***
Август Штанцлер радушно раскинул руки, встречая Ричарда, но увидев, что следом за ним с трудом — он мог бы преуспеть не только в торговле, но и в актёрском мастерстве — из экипажа вышел Валентин, радость существенно померкла. Тем не менее, Окделла он обнял. И даже крепко. — Я опасался, что то ужасное столкновение с Рамиро Алвой разрушит вашу дружбу, — когда Валентин добрался до двери, Штанцлер пожал ему руку. — Приятно знать, что это не так. Дружба между Людьми Чести — это прекрасно, — он сделал приглашающий жест, и друзья вошли в гостиную, Валентин быстро занял лучшее из двух кресел, а Ричард, как самый молодой и здоровый из собравшихся, уступил второе кансилльеру. — Если вам удастся пронести её сквозь года, — продолжил он свою мысль. — Как это сделали Савиньяки и Алва… Талигойя будет спасена. Напомнить ему, что Савиньяки и Алва — тоже Люди Чести, причём ничуть не меньше, чем Придды и Окделлы? Нет, тут нужно что-то другое, пусть и не менее ядовитое. — Вы полагаете, до спасения Талигойи нам придётся ждать ещё двадцать лет? — Дикон сжал спинку его кресла, но Валентин и не думал прекращать. — Долго… Не факт, что мы доживём. Особенно те из нас, кто не столь молод и полон сил, как Дикон. — Если вы продолжите в том же духе, тоже не доживëте, — Штанцлер явно хотел его пристрелить, но вместо этого изображал заботу — всё ради того, чтобы Дик продолжал ему верить. — Я полагал, что в Доме Волн особенно ценят осторожность и благоразумие… Ваш отец ведь в последний момент отказался от участия в восстании Эгмонта Окделла. Столько хороших людей погибло из-за его осторожности… Воистину, в этот момент старый гусь превзошёл сам себя. Мало того, что обвинил его в неблагоразумии, так ещё и напомнил о «предательстве» Приддов во время восстания, видимо, рассчитывая настроить Ричарда против него. А как же прекрасная дружба между Людьми Чести, господин кансилльер? Разве не её вы воспевали буквально пять минут назад? — Эр Август, это нечестно, — а Дик, похоже, не поддался на его манипуляции, наоборот, кинулся защищать своего новоиспечённого друга. — Вальтер Придд ведь пытался… Увеличить шансы восстания на успех. И отказался лишь после того, как попытка провалилась. Разве нет? Не говорит, что это было покушение. Опасается задеть Валентина. Не говорит, но имеет ввиду. Так формулирует, чтобы все всё поняли. — Что ты имеешь ввиду, Дикон? — вот как, значит, про покушение ему сказал не Штанцлер… Кто бы сомневался. — Эр Рокэ рассказал, что перед восстанием на него было совершено покушение, — честный Окделл не мог соврать, тем более на такую тему. — Бесчестно, зато практично, так он сказал. Бесчестно, зато практично. В духе Дома Волн. Никто из троих не сказал этого вслух. Но все подумали. — Я не мог сказать тебе раньше, Дикон, — Штанцлер тут же принялся оправдываться. — Ты такой честный и светлый юноша, — ну конечно, как же не подлизаться к человеку с уязвлëнным чувством собственной значимости. — Ты бы не понял… Стал бы предвзято относиться к Приддам. А Людям Чести нужно держаться вместе. И не делать глупостей, — снова эта мелодия, сколько можно? — Мы не можем потерять последних наследников Великих Домов. — Вы полагаете, что можете быть более убедительны, чем шпага Рамиро Алвы? — Валентин не корчил оскорблённую гримасу, она получилась сама. — Поверьте мне, нет никого и ничего более терпеливого, чем волна. Рано или поздно, пусть через год или через двадцать лет, — он перекатывал в руке трость, но ему казалось, что это был нож. — Страна изменится. Трон займёт другой король. Так или иначе, я добьюсь своего. — Вы думаете, что кровожадность Рамиро через двадцать лет уменьшится? — на этот раз старый гусь позволил себе скепсис, знал, видимо, что Ричард опасался Рамиро. — Воистину, проклятое имя… — Я думаю, что нарекать кровожадность единственным мотивом его действий не слишком разумно, — Валентин оглянулся на Ричарда — тот выглядел потерянным, будто не знал, кого слушать. — Безусловно, я признаю, что это человек в высшей степени жестокий, — и это даже было правдой. — Но неужели вы думаете, что за три года службы под командованием графа Савиньяка он ничему не научился? — Валентин не был уверен, кому он это говорит, Щтанцлеру или Ричарду. — Бешеный пёс, каким вы его представляете, не выжил бы при дворе. — Пожалуй, вы правы, — согласился Штанцлер, видимо, ещё больше погружаясь в первобытный страх, который всегда испытывают гуси перед собаками, особенно бешеными. — Валентин, всё в порядке? — Ричард заметил, что Придд держится за живот и сдержанно морщится, и перепугался. — Тебе больно? — Я принесу обезболивающее, — Штанцлер выдавил улыбку и встал. — У старого и больного человека оно всегда должно быть. — Выпей, — когда хозяин вышел, Ричард наклонился к нему и достал висящую на шее колбочку. — Это противоядие. — Думаешь, он… — не находя слов от удивления, Валентин приоткрыл стеклянный сосуд с зелёной жидкостью. — Думаю, что есть яды, которые убивают через время, — прошептал в ответ Дикон. Валентин выпил всего каплю. Жидкость была мерзкой на вкус, так что отлично помогала корчиться от «боли». Когда вошёл Штанцлер, он бросил на него такой страдальческий взгляд, что старый гусь даже проявил искреннее сочувствие и погладил его по волосам, когда Валентин послушно осушил всю чашку с мутной жидкостью, похожей на молоко. Мерзкий вкус во рту немедленно сменился сладостью. Два зелья слились в одно. Валентин надеялся, что это его не убьёт. — Дикон, — пока Валентин «приходил в себя», Штанцлер наконец обратился к Ричарду. — Я хотел сказать… Твоя матушка хочет тебя видеть, — неужели он позвал Окделла для этого? — По её просьбе Эйвон Ларак несколько раз писал герцогу Алва. Я бы предпочёл, чтобы завтра ты уже был в пути, — чтобы он уехал без подарка для сестры, конечно, господин кансилльер, держите карман шире. — Если поторопишься, то Излом встретишь дома. В любом случае, — он скосил глаза на Валентина. — До отъезда не советую тебе появляться на улицах в компании Первого Маршала, — так вот о чём хотел поговорить старый гусь. — В следующий раз могут стрелять не в лошадь, а в оруженосца. Будь осторожен. Когда они снова оказались в карете, Ричард закрыл лицо руками и затих. Валентин, поняв, что он не состоянии внятно разговаривать, велел Хуану ехать к особняку Приддов. — Вкус изменился, — сказал Придд как бы между прочим, вырывая Окделла из оцепенения. — Когда выпил твоё противоядие, во рту долго держался мерзкий горький вкус. Но после обезболивающего он стал сладким. Не знаю, что это было, но думаю, ты должен знать. — Леворукий и все кошки его… — Ричард слегка потряс головой, но когда это не помогло, влепил себе крепкую пощёчину. — То есть мне не показалось. Он действительно хотел тебя отравить? — Лучше спроси у Рокэ… Ричард тяжело вздохнул. Похоже, спросить он хотел не только об этом.***
Несмотря на мрачные и загадочные события прошедшего дня, в момент, когда ликтор назвал его имя, Ричард почувствовал гордость. Пусть избавление от штандарта противника не было каким-то значимым подвигом, особенно в сравнении с другими, но всё же безумно приятно было быть замеченным и оценённым. Награждение проходило в Среднем Тронном зале и награды вручал сам король. От Рамиро Ричард знал, что королева традиционно не присутствует на подобных мероприятиях — они считаются не достаточно важными и при этом сугубо мужскими — но и кардинал, и кансилльер, и все Лучшие Люди были в наличии. Так же, как и послы других государств. В соответствии с инструкцией, которую кратко дал ему Ворон, Ричард встал на одно колено и поднял глаза на монарха. За спиной короля стояли, вытянувшись по стойке смирно, Лионель Савиньяк и Рамиро Алва — главные лица королевской стражи. До войны — целую жизнь назад, если быть честным — Фердинанд казался Дикону простым тюфяком, который по совершенно неясной причине именовался королём, но сейчас, в большой короне и горностаевой мантии король выглядел если не отцом государства, то хотя бы причастным к блестящей победе. В конце концов, именно он назначил Ворона Проэмперадором Варасты. — За блестящее умение в избавлении от штандарта противника на Дарамском поле, а так же за отвагу и верность, проявленную в ходе Варастийской кампании, — зачитал ликтор хорошо поставленным голосом. — Мы, Фердинанд Второй Оллар, награждаем Ричарда, герцога Окделла, орденом Талигойской Розы третьей степени. Монарх величаво прошествовал к коленопреклонённому герцогу и прикрепил ему на грудь красивый серебряный цветок с семью лепестками. Ричард склонил голову и слегка коснулся губами перстня на королевской руке. Всё согласно регламенту. — Мы поздравляем герцога Окделла, — на этот раз говорил Фердинанд. — И желаем вам дальнейших военных успехов. — Создатель, храни Талиг и его короля, — ответил Ричард, с удивлением замечая, что узурпатор — пусть ему служат такие великие люди, как Рокэ Алва, он ведь всё равно узурпатор? — доброжелательно ему улыбается. Отдав честь, Дикон вернулся в более безопасное место — по правое плечо от эра. Слева же стояла герцогиня в роскошном синем платье и с серебряными цепочками в волосах. — Молодец, Ричард, — Алва потрепал его по плечу. — Ничего не перепутал. — Спасибо, монсеньор, — прошептал он в ответ. Пока награждали других, более героических участников кампании, Ричарда вновь догнала тревожная мысль. Неужели эр Август на самом деле хотел отравить Валентина? Но почему? Потому что он не хочет поддерживать большинство Людей Чести, предпочитая им общество вороньего гнезда? А если в самого Ричарда стреляли по этой же причине? А если так… — Монсеньор? — М? — Рокэ скосил на него взгляд, сверкнули синие глаза смерти. — Вчера, — начал он не очень уверенно, но строгий взгляд заставил его собраться. — Стреляли… Вы ведь знаете, в кого? — В тебя, — подтвердил Ворон его подозрения. Ричард отвёл взгляд. Значит, Рамиро был прав… — У меня ещё вопрос… — Спрашивай, — награждения Рокэ не очень интересовали, а вот покушения на оруженосца — совсем наоборот. — Противоядие, которое вы мне дали, — Ричард придвинулся ближе, чтобы никто больше не слышал их разговора, — оно должно менять вкус после… Столкновения с ядом? — Да, — маршал нахмурился — начал до чего-то догадываться. — Оно должно стать сладким. Привкус зависит от самого яда… Ричард, — рука на плече оруженосца сжалась. — Что произошло? Тебя пытались отравить? — Я получил приглашение от эра… От кансилльера, — Ричард перевёл взгляд на Штанцлера, который скучал так же, как сам Алва. — Я хотел отказаться, чтобы не слушать про вас плохого, — герцогиня хихикнула. — Валентин предложил пойти со мной. Я дал ему каплю противоядия, когда кансилльер вышел принести ему… Снадобье от боли. — Вот как, — герцогиня сжала руку своего мужа, а тот произнёс лишь одно слово по-кэналлийски, и Ричарду почему-то казалось, что не было в нём ничего хорошего. — Держите его, Ричард… А то ещё кинется. — Не кинусь, — прошипел Рокэ, привычным движением потёр глаза и посмотрел куда-то в сторону трона. — Спасибо, что рассказал, Ричард… Второго мёртвого зятя у меня не будет. Рокэ явно хотел сказать что-то ещё, но… — Алонсо Алва, — изрёк ликтор.***
Рамиро, стоящий слева от трона, улыбнулся, хищно, зловеще, и приложил руку к сердцу. Его Величество не мог видеть это. Не мог знать, что за монстр стоит за его спиной. Впрочем... Лучше ему и не знать. Алонсо встал на одно колено и поднял глаза на короля. Он сиял, довольный своей причастностью к победе. В такой ситуации даже человек, который никак не правит страной, мог почувствовать себя лучше. — За успешное завоевание крепости Барсовы Врата, — глаза ликтора были совершенно пусты, он будто не понимал, что читает. — Мы, Фердинанд Второй Оллар, награждаем Алонсо, маркиза Алвасете, орденом Франциска Великого второй степени. Введённый ещё Октавием, вторым королём из династии Олларов, в честь своего героического отца орден давался за успешные осады и штурмы крепостей, взятие Барсовых Врат подходило для этого как нельзя лучше, но Фердинанд — а на деле, получается, что отец — наградил его сразу орденом второй степени, минуя третью. Безусловно, знаменитая сагранская крепость слыла неприступной, но… Не слишком ли? Или отец решил наградить его за Робера Эпинэ? Он же был вообще не при чём… — За командование отвлекающим отрядом, — как изящно кардинал — или кто писал эти указы? — назвал Золотой эскадрон, — и решающую роль в победе на Дарамском поле, мы, Фердинанд Второй Оллар, награждаем Алонсо, маркиза Алвасете, орденом Победителя Дракона третьей степени. Король прицепил к его чёрному походному мундиру второй орден и улыбнулся, по-доброму, как улыбался бы добрый дедушка, приготовивший внуку пирожки. У Алонсо никогда не было такого деда, но почему-то ему казалось, что Фердинанд именно такой. — За существенный вклад в победу, — теперь уже король говорил сам. — Мы, Фердинанд Второй Оллар, награждаем Алонсо, маркиза Алвасете, жёлтой перевязью и званием генерала от кавалерии, — теперь уже официально признанный генерал поцеловал руку королю. — Ваше Величество, — Алонсо склонил голову. — Я хотел бы обратиться к почтенной публике. Прошу вашего разрешения. — Извольте, — Фердинанд тяжело опустился на свой трон. — Говорите, генерал. Алонсо поднялся и оглядел зал. Офицеры Южной Армии приветствовали его, салютуя, даже маршал Ариго, который, с одной стороны, явно не радовался появлению ещё одного влиятельного генерала в своей армии, но с другой — наверняка был счастлив, что ему не пришлось рисковать своей паркетной задницей на настоящей войне. Почему вообще этот человек, которому самое место во дворце, стал маршалом Южной Армии? Только потому, что его сестра — королева? Алонсо направил свой взгляд чуть дальше. Рядом с ледяным лицом Вальтера Придда виднелись усы посла Кагетской казарии, а справа от него — невысокий скрюченный человечек, представляющий Гайифскую империю. Вот они, его основные слушатели. — Уважаемые господа, — произнёс он, глядя куда-то в ту сторону. — Видите эту шпагу? — он обнажил оружие, и уважаемые господа напряглись, только Эмиль довольно улыбнулся. — Именно этой шпагой я убивал на Дарамском поле. Убивал врагов Талига. Такова суть солдатской службы — защищать страну от врагов. И я буду защищать Талиг до последней капли крови, — резко взмахнув шпагой, он убрал её в ножны. — Убивать врагов Талига. Этой самой шпагой, — кардинал замер, будто перестал дышать, а кансилльер, кажется, боролся с сердечным приступом. — Создатель, защити Талиг и его короля. В нависшей тишине, где было бы слышно даже комара, раздались одинокие хлопки. Алонсо повернулся на звук. Отец аплодировал ему и улыбался. Так же, как до этого Рамиро.