***
Безбожно коротко обстриженный черноволосый мальчишка сел в кресло, которое когда-то согрела своим присутствием юная герцогиня Окделл, и согнулся, опираясь руками на колени. Странно, неестественно, пугающе. Люди, освободившиеся от тяжкого бремени Загона, не сгибаются в три погибели… Они ходят с гордо поднятой головой, давая понять всем вокруг, что юность закатилась и перед ними открыты все дороги, от желанной генеральской перевязи до самых сладких красоток и самых дорогих вин. Такого стоило ожидать от новоиспечённого оруженосца, а тем более от сына Алвы. Марсель опустился напротив, на диван, не сводя взгляда с Андреса, который тем временем сцепил руки вместе и словно пытался заколдовать пыль на полу своим застывшим взглядом. Рокэ явно дал понять, что не собирается допрашивать его, более того, новоиспечённому капитану Южной Армии и офицеру по особым поручениям казалось, что отец и сын всё обсудили взглядами, а ни он сам, ни тем более бедный Ричард Окделл и не должны были ничего понять. Марсель сощурился. Что-то было не так. И он выяснит, что именно. Андрес будто не замечал его взгляда. Медленно, почти что лениво, он стащил с себя чёрные кожаные перчатки и положил их рядом, на подлокотник. Глаза сами зацепились за тонкие пальцы… И синяк на запястье. Холодная голубая глубина подарила ему озноб своего пристального взгляда. Мгновение — и мальчишка всё понял. Чёрно-белый камзол, наследие Загона, оказался на полу, грубая льняная рубашка отправилась следом. — Вот же… Плечи и спина были покрыты чёрно-фиолетовыми цветами синяков, Марсель насчитал не менее дюжины, но самый большой, бордовый, как запёкшаяся кровь, красовался на животе слева, казалось, будто его укусил неведомый зверь и оставил после себя весьма примечательный след. — Ребра целы, — как ни в чём не бывало отметил он. — Расскажи мне всё, — слова сами сорвались с губ. — Это приказ. Мальчишка бросил на него обжигающе холодный взгляд и тут же опустил его, с нескрываемым отвращением оглядывая своё подпорченное чужими усилиями тело. — Вы ведь не расскажете Дикону, монсеньор? — на мгновение Марселю показалось, что Андрес сейчас заплачет. — Думаешь, ему лучше узнать об этом от тех, кто тебя разукрасил? — он невольно усмехнулся. — Или, ещё лучше, от господина кансильера? При упоминании графа Штанцлера мальчишка вздрогнул, словно получил ещё один удар, и быстро сжал кулаки. — Я не могу, — голос его будто надломился. — Не могу признаться ему, что меня просто побили, как последнюю подзаборную собаку… Кем я буду после этого? — Если мне не изменяет память, а твой Дикон не соврал, — душевные метания юного Ворона почти умиляли, но вместе с тем вызывали весьма неприятное чувство — Рокэ никогда не было стыдно ни за что, и его сыну это тоже не шло. — Вы выпили на брудершафт не потому, что ты был непобедим. А из-за чувства справедливости. — Справедливости не существует, — где-то голубой глубине отчётливо проглядывался синий взгляд смерти. — Просто кучка никчёмных выродков посчитала, что может отомстить за мои победы на шпагах, а я не запомню их мерзкие голоса… Марсель почесал щёку, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Всё было именно так, как он предполагал… Сын Ворона ожидаемо превзошёл всех своих однокорытников на тренировочной площадке, и они ожидаемо остались недовольны. Глупо и даже нелепо было полагать, что нападение втихую, наверняка в тесноте кельи, может остаться тайной… Особенно если Андрес действительно запомнил голоса. — Если они надеялись забраться повыше в списке, то им это не удалось, — он окинул мальчишку взглядом. — Можешь одеться… И налей мне вина. Самоцветы из голубого льда сверкнули в его сторону, и где-то в глубине Марсель увидел искру благодарности. — Слушаюсь, монсеньор…***
Ричард резко дёрнул за поводья, и Сона протестующе заржала, едва удержавшись от того, чтобы подняться на дыбы. — Да успокойся ты, — ему всё-таки удалось сдержать дрожь в руках. — Я тоже не хочу туда ехать, поняла? — Пфффф, — Сона качнула головой, явно не считая его слова убедительными. — Вот же стерва… Когда Ричард коснулся ногами каменной мостовой, лошадь пихнула его в спину, будто говоря: «Иди уже, болван, я не хочу находиться здесь дольше, чем необходимо». Он тяжело вздохнул… Леворукий, уже даже какая-то кобыла его осуждает. Может, всё-таки не стоило?.. — Дикон! Но было уже поздно — господин кансильер заметил его и вышел на улицу, так что Дикону пришлось пересилить себя и позволить обнять себя. Отчего-то вспомнилась встреча с Андресом под полуденным солнцем… Тот тоже явно не очень хотел обниматься, но Ричарда так не передёргивало. Возможно, потому что Андресу он доверял, а граф Штанцлер… Чётких доказательств не было, но Валентин явно дал понять, что его пытались отравить. И ему Ричард тоже верил. — Эр Август, — он заставил себя улыбнуться. — Ты так давно не заходил, мальчик мой, — Штанцлер сжал его плечи так сильно, как не ожидаешь от старого больного человека, которым он себя представляет. — С тобой что-то случилось? — Не со мной, — Ричард оглянулся вокруг, ища спасения и не найдя его. — Мы можем войти? — Конечно, конечно… Знакомая гостиная, когда-то казавшаяся тёплой и уютной, сейчас казалось тёмной и даже враждебной, словно за креслом мог притаиться убийца… Ричард шлёпнул себя по лбу, строго приказывая отбросить глупые мысли. Попытка отравления — это одно, но убить герцога Окделла с помощью какого-то наёмника, да ещё и в собственном доме — это просто глупо. Глупо ведь? — Поверить не могу, что ты уже год служишь Ворону, — кансильер будто бы не замечал его мрачного настроя, словно не понимал, почему он пришёл… Это ведь не может быть правдой? — Столько всего могло пойти не так… — Кое-что пошло, — Ричард не хотел сейчас обсуждать пресловутого стрелка, но счёл нужным упомянуть. — Но я хотел поговорить не о себе… — Ох, — Штанцлер сложил руки на коленях в как будто бы молитвенном жесте. — О чём же… — Андрес Алва, — чётко произнёс он, и самоцветы из голубого льда словно сверкнули ему из-за спины собеседника. — Он вернулся не таким, каким уходил… Что случилось с ним в Лаик? Вы ведь что-то знаете об этом, эр Август? — пересилив себя, он добавил: — Вы всегда всё знаете… — Радостно, что ты это понимаешь, — кансильер смотрел исподлобья, словно собирался раскрыть ему какой-то постыдный секрет. — И хорошо, что ты заметил изменения… Сложно не заметить, когда человек, что ещё полгода назад улыбался и смеялся, теперь буквально выдыхает чистую ненависть… Как его старший брат в первую их встречу. — Что вы имеете ввиду? — Ричард почувствовал, как сердце пропустило удар — сейчас он узнает наконец, что с ним случилось. — Сын герцога Алвы столь же горд и одарён, как его отец… Вот чего он не ожидал от эра Августа, так это добрых слов относительно Андреса. — Другие унары, понятное дело, не столь талантливы, — продолжал он мягким, почти ласковым голосом. — Но юный Алва не был готов быть к ним снисходительным… Мне рассказывали, что он называл их бесполезными ызаргами и бил по ногам, когда они не могли встать… Ричард хотел возразить, но не стал. Андрес никогда не поступал так с ним, но кто знает… Ричард не мог себе представить, чтобы он… Если только до этого они не показали себя бесполезными ызаргами. — Так значит, он унижал других унаров, — Дикон прищурился, глядя в блёклые глаза человека, которого когда-то считал своим наставником. — И… Что было после? — Мне говорили… «Очень удобно, господин кансильер», — отчего-то голос в голове был голосом Валентина Придда. — «Как будто бы это не вы говорите». — Что они преподали ему урок… — Урок, говорите, — кулаки сжались сами. — Поверь мне, он заслужил его, — как можно говорить такие жуткие вещи таким голосом? — Нельзя унижать людей… Даже если ты сын Первого Маршала. Перед мысленным взором тут же возники драгоценные самоцветы из голубого льда. Холодный взгляд, полный ненависти… Герцог Окделл не был ребёнком. Он знал, что этот лёд — всего лишь замёрзшие слёзы. — Это не правда! — Ричард вскочил. — Он не мог… — Ты не видел его больше полугода, Дикон, — на лице Штанцлера появилось страдальческое выражение. — Откуда тебе знать?