Роза Ветров

Еще одной хорошей чертой старшего из воронят было то, что он быстро и легко сходился с людьми, и даже со старшими по званию. Ричарду это казалось чем-то диким, но Алонсо спокойно был на ты и со всеми полковниками и капитанами, и со своим отцом, и с большинством генералов, исключая разве что Леонарда Манрика — из-за взаимной неприязни — и Курта Вейзеля — из-за консервативности и суровости последнего. Вороненок был на ты даже с собственным эром, генералом Савиньяком, что, пожалуй, удивляло даже больше, чем все остальное… На очередной стоянке в поле за одним костром собралась прелюбопытнейшая компания: Алонсо со своим эром, Оскар Феншо-Тримэйн, молодой генерал, с которым Окделл тоже довольно легко перешел на ты, генерал Вейзель и сам Ворон. Дик не был уверен, что ему стоит здесь быть и порывался сбежать, но Вороненок был непреклонен. В качестве основного напитка вечера была, как обычно, «черная кровь». Рокэ вообще крайне редко пил что-то другое, и даже Алонсо не мог дать четкого ответа на вопрос «почему». Савиньяк же пожимал плечами и говорил, что так исторически сложилось, что на человеческом языке значило, что он не знает и ему все равно. Дик подумал и решил, что какая к Леворукому разница, если «кровь» пьянит не хуже, чем любое другое кэналлийское. После полбутылки мир начал казаться красивее и проще и даже ворчание Вейзеля казалось каким-то душевным и даже уютным. Голова казалась тяжелой, но совсем не болела, так что Дик решил эту проблему оригинальным способом — положил голову на плечо Алонсо и прикрыл глаза, краем уха прислушиваясь к разговору. — Эмиль, вы совершенно ничего не понимаете, — вещал Вейзель со своим извечным бергерским упрямством. — Берите пример с Рокэ, — Ворон не ответил, но бергеру это и не нужно было. — У него уже больше детей, чем у меня, и старший уже ваш оруженосец… А вы еще даже не женаты! — Побойтесь Создателя, Курт, — Савиньяк рассмеялся. — Рокэ начал делать детей, даже не успев поступить в Лаик. Я при всем желании не смог бы повторить его подвиг! Дик аж встрепенулся. Заметив это, Алонсо тихо пояснил: — Мы с братом родились через месяц после того, как отец вернулся из Загона, — сообщил он будничным тоном. — Фактически, мы бастарды… — Но как же… — Я попросил внести в официальные документы, что они родились на следующий день после свадьбы, — подал голос отец-молодец. — Так что формально… Все в порядке. — Это не важно, — отмахнулся бергер. — Вам уже тридцать три… — Кроме того, — только Алва мог перебивать Вейзеля без последствий, — что я, что вы, Курт, женились по большой любви. Не стоит винить Эмиля в том, что он не столь удачлив в ее поисках, — Савиньяк благодарно рассмеялся, и Дик не смог удержаться от улыбки — Алва, пусть и пьяный, умел быть приятным, когда хотел. — Если вы хотите спросить, а как же дочери Рокэ, то опять же побойтесь Создателя, — добавил Эмиль, едва старый генерал снова открыл рот. — Рокэ всегда был для нас с Ли кем-то вроде старшего брата, я знал всех его детей с пеленок… Вы бы подумали о браке с племянницей, Курт? Поверженный, Вейзель вскинул руки и возмущенно фыркнул. Поняв, что тема наконец-то закрыта, Оскар решился вставить слово. — Я прошу прощения, господин маршал, — обратился он к Алве, который, кажется, был во вполне благодушном расположении духа. — Не уверен, вежливо ли просить об этом, но… Мы в походе уже много дней, а я до сих пор не слышал, как вы поете… Эмиль говорил, что это великолепно. — О, моя ошибка, — Рокэ икнул и привстал, пошатываясь. — Ох сиди, пьянь воронья, — Савиньяк посадил его на место и встал сам. — Она в твоем шатре? — Да, — Рокэ икнул и запил «черной кровью». — Эмиль, — позвал Алонсо, когда тот уже начал уходить. — Захвати мою тоже, она в нашем с тобой шатре. — Хорошо, сейчас, — Савиньяк растворился в ночи. Ричард искоса посмотрел на Вороненка. Он еще и на гитаре умеет? — Оскар, если ты не против, сегодня петь буду я, — страшные глаза прожигали развалившегося на своем месте Ворона. — Отец слишком пьян для этого, мне так кажется. — Кэналлиец никогда не бывает слишком пьян для песни, — сообщил отец, допивая бутылку и втыкая ее горлышком в землю, рядом с еще четырьмя такими же. — Но кое в чем Алонсо прав, — он оглянулся на Оскара. — Вы будете неправы, если пренебрежете его талантом. — Ох, ни в кое случае, — Феншо, кажется, улыбнулся. — Я с радостью послушаю… — И я! — подал голос Ричард. Алонсо добродушно рассмеялся и прикончил свою бутылку, первую за этот вечер. Как ему это удается? Алва умели быть обаятельными и приятными, все из них, но лишь немногим удавалось быть таковыми без малейшего яда… Даже Андрес и Аделия могли похвастаться острым языком, а про прочих и говорить не приходилось. Только Вероника и Алонсо умудрялись быть именно приятными, а не разбойно обаятельными, как их отец… В чем секрет? Савиньяк вернулся довольно быстро, держа в каждой руке по гитаре. Раздав их хозяевам, он вернулся на свое место рядом с маршалом и открыл новую бутылку. — Алонсо, начинай, я подхвачу, — объявил Рокэ, широко улыбаясь. Вот кто в Олларии за пределами дома Алва мог увидеть такую улыбку на лице Ворона? Да никто и никогда! В столице Рокэ был мерзавцем и врагом всего хорошего, но здесь… — Дорожную? — уточнил Алонсо и, получив ответ кивок, улыбнулся. — Дик, тебе понравится, уверяю. — Правда?.. Вороненок кивнул и начал играть. Мелодия была полна энергии и какого-то простора, который подходил к ситуации как нельзя лучше. Рокэ вступил спустя какое-то время, подыгрывая. — Согретый пожаром, — голос Алонсо был выше, чем у отца, но не менее приятен и мелодичен, — морозами вскормлён, людьми обвиненный эсперой прощен, — Вороненок смотрел на Дика, и тот неожиданно для себя понял, что песня обращена к нему. — Рождённый в опале чтит старые корни, и помнит пустыни умытый дождём. — Не-е-ебо, — затянул Рокэ, — в звё-ёздах… — Рек серебро да костров горячая медь, — как бы ответил ему Алонсо. — Наш дух — воздух! — запели они хором, и голоса лились, как хорошее вино. — Нам ли с тобой не петь! Дик выпил еще, пока отец и сын играли проигрыш под одобрительные взгляды Оскара и Эмиля, и даже Вейзель слегка улыбался, а с ним такое бывало редко, а в трезвом состоянии — вообще никогда. — Отмеченный плахой топями схоронен, — а кому из сгинувших в Ренхвахе обращена эта строчка… Пожалуй, Ричард не представлял и не хотел представлять. — Забытый отвагой воспитан войной! — Разбуженный солнцем устанет в погоне да сном утомится искавший покой! — Рокэ вздохнул в конце строчки, как будто адресовал это кому-то конкретному, но Ричард был слишком пьян, чтобы понять, кому. Дик сам не заметил, как начал подпевать припеву. — Не-ебо в звё-ёздах! — Алонсо загадочно улыбался, но скоро Дик перестал обращать на него внимание — ведь его захватили звезды. — Рек серебро да костров горячая медь! — Наш дух — воздух! — это был голос Савиньяка или пьяной голове уже слышалось все, что угодно? — Нам ли с тобой не петь? Голова качалась сама, в такт музыке, но Ричард даже не думал ее останавливать. Хотелось пить, петь и смотреть на эти яркие степные звезды, слыша чужие голоса, почему-то казавшиеся такими родными… Когда отец и сын закончили эту песню, он полулежал на земле, опираясь шеей на ближайшее бревно — на нем сидел Алонсо, но Ричарду было все равно — и смотрел на звезды. И темный силуэт старшего Вороненка рядом больше не ощущался, как человеческий. Черно-белые волосы развевались на ветру, подобно облакам… И страшные глаза на самом деле казались звездами.