***
— Ты уверен? — Алонсо спешился настолько стремительно, что чуть не упал. — У нас нет права на ошибку, помнишь? — Я подслушал разговоры, — Полурослик Джо отдал честь, нервно косясь на подозрительно молчаливого Фульгата. — Один из них сам сказал, что мирняка здесь больше нет, так что и смысла оставаться здесь не осталось. Генерал поморщился и бросил взгляд на столб дыма, что поднимался за ближайшей рощицей. «Мирняк», значит. Должно быть, бывшие дезертиры талигойской армии. А теперь — обычные бандиты. За таких даже Робер не будет переживать. — Мне нужна подробная схема, — Алонсо отломил сухую веточку от ближайшего дерева и протянул подчинённому. — Давай. Джо принялся чертить прямоугольники домиков, один, второй… Два ряда вдоль дороги, в одном семь домов, в другом — шесть. Единственный колодец во дворе самого большого дома. Небольшая деревенька, местные, должно быть, занимались охотой и кормились собственными огородами. А теперь «мирняка» больше не осталось… — Это дом сельского главы, — Джо ткнул палкой в самый большой прямоугольник. — Там, по всей видимости, засел атаман. — По всей видимости? — Алонсо сам не заметил, как снова стал хрустеть пальцами. — То есть ты не заходил внурть? — Дом двухэтажный, — он взъерошил свои рыжие кудри. — Я не смог заглянуть наверх… Прости меня, генерал. — Ничего страшного, — он качнул головой, глядя на схему, за которой прятались кровожадные бандиты и разрушенные судьбы целой деревни. — Сколько их там? — Несколько десятков, — отчеканил Джо, указывая на один из домов. — Здесь пятеро, здесь трое… Алонсо кивнул, слушая его краем сознания. Перед мысленным взором неказистые прямоугольники становились старыми деревянными домами, которых было так много в этой части Эпинэ. Джо утверждал, что хозяев этого места больше не существовало, но кто знает, кто остался там, на втором этаже, вместе с атаманом? Отца бы это не остановило, он бы просто сжёг всё до тла… Но Алонсо не мог себе этого позволить. — Пятьдесят человек поедут со мной, — прикинув, что этого хватит против нескольких десятков — край сознания насчитал тридцать семь человек — генерал влез обратно в седло и обратился к эскадрону. — Остальные — окружите деревню по периметру, — солдаты тихо отдали честь. — Никто не должен покинуть деревню. — Пленных не брать? — Джо поднял голову, и на мгновение Алонсо увидел в его глазах кровожадный блеск. — Ты сам сказал, — генерал тяжело вздохнул. — Эти люди вырезали всех мирных жителей, — он сжал поводья. — Думаешь, они заслуживают плена? — Нет, — ответил подчинённый, и эскадрон эхом повторил за ним.***
— Со всей ответственностью перед Создателем нашим и добрыми жителями Олларии, — громовой голос епископа Бонифация заполнил внезапно оживший зал до последнего уголка. — Я объявляю дебаты открытыми! — Благодарю, брат мой, — эсператист — кажется, его звали Оноре — ответствовал ему столь же сильным, но куда более мягким голосом. — Для меня честь присутствовать здесь перед сим честным народом. Айрис задумчиво склонила голову набок, как обычно делали Алва, и обвела взглядом толпу. Артур сделал полшага ближе, чтобы в случае чего вытащить её из всё наседающей толпы. Заметив это, она взяла его за руку. — Вы улыбаетесь, — сказала она с лёгкой усмешкой. — Почему? — Создатель един, — продолжил тем временем Бонифаций. — Делить его на ипостаси — суть идолопоклонничество. Артур повернул голову к собеседнице. — Епископ Бонифаций был с нами в Варасте, — ответил он, вспоминая, как священник, не скупясь на богопротивную лексику, гонял кагетов на Дарамском поле с пистолетом наперевес. — Не знал, что он здесь… И тем более, что будет вести дебаты. — Это должен был делать сам кардинал, — раздался он за спиной знакомый голос. — Граф Васспард, — Айрис сделала неловкий реверанс, а Артур молча кивнул — этот человек заслужил его доверие. — Не думала встретить вас здесь. — Отчего же? — Придд смотрел не на неё, а на епископа Оноре, который парировал пассаж об орденах истинно олларианским аргументом — о слабости разума человеческого. — Учитывая, какие книги вы нам принесли, — юная герцогиня сжала руку Артура, но почему она так переживала, он так и не понял, — я сомневаюсь, что вы исповедуете что-то из представленного, — она кивнула на трибуны. Граф покачал головой и сжал пальцы на изголовье трости. — Это событие государственное, не религиозное, — серые глаза смотрели холодно и серьёзно — сомневаться в его словах не приходилось. — Талиг предложил Агарису выбор — официально расширить свою паству или сохранить у себя Альдо Ракана, — он кивнул на вдохновлённого Оноре, который сложил руки на груди, словно сердце вот-вот выпрыгнет на взволнованную паству. — Агарис сделал выбор. — Люди Чести обычно относятся к Раканам лояльно или хотя бы нейтрально, — заметил Артур, глядя на ледяную маску, что Придд нацепил вместо лица. — Но не вы… — И правда, — задумчиво прошептала Айрис, потирая подбородок. — Если бы вы читали не только «Дочерей Кэртианы», вы бы не задавали этот вопрос, — граф слегка ухмыльнулся. — Но это не то, что я хотел бы обсуждать посреди толпы. Айрис обиженно поджала губы, а Артур с лёгкой улыбкой сжал её руку. Справедливое замечание, на самом деле… Намёк яснее ясного — король-то голый. Ракан, по всей видимости, не очень-то и Ракан. Но кто? И откуда об этом известно Придду? Придд приподнял голову к старому прохудившемуся потолку. Артур глубоко вдохнул, чувствуя, как тяжёлый холодный воздух с трудом проникает внутрь. Странное чувство… Похожее на то, что было в ночь награждения. Когда закат сошёл с ума. — Норай недовольна, — прошептал граф, бросив взгляд на Артура и Айрис. — Воздух будто становится водой… Чувствуете? — Да, — герцогиня потёрла шею. — Словно тону… — Нам уйти отсюда? — Артур сжал её руку. — Нет, — Айрис качнула головой. — Я хочу досмотреть до конца.***
За две недели после свадьбы Шамиль полностью пришёл в себя после отравления, а лицо Бааты приобрело обычные черты, как до приснопамятного удара дурацкой палкой. Не то чтобы Шамиль достаточно часто видел брата, чтобы наблюдать выздоровление своими глазами, но вечером в день Святой Октавии, один — или почти один? — в огромном соборе, он был совсем не похож на разряженного в золото жениха, каким его запомнил младший брат и большинство казаронов. В солнечном свете, играющем в цветных витражах с изображениями святых, в простом сером одеянии без дурацкой короны отца Баата выглядел будто бы меньше, чем обычно, более беззащитным, что ли… — Не ожидал увидеть тебя здесь, — подойдя на расстояние десятка шагов, Шамиль остановился, чтобы не слишком тревожить брата. Баата слегка повернулся, проводя взглядом по лицу брата, словно говоря: «А тебя не ожидал даже Создатель». Острый подбородок чуть вздрогнул, а затем на его лице появилась улыбка, странная, жёсткая, ненастоящая. — Арно сказал, что сегодня кардинал Талига и знаменитый эсператиский епископ проводят дебаты, — сообщил он будничным тоном. — Ну понимаешь, объединение церквей. Шамиль прекрасно понимал. После возникновения слухов о союзе опального принца Альдо с их покойным батюшкой, Агарис решил спешно откреститься от Раканов и подмазаться к недовольному большому соседу. — Пришёл помолиться за успех? — это прозвучало более иронично, чем нужно, но Шамиль ничего не мог с собой поделать — верилось в это с трудом. — За упокой души Адгемара, — усмехнулся брат. — Если нам повезёт, сегодня он увидит крах всех своих планов. Конечно… Баата всё ещё ненавидел отца. Даже называл его по имени. — Знаешь, — Шамиль встал рядом с братом и наконец увидел, что он стоит перед светлым ликом святой Октавии. — Когда я валялся… Ну, после кометы… — Мм? — брат скосил на него глаза. — Я видел несколько… Воспоминаний? Снов? — В них был отец? — слегка скучающий голос явно говорил о том, что жалобы Шамиля Баату не особенно интересовали. — Ты тоже был, — Шамиль поморщился, вспоминая неприятный сон. — Ты в очередной раз обыграл меня в шахматы… А отец только выдал мне подзатыльник и заставил продолжать. Не помню, сколько раз я пытался в тот день, но это не помогло. — Зависть — страшный грех, — брат рассмеялся, вспоминая свадебный тост. — Двенадцать раз, — слегка сморщив лоб, вспомнил он. — Ты это помнишь? — в это не очень верилось. — Помню, — Баата скрестил руки на груди, глядя не на брата, а в глаза святой Октавии. — В тот день я окончательно решил, что ты безнадёжен. — В тот день ты окончательно стал меня презирать, — поправил Шамиль с лёгкой усмешкой. — И это тоже, — видимо, атмосфера собора способствовала честности, поэтому Баата не стал спорить. — До того момента у меня были сомнения, что ты можешь обогнать меня не только в силе… — Зависть — страшный грех, — повторил Шамиль — отчего-то разговор о грехах в церкви был особенно приятным. — Ты ведь всё ещё презираешь меня? — Есть за что, — Баата поднял голову, и солнечные лучи накрыли его острое лицо светящимся одеялом. Золотые блёстки на его лице напомнили младшему брату о последнем поводе. — Салихат… — Салихат, — Баата прикрыл глаза, позволяя солнечному свету стекать по длинным ресницам. Шамиль отвернулся от него, глядя на икону. Почему-то светлое лицо святой Октавии имело черты его главной ошибки. Жены брата. Жены… — Ты когда-нибудь простишь меня за это? — Я не святой, брат, — Баата соизволил глянуть на него. — Но если Салихат простит тебя… Я подумаю. Шамиль почувствовал, как сдавило горло от досады. Конечно, сложно вылезти из той пучины чёрной ненависти, которая затянула их, но младший брат хотя бы пытался. Старший же даже не позволял себя вести. Так, нет, это точно не досада, это слишком похоже на последствия кометы… — Ты в порядке? — Баата нахмурился. — Хотя… — Ты тоже это чувствуешь? — удивился Шамиль. — Тяжесть, будто воздух медленно становится водой. — Да… — брат прокашлялся, но это, очевидно, не помогло. Жуткое удушение заставило его согнуться в три погибели, но когда он всё же смог встать прямо, в глаза бросилась пугающая деталь… Святая Октавия плакала кровью.***
Благочестивая паства собиралась вокруг эсператистов, раздававших священную воду. Валентин всё ещё тонул в воздухе, но теперь тревожная жидкость пространства теперь начала волноваться, словно кто-то кинул камень в воду. Волны накрывали его с головой, толкали к выходу, словно Норай призывала его покинуть это место… Но почему? Что именно её тревожит? Придд оглянулся на своих спутников, герцогиню Окделл и её доблестного стража. Сестра Ричарда всё ещё старалась дышать ровно, но вот Артур… Этот будто сходу привык к такому ощущению и настороженно смотрел по сторонам, высматривая всевозможные опасности. — Герцогиня, — он почесал руку и подтянул её поближе к себе. — Нам нужно уйти отсюда. — Почему? — не поняла она, удивлённо хлопая русыми ресницами. — Что-то случилось? — Нет, — Артур покачал головой. — Но у меня чешется рука… — он на мгновение замолчал, но потом решился. — Как тогда, в поместье Валмона. Валентин чуть сжал губы, так, чтобы не было заметно. Рамиро рассказывал, что тогда произошло. Как только налили опиумный чай, он схватил чашку вперёд своей герцогини и выпил… Значит, перед этим у него чесалась рука? А Алонсо знал, что у этого парня такая чуйка на неприятности? Или только на яды? Поднимая глаза, гордый сын вечных волн зацепил серым взглядом пустой небосклон. Молодая луна, что виднелась вдали, на момент растеклась опасеньем в душе. Что-то было не так в этой шумной толпе. Что-то словно шептало: «Беги, брат, беги!» В том углу, где эсператисты раздавали воду, кто-то закричал. Валентин не понимал, что произошло, но густой тяжёлый воздух толкнул его в сторону от пробежавшего мимо купца. Придд прижался спиной к ближайшей колонне и огляделся вокруг, ища путь к секретному ходу, ведущему в поместье Алвы. Сможет ли он вообще найти его? Краем глаза он увидел, как Артур одной рукой закинул Айрис на плечо, а другой достал шпагу. А потом — вспышка боли. И густая душащая темнота.