***
— Смотри! Матильде не хотелось никуда смотреть, но голос Альдо звучал слишком возбуждённо, чтобы не обратить внимания. Она послушно взглянула туда, куда он указывал. — Кагеты? — уточнила она, глядя на две фигуры, укутанные в плащи с мехом, один из них был высоким и великолепно-усатым, другой — почти мальчишкой. — Они самые, — недолго думая, внук направился к ним, и Матильда, выругавшись себе под нос, последовала за ним. — Ваше Величество, — Альдо поклонился, как никогда до этого. — Приветствую вас. — Принц Альдо, — мальчишка чуть склонил голову. — Ваше Высочество, — его спутник поклонился Альдо и поцеловал руку Матильде. — И вы здесь… Мой казар Баата рад вас приветствовать. Казар не выглядел сильно обрадованным, но улыбку из себя выдавил. Безусый мальчишка, сколько ему лет? Четырнадцать? Почему казаром назначили его, а не старшего двоюродного брата? Это же он сейчас отдувался за двоих? — Сочувствую вашей потере, — продолжил тем временем Альдо, и Матильда с трудом сообразила, о чём речь. — Я слышал, Рокэ Алва застрелил вашего отца прямо на переговорах. Луллак — Матильда с трудом вспомнила его имя — нахмурился и явно хотел что-то сказать, но юный казар положил руку ему на плечо. Полминуты они переговаривались глазами, а затем… — Я принимаю ваши соболезнования, — Баата посмотрел в глаза Альдо, и он будто вздрогнул. — Такие потрясения сложно предсказать. Мой отец мог бы проправить ещё долго, но, — он оглянулся на Луллака, который стоял и жевал усы, — вы, должно быть, не слишком осведомлены о том, что произошло у горы Бакна. — Каюсь, Ваше Величество, — Альдо нацепил улыбку, хотя Матильда видела, что у него побелели губы. — Видите ли, — продолжил юный казар, с достоинством поправляя перчатки. — Мой отец очень не хотел оказаться виноватым перед Талигом. Поэтому он решил откупиться головами тех, кто защищал Барсовы Врата и сражался на Дарамском поле. Буквально, головами. Вывалил их прямо под ноги Рокэ Алвы. Матильда почувствовала, что к горлу подходит тошнота. Отрубленные головы появились перед мысленным взором помимо её воли. — У моих новоиспечённых родственников-бакранов есть обычай, — продолжил тем временем Баата. — Обвиняемого в преступлении должен судить их бог, Бакра. — В этом месте это звучит кощуственно, — нервно рассмеялся Альдо. — Обвиняемому в преступлении кладут на голову плод абехо, — он показал пальцами размер — чуть меньше яблока, чуть больше вишни. — Обвинитель должен стрелять. Если попадёт в плод — обвиняемый оправдан, если в голову — сразу и наказан. — Стрелял Рокэ Алва, — голос Луллака звучал глухо, как из бочки. — Обвиняемым наш дражайший Адгемар назначил меня. Альдо промолчал. Кажется, наконец понял, в какую яму угодил со своими соболезнованиями. Матильда сильно сомневалась, что кагеты пылали к нему тëплыми чувствами, но теперь… Без шансов. — Если позволите, — Баата поклонился. — Церемония завершилась… Мы хотели бы осмотреть город. Я не имел счастья здесь бывать. Когда мальчишка повернулся, чтобы уйти, и сделал два шага, Матильда всë-таки решилась. К Леворукому Адгемара и Алву! Важно ведь совсем другое, а этот балбес!.. — Подождите! — позвала она, стараясь, чтобы её голос не звучал жалко. Баата остановился. Сверкнули глаза цвета морисского ореха. — Робер Эпинэ, — выпалила Матильда. — Вы не знаете, что с ним случилось? Юный казар не ответил, только выразительно посмотрел на своего спутника. Луллак передёрнул плечами. — Я не знаю, Ваше Высочество, — ответил он с лёгким сожалением. — Последний раз его видели в Барсовых Вратах… Но и трупа не находили. — Трупа не видели, значит, жив, — с убеждëнностью идиота произнёс Альдо. — Правда, Матильда? — он приобнял её за плечи. — Хочется верить, — она вздохнула. Баата прикрыл глаза на мгновение и тут же открыл их. Святой Создатель, какие же у него длинные ресницы! — Если мы узнаем о местоположении господина Эпинэ, то сообщим вам, Ваше Высочество, — произнёс он твёрдо. — Это всё, что я могу вам обещать. — Спасибо… Кивнув на прощание, кагеты удалились. Матильда шлëпнула внука по руке, но тот лишь рассмеялся. Он всегда смеялся.***
Спустя пару поворотов Баата остановился и снял перчатку. Крупная снежинка упала на его ладонь. — Соболезнования… Он сжал кулак и резким движением ударил в каменную стену. Луллак аж отшатнулся. Неужели Баата был в такой ярости? В таком случае, его самообладанию можно было только позавидовать… — Соболезнования, Луллак, — уже спокойнее произнёс казар, оглядываясь вокруг. — Он вообще понимает… Хоть что-то? — обнаружив небольшую горку снега, он окунул в него окровавленную руку. — Я видел Робера Эпинэ. Это в высшей степени благородный человек… — Воистину, — согласно кивнул Луллак, внутренне содрогаясь от того, как его «маленький братик» издевается над своей рукой. — Человек с совестью. — Как он мог… С этим? — Баата даже не нашёл слов. — Насколько я понял, — тут Луллак мог полагаться только на объяснения Алонсо Алвы. — Вся история в том, что после смены правящей династии появилось много новой знати и старым родам это не понравилось. После последнего восстания Робер оказался здесь, в Агарисе. Пред светлые очи наследника «истинных правителей» Талига. — Должно быть, этот город сводит с ума, — Баата отряхнул руку от подтаявшего снега. — Иначе я этого не могу понять. Луллак не успел ответить — услышал шорох. И почему только они пошли гулять вдвоём, не взяв с собой охрану? От первой пули Баата уклонился, лишь немного отклонив голову. Вторая прошла в ладони от его уха. От третьей Луллак едва успел его оттолкнуть. — К стене! — крикнул он, и Баата послушно прижался к холодным холодным камням. — Они сверху! Казар молча вынул саблю — кто бы знал, что он носит под плащом саблю? — и выставил её перед собой, готовый отразить атаку. Луллак последовал его примеру. — Сдохни! — послышался возглас на талиг. Человек приземлился прямо рядом с юным казаром и ткнул в его сторону шпагой, не особо разбираясь, куда именно. Это была его последняя ошибка. Удар. Баата смотрит на шпагу лишь мгновение, а затем делает шаг в сторону, одновременно поднимая саблю. Резкое движение вниз — и рука валяется на холодной мостовой, а её бывший хозяин с воплями отшатывается и падает посреди улицы. — Что за… Трое его подельников уже успели спуститься. Луллак приготовился атаковать, но тут… — Шпаги, одежды, язык, — Баата смотрел вниз, и кровь с его разбитых пальцев стекала на клинок, смешиваясь с кровью врага. — Вы талигойцы. — И что с того? — послышалось из толпы, которая уже успела вырасти до шести человек. — Позвольте спросить, — даже не думая вытирать саблю, он подошёл к скулящему калеке. — Есть ли среди вас тот, кто считает себя Человеком Чести? В следующий момент он наступил на горло лежащему, затыкая ему глотку. Луллак поморщился. Некрасиво, зато ужасно эффектно. И эффективно. В духе приснопамятного Адгемара. — Моё имя Тристан Карлион, — вышел вперёд высокий молодой человек, которому Баата был в лучшем случае был по плечо. — Из Дома Скал. — Тристан Карлион из Дома Скал, — повторил Баата, надевая перчатку и беря саблю в обе руки. — Я, Баата-ло-Адгемар из рода Хисранда-Ханда, вызываю тебя на поединок. — Тебе хоть четырнадцать есть? — спросил кто-то, но вопрос утонул в предсмертных хрипах. — Он только что руку отрубил… Луллак внимательно оглядел эту команду. Молодые дворяне не старше двадцати, родились и прожили всю жизнь в Агарисе, на родном языке говорят только дома. Они никогда не видели страны, чьи мнимые интересы им вдалбливали с детства. Ничего общего с Робером Эпинэ. Баата сделал всё правильно. Со всей толпой им пришлось бы тяжко. — Я принимаю твой вызов, — Карлион вытащил шпагу и отвесил поклон. — Баата-ло-Адгемар. — Мой казар… Баата не соизволил ответить, только скинул плащ ему в руки, оставаясь в традиционном кагетском одеянии — замшевом плотном тулупе. Пусть, подумалось Луллаку. То, что этот талигоец выше на голову, ещё ничего не значит. Если юному казару удалось просто так отрубить человеку руку… Рост — далеко не главное. Что бы там ни считали отдельные казароны. Талигоец вытащил шпагу и, изобразив красивый пируэт, встал в боевую стойку. Баата отпихнул от себя задушенный его ногой однорукий труп и откинул волосы с лица. Большие глаза цвета морисского ореха смотрели твёрдо, да и боевая стойка, устойчивая, с саблей в обеих руках, внушала доверие. Луллак неожиданно для себя понял, что понятия не имеет о его боевом мастерстве. Адгемар всегда продвигал идею, что место правителя за столом, а не на поле боя, естественно, своего сына он так же берёг… Противник атакует прямым выпадом в грудь. Баата лишь слегка опускает плечо, наклоняясь в сторону клинка противника, и резко бьёт по горизонтали, вспарывая ему живот. Когда он падает на колени, пытаясь собрать выпадающие органы, казар резко разворачивает клинок и одним ударом сносит ему голову. — Мой казар? Баата поднял голову. Толпы и след простыл. — Что? — ответил он холодно. — У тебя кровь на щеке… Баата тяжело вздохнул и, зачерпнув снега с ближайшего куста, умыл им лицо. На мгновение застыл, глядя в небо. Одинокая снежинка опустилась на кончик его острого носа. Всё так же напоминая семена одуванчиков. — Ты был прав, — произнёс он с грустной улыбкой. — Город какой-то недружелюбный.***
Ночи Оллиоха были особенно красивы зимой. Полная, как настоящая невеста, луна имела обыкновение наполнять своим белым светом снежные заносы, заставляя их сиять. Мэллит наклонилась, набирая в ладони холодный пух. Напуганный её теплом, снег немедленно сбежал, приняв форму воды и пролившись сквозь пальцы. Она не сильно расстроилась — ведь таково основное свойство снега. Пустые улицы древнего города, тёмные и светящиеся одновременно, завораживали Мэллит. Хотелось прийти к любимому и пригласить на прогулку, познакомить его с другим, прекрасным ликом Агариса, но первородный Альдо сегодня должен присутствовать на какой-то церемонии… Ему было не до ничтожной. Мэллит не успела расстроиться этой мысли. Ниже по улице послышался крик. Она немедленно скрылась за ближайшим деревом, четыре раза по четыре возблагодарив Кабиоха, что наделил её благоразумием и надоумил надеть белый плащ. Кто-то пробежал мимо, и наступила тишина. Недолго думая, Мэллит пошла в противоположную сторону, туда, откуда слышался крик. Благоразумие благоразумием, но ведь интересно же. Никто не увидит её в зарослях, она ведь в белом плаще. Скоро Мэллит увидела то, что искала. Двоих людей в диковинной одежде. В таверне отца видела гостей из разных краёв, так что мгновенно опознала кагетов. Подойдя ближе, она поняла, отчего бежали люди. На каменной мостовой лежали два трупа. Один был без руки, другой — без головы. Один из кагетов, тот, что моложе и меньше, протирал окровавленную саблю. Так он… Мэллит хотела уйти подальше от этого страшного человека, сбежать, спрятаться, чтобы не нашёл. Но неожиданно для себя она встретилась с ним взглядами и не смогла двинуться с места. В тусклом свете полной луны его глаза казались чёрными, но вовсе не это привлекло внимание Мэллит. Убийца был красив, как первородный Альдо. Его глаза были глазами её любимого. Но как это возможно? Разве первородный не был последним из внуков Кабиоховых? — Думаешь, они действовали по приказу Альдо? — словно прочитав её самые потаённые мысли, произнёс убийца, отводя взгляд от Мэллит. — Или просто преисполнились патриотизма и решили устранить нас за союз с Талигом? — Всё может быть, — высокий кагет потёр свои великолепные усы. — Я сейчас ни в чём не уверен. Мэллит присмотрелась к трупам. Действительно, они одевались, как первородный и другие блистательные господа, как Робер… Но если они напали на кагетов, это значит, что человек с лицом первородного — не убийца, он только защищался… Но почему блистательным господам потребовалось убивать их? За союз с врагами первородного? И почему он говорит на талиг? Неужели чтобы ничтожная поняла? — Мой казар, — высокий замолчал, потому что названный казаром скривил лицо в недовольстве. — Баата, мы не можем оставаться здесь. Давай заночуем на корабле. — Луллак, — названный Баатой покачал головой. — Расслабься. Если принц Альдо или его великолепные друзья хотят меня убить, пусть попробуют, — он убрал саблю за пояс. — Я не боюсь их.