***
Черноволосая девушка с болезненно острыми плечами откровенно повисла на плече Алонсо, а тот обречённо молчал, глядя на то, как Золотой Эскадрон расстреливает учебный порох. Робер провёл пальцами по каменному подоконнику и повернулся к собственному столу. Широко открытая книга встретила его пустым взглядом пожелтевших страниц, заполненных аккуратными чёрными строчками с редкими проблесками кроваво-красных чернил. Иноходец захлопнул книгу и, недолго думая, убрал обратно в шкаф. Даже история его сегодня не увлекала. Впервые за многие месяцы своего заточения под тёплым крылышком у Арлетты он чувствовал себя настоящим пленником. Хотелось вскочить на коня и уехать за горизонт, подальше от этой уютной, но такой надоевшей тюрьмы. Робер опустился на стул и откинулся назад, надеясь, что падение на спину и удар затылком об каменный пол наконец закончат его бесконечные мучения. Но судьба и здесь повернулась к нему спиной, и добротная деревянная мебель устояла под его весом. — Леворукий, — выдохнул он и снова поднялся на ноги. — Каким образом… Следом за очередной книгой, которую он достал из шкафа, выпал одинокий маленький листочек. Робер аккуратно поднял его и увидел стихотворение, написанное витиеватым изящным почерком, какого он не видел никогда до этого… — Я — одинокий ворон в бездне света, — не без труда прочитал Иноходец. — Где каждый взмах крыла отмечен болью, — брови сами поползли вверх, когда в голову настойчиво постучалась мысль, кто мог такое написать. — Но если плата за спасенье — воля, то я спасенье отвергаю это. Здравый смысл подсказывал, что эти пропитанные пафосной болью строчки были написаны Рокэ, кто ещё мог бы называть себя вороном, да ещё и в таком контексте… Но всё это совершенно не вязалось с тем Алвой, которого он знал. Невозможно было представить, что он мог сесть и написать такое. — И я готов упрямо спорить с ветром, — продолжил читать Робер, всё ещё не очень веря своим глазам. — Вкусить всех мук и бед земной юдоли, — как будто святой мученик какой-то… — Я не предам своей безумной доли, — хотя эта строчка могла бы стать его девизом вместо официального. — Я, одинокий ворон в бездне света. Перед мысленным взором появились тонкие бледные пальцы, которые старательно рисовали эти завитки и прочие красивости, трепетно дрожащие в свете свечей. И пронзительно синие глаза, в которых, кажется, была влага… — Не всем стоять в толпе у Светлых врат, — ладно, это справедливо. — Мне ближе тот, кто бережет Закат, — и это тоже. — Я не приемлю вашу блажь святую, — с этим, кажется, Рокэ согласился бы с этим даже сейчас. — Вы рветесь в рай, а я спускаюсь в ад. Для всех чужой, я не вернусь назад и вечности клинком отсалютую… — Ты где это откопал? — раздался сбоку знакомый голос, и, обернувшись, он увидел в дверном проёме графиню Савиньяк. — Ох, Арлетта, — Робер даже вздрогнул от неожиданности. — Здесь… Между книгами. — Могла бы догадаться, — графиня закрыла за собой дверь и, с лёгкой улыбкой прошествовав в комнату, села на стул, с которого он только что встал. — Это ведь раньше была его комната. — Рокэ? — на всякий случай уточнил он, уже заранее зная ответ. Не утрудив себя ответом, Арлетта положила на стол кожаный футляр, в котором обычно хранили бумаги, и Робер к своему удивлению заметил вышитое сверху имя… Росио. Ни фамилии, ни титула, ничего. Только его сущность. Какой её видела эта женщина. — Вы собираете его стихи? — Хах, — графиня не могла не усмехнуться. — Я старая женщина, Робер. Что ещё мне остаётся делать? — Вы ничего не делаете просто так, — Робер, разумеется, не поверил. — Я чувствую подвох. — Ты всегда ищешь подвох, — Арлетта опёрлась локтем на стол и провела пальцем по изящно вышитым буквам. — Но его нет. Мне просто нравится ностальгировать о былых временах. — Почему он это написал? — Иноходец повертел в руках бумажку со стихом и протянул ей. — Мне сложно представить, что с ним должно было случиться, чтобы… Вы понимаете. — Ах, — ещё раз пробежав глазами по чёрным строчкам, графиня убрала его ко всем остальным бумагам. — Дорогой мой, Росио не всегда быть таким, каким ты его знаешь, — она слегка прищурилась. — Он тоже когда-то был молодым. Сколько же ему было, когда он это написал… Пятнадцать? Шестнадцать? — Он ещё не был женат, — догадался Робер. — Не был, — Арлетта улыбнулась. — Но уже встретил свою Эми… Её родители были не в восторге. — И поэтому он решил уйти в Закат? — он приподнял брови. — Не похоже это на него. — Нет, на них ему было плевать, — она покачала головой. — Но соберано Алваро считал, что это отвлекает Росио от действительно важных дел… Поэтому в какой-то момент он уехал из столицы и поселился здесь. Благо, её семья живёт здесь неподалёку. — Не в столице? — брови поднялись ещё выше. — Они всё ещё недовольны её выбором, — Арлетта пожала плечами. — Не все хотят для дочери дворцов, балов и маршалов, Робер. Кто-то хочет простой мирной жизни. Теперь картина становилась куда более настоящей. Робер увидел молодого Ворона, который, должно быть, стоял у этого окна и смотрел вдаль, пытаясь разглядеть в зелёных просторах заветный дом, где жила любовь всей его жизни. Но если плата за спасенье — воля, то я спасенье отвергаю это. Да… Теперь он верил, что это написал Рокэ. — Ему действительно казалось, что весь мир против него, — Арлетта улыбалась, тепло, будто речь шла не о чужом сыне, а о её собственном. — Излить свою боль на бумагу иногда помогает. — Думаете, у меня получится? Графиня встала и лёгким материнским движением заправила ему за ухо непослушную прядь. Губы сами растянулись в улыбку. — У тебя наверняка есть, о чём написать, Робер, — она погладила его по волосам. — Попробуй. Робер смущённо отвёл взгляд, ловя взглядом по-летнему яркое солнце. Из его жарких глубин на него смотрели золотисто-карие глаза в обрамлении рыжих ресниц.***
Место, где выросла роскошная, пахло ключевой водой и вечно-зелёными соснами, что тянули свои острые листья к голубому небу. Которое, казалось, вот-вот упадёт на голову. Мэллит сжала верёвки тонкими пальцами и оттолкнулась от земли. Горный ветер растрепал её волосы, заставляя зажмуриться от удовольствия. Простого удовольствия, доступного любому, у кого есть качели. Такая простая конструкция, но… Гениальная в своей простоте. Она откинулась назад, позволяя себе расслабиться и почувствовать ветер всем телом. Ветер и солнечный свет. Ведь даже солнце здесь казалось ближе. — Мэллит? — голос любимого послышался где-то сбоку, и она вытянула ноги, цепляясь за землю. Остановившись, ничтожная открыла глаза. Первородный Альдо, небрежный, в расстёгнутой жилетке и мятой рубашке, был особенно прекрасен в солнечном свете, а белый цветок в его руке… Добавлял красоты всей картине. — Первородный, — она почувствовала, как внутри разливатся тепло. — Вы искали меня? — Искал, — он улыбнулся самой очаровательной из своих улыбок. — Знаешь, что это такое? Мэллит послушно осмотрела цветок, но даже четыре раза по четыре перебрав всё, что отец рассказывал о различных травах, не нашлась, что ответить, а потому просто покачала головой. — В этих местах его называют анемоном, — любимый коснулся её волос, примеряя к ней цветок. — Цветок любви, — прошептала Мэллит первое, что пришло в голову. — Роскошная рассказывала, — тут же попыталась оправдаться она, — что его так называют. — Милая, — Альдо наклонился к ней и аккуратно коснулся губами наверняка покрасневшего лба. — Тебе не обязательно оправдываться… Я тебя не обвинял. — Простите… — начала ничтожная, но тут же осеклась и, не найдя нужных слов, замолчала. Первородный усмехнулся и припал к её губам. Его губы пахли кислым вином.***
Дети послушно рассаживались по каретам, и даже обычно буйные младшие близнецы смирно сидели на своих местах в той из них, где предстояло ехать ей самой. Старшие — точнее говоря, средние, но сейчас Эми больше хотелось называть их старшими — куда лучше понимали происходящее, поэтому и вовсе закрылись в своём экипаже, чтобы не попадаться на глаза родителям. И только малыш Арно, откровенно шмыгающий носом, не желал покидать рук отца. Впрочем, сам Рокэ выглядел не лучше. Пользуясь тем, что младший обнял его за шею, он уткнулся носом в его мягкое детское плечо, но Эмильенна видела его глаза… Ярко-синие, нездорово сияющие. Словно ещё немного — и он заплачет. Она отвернулась, чтобы не видеть этого. Потому что знала — если это произойдёт, если муж проронит хоть одну слезинку, любящая жена не сможет уехать. Душевная боль отозвалась в животе болезненным напоминанием, и Эми заставила себя повернуться обратно. Муж переживёт их расставание. Она тоже справится. А вот нерождённый… — Хватит, Арно, — словно услышав её мысли, Рокэ глубоко вздохнул и попытался поставить сына на землю, но тот даже не думал сдавать позиции — детские ручки сцепились в мощный капкан вокруг шеи отца. — Пора ехать… — Не хочу! — Арно стукнул его головой в грудь. — Не хочу ехать! — И почему же? — спросила Эми, подходя ближе и протягивая руки к малышу. — Тебе будет плохо, — выдал он, не уточняя, кому именно. — Не хочу! Встретившись глазами с мужем, она увидела то, чего не хотела видеть. Рокэ был полностью согласен с сыном, но заранее решил не мешать жене делать то, что она считала нужным… Он напьётся сразу же, как закроются ворота. Качнув головой, чтобы не заплакать самой, Эми обняла висящего на руках сына, позволяя Рокэ заняться его руками. Поняв, что родители объединились против него, Арно капитулировал и позволил ей взять себя на руки. — Всё будет хорошо, — он погладил хныкающего сына по голове и поцеловал его в лоб. — Твои братья и сёстры остаются со мной. Я не один. — Врёшь, — младший больше не кричал, только поджал губы и скрестил руки на груди. — Ш-ш-ш, милый, — Эмильенна слегка потрясла его, насколько позволило ослабевшее от таких коллизий тело. — Это ненадолго. Арно насупился, но промолчал. Не сказать, чтобы она сама верила в то, что говорила, но старалась звучать как можно убедительнее. И, кажется, сын ей поверил. — Иди в карету, милый, — Эми опустила его на землю и подняла голову. — Росио… — Молчи… Несколько слишком долгих мгновений он смотрел поверх её плеча, видимо, наблюдая, как Арно забирается в экипаж, а посмотрел жене в глаза. В синей глубине плескалась вода. Точно напьётся. Его губы коснулись её, робко, почти невесомо, а тёплая родная рука легла на живот. Это было обещание. Безмолвное и невыполнимое.