***
Алонсо склонился над грудой бумаг. Он сидел так уже с утра, и ни леди Арлетта, ни быстро уставший Арно-младший могли оторвать его от этого занятия. Почему-то ему нужно было прочитать всё до завтрашнего утра. Вспомнился Рокэ и его генеральное сражение. — Алонсо? — Робер зашёл с чайником и двумя чашками. — Я тебе шадди принёс… — Сам варил? — не поднимая глаз, спросил Воронëнок. — С помощью Эмиля, — прозвучало это почти как «с божьей помощью», и он усмехнулся — даже погружённый в раздумия, сын Рокэ мог улавливать иронию. — Если не возражаешь, я выпью с тобой. Алонсо не возражал. Наконец отложив последнюю бумагу, он аккуратно взял чашку обеими руками и прикрыл глаза. Белые ресницы дрожали от напряжения. Роберу подумалось, что стоило предложить ему макового чая, а не шадди, но, учитывая обстоятельства… — Сильвестр мне мстит, — он кивнул на три аккуратные стопки бумаг на столе. — Это за что же? — уточнил Эпинэ, будто речь шла о дальнем родственнике, а не о том, кто хочет его поймать и казнить… Хотя учитывая все гоганские истории о древней крови, Квентин Дорак и правда был его дальним родственником. — Когда я получил приказ умиротворить Эпинэ, — Алонсо отпил шадди, как ни в чём не бывало. — Я зашел к нему, чтобы потребовать полную информацию о происходящем. Мне показалось, я имею на это право. — Но ведь он тоже всё это прочитал, верно? — Иноходец скосил глаза на бумажные горы. — Да, но это за все десять лет… Робер чуть ни подавился. И Алонсо усвоил всё это за один день? Верилось не очень, но… — Зачем же ты так себя загрузил? — спросил Иноходец. — К чему такая спешка? Алонсо молчал несколько минут, раздумывая… О чëм? Насколько он вообще может поделиться своими измышлениями? Тем более, зная его трепетное отношение к совести самого Эпинэ, глупо рассчитывать на полную откровенность… — До прочтения всей этой груды я думал, что в твоих землях расплодились простые разбойники, — Алонсо говорил медленно, явно сочиняя свою речь по ходу дела… Врал или просто подбирал наименее удачные слова? — Но если верить тому, что здесь написано, существует группа людей, которые работают над свержением власти Олларов и их наместников и отделением Эпинэ от Талига. Но вот здесь, — он потряс последней прочитанной бумажкой, — говорится, что они считают таковым в том числе твоего деда. — Но он же герцог… — Посмотри сам, — Алонсо протянул ему донесение.***
Салихат поплотнее укуталась в шаль. На чёрной ткани были вышиты белые розы и две синицы… Матушка вышила ей этот платок на шестнадцатый день рождения. Теперь ей казалось, что это было в прошлой жизни. До того, как братья не вернулись с Дарамского поля, а матушка… Салихат прикрыла глаза и сделала два глубоких вдоха. Как можно тише, чтобы отец не заметил, как она волнуется. Нельзя было опорочить себя перед казаром. Достаточно того, что он уже знает о её позоре. Салихат опустила руку на живот, где уже два месяца жил будущий ребёнок. Она с ужасом вспоминала о том, как думала убить его. Как она могла… Малыш ведь не виноват в грехах своего отца, и в Книге Ожидания ясно сказано, что вызывать выкидыш равносильно убийству и матери, которые ненавидят своих детей, будут гореть в закатном пламени… — Ради Создателя, иди спать, — раздалось в дальнем конце зала, и, подняв глаза, Салихат увидела юношу в высокой шапке. — На тебя смотреть жалко, — высокий голос его не вызывал больших опасений, но она на всякий случай сделала полшага назад. — Мой казар, — елейным голосом поприветствовал отец, и Салихат едва удержалась от того, чтобы цокнуть языком — он так не разговаривал ни с кем из семьи, никогда. — По твоему желанию… — Вижу, — казар поправил шапку, и Салихат наконец-то смогла разглядеть его — гладкое мальчишеское лицо, острые скулы, аристократический прямой нос и огромные глаза цвета морисского ореха, серьёзные, как сама смерть. — Салихат, верно? Она молча поклонилась. Казар улыбнулся, слегка, едва заметно, но почему-то ей стало от этого тепло. — Або, я хочу поговорить с твоей дочерью наедине, — обратился он к отцу, и Салихат вздрогнула — остаться наедине с мужчиной, пусть даже и таким симпатичным… — Но, мой казар, как же… — Выйди, ради Создателя, — он махнул рукой, и отца след простыл. Салихат сглотнула. Зачем это? Почему наедине? Что ему нужно? — Салихат, — казар не смотрел на неё, был слишком занят бумагами на своём столе. — Твой отец сказал, что Шамиль обидел тебя. Это правда? — Д-да, — она переступила с ноги на ногу и чуть потянула поясницу — стоять так долго было тяжело. — И то, что я теперь беременна, тоже правда. — Мм, — он посмотрел на неё и взгляд его был пристальным. — Почему бы тебе не сесть? Он прочитал её мысли? Как такое возможно? Или просто заметил движение? Какая она неловкая… — Н-но здесь только трон, — робко возразила она. — Здесь никого, кроме нас двоих, — казар посмотрел куда-то в сторону. — И Айшет… Салихат проследила за его взглядом и заметила трëхцветную пушистую кошку, которая лежала на полу и внимательно следила за незнакомкой. — Она со мной уже шесть лет, — пояснил он с лёгкой улыбкой. — Айшет, — повторила она, и кошка приподняла ушки. — Я ей не нравлюсь? — Она пока не определилась, — казар вздохнул. — Я догадываюсь, что тебе неприятно было бы вспоминать… — он замолчал, не глядя на неё. — Мой брат… Помнишь ли ты, в какой день это было? Салихат помнила. Так помнила, что забытая было боль внизу вновь отозвалась во всём теле. Зачем ему… — Третьего дня Зимних Ветров, — ответила она, сминая шаль. — Пожалуйста, не заставляй меня… — Подробности мне не нужны, — казар достал чистый лист бумаги и принялся что-то чертить, нашептывая себе под нос. Салихат понемногу отпускала сжатые руки. Не столько потому что ему не требовались гадкие подробности, сколько от того, что ей было интересно, что такое он делает. — Занятно, — произнёс он спустя несколько минут. — У тебя родится мальчик. Так это был гороскоп! А казар-то тот ещё безбожник! Кошка у него, гороскопы из головы составляет… — Салихат, — наконец он смотрел на неё, и она не могла отвести взгляд от его колдовских глаз. — У меня есть к тебе предложение. — Ко мне? — удивилась она. — Не к отцу? — Его мнение меня в данном случае волнует в последнюю очередь, — отрезал казар. — Если бы я предложил тебе выйти за меня замуж, ты бы согласилась? Салихат почувствовала ком в горле. Ей не хотелось даже приближаться к каким-либо мужчинам, а тем более выходить замуж… И то, что казар был сказочно красив, вовсе ничего не меняло! — Я… — Кровью своей клянусь, не трону, — он смотрел серьёзно, ему нельзя было не верить. — Если сама не захочешь. — А как же… — Он будет моим сыном, — ответил казар, не отводя взгляд, гипнотизируя, не оставляя никаких вариантов. — Сыном казара. Защипало в носу. Салихат отвернулась, чтобы он не видел, как она плачет. Его кошка запрыгнула ей на колени, а казар сёл перед ней на одно колено. Он не касался её, только смотрел, снизу вверх, будто ожидая приговора. Салихат закрыла лицо руками. Как он может быть таким деликатным? Тем более с ней, практически падшей женщиной? Чем она, жалкая дочь второсортного казарона, заслужила такое внимание от самого казара? — Мой казар, пожалуйста, не смотри, — с трудом произнесла она и всхлипнула. — Какой стыд… — Ты можешь плакать, сколько хочешь, Салихат… Она вновь посмотрела на него. Правда? И он даже ничего скажет? Отец уже расчехлил бы свой набор ехидных замечаний. — Я надеюсь, — продолжил казар, без всякого пренебрежения глядя на её зарëванное и наверняка раскрасневшееся лицо. — Что со мной тебе не придётся больше плакать… Не могу этого обещать. Но надеюсь. Салихат закрыла рот рукой, чтобы не расплакаться ещё больше. Какой у неё выбор, в самом деле? Жить всю жизнь с отцом и его ехидством, к тому же с ребёнком? Или стать женой казара? — Клянёшься, что не тронешь? — она сама не заметила, как протянула к нему свободную руку. — Клянусь, — казар коснулся её руки только кончиками пальцев, нежно так, аккуратно. — Никто больше тебя не тронет, Салихат. Никогда.