Роза Ветров

Валентин не мог спать. Что-то не давало ему покоя, как щепка в сапоге — вроде не очень заметно, но сделаешь неправильное движение — и твоей ступне конец, будешь вынимать занозы до конца недели. Он долго лежал и пытался вынуть щепку из своего мысленного сапога, но никак не мог ухватить. За окном закричали вороны, и Валентин устало закрыл глаза. Конечно… Ведь ворон — это символ дома Алва. Он не был уверен, что рад знанию о подземном ходе, который вчера показал ему Рамиро. Тот тоже не выглядел довольным. Впрочем, когда было иначе? Второй сын Рокэ был вечно чем-то недоволен, причём, не чем-то большим, нет. Он выглядел, как человек, который не может избавиться от щепки в сапоге. Валентин не был уверен, что именно злило Рамиро. Его позвали на явно семейный совет, хотя он не был членом семьи. Его пришлось вести подземным ходом, при желании, он мог легко повторить их вчерашний путь. Наконец, он был братом Джастина. Так что предметом недовольства Рамиро могло быть что угодно из этого списка и миллион других причин, в конце концов, он мог просто не слишком доверять новому знакомому, но его вынуждало на взаимодействие отношение отца и сестёр. Валентин понял, что совсем не знает никого из них. Только главу семейства и то… Лишь в той области, где это касалось Джастина. Джастин… Он много рассказывал о своей невесте — худенькой подвижной девочке с острыми холодными глазами и таким же острым холодным рассудком. Он говорил, что полюбил её в тот момент, когда она смотрела ему в лицо пару минут, не моргая, а потом произнесла, как ни в чём ни бывало: «Вы не боитесь ни меня, ни смерти, хотя стоило бы — это мне по душе». Валентин знал, видел, почему ему стоит бояться Адель. Она способна убить человека и ничего не почувствовать. Но ведь и он способен. Они оба — убийцы. И такое ощущение, что будто бы ожидают смерти. Валентин не мог быть в этом точно уверен, но почему-то ему так казалось. Что-то было в её холодных глазах цвета голубого льда. Отпечаток смерти. Его смерти. Она и сама была чуточку мертва внутри. Как и он сам. Перед мысленным взором стояла Аделия — худощавая, бледная и печальная, с острым лицом и болезненно тонкими руками. Другой сказал бы, что такая дама стоит внимания лишь благодаря положению отца. Таким Валентин мысленно пожелал влюбиться в картинную красоту Изабеллы, а после бегать по всему городу от Рамиро и его «бешеной» шпаги. Нет, Аделия была дамой для ценителей здравого рассудка и правды. А так же для тех, кто не побоится призрака Джастина, что стоит у неё за спиной. Валентин не боялся. Он ведь был для него таким же родным, как для неё. Валентин сел на кровати и протёр глаза. С каких пор он смотрел на неё именно так — как потенциальную спутницу жизни? Раньше она была для него только невестой Джастина, а это табу, но теперь, немного пообщавшись с ней, он неожиданно для себя увидел, что она свободна. Да, Джастин всё время был рядом с ней, Валентин почти физически ощущал его присутствие, но он не отталкивал его, наоборот, он просто брал его за руку и тянул к ней. Валентин помотал головой. Было во всём этом что-то нездоровое. Насколько вообще правильно винить мёртвого старшего брата в том, что тебя тянет к девушке, которую он любил? Звон отвлёк от невесёлых мыслей. На окне сидел ворон и легонько постукивал по стеклу. Явно с каким-то намерением. Приглядевшись, Валентин заметил что-то белое на его лапе. — Ты откуда такой? — впустив птицу в комнату, он закрыл окно. — Явно же не дикий… Ворон с важным видом сел на спинку стула и посмотрел на хозяина комнаты так, будто тот был гостем. Валентин усмехнулся и скрестил руки на груди. Ворон же склонил голову набок и подёргал лапой. — У тебя для меня послание, — белое пятно, которое он разглядел раньше, оказалось листом бумаги, обёрнутым вокруг лапы и привязанным ниткой. Ворон кивнул с важным видом. Неужели понимал человеческую речь? Валентин, Мне почему-то кажется, что вы ещё не спите. Поэтому решила написать. Мы с Андресом подумали, что вы не захотите пользоваться потайным ходом слишком часто, тем более, что за вами следят, поэтому решили предложить вам такой способ связи. Самое важное, что вам сейчас нужно помнить — отец не единственный, кто принял вас в нашем доме. Мы все приняли. Даже Рамиро, какие бы рожи он ни корчил. Если хотите написать нам, привяжите к правой лапке. Если Рамиро — к левой. Иногда его письма может читать Лионель Савиньяк, но не переживайте насчёт этого, ему можно доверять. Главное — держите окно открытым. Стук не всегда можно услышать. И да, ворона зовут Николас, можно просто Нико. Доброй ночи, Аделия — Николас, — повторил Валентин. — Ни-ко, — удивительно тихо для каркающей птицы поправил ворон. — Нико, — согласился опешивший от самого факта такого диалога Придд. — Подождёшь? Мне нужно написать ответ… И снова Алва решали проблему за него. Валентин поймал себя на мысли, что начинает привыкать. Дурная идея. Пусть они хорошо к нему относятся, но нельзя же постоянно злоупотреблять их благосклонностью. Нужно хотя бы делать им приятно в ответ. Валентин зажёг свечу и достал лист бумаги. Нико одобрительно захлопал крыльями.

***

В этот вечер Лионель вернулся в свои комнаты позже обычного. Государственные мужи сегодня проявляли особенное внимание к его скромной персоне. Словно при дворе случилась эпидемия болтливости, а Савиньяк пропустил момент заражения. Сначала Леопольд Манрик потратил пару часов на теории относительно военных планов и успехов Первого Маршала, потом ещё час жаловался на то, что оный маршал относится к его благородному семейству с предубеждением, предпочитая Лучшим Людям общество старой знати, бергеров и своих подданых-кэнналийцев. Всё ещё обижался, что его сыну дали от ворот поворот, когда он сватался к Изабелле, понял Лионель. Ничего нового. Потом на уши присел Август Штанцлер — волновался о здоровье и благополучии Ричарда Окделла. Тот факт, что его отъезд кансилльеру поперёк горла, не был сюрпризом. Савиньяку тоже не понравилось бы, если бы его любимую игрушку столь наглым образом отобрали на неопределённый срок. Благо, его собственная наверняка уже сидела в их покоях… Так что осуждать его было бы лицемерием. Но Лионель осуждал. Следом за Штанцлером нарисовался кардинал Сильвестр. Тот не стал ни на что жаловаться, лишь намекнул, что, возможно, графу Савиньяку, как другу семьи Алва, стоит озаботиться разногласиями в вороньем гнезде. Лионель пытался понять, в чём, собственно, корень проблемы, не обращая внимания на то, что его в очередной раз сделали ушами и голосом Ворона в глазах общественности. Он обдумал всё, что последнее время слышал от птенцов, но так и не понял, о каких разногласиях речь. Кажется, последним из воронят с кардиналом беседовал Рамиро? У него и стоило спросить. Оруженосец обнаружился в их общей гостиной. Он сидел на диване и кормил изюмом сидящий на его плече фамильный символ. Попортит камзол в очередной раз, подумалось Лионелю. — Опять тайные послания? — сказал он вместо приветствия. — На столе, — Рамиро даже не смотрел на него, продолжая играть в гляделки с вороном. — Прочитай, тебе понравится. На столе и правда обнаружилось короткое письмо, написанное аккуратным мелким почерком почти печатными буквами. Он сразу обратил внимание на подпись. — Валентин Придд? — Ты читай, — проворчал в ответ оруженосец. Добрый вечер, Рамиро, Не уверен, насколько эта инициатива была согласована с вами, но Аделия прислала мне Нико, так что пишу вам пробное письмо. Если не ответите, я пойму. Уверен, вы не расположены к длинным ответам, поэтому задам вопрос, на который не осмелился бы при личном общении. Вы со всеми новыми людьми ведёте себя так, как бы это литературно выразить, неприветливо? Или только со мной? Не имея желания портить вам второй вечер подряд, Валентин Придд — Ты же вчера был на семейном совете, как он мог испортить тебе вечер? — спросил Лионель первое, что пришло в голову. — Дур-р-рак, — выразил своё очень важное мнение Нико. — Я вчера показал ему ход из Нохи, — Рамиро пожал плечами. — Иса хотела, чтобы Валентин был на совете. Адель её поддержала. — А меня не позвали, — Савиньяк усмехнулся. — Ревнуешь? — оруженосец посмотрел на своего монсеньора, запрокинув голову через спинку дивана, неестественно выгнув шею — почти как птица. — Я и так знаю, о чём вы там говорили, — Лионель пожал плечами. — Лучше скажи, что ты собрался ему отвечать? — Правду, думаю, — Рамиро на секунду задумался, глядя в потолок. — Что он пока не заслужил моего доверия. Но в связи с тем, что он нравится сестре и отцу, я готов за него умереть. — Ты и так уже один раз чуть не умер, — а вот этот ход мысли Савиньяку совсем не нравился — когда этот импульсивный молодой человек заговаривал о смерти, можно было не сомневаться, что беречь себя он не собирается. — Не надо с этим шутить. — Я и не шучу, — серьёзно ответил Рамиро, и Лионель сдался — этот рубеж давно был сдан без боя. — Ты прав, один раз я уже умирал. Именно поэтому не боюсь смерти. Это капризная дама с бесконечной силой и синими глазами. Не более того. Я не боюсь встречи с ней. Рокэ мог бы гордиться своим сыном в этот момент. Если бы сам не переживал по тому же поводу, что и сам Лионель. — Я знаю, Рамиро, — он опёрся руками на спинку дивана, нависая над оруженосцем. — И всё-таки, пожалуйста, не ищи с ней встречи. Любому из тех, за кого ты готов умереть, было бы приятнее, если бы ты прожил подольше. В том числе мне. Рамиро смотрел ему глаза, долго, с твёрдой решимостью. Другой стал бы спорить — взрослым мужчинам, особенно такого высокого рода, не пристало признаваться в столь явной симпатии друг другу. Злые языки могли бы окрестить подобные проявления чем-то гайифским, но здесь, один на один, можно было позволить себе быть честным, а злые языки могут вылизать собственные задницы, раз их привлекает такая романтика. Все так делали. Все скрывали свои истинные чувства. Но даже Валентин Придд в письме позволил себе больше, чем при личном общении. А Дом Волн всегда славился своей скрытностью. — Ничего не могу обещать, — с убийственной честностью выдал Рамиро в ответ на тираду. — Но я постараюсь. Ради твоего спокойствия. Лионель вздохнул — этот поганец был неисправим. И это обезоруживало. — Всё с тобой ясно, — приземлившись в итоге на подоконнике, Лионель решил сменить тему. — Расскажи мне ещё вот что. О каких разногласиях в вашем гнезде волнуется Его Высокопреосвященство? — Дур-р-рак, — тут же вставил Нико. — Хах, — Рамиро усмехнулся, то ли замечанию ворона, то ли вопросу монсеньора. — Не один Придд заметил, что я как-то не так к нему отношусь. Кардинал тоже. Теперь он думает, что сможет внести раскол, пользуясь тем, что я не всегда одобряю выбор моих сестёр. — Ты и выбор Изабеллы спать со мной не одобряешь, только что это меняет? — так вот оно, ваше высокопреосвященство, вот, чего вы хотели добиться… Что ж, удачи. — Именно, — Рамиро чуть скривил лицо. — Я могу сколько угодно думать, что то, что вы с Исой делаете, это своего рода инцест. Я так же думаю, что после старшего брата смотреть на младшего — это что-то глубоко не здоровое. Но они выбрали, — он говорил с убеждённостью, достойной проповедника. — Иса — тебя. Адель — Валентина, даже если он об этом не знает. Я буду защищать их выбор. Но Сильвестру об этом знать не обязательно. Лионель улыбнулся. Он знал, что Изабелла обожает Рамиро именно поэтому. Она ведь знала, что он осуждает, он сказал ей об этом прямо и чётко. Но лишь один раз. И она приняла к сведению. Мать же капала ей на мозги с регулярностью и настойчивостью, достойными лучшего применения. И как только Рокэ ещё не отучил её от этого за их… Уже двадцать лет. Лионель на минуту замер, осмысливая этот срок. Прошло уже почти двадцать лет с того момента, как на свет появились проклятые близнецы. Как Рамиро впервые посмотрел ему в глаза и засмеялся. Вся его жизнь проходила на глазах Лионеля. Но один момент отпечатался особенно хорошо. Даже слишком. Маленькое тело валяется на полу и истекает кровью. Где-то за дверью слышится детский голос, но Лионель не может его опознать и не хочет. Рокэ сидит тут же, на коленях, и просто смотрит, как из его сына вытекает жизнь. — Эй! — Ли не узнаёт свой голос. — Ты меня слышишь?! — пощёчина, сильнее, чем требуется, но ему всё равно. — Он ещё жив, слышишь? — Д-да, — Рокэ встряхивает головой и спускает рубашку с плеча сына. — Эмиль! — А? — Неси бинты, иголку с ниткой и что-нибудь от боли, — сосредоточенно произносит он и лезет пальцами прямо в дырку на груди сына. — Возьми у матери. Быстро! Эмиль выбегает и захлопывает дверь. Лионель смотрит в детские глаза и видит, что они стекленеют. — Эй! — накатывает паника. — Сядь, голову на колени, — Рокэ сосредоточен, но голос дрожит. — Он не должен терять сознание. — Рамиро? — Ли делает, как сказано, кладёт его голову себе на колени и шлёпает его по щекам. — Посмотри на меня. — Больно, — шепчет мальчик бледными губами. — Больно. — Всё будет хорошо, — отвечает ему Ли, не до конца веря в то, что говорит. Появляется Эмиль. Рокэ начинает колдовать. — Ли, — шепчет Рамиро. — Ли… Савиньяк моргнул и непонимающе посмотрел перед собой. Рамиро тряс его за плечи и звал по имени. С тех пор, как он взял этого поганца на службу, он был исключительно «монсеньором». — Ли, ты где витаешь? — похоже, он беспокоился. — Неважно, — Лионель вывернулся и оглядел гостиную за его спиной — ворона уже не было.