Роза Ветров

Его высокопреосвященство смог заснуть лишь в третьем часу ночи, поэтому утро никак нельзя было назвать добрым. А учитывая, что снился ему чрезвычайно настырный ворон с лицом Изабеллы Алва… Ночь тоже была недоброй. — Шадди, — бросил он секретарю. — Слушаюсь, Ваше Высокопреосвященство, — сонно отозвался тот, ещё больше вгоняя в тоску. Рассветное солнце плохо освещало рабочий стол, так что кардинал зажёг свечу и сел. За ночь, что вполне естественно, новых документов не образовалось. Письмо Леонарда Манрика лежало сверху, раздражая крупными истеричными буквами и гарцующими строчками. Донесение было попросту жалобой на Ворона и его скрытность. «Вы не можете не понимать, зачем он это делает», — так сказала вчера его дочь и была совершенно права. Пусть. Рокэ Алва победит. Он «сделает всё в лучшем виде». Девчонка не просто верила в это. Она знала, что так и будет. Вздохнув, кардинал поднёс письмо к свече и наблюдал, как огонь поглощает его. Из пламени на него смотрели неестественно синие глаза в обрамлении светлых ресниц. Сильвестр выругал себя последними словами, но не мог выкинуть из головы этот образ. Дочь Рокэ смотрела на него из пламени и будто бы посмеивалась. Играла с ним. Хитрая, умная, красивая девчонка. Его высокопреосвященство только теперь понял, что ошибался. Дети Рокэ не были в полной мере его воплощениями. Они были отдельными игроками и играли в свои игры, пусть и довольно часто прятали свои интересы за семейными. Но что Ворон будет делать, когда узнаёт, что детишки выросли? Кто знает… — Ваш шадди, — секретарь вошёл и поставил на стол поднос. — Здесь две чашки, — заметил кардинал с удивлением. — К вам посетитель, — кающимся голосом признался он. — Он был уверен, что вы его примете… Я ему говорил, но… — Кто? — спросил Сильвестр, догадываясь, каким будет ответ. — Рамиро Алва… Разумеется. Кроме него на такую наглость способен разве что его отец. Вот и гадай теперь, сам он решил зайти или сестра подговорила. — Пусть войдёт. Пока секретарь что-то лопотал за дверью, Сильвестр разливал шадди по чашкам. Он был уверен, что нежданный утренний гость, пусть и не будет доволен не по родным правилам заваренным напитком, но вполне может оценить гостеприимство. — Присаживайтесь, сын мой, — Сильвестр улыбнулся вошедшему, устало, но вполне приветливо. — Шадди? — С удовольствием, — не моргнув глазом, соврал Рамиро, приземляясь в кресло. — При дворе утро не начинается без шадди. Кардинал знал, что оруженосец Лионеля Савиньяка по утрам сам варит шадди себе и своему монсеньору и делает это наверняка лучше, чем его секретарь, но нельзя же взять к себе на работу сына самого Первого Маршала… Да и жаль растрачивать его потенциал на заваривание шадди и бумажную волокиту. Мальчишка принюхался к своей порции, отпил немного, поморщился и поставил чашку. — Отец не предлагал вам нанять отдельного знающего человека? — прямолинейный в речах юноша, он мог показаться намного проще своей сестры и отца, но это обманчивое впечатление. — Не хочу сказать, что это нельзя пить… Но даже я делаю лучше. Читать мысли нехорошо, молодой человек… — Не сочтите за оскорбление, но кэнналиец или тем более язычник, который будет помимо прочего, следить за каждым моим шагом, здесь не требуется, — Рамиро даже ухом не повёл. — Меня вполне устраивает то, что я получаю, благодарю вас. — Ваше право, — мальчишка слегка дёрнул щекой, будто бы усмехаясь. — Я бы не рекомендовал вам пить так много, но знаю, что не послушаете. Поэтому вот. Он поставил рядом с чашкой пузырёк с чём-то мутно-зелёным. — Что это? — кардиналу и впрямь стало любопытно. — Сестра сказала, что с вами случился приступ, — он передёрнул плечами. — В следующий раз, если такой случится, нюхните. Запах отвратительный, но должно помочь. — Это ваша идея или сестры? — было наивно полагать, что она не расскажет кому-то из семьи, но вот что это приведёт к неким реальным действиям… Такого он не предполагал. — Моя, — лицо Рамиро не выражало ничего, так что кто его поймёт, правда это или нет. — Мы оба переживаем за судьбу Талига, Ваше Высокопреосвященство. К тому же мне не нравится, когда сестра волнуется. Она может начать делать глупости, а исправлять мне. — Вот как, — Сильвестр покрутил колбу между пальцами. — То есть вы считаете, что она ещё не начала? Рамиро склонил голову набок, как делают птицы. Длинные волосы сползли с уха, и кардинал заметил две золотых серьги в ухе. Раньше кардинал полагал, что второй сын Рокэ не собирал волосы потому, что любил демонстрировать свои белые пряди, свою инаковость, теперь появилась ещё одна причина… Впрочем, кэнналийцы всегда отличались от остальных. — Что вы имеете ввиду, Ваше Высокопреосвящество? — разумеется, он прекрасно знал ответ на свой вопрос, но весьма убедительно делал вид, что не понимает, о чём речь. — День рождения Ги Ариго, — произнёс кардинал строго, не давая собеседнику увильнуть от ответа. Рамиро сузил глаза, и Сильвестру показалось, что если бы из них можно было стрелять, он бы это сделал. Быстро подхватил свою чашку и принялся пить по глотку, давая себе время на размышления. — Я не считаю её поступок глупостью, — произнёс Воронёнок медленно. — Отец выразил свою благосклонность графу Васспарду довольно давно. Сестра решила напомнить ему об этом. А заодно напомнить собравшимся, что тот факт, что отец не в столице, это не значит, что с Алва не надо считаться, — он закинул ногу на ногу. — Дом Алва — это не только отец. — Но ведь свою благосклонность выразил ваш отец, вы не обязаны её разделять, верно? — Не обязаны, — кивнул Рамиро. — Но сестра решила её разделить. Это её право. — А что насчёт вас лично, сын мой? — глядя на его нахмуренные брови, Сильвестр чувствовал, что попал в точку.

***

Она села на кровати и принялась поправлять волосы. Бессмысленное занятие. После их бурного вечера даже сама девушка едва ли вспомнит, что было у неё на голове изначально. Он лежал на спине, подложив руки под голову — в позе победителя, как она это называла. Следил за ней из-под опущенных ресниц. Лунный свет превратил золото её волос с платину с золотыми проблесками. В распущенном виде её волосы закрывали спину полностью, но сегодня она собрала их наверху, так что её тонкая талия и слегка выпирающие лопатки были на виду. Хотелось прикоснуться к этой нежной коже, прижаться губами к ложбинке между лопатками. Но она была слишком напряжена, чтобы лезть к ней с ласками. — Ли, — позвала она. — Я не могу… Помоги мне с волосами, пожалуйста. — Всё для тебя, — он поднялся и, приблизившись к ней, добавил с едва уловимой нежностью: — Бель. Она расправила плечи и рассмеялась. В те стародавние времена, когда Золотая Империя только разрасталась, на юге ещё говорили на своём собственном языке. У древних южан слово belle имело особое значение. И они оба знали это. — Ты использовала все шпильки, которые нашла? — вытащив уже десятую и бросив на тумбочку у кровати, Лионель всё-таки решил уточнить. — Или только половину? — Ты знаешь другой способ зафиксировать такое количество этого… Богатства? — Не обязательно ведь фиксировать всё, — заметил он, освобождая очередную прядь. — Есть, к примеру, та причёска, которую ты сделала Катарине на ту памятную вечеринку. Теперь её носят все при дворе. Законодательница моды, — он коснулся губами её уха. — Опять подглядывал? — в её голосе проклюнулись нотки осуждения. Можно было бы, конечно, сослаться на явно заменённый цветок в волосах королевы, но обманывать Бель было сложно и к тому же не сильно хотелось, потому он ответил честно: — Да. — Зачем? — Хотелось узнать, о чём вы говорите в процессе… Он отстранился и отложил последние шпильки. Она встала и встряхнула головой — волосы блестящим водопадом скрыли и спину, и то, что ниже. Только её красивые ноги, ещё более рельефные в лунном свете, цепляли и не давали отвести взгляд. — Ли, — она развернулась, и он увидел, что в синих глазах блестят звёзды. — Я бы не хотела, чтобы ты так делал. Слишком часто. Совсем ты этого не прекратишь, я тебя знаю. — Думаешь, Катарина когда-нибудь заметит? — Не знаю, — она снова села перед ним на кровати. — Что-то мне в этом не нравится. Будто… Не знаю. — Я вторгаюсь в личное пространство, — сформулировал он за неё. — Твоё или её? — Наше с ней, — Бель легко поймала его «руку помощи». — Ли, пойми… У меня нет от тебя секретов, — конечно, ненаглядная, эти влажные глаза не могут лгать. — Но я не хочу делить с тобой все свои чувства. У нас всё-таки не те отношения. Она правда переживала. Почти плакала. Лионель физически ощущал её теплое чувство к Катарине, как она хочет защитить её. Он тяжело выдохнул, почти утонув в её нежности. — Прости меня, — вынырнув, Лионель коснулся её губ пальцем. — Ты плачешь. — Неправда, — не очень уверенно возразила Бель, но быстро поняла, что это не так, и закрыла глаза, чтобы скрыть подступающие слёзы. — Ли… Вместо ответа он поцеловал её. Нежные губы распахнулись перед ним, мгновенно сдавая позиции. Но не надолго. — Ли, нет… Уже поздно, мне нужно вернуться домой… — Уверена? — Лионель не настаивал, только смотрел глаза в глаза. — Нет, — честно ответила Бель. — Но мама… Она не поймёт. — М? — жена Рокэ казалась ему вполне понимающей женщиной, но, видимо, здесь крылись кардинально разные взгляды на отношения. — Она не может понять, как можно делить постель с человеком, с которым у тебя нет любви, — не выдержав его взгляда, она отвела глаза. — А я не понимаю, почему моим братьям можно, а мне нет. Это несправедливо. — Не потому ли, что ты — девушка? — это было единственное объяснение, которое он мог придумать. — Пф, — Бель обиженно поджала губы. — Мама всегда так… Ещё с детства. Им можно тренироваться со шпагой, мне нельзя. Я же девочка. — Но при этом ты всё равно научилась стрелять, — и даже очень хорошо, судя по ситуации с Сильвестром. — Это другое, — с явной иронией проговорила она. — Пистолетом она сама не брезгует. Негодование её было совершенно искренним. Она прекрасно понимала, откуда взялось это «ты же девочка», вопрос «почему» не был вопросом. Это была борьба за себя и своё право быть сильной. — Бель, — он взял её лицо в руки, накрывая ладонями щёки. — Ты знаешь, что она не права, и знаешь, почему она так говорит. Ты сама определяешь свой путь, помнишь? — Помню… — она смотрела ему в глаза со всей серьёзностью. — Спасибо, Ли… Хоть кто-то меня понимает. Лионель понимал слишком хорошо. В этой девочке было слишком много всего — очаровательная придворная дама, стрелок с точным глазом, почтительная дочь и страстная любовница. Она не может принадлежать никому. Ни своей матери, ни отцу, ни семье. Ни тем более — какому-то мужчине. Это возможно лишь в одном случае — если она полюбит его. Бель обняла его, повалив на кровать. Удобно устроила голову на его плече и накрыла обоих одеялом. Кто-то — кто не знал Изабеллу Алва вообще — предположил бы, что так сделала бы влюблённая женщина, но Лионель знал, что это иллюзия. Если бы она любила его, её личное пространство было бы общим. Он уткнулся носом в её волосы, вдыхая лёгкий неуловимый аромат. Она ответила довольным сопением. Как домашняя кошка. Она не любила его, нет. Просто ей было с ним комфортно, ведь он понимал её и доставлял удовольствие. Когда они разделили постель в первый раз, он сказал ей, что она может прийти к нему, когда захочет, и уйти, когда захочет. В начале ей будто бы было некомфортно, она не появлялась пару месяцев, но потом вернулась с удивительной мыслью: «Ты единственный, кто способен забыть, что я — дочь Рокэ Алвы». Ли тогда согласился. Хотя и знал, что это не совсем правда. Пусть он не считал происходящее отчасти инцестом, но он никогда бы не смог забыть такое… Ведь только Рокэ Алва мог создать настолько совершенную женщину. Такую не хотелось отпускать. Ли как-то поклялся себе, что отдаст её лишь тому, кого она полюбит. Он отчётливо помнил это. Но так же отчётливо понимал — если она полюбит, его никто не спросит.