***
— Уже уходишь? Голос Аделии догнал его в тот момент, когда Придд спускался на первый этаж. Она опёрлась на перила локтями, и при таком взгляде снизу вверх её руки казались совсем тонкими, почти прозрачными. В темноте, при лунном свете, падающем из небольшого окна, её платье казалось ещё красивее, да что там, оно сияло, а сиреневая шаль и вовсе будто бы вобрала в себя все звёзды небосклона и переливалась, как метеоритный поток. — Ты бы хотела, чтобы я остался? — несколько шагов, и Валентин уже смотрел ей в глаза. — Надолго? — Я бы хотела, — Адель отвела глаза, и он увидел, что она слегка покраснела. — До утра. Неужели… От одних этих слов сердце забилось сильнее. Несколько часов назад она лишь робко целовала его, будто бы случайно, хотя он и знал, что это не так. Но теперь она хотела провести с ним всю ночь и говорила об этом вполне открыто. Валентин в очередной раз вспомнил, что семейству Алва плевать на приличия и условности. Любая другая влюблённая дама из высшего общества могла позволить себе лишь неловкие вздохи и короткие касания, в крайнем случае — красивые и неловкие метафоры в письмах, но Аделия Алва, пусть и не брезговала последними и даже ценила красивый слог, позволяла себе прямоту, на которую он сам редко мог решиться. Что это, воспитание Рокэ или её собственный характер? — Адель, — он аккуратно взял её за подбородок. — Это же… — Что тебя останавливает? — она моргнула, и её черные ресницы показались самыми длинными в мире. — Приличие, — Валентин не мог оторвать от неё глаз. — Мы ведь… Даже не женаты. — Я не поверю, что ты никогда не проводил ночь с женщиной без женитьбы, — она нахмурилась. — Это другое, — он взял её руки в свои. — Других женщин я не любил. — Ох, Валентин, — Адель на момент отвела глаза. — Я понимаю, но… В подобном ограничении нет смысла, — голубые глаза снова вонзили в него свои кинжалы. — Разве это правильно? Спать с женщинами, до которых тебе нет дела, но отказывать той, кого любишь… — Когда ты так говоришь, — он прижался лбом к её лбу. — Это и правда выглядит глупо… Не смотри на меня так, — её глаза были влажными. — Последнее, чего мне хотелось бы, это доводить тебя до слёз. — Пойдём со мной, — прошептала она, и он оборвал её речь поцелуем.***
— Представляешь, я теперь генерал! — Алонсо прогуливался по полю боя, и Фульгат спокойно шёл рядом, без всякой сбруи и седла. — Ты понимаешь? — Пф, — фыркнул конь, легонько толкнув его в плечо, будто бы понимая. — У меня теперь своя маленькая армия, — продолжил тем временем хозяин. — До сих пор удивляюсь… — Хы, — Фульгат качнул головой, будто говоря: «Не понимаю, чему ты удивляешься». — С тобой невозможно разговаривать! Конь топнул и припустил прочь, как бы намекая, что не хочешь разговаривать, не разговаривай, я пошёл. Алонсо потёр лоб. Если бы кто-то увидел эту сцену, нашёл бы его сумасшедшим. Обычно люди не общались со своими лошадьми, как с людьми, не вели с ними конструктивного диалога. Максимум, на что они были способны, это просто разговаривать с пустотой, а кони просто стояли рядом. Впрочем, даже те, кто назвали бы его сумасшедшим, вряд ли удивились бы такому обстоятельству. Ведь отца не назвал безумцем только ленивый. Чего же ждать от детей безумца, кроме безумия? Алонсо улыбнулся, глядя в небо. Глупцы. Им никогда не разгадать его замыслов вовсе не потому, что они безумны. Рокэ Алва не был сумасшедшим, всё, что он сделал — это отбросил концепцию «нельзя» в дальний угол и сжёг при первом удобном случае. Как он сказал буквально сегодня? По правилам нас ждёт поражение, так что попрошу о них забыть? Алонсо подумалось, что, пожалуй, никому, кроме него, не понять отцовский военный гений, у всех слишком много ограничений в голове, будь то моральные принципы или правила тактики и стратегии. Нет, тут же одёрнул он себя. Есть ещё один человек, которому доступно это понимание. Как ни удивительно, этот человек — Робер Эпинэ. Неужели для того, чтобы понять отца, нужно побывать по другую сторону баррикад? — Эй! — рядом затормозил Ричард, с трудом сдерживая Сону. — Алонсо, слава Создателю… — Что случилось? — не понял он. — Ты нам нужен, — Окделл едва дышал. — Монсеньор… Алонсо не стал спрашивать, что с ним, только сунул в рот два пальца и громко свистнул. Дикон зажал уши. Фульгат возник словно из ниоткуда, и он быстро запрыгнул на него, мысленно благодаря всех богов, что у его коня не слишком выпирает хребет. — Но!***
Девушка прижималась к нему под одеялом, и хотя жар страсти уже спадал, Валентин всё равно чувствовал, что может обжечься об её кожу. Адель же спрятала лицо в его шее и беспорядочно перебирала волосы своими тонкими горячими пальцами. Было хорошо, как никогда, и всё же… Нехорошие мысли воспользовались спадом возбуждения и настойчиво постучались в его разгорячённую голову. Сегодня это свершилось. Он опередил своего брата. Не сказать, чтобы он на самом деле пытался соревноваться с ним, тем более, мёртвым. И всё-таки это было так, ведь Джастин не имел шанса провести с ней даже одной ночи. Почему-то теперь ему казалось, что он украл у брата эту победу. Хотя Аделия была чем-то намного большим, чем трофей. — Вал, — позвала Адель тихо, и дыхание обожгло его шею. — М? — Не хочу портить момент, но, — девушка чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо, — мне кажется, ты сейчас… Не о том думаешь, — закончила она. — О чём же таком я думаю? — ему очень не хотелось, чтобы она читала его мысли, они ему совсем не нравились. — О Джастине, — ответила Адель медленно, будто не до конца уверенная в своей правоте. — Сравниваешь себя с ним. Возможно, даже соревнуешься. — Ох, Леворукий, — Валентин повернулся на спину и уставился в потолок. — Как ты это делаешь всё время? — Понимаешь, — она устроила голову на его плече и положила руку на грудь в районе сердца. — Младшие братья всегда сравнивают себя со старшими, хотят превзойти, выровнять своё положение, ведь старший брат всегда выше, просто потому, что он старший. У меня восемь братьев, старших и младших, я знаю, о чём говорю. Тем более, в нашей ситуации… Легко запутаться и впасть в иллюзию. Я долго думала, что меня привлекает в тебе то, как ты похож на него. Прости меня за такую мысль, — она уткнулась носом в его ключицу. — На самом деле, это неправда. — Но ведь мы правда похожи, — Валентин не хотел признаваться, что объяснял для себя природу её тяги к нему именно этим, но в какой-то момент заставил себя смириться с тем, что будет для неё лишь заменой. — Я думал, ты… — Нет, — она качнула головой. — Вы и правда похожи, даже мама замечала, что у вас одинаковые манеры и привычки. Это на самом деле так. Но ты не должен воспринимать себя, как замену Джастина. Ни для меня, ни для кого-то ещё. Вы разные, Валентин. — Мх, — он отвернулся — как Адель умудрилась так метко попасть в самую болезненную точку. — Посмотри на меня, Вал, — он послушался, и она поцеловала его, нежно, бережно. — Ты мне веришь? — Верю, — прошептал Валентин ей в губы. — Но не до конца понимаю… — Я люблю тебя именно потому, что ты отличаешься от него, — ответила Адель, водя пальцем по его груди. — Будь ты его копией… Мне было бы слишком больно даже смотреть в твою сторону. — То есть сейчас тебе больно, но не слишком? Адель поднялась, чтобы нависнуть над ним, и чёрные волосы легли на его плечи. Узкое лицо её было печально, но чёрные нахмуренные брови и поджатые бледные губы придавали ему решительное выражение. — Я не забываю о нём ни на секунду, — объяснила она. — Мне всегда больно и… Одиноко, наверное? Но разве это значит, что я не могу хотя бы попытаться быть счастливой? — Адель, — прошептал Валентин, касаясь её щеки пальцами. — Любимая, — добавил он, и она шмыгнула носом. — Я тебя понимаю. Мне тоже постоянно больно и одиноко без него. Давай… Может, попробуем стать счастливыми вместе? — Дурак, — Адель буквально упала на него, пряча лицо в его плече. Она заплакала. Он обнял её, крепко-крепко, будто надеялся сделать её частью себя. — Мы будем счастливы, я тебе обещаю, — прошептал Валентин ей на ухо. Адель не ответила, только прижалась к нему ещё сильнее, хотя куда уже сильнее? Он поднял глаза на мгновение, и ему показалось, что на подоконнике сидит Джастин и улыбается. Своей последней печальной улыбкой.