этим, было едва ли не самым чистым, что существовало в её жизни. Страшнее всего было знать, что оно не было похоже на смирение или искупление, к которому подталкивала семья — это была удовлетворенность тем, что она снова выражала свое несогласие с написанным. Аманда её точку зрения вряд ли разделяла. — Ко мне часто за этим обращаются, — на спину Алекс зачастую хватало одного беглого взгляда. — Иногда кто-то забывает обрабатывать раны, и они начинают гноиться. — Я обрабатываю, — беззлобно огрызнулась Бэйкер, поежившись от чужого прикосновения. Она ужасно хотела уйти от него и выказать сопротивление, но это бы ни к чему не привело. — Ты первая, кто относится к надписям именно так, — закончила свою мысль Аманда. Возможно, Джон вынудил кого-то с ними смириться. Он и сам смирился, но Алекс чувствовала только злость, и её было так много, что это уже нельзя было назвать гневом. — Они чешутся. Алекс была настолько несогласна со словами, которые возвещали о её грехах, что была готова вынести боли во сто крат сильнее, только бы они исчезли. До спины было сложно дотягиваться, но зато шрамы под ключицами и на рёбрах испытали на себе всю злобу и ненависть. Бэйкер попыталась выскоблить надпись мочалкой и смиренно дождалась, пока красное мясо не сменится новой розовой и блестящей кожей. Буквы проступали сквозь неё как кровь на накрахмаленной свежей сорочке, и Алекс продолжала, раз за разом уводя себя от несогласия к полному удовлетворению, когда пелена спадала, а она находила себя с запекшейся под ногтями кровью. Буквы не исчезали, они плыли снова изнутри, не прорезанные ножом, но существующие под кожей. Джон отлично знал свое дело — он лучше неё понимал, что она может попытаться избавиться от греха, но его было не смыть и не выскоблить. Это не значило, что Алекс перестанет пытаться, только то, что боли будет становиться всё больше. — Именно так и заносят инфекции, — повторила Аманда, поворачивая Алекс к свету и вынуждая её подчиниться. — Может, вернуть бинты? Бэйкер снова повела плечом вместо ответа: она сидела здесь голая и беззащитная, и это причиняло дискомфорт такой силы, что хотелось встать и уйти. Уоттерсон молчала какое-то время, а затем отошла, позволяя Алекс вернуть немного самообладания — девушка напряженно выдохнула, но с места не сдвинулась. — Таблетки оставлю на столе, — сказала врач. — Не принимай их вместе с Блажью, иначе всё будет зря. — Похоже, будто я её пью? — Бэйкер ощетинилась слишком резко и однозначно для того, чтобы Аманда посчитала это ответом. — Ты мне скажи. Они долго смотрели друг на друга, пока Алекс перебирала пальцами стопку конвертов. — Нет, — наконец сдалась она, и Аманда вскинула брови. — Это плохо? — Каждый справляется по-своему, — сказала она. — Пока Блажь приносила только пользу, не вижу смысла об этом спорить. Бэйкер не хотела подталкивать её к мысли о том, что бессонница, незаживающие раны и это упадочное настроение — отнюдь не следствие повешения, но Аманда уклонялась от мысли о Блажи, будто не ставила её в приоритет. Блажь — это Божий дар, Его благодать, ниспосланная помогать грешникам и святым, и этот лейтмотив плыл среди церковников шепотом Фэйт уже много лет. — Мне надо взять со склада бинты, — женщина уже говорила скорее для себя, чем для Алекс, и та согласно промычала в ответ. — Никуда не уходи. Когда Аманда вышла, Бэйкер потянулась за свитером — спину ужалила новая боль и, зашипев, девушка укуталась в одеяло. Она прождала, может быть, минут десять, прежде чем вспомнила о письмах. Когда работы в бункере Джейкоба завершились, а все найденные тела вывезли, Джон принялся подсчитывать убытки; Алекс раньше не думала об этом, но люди, жившие в горах, рассчитывали на укрытие и спасение в стенах этого бункера. Теперь это были не какие-то чужие люди, а осознание того, что жители Уайттейл теперь являются её семьей, приходило постепенно с каждым таким письмом от Итана с кряжа или от младшего Сида. Алекс теперь тоже не была той, кто сможет спрятать голову в песок; она была вестником Отца, глашатаем его Слова, и должна поступать соответствующе, даже если не была готова. Аманда вернулась нескоро — Бэйкер успела изучить документы и убедиться в своей правоте, поэтому приход врача стал для неё неожиданностью. Женщина начала с руки, затем снова проверила шрам, оставшийся из-за Сары. Бэйкер находила в этом всё больше уродства, но не физического; теперь каждый раз, глядя в зеркало, она знала, что совершила, и с каждым разом понимала свою вину всё сильнее. — Как прошли похороны? — спросила Алекс, чувствуя неловкость от этой напряженной тишины между ними. Аманда не была обязана отвечать, но Бэйкер услышала, как та сначала терпеливо набрала в легкие воздух. — Питер всегда умел находить друзей, — спустя какое-то время ответила женщина. Алекс не видела её, но знала, что та улыбается. — Он даже среди сопротивленцев был своим, такой… Она замолчала, распаковывая еще один моток бинтов, и Бэйкер не решилась прерывать тишину. — Зря он не послушал Отца, — закончила Уоттерсон. — Майк сказал, что защитит его, а я поверила. — Я была неправа, — сказала Алекс. — Все заслуживают того, чтобы попрощаться. Мне жаль. Бэйкер бы хотела попасть на похороны своей матери или хотя бы знать, где церковь разместила её могилу — она же всё-таки была христианкой. Алекс бы с удовольствием плюнула на поросшее травой надгробие, но могла делать это только в своих мечтах. В детстве ненависти было так много, что она не умещалась внутри, поэтому постоянно сочилась наружу и заражала других. — Нет, ты была права, — сказала Аманда. — Отец — это всё, что у меня осталось, и я должна его защищать. Бог дал мне этот дар не просто так. Это было в точности то же самое, что чувствовала Алекс — когда она поняла, что они с Уоттерсон говорят на одном языке, то помимо воли улыбнулась. — Предназначение, — сказала она, и вдруг осознала свое. От этого в голове вдруг стало так легко, будто Алекс неожиданно исполнила старый и тревожный долг. — Почему ты решила стать врачом? — спросила Бэйкер в попытках перевести тему. — Это маленький округ, — сказала женщина. — Здесь всё передается по наследству: фермы, частный извоз. Взять хоть тех же Раев или Беннетов — мы были соседями. Если ты родился в Монтане, велика вероятность, что ты здесь и осядешь. Я просто хотела продолжать дело родителей. — А потом? — Потом наш отец сгорел от рака, — бесстрастно продолжила Аманда. — Мать тоже, но уже от тоски. Мы все ходили в церковь Отца и знали, где искать помощь. Мне досталась больница, но с началом Жатвы Сопротивление её отобрало. — Джон не помог? — Такова воля Бога. Теперь я здесь, со своей семьей, спасаю детей и тех, кто воюет за его Слово. Я не могла и мечтать о чём-то подобном. Алекс надеялась на долю скепсиса в сказанном, но Аманде нечего было скрывать, и откровение вовсе не звучало сладкой сказкой, к которым она привыкла. Бэйкер на долю секунды даже растерялась от такой честности. — Я могу чем-то помочь? — Аманда не успела ответить, потому что в дверь постучали; Алекс схватила первое, что лежало рядом, и плотнее прижала свитер к себе. — Открыто. Джозеф остановился в проеме, увидев происходящее. — Мне зайти позже? — спросил он, и Бэйкер вспомнила, как сидела в доме, плачущая от того, что Джон причинил ей боль, но Джозеф был рядом. Она долго не решалась ответить. — Нет, всё в порядке, — сказала она, указав взглядом на свою кровать. — Мы почти закончили. Сид закрыл двери и оглянулся — Аманда поприветствовала его кивком головы и продолжила работать. — Всё хорошо? — спросила Алекс, видя, что Джозеф не спешит присоединиться к ним. — С Фэйт всё хорошо? — Я был в церкви, — это не отвечало на вопрос, и Бэйкер напряглась, когда он положил руку на её обнаженное плечо. — Молился. Джозеф зацепил пальцами бинты на предплечье, но Алекс не пошевелилась — он смотрел не на неё, а словно сквозь. На Сида иногда накатывала меланхолия, и Бэйкер знала, что это было связано с его братом и Маккензи, но она не решилась поднимать эту тему при Аманде. Вместо этого она подняла руку и положила поверх его; Джозеф вздрогнул и словно очнулся, после чего наконец присел рядом. — Я спрашивала Аманду, могу ли я помочь ей, — осторожно сказала девушка, вглядываясь в лицо Сида. — И что говорит Аманда? — склонив голову, поинтересовался Джозеф. Он взглянул Бэйкер за спину, и врач вздохнула. — Я буду признательна, — сказала она. — Если у Алекс нет других, более важных обязанностей, чем… моя скучная работа. — Твое дело очень помогает семье, — ответил Джозеф. — Мы все знаем, как тяжело видеть чужую боль, поэтому если есть что-то… — Я бы хотела помочь, — продолжила Алекс. — Научиться чему-нибудь, чтобы защищать тебя. Джозеф не стал скрывать улыбку, когда увидел, что Бэйкер смотрит на него — только протянул ладонь, чтобы положить ей на колено. Алекс была уверена, что Аманда видит это, но мысли были слишком далеко от этого. Девушка отогнула край рубашки, чтобы врач закончила бинтовать грудь. — Не жмёт? — спросила Уоттерсон, и Алекс помотала головой. — Тогда так и оставим. Джозеф больше не сказал ей ни слова — дождался, пока Аманда закончит и выйдет, закрыв за собой дверь. Бэйкер хотела одеться, но не знала, как об этом сказать. Она думала, что наедине с Сидом ей станет страшно и неуютно, особенно когда она чувствовала себя такой уязвимой, но этого не происходило, и это обескураживало. — Это мне стоит защищать тебя, — сказал он после долгих раздумий, словно это было единственное, что занимало его голову. Алекс ощутила, как к лицу приливает жар от этих слов. — Ты уже пообещал мне это, — сказала девушка. — Я тебе верю. Она всё еще называла это обещанием, как он и сказал, хоть давно знала, что это не так — беспокойная мысль, что разговор продолжится, и ей придется дать ответ, забилась как загнанный зверёк, и Алекс забыла даже, что должна дышать. — Пока это только слова, — ответил Джозеф, переведя взгляд на её плечи и красную кожу на краю бинтов. — Я хочу, чтобы ты не только слышала их, но и видела плоды. От этого внимания Бэйкер ощутила стыд. — Прости. Мне… лучше одеться, — Джозеф сосредоточил на ней непонимающий взгляд, и Алекс не смогла сдержаться. — Я знаю, что эти шрамы уродливы. И знаю, что ты с этим не согласен. — Ты права, — сказал он, почти демонстративно отворачиваясь. Мужчина дождался, пока Бэйкер наденет обратно свитер, и только потом заговорил. — Я с этим не согласен. Джозеф приблизился к ней и обернул руку вокруг, чтобы пальцами найти шрамы. Он видел их однажды, но словно помнил наизусть, лучше чем свои собственные. — Это не просто шрамы, — сказал Сид, склонив голову так, чтобы смотреть девушке прямо в глаза. — Это священная боль, которую ты испытала во имя Его, потому что решила последовать за мной. И они прекрасны. Джозеф поднял руку к её шее и пальцами другой руки поддел отворот свитера, под которым прятались бинты. Бэйкер вздрогнула от этого прикосновения, но не успела отодвинуться, потому что Сид сделал это первый. — Без них нельзя было обойтись? — Алекс не должна была задавать подобные вопросы. Понимание этого отразилось на лице Джозефа, когда он нахмурился, и меж бровей появилась морщины. Он не злился, до сих пор смотрел на неё, как на ребенка, поэтому и относился соответствующе. Бэйкер позволяла, и до сих пор до конца не понимала, почему делает это. — Не бывает покаяния без боли, Алекс, — сказал Джозеф. — Любой, вставший на путь, угодный Господу, проходит через боль. Мы носим эти метки на теле, чтобы остальные видели путь, пройденный нами, и гордились. — Я не могу ими гордиться. Джозеф взглянул на неё с мягкой и обезоруживающей улыбкой. — Джон совершил ошибку, — сказал мужчина. — Он понёс за неё наказание, а ты простила его. Гордись своими шрамами. Пусть они напоминают тебе о том, что ты нашла в своём сердце место для него. Алекс не ответила, потому что знала — её слова не понравятся Джозефу. Не смотря на всё, между ними происходившее, они всё-таки были слишком разными, но Сид и раньше был прав, почему она не должна была его послушать сейчас? — Ты придёшь сегодня в церковь? — спросил мужчина, когда между ними повисло молчание. — Думаю, нет, — Алекс не понимала, как Джозефу удается выводить её из равновесия, а затем сворачивать с этого пути и менять правила игры на ходу. Это было слишком ново, и это смущало. — Хорошо, — Сид на удивление легко с ней соглашался, хоть обычно настаивал хотя бы на вечерней службе. Алекс увидела на его лице плохо замаскированное разочарование, будто он ждал другого ответа. — Ладно. Я приду после службы, — сказала Бэйкер, и Джозеф моментально вернул к ней свое внимание. Размышляй она более здраво, сразу бы поняла, что на такие открытые манипуляции ведутся только без памяти влюбленные или дураки, но сейчас в голове не было ни единой объективной мысли. — Обсудим положение дел в Уайттейл и Маккензи, мне надо только досмотреть письма. Хорошо? Вместо ответа Сид склонился к её лбу и коротко поцеловал — Алекс едва успела спрятать смущенную улыбку, и снова подняла на него вопросительный взгляд. Вечерняя проповедь могла затягиваться почти до полуночи; Джозеф никогда не торопил прихожан, и если кто-то хотел помолиться или выговориться, всегда оставался и внимательно слушал. Алекс постепенно училась этому — начала с жалоб на рацион, на вой волков по ночам и с обид среди жителей острова, а затем отношения сами собой скатились в какие-то около доверительные. Бэйкер поймала себя на мысли о том, что даже не старается играть хорошую мину, она на самом деле слушала и слышала каждого, кто приходил к ней за помощью, если Отец был занят, или люди считали свои проблемы слишком мелочными для того, чтобы обращаться к нему напрямую. Алекс сложно давалась социализация, но Джозеф показал, что может быть иначе, и она шла по когда-то проторенной им тропе от слушателя к тому, кто всегда готов помочь. Девушка и не думала, что чувство выполненного долга будет так её окрылять, но ощущала себя орудием в Его руках, ведь он отвечал на чужие молитвы через неё. Это единение было чем-то особенным. Ей только поначалу казалось, что это были мелочи — затем незнакомые люди, приезжавшие в церковь к Отцу впервые, начали обращаться к ней по имени и узнавать, а Алекс всё равно терялась под этим вниманием и не понимала, чем заслужила его. Ей до сих пор казалось, что она заняла пустующую клетку на игровой доске: что каждый Верный сочтёт своим долгом указать ей на её место, но Итан так не считал, никто не считал, потому что семья видела старания новой вестницы. Когда Бэйкер после окончания службы приблизилась к дверям церкви, внутри еще были люди — в будний день на проповеди приходило не более десяти-двадцати человек, и Алекс знала в лицо каждого жившего в поселении. Новичков давно не было, посвящений и исповедей тоже, Бэйкер почти забыла о словах Стива, сказанных на складе, и о посторонних, которые могли перевернуть жизнь с ног на голову. Сейчас всё было под контролем: разведчики докладывали о том, что происходит в тюрьме, где помощник шерифа с другими зложелателями скрывались, и Фэйт была от него далеко. Алекс не знала, как успокоить непрекращающуюся тревожность внутри себя, потому что чувствовала, как дело идёт к завершению. Жатва почти закончилась, люди за океаном, затаив дыхание, ждали, пока вспыхнет первая спичка, а Маккензи отчего-то медлил. Отчего?.. Алекс поймала взгляд Джозефа из противоположного угла церкви и, приветственно махнув ему рукой, села в последних рядах. Снаружи было темно и холодно, но здесь всегда пахло свечами, людьми и теплом, которого так не хватало в остальных местах. Бэйкер почти никогда не видела здесь Холли по вечерам: они с Алекс пересекались только за завтраком и очень редко в середине дня, поэтому у них не было шанса поговорить. Девушка очень удивилась её присутствию в церкви, тем более у места, где обычно люди останавливались и ставили свечи. Алекс взглянула в сторону амвона, где Джозеф всё еще общался с прихожанами, и подошла к Холли ближе. В руках у неё была охапка тонких свечей, и их было больше, чем Бэйкер ставила за всю свою жизнь. — Можно присоединиться? — спросила Алекс, и Холли одарила её уставшей, но всё равно добродушной улыбкой. Женщина протянула ладонь, и Бэйкер наугад взяла несколько свечей из жирной от воска руки. — Спасибо. — Запретить я всё равно не могу, — неопределенным тоном отозвалась Холли, глядя на посеревшие от времени буквы на стене перед ними. — За кого ты молишься? — Алекс спросила, хотя и сама знала ответ. За своих сыновей, за Джона, возможно, за Отца и даже за Фэйт. Холли коротко взглянула на неё, пытаясь понять, нужно ли отвечать. — Нас научили еще в приюте. Сказали, ставьте свечи, плевать, что большинство детей не знало ни одного хорошего имени. — Да, так часто и бывает. — Поэтому все мои свечи были безымянными. — А сейчас? Алекс вздохнула и потянулась к соседним тлеющим свечками, чтобы зажечь огонь. — Первую всегда за Джозефа, — она начала делать это, когда очнулась от удушающей боли в его присутствии. Отец вряд ли нуждался в её поддержке, но Алекс нуждалась, так ей казалось, что они ближе: не просто люди, не знавшие, с кем поговорить, а союзники в руках Всевышнего. — Потом ставлю за пастора, который научил меня первой молитве. Третью за Джона. Горькая обида каждый раз ворчала, что он не заслуживает даже свечки от Алекс Бэйкер, но девушка стремилась подавить эти гадкие мысли, чтобы Бог не услышал. Холли едва слышно усмехнулась, и Алекс непонимающе вскинула брови. — Тоже ставлю третью за Джона, — с улыбкой пояснила женщина. — Хотя ему это вряд ли нужно. — Уверена, что это не так, — едва слышно отозвалась Алекс. Она видела, как стальные глаза Холли блестели в огне, и он словно ласково лизал её высокие острые скулы, повернутые к свету. — В конце концов, мы ставим их, чтобы успокоить свои сердца, — продолжила Холли. Она была права. Может, Джозеф и не нуждался в Божественной искре, которую Алекс приносила ежедневно, но зато она знала, что делает это ради него, и это укреплялось верой в Господа, который был над ними. Возможно, Джон и не заслуживал такой искры веры от неё, но зато Джозеф заслуживал брата, живого, под Его эгидой. — Он не связывался с тобой? — спросила Холли, и Алекс перевела на неё непонимающий взгляд. — Ты вестник Отца, с тобой он хотя бы обязан считаться. В её голос помимо воли просочился яд, но направленный не на Бэйкер. — А с тобой не обязан? — осторожно спросила она. — Тебе не… незачем это выслушивать, — честно сказала Холли. — Не надо. Алекс помнила их разговор на складе: как Холли променяла Джона на своих детей и этим определила собственные приоритеты. Алекс с детства становилась свидетелем только плохих примеров отношений, поэтому сейчас была бесполезна. Что бы у Джона не было в голове после смерти Джейкоба, Бэйкер об этом не могла знать, ровно и то, что было на уме у Холли. Она растерялась. — Поговори с Джозефом, если не хочешь со мной. Уверена, он поймёт. Алекс была уверена, что он поймет и Фэйт тоже, но когда её осадили, поняла, что она не может более быть объективной в отношении Отца. — Думаю, ему тоже незачем слушать мое нытье, — Холли положила оставшиеся свечи обратно и вытерла руки, собравшись уходить, но Алекс остановила её вопросом. — Он ведь знает? — спросила она. — О вас с Джоном? Холли смотрела на неё всего долю секунды — в её глазах плыло расплавленное золото от огня, но больше ничего, и Алекс получила ответ на свой вопрос. Если подумать, это всё было только слухами, а Бэйкер подпитывалась ими, как ураганы кормятся теплой водой. Со времен начала жатвы и смерти Джейкоба Джон был редким гостем на этом острове, и Алекс не помнила, чтобы видела их с Холли хотя бы беседующими. Алекс должно было быть всё равно, но когда она взглянула на Холли еще раз, то поняла, как хочет заглянуть ей под одежду и узнать, причинил ли Джон ей хоть толику той боли, которую испытала она за свои грехи, или вся эта исповедь была лишь жалким фарсом, прикрывающим настоящий грех. Фэйт была чертовски проницательна, когда попыталась выдавить из Алекс признание и тем самым использовать против Джона. Это всё еще было нечестно, по крайней мере, по отношению к Джозефу, который заслуживал хорошего брата, пусть на словах. Эти тёмные, нехорошие мысли укоренились в её голове так плотно, что Бэйкер забыла обо всём остальном — о том, что до сих пор стоит с зажженной свечой, которая уже не могла символизировать что-то хорошее. Алекс задула её и отбросила на подставку почти с отвращением. Когда церковь опустела, было уже очень поздно — Бэйкер видела крошечный огрызок луны в левом окне, крадущийся из-за гор Уайттейл наверх. Прихожане перед уходом помогли привести всё в порядок, расставили лавки, сложили и убрали в ящики бесхозные книги, которые во время молитв мог брать любой. Алекс свою держала в руках: прошло много времени с тех пор, как безликие слова стали отражением её самой, а рисунки, сделанные в момент отчаянья, обрели смысл. Джозеф еще какое-то время молча сидел на коленях перед амвоном — Алекс знала, что его лучше не отвлекать, поэтому, стараясь не шуметь, прошла сквозь церковь к нему, разглядывая книгу в своих руках. Сид молился и делал это вслух: девушка слышала его шепот и обрывки слов, слушала, пока не поняла, что тоже в этом нуждается. Они однажды стояли точно так же рядом, много месяцев назад, и воспоминания о себе прежней опять наполнились стыдом. Алекс подошла ближе и, положив книгу на амвон, сложила руки. Во время первой своей молитвы в этой церкви она молилась о том, чтобы Бог дал ей силы бороться за свои жизнь и свободу. Плакала, не дожидалась ответа, но продолжала выдавливать изо рта слово за словом, надеясь, что они, как ступени приведут к Нему. Когда Джозеф замолчал и опустил руки обратно на колени, Алекс поняла, что он закончил. — Ты помнишь, как впервые оказалась на пороге моей церкви? — низким и тихим голосом спросил он, словно боялся потревожить присутствие чего-то, чего Бэйкер пока не видела. Она ощущала это вязкое и душное нечто, перекатывающееся от стены к стене, но не Блажь, сводившую судорогой каждую мысль. Алекс помнила: босая, в платье, предложенном Фэйт, с неверием в сердце, без единой метки своего искупления, с намерением уехать утром. Тот спектр чувств, который доступен ей теперь, был куда больше, чем раньше, когда она жила в приюте и не знала любви. — Ты знал, что меня ждет потом? — спросила Алекс, и Джозеф издал тихий смешок, переводя на неё взгляд — спокойный, словно болото под мутной тиной. — Я всего лишь Его пророк, Алекс. Если Голос говорит, то я слушаю, нет — молюсь и жду, делая всё, что в моих силах. — Ты всегда знал, чего Он требует от тебя, а я… — сказала девушка, — так злилась из-за этого. — Я понимаю, — Джозеф протянул руку и обнял ладонью под коленом, вынуждая Алекс сделать еще шаг к нему. Она не стала сопротивляться. — Но всё же ты нашла свой путь. Бэйкер бы хотела сказать, что готова вынести такое же количество боли ради открывшегося ей предназначения, но это было бы ложью. — Кто бы знал, что мой путь — это разбор макулатуры, которую мне присылает Джон, — Алекс заметно повеселела, когда поняла, что Джозеф улыбнулся шутке. — Я провела расчёты и поняла, что придется заново отстраивать бункер в горах. Бэйкер намеренно избегала упоминания имени Джейкоба, словно оно было проклято. — Сомневаюсь, что мы успеем, — ответил Сид. — Для этого нужны специалисты, оборудование, ресурсы, которых у нас сейчас нет. — Этим занимался Джон? — И Джейкоб тоже, — Алекс попыталась вслушаться в спокойный тон, надеясь найти в нём перемену, но Джозеф будто абстрагировался от смерти своего брата. Бэйкер боялась предложить свою помощь, потому что не знала нужных слов, и ей казалось, что она поступает как предательница. — Тогда нужно убедиться в том, что все члены нашей семьи смогут укрыться в остальных бункерах, когда… когда… — …пророчество сбудется, — помог Джозеф. — Ты права. Мы обсудим это вчетвером, когда Джон и Фэйт вернутся. — Если ты не знаешь будущего, тогда как нам понять, когда начнется Коллапс? — Следить за знаками, — твердо сказал Джозеф. — Искать их и надеяться, что Маккензи поведет рука Господа. — А Голос? — продолжила настаивать Алекс. — Разве он не подскажет? Джозефу нравилось, что она любопытствует — раньше она считала, что вопросы будут раздражать его так же, как и младшего брата, но затем поняла, что не права. — Это не… не голоса в голове, какие слышат безумцы, — терпеливо сказал он. — И не те, которые приходят свыше. Это словно… мой собственный голос, который я слышу как свои мысли, но… чище. Понимаешь? Алекс не понимала, но всё равно кивнула, чувствуя, как сжимается рука Джозефа, обнимающая её за ноги. — Я не слышал его очень давно, — продолжил Сид. — Много лет. Мне казалось, что мы близки, но затем прошел год, второй, а вокруг была тишина. Когда погиб мой брат, я требовал у Бога объяснений, но Голос молчал. Джозеф окончательно затих, и Алекс нерешительно тронула его за плечо. Тот не стал спрашивать разрешения, подтолкнул девушку еще ближе к себе и лбом уткнулся ей в живот, обдав тяжелым и горячим дыханием. Бэйкер почти испуганно вздрогнула, когда Сид продолжил говорить, и вибрация его голоса отпечаталась по всему телу. — Возможно, Он мной недоволен. Джозеф говорил ей об этом еще в церкви, полный скорби и непонимания, но она не слушала, потому что была пережёвана собственным горем. Но Бэйкер не чувствовала вину, только светлую благодать поверх своих плеч. — Ты был прав, — сказала Алекс, и Сид поднял на неё глаза. Девушка убрала с его лица пряди волос, выбившиеся из пучка, и только затем продолжила. — Насчёт нас с тобой. Это и есть ответ. Джозеф продолжал молчать, словно ждал продолжения — Бэйкер колебалась, но когда он успокаивающе провёл руками от коленей выше, почти до самых ягодиц, сдалась. — Если Бог дает тебе жену, он ведь доволен тобой, ведь так? — Джозеф взглянул на неё с таким открытым любопытством, что Алекс не сдержалась от улыбки. — Мне вот жену никто не давал. — Ты думала об этом, — севшим голосом признал Сид спустя мгновенье. Бэйкер с трудом смогла кивнуть, чувствуя, с каким трудом подчиняется тело. Она пыталась за иронией спрятать свой страх, но Джозеф говорил серьезно и требовал того же. — Мы ведь можем обвенчаться прямо здесь? — слова из онемевших губ сходили неохотно. Алекс сразу же пожалела о них, когда Джозеф с непониманием уставился в ответ. — До Рождества еще больше месяца, я… я недавно исповедалась. — Сейчас? — переспросил Сид. Алекс была готова уступить его тону и передумать: она почувствовала, как к лицу приливает краска. Она хотела сделать шаг назад, но Джозеф удержал её от побега. — Ответь мне, — попросил он. — Что нас останавливает? — Бэйкер не могла дать прямого ответа, как не старалась. — Ты сможешь сделать это сейчас? — Да, — он даже не думал. Алекс не сразу поняла, что улыбается и не может это остановить. Джозеф протянул руку, и Бэйкер подала ему Откровение с амвона. — Садись на колени. Эта спонтанная мысль охватила её так быстро, что становилось сложно дышать: Сид мягко подтолкнул Алекс к себе, и девушка подчинилась, почти ударившись о пол. Бэйкер слышала, как Джозеф часто и напряженно дышит, пока созерцает книжное тиснение в виде золотой звезды. Оно билось светом огня от свечей, заливавших церковь, но с каждой секундой вокруг становилось всё темнее, будто ради них обоих. У Алекс внутри всё клокотало — от страха, нетерпения, ожидания, и этот комок нервов крутился внутри, собирая то, что мучило её всё это время. Джозеф мог ответить отказом в любой момент, и девушка чувствовала волнение, когда понимала, что и он боится услышать это от неё. Наверное, по правилам здесь должно было быть немного больше, чем два человека и священная книга, но Бэйкер было достаточно и этого. Судя по тому, что Джозеф уже начал молитву, он был такого же мнения. Затем Сид положил ладонь на Откровение, и Алекс последовала его примеру, соединяя их руки. — Ты — сама жизнь и любовь, — сказал Джозеф, переводя взгляд на Алекс. Он смотрел сквозь и говорил не с ней, но Бэйкер всё равно с трудом подавила неловкую улыбку. — Вселенная исполнена следов твоей любви и благости, но нам Ты даровал волю и сердце. Призри на нас, связанных узами взаимной любви. Когда Джозеф неожиданно запнулся на полуслове и замолчал, долго вспоминая молитву, Алекс вскинула брови. — Ты не дала мне времени подготовиться, — он не оправдывался, лишь насмехался над ними обоими, и у Бэйкер не было к нему сочувствия. Она лишь склонила голову, пытаясь разглядеть в этой темноте его глаза. — Ты ведь принёс свое обещание, — сказала она. — Ночью, на улице. Можно, я принесу своё? — Конечно, — Джозеф обернулся к Алекс и замер, вглядываясь в её лицо. Такое внимание смутило её окончательно, и девушка запустила пальцы в волосы, пытаясь настроить себя на нужный лад. Она определенно думала об этом, целую ночь, пока мучалась от бессонницы, пока в какой-то момент не поняла, что ей совершенно нечего дать ему в ответ кроме себя. — Я никогда не предам тебя, — Бэйкер была уверена, что положено говорить совсем не это, но решила, что будет обещать только то, в чём уверена, — и всегда займу твою сторону. Потому что любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Джозеф так редко улыбался в последние несколько недель, что это сейчас стало почти откровением — вместо ответа он приблизился к ней, взял за руку и губами дотронулся до тыльной стороны ладони. Алекс не знала, когда таинству положено быть законченым, но надеялась, что оно будет продолжаться как можно дольше. Они оба всё еще относились к этому серьезно, но Бэйкер продолжала давиться своей улыбкой, словно и предложение Джозефа, и её ответ, всё это было затянувшейся шуткой. Алекс однажды сказала себе, что такие люди, как она, не имеют права на семью: это слишком сильно напоминало собственную, и боль от этого сравнения мешала насладиться всем, что жизнь могла предложить. Бэйкер хотела спросить, серьезен ли Джозеф сейчас, делая это, но ответ был очевиден. — Мы ведь всё делаем правильно, — это был не вопрос, но Алекс очень хотела подтверждения своим мыслям. Она пошевелилась, чтобы подняться, и Джозеф вместо ответа сжал её ладонь. — Я не закончил. Страх всё испортить был так велик, что Бэйкер моментально замолчала — Сид определенно не шутил ни с ней, ни с тем, что происходило сейчас. Алекс была готова поклясться, что если кто-то нарушит таинство, он не станет молчать. После длинной молитвы они просидели в тишине еще некоторое время: Джозеф всё еще продолжал держать Алекс за руку, и она вздрагивала каждый раз, когда он ослаблял пальцы, будто собирался отпустить её. Всё это происходило в молчании — Бэйкер смущенно фыркнула, когда Сид повернулся к свету и наконец-то открыл глаза. — Ты посадил пятно на рубашку, — когда Алекс сказала это, Джозеф заметил, попытался дотронуться до него пальцами, но девушка перехватила руку, — а от меня пахнет больничными бинтами. Именно это мы будем рассказывать когда-нибудь, вспоминая этот день?.. — Этого недостаточно? — Джозеф пошатнулся вперед, соприкасаясь с ней лбом. Сид был так близко, что Алекс могла приоткрыть глаза, чтобы увидеть его смеющиеся совсем рядом. Вместо этого она приблизилась, едва ощутимо щекотнув его щеку кончиком холодного носа. — Нет, всё так, как должно быть. Алекс подалась назад, но Джозеф удержал её за плечи. — Подожди, — он выдохнул ей это в лицо. — Еще немного. Я хочу запомнить этот момент. — Как сентиментально, — нервно усмехнулась Алекс, когда Джозеф обхватил её щеки ладонями. Мужчина едва слышно хмыкнул, большими пальцами изучая бледное лицо. — Ты хочешь, чтобы я рассказал нашей семье об этом? — спросил он, и это оказалось именно тем, что было у Бэйкер на уме. — Нет, — тихо сказала она, прикрывая глаза под движением его пальцев. — Пока нет. Не хочу всё испортить. — Ты права, — Джозеф поднял голову и дотронулся губами до её переносицы. — Это слишком прекрасно для того, чтобы быть испорченным.***
Утро началось с новостей: Джон связался с ними, будучи уже в дороге и, когда Алекс с Джозефом прибыли в будку, откуда принимались все радио разговоры, было уже десять. Сидевший у рации Эдди моментально встрепенулся и осекся на середине фразы — видимо, они с младшим Сидом болтали о чём-то всё это время, и этим развлекались в ожидании. — Отец, — поздоровался церковник, уступая место, — Алекс. Джозеф приобнял Бэйкер за плечи и отодвинул для неё стул: во всех этих жестах было так много мелкой и необязательной заботы, что девушка почти научилась принимать её как должное. — Джон, — Отец начал разговор первым, и монотонная музыка, шипевшая по ту сторону связи, моментально исчезла. — Я уже на полпути к дому, — голос был уставшим и сухим, но иного Джона Алекс не слышала уже давно. — Видел Фэйт? — Конечно. Она в безопасности. Я расскажу подробнее, когда доберусь. У нас всё хорошо? — Лучше, чем могло бы быть, — Джозеф бросил короткий взгляд на Алекс, и та почти моментально зарделась. — Алекс в порядке? — Она рядом, Джон, — сказал Отец. Бэйкер удивилась, что он вообще заговорил о ней, поэтому приблизилась к рации почти с опаской, будто думала, что из приемника выскочит змея. — Я в порядке, Джон. Как ты? Ответом послужила тишина, и Алекс была уверена, что младший Сид неловко передергивал плечами, думая, как ответить на этот простой вопрос без издевки и жалоб. — За неимением лучшего, — наконец-то отозвались на том конце рации. — Есть новости о нашем общем друге, думаю, они будут вам интересны. — Мы встретим тебя у ворот. Джон прибыл уже спустя час, когда люди готовились обедать: погода стояла солнечная и безветренная, поэтому Алекс с Джозефом без проблем прождали вестника на улице, беседуя и прогуливаясь от одного конца дороги до другого. У Джона была другая машина, поэтому они и не признали его сразу: впрочем, так было безопаснее, менять колеса и маршруты как можно чаще. — У Маккензи зависимость от Блажи, — на выдохе сказал Джон вместо приветствия, и Бэйкер вскинула брови. Фэйт наверняка имела ввиду вовсе не это, но он сказал, как смог. — Зависимость? — уточнил Джозеф. Это было скверное слово, которое не должно было иметь ничего общего с цветами, которые ниспослал им Господь, читалось в голосе. — Он еще не отошел от схватки с Джейкобом, — продолжил Джон. — Звери его потрепали, маршал говорил, что пума едва не лишила его жизни. У ополчения нет лекарств, способных притупить эту боль, ровно как и Блажи, которой он нанюхался, будучи на Хэнбейн. — Маккензи едет крышей, — догадалась Алекс, складывая руки. Младший Сид кивнул. — Ему нужно еще. Мы можем это предоставить. Фэйт может это предоставить. Джон обвел их обоих взглядом, ожидая, что те поймут; Алекс опомнилась первой. — Не надо делать её приманкой, она ведь… — не сможет постоять за тебя, хотела сказать она, но почему-то прикусила язык. — Нужно просто вывести помощника шерифа на угодный нам след, — сказал Джон. — Заманить в оранжерею, все ополченцы знают, что это её дом. К тому моменту Фэйт уже будет далеко, а мы сможем перебить людей, которые до сих пор крутятся около Маккензи. — Ты предлагаешь… пустить слухи? — спросил Джозеф, и Алекс тронула его за локоть. — На это уйдет… — Рация. Мы можем продолжать общаться по рации так, чтобы Маккензи слушал. Они до этого избегали упоминания любых координат, поэтому следовало вступать на тропу осторожно и по шагу, чтобы не вызвать лишних подозрений. — Нужна только помощь Финнеаса, — кивнул Джон. — Чтобы он прикрыл её в случае чего, обеспечил пути к отступлению. Она вроде подарила ему дом севернее оранжереи? Алекс эта идея не нравилась; у девушки создавалось впечатление, что она предвзята, потому что остальные относились к Финнеасу более, чем хорошо. — Ты обсуждал свой план с ней? Она согласна? — Она его и предложила. Помощник прибудет в оранжерею и получит заряд Блажи. Фэйт большие надежды возлагает на маршала, тот поедет с Маккензи и позаботится о том, чтобы всё прошло как надо. За разговором они втроем добрались вдоль высоких заборов от выезда с острова до самого поселения, где дороги расходились. Бэйкер нагнала Джона уже у домов, на закрытой от солнца тропинке. — Как она? — спросила девушка. Она хотела сначала остановить его за руку, но на середине остановилась, когда вспомнила бункер. Джон выглядел иначе — уставший, с заплывшим взглядом, один в один, как у Джозефа. Алекс поняла, что, должно быть, с ним никто не говорил о Джейкобе: младший Сид решал проблемы в точности, как она, поворачивался к ним спиной и шел, пока не забывал, почему огорчается. Но этот потухший взгляд и кривая улыбка на пол лица упрямо говорили о том, что раны слишком свежи для того, чтобы о них забыть. Её раны тоже были свежими — чесались и ныли от солёного пота под бинтами, словно помнили о присутствии Джона и тянулись к его пальцам. Она должна была гордиться ими и тем, что нашла в своем сердце место прощению. — Она не любила моего брата, но больше других хочет, чтобы полицейский отплатил за содеянное, — сказал Джон, чуть сбавив шаг. — Пытаюсь понять, в чём дело. — Обострённая справедливость? — возможно, Фэйт считала, что трофейная душа Маккензи будет способна затмить Блажь и то, что они сотворили из неё. Если подумать, это была здравая мысль. — Ты слишком превозносишь её, — сказал Джон спустя секунды раздумий. — Мне превозносить кого-то другого? — Нет, держать свою голову трезвой. И не создавать себе кумира — он явно это хотел сказать. — Или?.. — Или нетрезвая голова совершит глупость. — Ты ни с кем не собираешься поговорить? — невзначай поинтересовалась Алекс, когда Джон сделал шаг, чтобы наконец-то уйти. Сид затронул тему глупостей первый, сказала себе Бэйкер. — С горячей ванной. На Хэнбейн теперь вместе с водой из крана течёт Блажь, так что я бы… — А Холли? Сид прищурился, словно пытался указать Бэйкер на то, что она переходит черту. Возможно, она на самом деле её переходила, но вчерашний разговор не выходил из головы. — Насколько я помню, мы с тобой закрыли эту тему, — да, много месяцев назад, когда Алекс назвала её «избранной» и пыталась ужалить его самолюбие. С тех пор многое поменялось. — Просто здравый совет, — сказала Бэйкер. — Ну, знаешь, от члена семьи. — Наблюдай за собой, а не за своими ближними, — медленно проговорил Джон, явно что-то цитируя, Алекс не могла вспомнить. — Как твое самочувствие? — Что не так с моим самочувствием? От Джона пахло потом и грязью, Алекс могла только представить, как ему на самом деле хотелось закончить этот разговор и отправиться отдыхать: от неё, любопытных людей, виляющих хвостом в ответ на вопросы и тех, кто смел напоминать ему о его косяках. — Я спрашиваю серьезно, — низким голосом сказал Сид. — Я слышал, что произошло: от Отца, от Фэйт. Они оба винят меня, пусть не говорят этого вслух. Это так? Алекс промолчала, и по мрачному взгляду Джона поняла, что именно такого ответа он и ждал. — Если ты захочешь поговорить — я помогу тебе. — Я… — Алекс не сдержалась и почти разочарованно хмыкнула; мысль о прощении застряла у неё под языком и помешала высказаться. Джон перебил её: — Я занимался твоей исповедью, мне ли не знать, какие страхи ты греешь на своей груди. Алекс долго изучала Джона взглядом: в этих глазах рано или поздно должно было появиться что-то, уличающее во лжи, но мужчина смотрел прямо и молчал. В какой-то момент Бэйкер поняла, что ему на самом деле нужен её ответ. — Только если наш разговор не будет исповедью, — сказала Алекс. Джон вскинул брови. — Я уверена, у тебя тоже есть, чем поделиться со мной. — С тобой? — переспросил Сид, едва сдержавшись от насмешки. Бэйкер кивнула. — Если ты захочешь поговорить — я помогу тебе, — поддразнила она и по лицу Джона поняла, что он подобное в свой адрес слышит редко. Отец обещал, что она удивит, и она удивляет.