Роза Ветров

Когда Изабелла вбежала в гостиную, сверкая красными глазами, Лионель удобно устроился на диване, а Рамиро взял гитару и уже собирался играть. Оценив ситуацию, она устроилась рядом с любовником и уткнулась носом в его плечо. — Белль? — Ли аккуратно коснулся её руки. — Не обращай на меня внимания, — прошептала она. Он обнял её за плечи и прижал к себе. Что-то довело её до слёз, что-то, наверняка связанное с тем, что вчера Кончитта приходила сюда и спрашивала, не видел ли граф Савиньяк младшую герцогиню Алва. Но ей сейчас не хотелось разговаривать. Если захочет — расскажет. Сейчас ей требовалось успокоить нервы. — Сыграй, — он встретился глазами со своим растерянным оруженосцем. — Что-нибудь новое, например. — Откуда ты знаешь, что у меня есть новое? — Рамиро усмехнулся и перехватил гитару поудобнее. Лионель усмехнулся, кивая на угол, где валялась груда исписанных оруженосцем бумажек. Тот лишь отвёл глаза и коснулся струн самыми кончиками пальцев. Мелодия была проникновенной и будто бы обречённой. Грустной даже по меркам Рамиро. — Певчая птица, — начал он, глядя в окно. — Ангел, попавший в силки, — отчего его потянуло на подобную лирику? — Радужный пленник коварной и ловкой руки, — разные глаза закрылись. — Посланница неба, прости, что я, — белые ресницы дрожали. — Поймал тебя, — в голосе его тем временем появилась нежность. — Что ты моя. Лионель скосил глаза на сидящую рядом девушку. Она удобно устроилась у него под боком, положив голову на его плечо. Почувствовав взгляд, она подняла глаза, и он утонул во влажной синеве. — Клетка твоя, — продолжил тем временем Рамиро. — Встанет вблизи окна, — на его губах появилась лёгкая улыбка. — Песня твоя птицам другим слышна, — ну спасибо на этом. — Кто-то в ней слышит смех, кто-то в ней слышит плач, — он приоткрыл глаза, глядя на парочку на диване из-под белых ресниц. — А кто-то в ней слышит шаги у дверей, — лёгкая пауза. — Это пришел палач. Изабелла слабо улыбнулась и коснулась губами его щеки. Лионель прижал её к себе покрепче и поцеловал в лоб. Похоже, именно эта песня была ей нужна, даже при том, что Рамиро писал её явно про себя. — И птица поёт, пока жив птицелов, — Рамиро повысил голос, давая понять, что это ключевая мысль. — И жив птицелов, пока птица поёт, — он смотрел на свою сестру, улыбаясь, и она улыбалась ему в ответ. — Птица и птицелов понимают без слов, когда обсуждают грядущий полёт… — Совместный полёт, — эхом ответила ему Изабелла. Наблюдая за ней, Лионель задумался, о себе ли поёт его оруженосец. Вернее, он-то имел ввиду себя, но что в этом тексте так привлекает Белль? Кем она себя видит? Птицей или птицеловом? — Радуйся крыльям за то, что крепки, — продолжил Рамиро, продолжая играть в гляделки с сестрой. — Радуйся прутьям за то, что в груди, — что-то кольнуло в груди, но Ли предпочёл проигнорировать этот сигнал. — Старуха приходит в начале весны… — Её веки красны, — добавила Белль, и в голову закралось подозрение, что мысленная связь в этой проклятой семейке есть не только у старших близнецов. — Она выпускает из клеток на волю, — с улыбкой пропел Рамиро. — Вещие сны. — И птица поёт, — ответила она, припоминая простой припев. — Пока жив птицелов. — И жив птицелов, пока птица поёт… — Кто из нас птица, а кто птицелов? — в рифму пропел Лионель, не уверенный, что хочет знать ответ на этот вопрос. — Знающим слово, — ответил Рамиро. — Не надобно слов. — Не надобно слов, — согласился Ли, вторя его голосу. Белль усмехнулась, прижимаясь к нему и перебирая его пальцы своими. Ли медленно выдохнул. Ужасно хотелось её поцеловать, но не перед Рамиро же! — Только не говори мне, что ты тоже боишься «малыша Рамиро», — она рассмеялась, будто по носу щёлкнула. — Ты… — не дав ей договорить, Ли поцеловал её — лучше уж так, чем эти её смешки. — Хах, — Рамиро ради приличия отвёл глаза. — Когда это ты начал меня стесняться? Савиньяк махнул на него рукой. Он и без того знал всё, что оруженосец хотел ему сказать. Тем более, как оторваться от её губ, когда она так открыта?

***

На кипельно-белой шёлковой поверхности постепенно намечался контур воронёнка. Тонкая чёрная нить уже очертила округлую спину, мягкие контуры новорождённых крыльев и длинные лапки с угловатыми коленями. Эми отложила чёрную нить и взяла серую — для клюва, но тонкая ткань выскользнула из пальцев. Она попыталась её поймать, но вместо тонкой ткани в её пальцах оказалась только игла. Эми закусила губу от боли и аккуратно вытащила металлическую занозу. Нельзя волноваться, напомнила она себе, сложив руки на животе. Нельзя. Новая жизнь внутри неё была ещё совсем крохотной, но сейчас самый опасный период… На ранних этапах жизнь могла оборваться от любого чиха. Именно так закончилась её последняя беременность. И предпоследняя. И многие до неё. Пять лет жена воина и мать многих детей жила между надеждой и отчаянием. Нельзя волноваться. Эми выдохнула и взглянула в окно. Ночная метель полностью скрывала всё, что могло скрываться за её тёмно-синим пологом. Неизвестность… Да, именно неизвестность мучила её. — Матушка? — А? — Эми вздрогнула — погружённая в свои мысли, она не заметила, как зашла дочь. — Ах, Адель… Извини. Я… — Что-то случилось? — Адель взяла её за руки и села на пол. — Случилось, — Эми не хотелось говорить об этом, но дочь смотрела на неё взглядом своего отца, так что сбежать не вышло бы, даже если бы она предприняла попытку. — Всё дело в твоей сестре… Иса сегодня не пришла ночевать. — Но ведь она так делала и раньше, — чёрные брови слегка приподнялись. — Оставалась на ночь у графа Савиньяка… — Да, но вчера он её не видел! — Ш-ш-ш, — Адель прижала её руки к своей груди. — Тебе нельзя волноваться. — Знаю, — Эми молчала примерно минуту, а затем продолжила. — Но Иса… Мы поругались. Я сказала ей, что если она ещё раз не придёт ночевать, может вообще не приходить… — Мама! — Знаю, милая, — Эми виновато опустила голову. — Я ужасная мать, да? Адель тяжело вздохнула и встала, чтобы обнять мать. Она уткнулась в грудь дочери и поняла, что больше не может сдерживаться. Пусть старшая дочь ведёт себя, как последняя падшая женщина, пусть шляется, где попало, так что даже Лионель без понятия, куда она подевалась, но это же Иса… Это её старшая дочь, её юная копия, её любимица… Как она могла сказать ей такое? Что, если она действительно больше не придёт? — Мама, не плачь, — Адель нежно перебирала её волосы. — Ещё ничего не потеряно… Ты же не думаешь, что Иса на самом деле больше не придёт? — А если… — Она ведь любит тебя, — уверенно отрезала дочь. — И ты её любишь… Рано или поздно, вы поговорите. Эми всхлипнула, сжимая её в своих руках. — Ш-ш-ш, — Адель гладила мать по голове. — Всё будет хорошо. Удивительно, подумалось ей. Когда они с дочерью успели поменяться местами?

***

— Я не могу заснуть и так бывает всегда, — когда настала очередь Ли петь, он не смог вспомнить ничего другого. — Когда восходит твоя одинокая звезда, — играл Рамиро, но когда это мешало петь? — Катящаяся вдаль на спицах лучей, далёкое светило беззвездных ночей, — его личное светило сидело рядом и облизывало влажные губы. — Я начинаю вспоминать. Белль подпёрла голову локтем. Она знала эту песню наизусть, но не подпевала, как и её брат. Потому что это была его песня и только его. — Мы были поджары, как пара гончих псов, — продолжил он с энтузиазмом, достойным лучшего применения. — Нас сводил с ума наш здоровый пот. Мы чуяли друг друга через стены домов и снились друг другу всю ночь напролет. Белль рассмеялась. Прошедшее время в этих строчках было неуместно, Ли чуял её сквозь стены домов и видел во снах до сих пор. И сны его было далеко не целомудренными. Она знала об этом. Она тоже видела его насквозь. — Мы боялись себя, мы дичились судьбы, — и до сих пор боятся, но больше не демонстрируют это публике. — Весь мир, кроме нас, знал нашу мечту, — Ли не знал свою мечту до сих пор. — Обнять эту ночь, когда все окна слепы, и раздавить в объятьях ее пустоту. Рамиро затянул проигрыш, и Белль воспользовалась этим перерывом, чтобы поцеловать его. Её губы имели вкус шадди и корицы. Горьковато-сладкий, как и все их отношения. — Но я сидел с тобой не касаясь руки, — не касаясь, потому что не на людях же. — Слушал твой голос как голос небес, — если бы Создатель был женщиной, у него был бы её голос. — Заполняющее музыкой город тоски, зовущее оленей в безвыходный лес, — кто бы ещё вспомнил про родовой герб в песне о любовной зависимости? — Ты бегущая вдаль, бегущая вдаль… Неужели тебе никого не жаль? — не жаль, и именно это в своё время привлекло Савиньяка. — Никто не может поспеть за тобой, за бегущей вдаль одинокой звездой. Ли поймал взгляд Рамиро. На губах его играла лёгкая полуулыбка, а глаза улыбались. Он ничего не говорил и всё понимал. Ему не нужно было ничего объяснять. — Я терпел много лет, но в одну из ночей, — Ли прикрыл глаза, представляя себе эту картину. — Я встал и бесшумно открыл окно, — у этой истории не могло быть счастливого конца, верно? — Держась за перила твоих лучей, я выполнил то, что мне снилось давно, — он замолчал на мгновение и выдохнул: — Я шагнул в пустоту. Белль отвернулась, не издав ни звука. Чтобы он не видел, как она плачет. — Но лунный бич ударил меня по рукам, — Ли казалось, что его трагедию слышит весь дворец. — По ногам хлестнула звездная плеть, — он откинулся на спинку дивана, будто его действительно ударили плетью. — И я понял, что мне ничего не догнать. Я понял, что мне слишком поздно лететь. Белль снова смотрела на него, её глаза влажно блестели, а ресницы дрожали. — И в этих окнах, что были прежде пусты, — конечно, у падения должны быть зрители, как же без них? — Я вдруг увидел глаза устремленные вверх, ловящие свет одичалой звезды в ответ на ее несмолкающий смех… И каждый из них шептал другое имя, каждый из них хранил свою печаль. Но мне казалось, что я делю вместе с ними, — он вдохнул для последнего рывка. — Одну и ту же звезду, бегущую вдаль. — Ты бегущая вдаль, бегущая вдаль, — присоединился к нему Рамиро. — Неужели тебе ничего не жаль? — Никто не может поспеть за тобой, — влажные синие глаза смотрели на него близко, слишком близко. — За бегущей вдаль одинокой звездой.

***

Время перевалило за полночь, Эмильенна успела придать шëлковому воронëнку более или менее узнаваемый вид и уложить малышей спать. Уже даже Рокэ вернулся с очередной попойки в компании, о которой Эми ничего не хотела знать. Но старшей дочери всё не было, и мать не находила себе места. Эми металась по гостиной от окна до дивана, где расположился почти спящий Рокэ. Она отправляла его в кровать, но муж категорически отказывался идти куда-либо без жены. — Леворукий, — она в очередной раз выглянула в окно. — Может, с ней что-то случилось? — Мне пойти поискать? — Рокэ в своём привычном стиле кинулся решать проблему… Насколько мог, конечно. — Сиди уже, — Эми махнула рукой. — Ты же заснёшь по дороге… Занесёт тебя снегом, и всё, прощай, Первый Маршал Талига. — Это была бы самая глупая смерть, — его голос послышался совсем рядом, и через мгновение она почувствовала перегар. — Всё с ней будет хорошо, — он обнял жену со спины, одной рукой обхватив плечи, а другой — талию. — Это наша дочь, Эми… Её так просто не возьмёшь. Эми отвернулась от его лица, чтобы не дышать перегаром. Как он исхитрялся, даже пьяным, быть таким… Таким собой. Она даже не знала слов, которыми можно было это описать. — Всё будет хорошо, — повторил Рокэ. Он прижимал её к себе, аккуратно поглаживая везде, куда дотягивался, и Эми потихоньку расслаблялась. За двадцать лет брака она привыкла к подобным нежностям, но сейчас её наконец догнала мысль. Насколько сложнее была бы семейная жизнь, если бы Рокэ не умел её успокаивать? Хотя, справедливости ради, двадцать лет назад он и не умел. — А вы чего не спите? — послышался долгожданный голос, и Эмильенна увидела свою дочь в вышитом серебром плаще и запорошенными снегом золотыми волосами. — Тебя ждём, — честно выдал Рокэ. Изабелла замерла в удивлении. Неужели действительно думала, что её больше не ждали? Эмильенна неуверенно подошла к ней и стряхнула снег с её волос. — Мама… — Милая моя, — не выдержав, мать обняла дочь и поцеловала в лоб. — Прости меня, — Изабелла вздрогнула в её руках. — Я не хотела… — Я знаю, — дочь подняла голову, и мать увидела, что у неё красные глаза, видимо, она уже успела всё выплакать. — Ты переживаешь… — Конечно, переживаю, — Эми положила руки на её горящие щеки. — Ты же моя дочь… Я тебя кормила, растила… — Но ведь это было много лет назад, — Изабелла непонимающе моргнула, и капелька упала с её ресниц. — Я ведь… — Взрослая, — закончила за неё мать. — Когда у тебя будут свои дети, ты меня поймёшь… Для матери не важно, насколько взрослые дети, она всё равно хочет оберегать их. Ты — моя дочь, я люблю тебя больше жизни… — Мама… — дочь прижалась к ней, пряча лицо в её плече. — Прости… — Милая моя… — Я же говорил, всё хорошо будет, — сильные руки Рокэ обхватили их обоих. — Папа, фу! Эми рассмеялась. Рокэ такой Рокэ.