Роза Ветров

Голова болела. Алонсо проснулся после совершенно пустой ночи и несколько минут пытался сообразить, где он. Звёздное светлеющее небо над головой подсказало, что всё ещё у бакранов. Значит, отец отложил воссоединение с армией в честь их грандиозного фиаско? Или ушёл без них? Алонсо горестно ухмыльнулся. Вообще-то с него бы сталось поступить именно так. В воспитательных целях. Рядом заворочался Дикон и, ещё не осознавая происходящего, выплюнул жалкую прозрачную лужицу. Похоже, всё, что можно было бы в теории извлечь из себя, он уже оставил в той пещере. Так что сейчас, когда они выпили в этой деревне всё, что нашли, Ричарду придётся несладко. — Ещё одна такая диверсия, молодые люди, получите наряд вне очереди, — отец, конечно, не мог не сделать замечания. — Клаус тебе не сказал? У нас уважительная причина! — заплетающимся языком проговорил Алонсо. — Сказал, — отец смотрел куда-то мимо сына, и, проследив его взгляд, Алонсо увидел Ричарда, который лежал, закрыв лицо руками. — Мне плохо-о, — протянул Ричард, даже не думая смотреть на собеседников. — Клянусь Святым Алланом, как хочется сдохнуть… — Самоубийство — страшный грех, святой Аллан такое не одобрил бы, — скептически заметил отец. — От чего вам плохо, юноша? От местного пойла или же от душевных переживаний? — Идите вы знаете куда… — Дик издал мучительный стон и резко сел, глядя прямо перед собой. — Простите, монсеньор, — где-то на измождённом лице всё же появилось чувство вины. — Я… Понимаете… — похлопав себя по вискам, он тряхнул головой и продолжил. — Я видел смерть раньше… Я видел, как голова разлетается по земле от выстрела в упор… Спасибо… Адель за это. Но, — он опустил голову. — Такого я никогда не видел. Я даже не представлял, что люди могут поступать так… С другими людьми. И ещё я не мог представить, что я сам… Убью его. А Алонсо будет петь при этом. — Кэнналийская традиция, — произнёс отец бесцветным голосом, всё ещё следя за своим оруженосцем. — Человек на смертном одре имеет право на песню. Это знак уважения. А не… Что бы вы там ни подумали. Ричард кивнул, всё ещё глядя в пол. Похоже, это заботило его меньше всего. — Мне кажется, — продолжил он тихо. — Что это я виноват в том, что с ним произошло… Ещё один… Алонсо в какой-то момент подумалось, что если он сам в моменты самобичевания выглядит именно так, то удивительно, что Рамиро до сих пор выслушивает его нытьё. — А ещё, — добавил он через полминуты тишины. — Мне страшно, — а вот это уже что-то новенькое, Окделл ещё ни разу не признавался в своих страхах. — Отчего вам страшно, Ричард? — спросил отец, и Алонсо понял, что это вовсе не праздное любопытство — он действительно вел с оруженосцем глубокий диалог. — Оскар и я, мы похожи, — Дикон поднял глаза — они были красными. — Были… Я тоже могут быть… Скорым на действие. Сначала сделать, потом подумать, по-простому говоря. Я знаю, что я такой. Вы… Оба… Вы тоже знаете, что я такой. Вы сами сказали, монсеньор, — его голос дрожал уже меньше. — На войне подобное поведение недопустимо. Я сам вчера видел, чем это может закончиться. От мысли, что на месте Оскара мог быть я… Мне страшно. Я не знаю, как исправить. — Только найти того, кто будет останавливать, — Алонсо вздохнул, взглянув на отца, потом на Дикона и снова на отца. — Мой брат такой же. Человек-порыв. Поэтому, ему для дисциплины нужен Лионель Савиньяк. Тебе тоже нужен такой. — Ты, что ли? — Ричард криво улыбнулся. — Мне кажется, я не найду такого… — Вы уже нашли, — поправил отец, отводя взгляд. — А? — он удивленно посмотрел на своего монсеньора. — Мне показалось, вы довольно хорошо общаетесь с Валентином, — пояснил тот. — Сойдётесь с ним ближе — он поможет вам. Окделл задумался. Улучив момент, Алонсо подал ему флягу с водой, и он выпил, не глядя. Доверяя. Даже в таком состоянии. Отчего-то Алонсо стало от этого тепло. — Я понимаю ваш страх, юноша, — отец тяжело вздохнул — Алонсо явно видел, что ему сложно говорить об этом. — У меня было такое же. — Что? — Ричард удивлённо моргнул. — Как? С кем? — Десять лет назад, после восстания, — все поняли, о каком восстании речь. — Я построил в столице дом-крепость и закрыл в нём всё, что было мне дорого. Но потом в моей крепости появился Джастин Придд… Ричард глотнул ещё. Никогда не подозревал о природе их отношений? А стоило бы… — Он жил так же, как и я, — продолжил тем временем отец. — Только его крепость была невидимой. Он закрылся от всего мира, заперся в замке из придворной вежливости и бессмысленных ритуалов. Именно поэтому я впустил его в свою крепость. — Вы чувствовали с ним духовное родство… Отец не ответил. В его глазах отражались звёзды. — Когда он погиб, — продолжил он тихо. — Я единственный раз за всю жизнь сожалел о чём-то. Мучил себя догадками, строил возможности, которых не могло быть. Воображал, как мог бы отговорить его от поездки к семье. Загнал себя в болото из иллюзий и миражей. Но потом Адель вытащила меня из него. Она взяла меня за плечи, вот так, — он сел перед Ричардом и положил руки на его подрагивающие плечи, — и спросила: «Ты убил его?», — он сделал особый акцент на «ты». — Я ответил отрицательно. «Мог ли ты что-то изменить?» — был следующий вопрос. Было непросто понять, что правильный ответ здесь такой же… — Отрицательный, — закончил за него Ричард. — Но ведь… Я убил Оскара. — Это не так, — твердо сказал отец, глядя в глаза оруженосца. — Оскара убили бириссцы. Вы лишь оказали ему последнюю милость. Ненавидеть, если вам так угодно, следует их. Не себя. Звёзды постепенно покидали небосклон, а Ричард всё смотрел ему в глаза, не смея пошевелиться, как загипнотизированный. Алонсо не мог вспомнить, когда последний раз видел подобное. Наверное, как раз тогда, когда Адель провела отцу это… Открытие глаз, так скажем. — Рокэ… Монсеньор, — быстро поправился Окделл. — Спасибо. Отец явно хотел сострить, но не стал. Вместо этого он потрепал оруженосца по волосам, задержав руку лишь чуть дольше, чем требовалось. Алонсо не мог не улыбнуться.

***

Ричард молчал всю дорогу, пока они возвращались к армии. Там их ждал генерал Савиньяк, хорошее вино и приличная еда, но ему не было до этого никакого дела. Он уже не помнил детально, как выглядел Оскар в свои последние минуты, зато в памяти хорошо отпечатался другой момент. Рокэ Алва сжимает его плечи и смотрит прямо ему в душу. Рокэ Алва отучает его от чувства вины. Рокэ Алва делит с ним страх. Немыслимо. Ричард помотал головой, стараясь убедить себя, что это сон, но один взгляд направо — туда, где на расстоянии протянутой руки ехал монсеньор, чуть более бледный, чем обычно, — и он вспоминал, что это на самом деле произошло. Рокэ Алва на самом деле смотрел ему в душу. Что-то в этот момент рухнуло между ними. Почти как тогда, у камина, когда Ричард своими глазами увидел его печаль, о существовании которой не подозревал до этого. Сегодня утром Рокэ пробил ещё одну стену. Ричард своими глазами увидел его страх. Его крепость. Ричард не помнил, чтобы когда-либо подошёл так близко к кому-то. Вопрос подкрался сам собой — почему Рокэ был с ним так откровенен? В ответ ли на его истеричный монолог или… Или что? Дикон оглянулся на Алонсо, который думал явно о чём-то своём. Он ведь ничуть не удивился, пока слушал… Знал? Догадывался? Впрочем, было бы странно, если бы Алва подпустил оруженосца ближе, чем собственного сына. Другой вопрос, что сам Ричард никогда не обсуждал ни с кем свои страхи. И даже не думал, что такое возможно. С любым человеком. Не говоря уже о Вороне. — Ричард, — вырвал его из мыслей оклик Алвы. — Монсеньор? — встрепенулся оруженосец. — Когда доберёмся, напомните мне поговорить о вас с Вейзелем, — точно, он же говорил, что у оруженосца талант. — Я могу забыть. — Слушаюсь, монсеньор… Разумеется, в голове Первого Маршала дела целой армии, не удивительно, если он забудет о преполагаемом таланте одного оруженосца, пусть и своего собственного. Тем не менее, он озаботился. Ричард улыбнулся своим мыслям. Алва усмехнулся. Вроде бы по-доброму, но Леворукий его разберёт… А мысль тем временем понеслась дальше, к моменту, когда Рокэ воздвиг крепость. Восстание… Дикон не знал, что и думать. Он уже много раз прокручивал в голове мысль о той дуэли. Где у отца был шанс. Всё пытался представить, что было бы, одержи он верх над Алвой. Но теперь его волновал другой вопрос. Почему восстание породило в непобедимом маршале страх? — Монсеньор, — обратился он к Ворону, который выглядел довольно скучающим. — Я боюсь показаться навязчивым, но… Разрешите спросить? — Разрешаю, — кивнул Алва, глядя на него искоса. — Что-то произошло во время восстания? Из-за чего вы… Построили крепость? — Ричард ожидал гнева или хотя бы усталости на его лице, но Алва лишь удивлённо вскинул брови. — Если это не секрет, конечно же. — А вы не знаете… Хотя было бы наивно полагать, что Штанцлер или кто-то из Людей Чести расскажет вам об этом, — Ворон вздохнул и отвел взгляд, смотря на дорогу. — Незадолго до начала военных действий на меня было совершено покушение. — Т-то есть? — Ричарду показалось, что он ослышался. — Ко мне послали убийц, — пояснил Алва спокойно, но Окделл уловил в его голосе подозрительно печальные ноты. — А отец… — Не берусь утверждать, что идея принадлежала Эгмонту Окделлу, — Рокэ не смотрел на него. — Однако он командовал восстанием. Вряд ли это решили за его спиной. — Он… Должен был знать об этом, — прошептал Ричард, не веря своим ушам. — Но это же… Бесчестно. — Бесчестно, — согласился Ворон холодно. — Зато практично. Если бы убийство удалось, у восстания было бы больше шансов. Ричард поднял глаза. Точёное лицо Рокэ перекосила гримаса злости и боли одновременно. Дело не только и не столько в покушении, догадался он. — Кто-то пострадал… — Схватываете налету, — Рокэ пронзил его взглядом. — Рамиро… Был ранен. Мог умереть. Леворукий и все кошки его… Ричард смотрел в бледное лицо маршала и видел, что ему с трудом даются слова. Однако он продолжал… Будто пытался вытащить давнюю занозу. — Не сочтите за оскорбление фамильной чести, — он потер глаза пальцами, закрывая лицо рукой. — Но в тот момент, когда секунданты чертили нам линию, я смотрел в глаза Эгмонта Окделла и думал. Почему я позволяю ему это? Почему даю ему шанс на достойную смерть? Или даже шанс на победу? Почему человек, который едва ни убил моего сына, достоин каких-то шансов? — Почему же? — прошептал Ричард, почему-то не чувствуя себя оскорблённым. — Позже я понял, почему, — Рокэ убрал руку от лица, и он увидел, что маршал улыбается, грустно и как будто бы обречённо. — Потому что я знал, что у него четверо маленьких детей. Которые наверняка ждут его возвращения. — То есть за этот шанс мне стоит благодарить себя? — ирония ударила его по голове, как пушечный залп. — Получается, так, — Рокэ рассмеялся. — Его Высокопреосвящество как-то сказал… Говорят, что у Рокэ Алвы нет слабостей, но это не так. У него их много. Примерно пятнадцать штук. На этот раз смеялся уже Ричард и не узнавал себя. Он смеялся сразу после разговора о смерти отца. Более того, после неприятного откровения об отце. Он всё ещё не мог поверить, что тот мог позволить убийство, пусть даже убийство Алвы. Но его монсеньор смеялся, и Ричард не мог сопротивляться его смеху. — Хэй! — мимо промчался Алонсо на своей закатной зверюге, так что Ричард чуть ни упал. — Догоняйте! Рокэ мгновение смотрел ему вслед, будто бы любуясь, а затем подмигнул своему оруженосцу и припустил за ним, быстро пуская Моро в галоп. Ричард понял, что значил его последний взгляд. Кардинал ошибся. Привязанность может быть слабостью, это правда. Но она может принести счастье. Если уметь разговаривать. — Но! Сона заржала и пустилась в галоп.