***
Поле перед крепостными стенами было заполнено людьми, и вид их был далеко не мирным. Шамиль опёрся руками на ограждение, взглядываясь в эту вооруженную толпу. Отчего-то тот факт, что их окружал густой лес, разделенный лишь узкой полосой дороги, сжимал горло даже сильнее. Конечно, это не армия, всего сто человек, и всё же… — Спаси меня Леворукий… — Кто это? — раздался над ухом знакомый голос, но не было никакого желания даже смотреть, кто именно решил нагнетать панику в самый неподходящий момент. Словно отвечая на этот вопрос, к воротам грациозно вышел статный рыжий скакун и остановился так ровно, будто с рождения ходил строем. Всадник, не обременённый шлемом, поднял голову, явно выискивая на стене какое-то конкретное лицо. — Луллак… — Шамиль сжал кулаки. — Вот же… Тихий ропот звенел в ушах, и глупо было осуждать их за это. Никто из его друзей-собутыльников не знал, что он сделал несколько ночей назад. Сказать по правде, Шамиль и сам не мог осознать масштаб проблемы. Он ожидал, что Баата пришлёт за ним своих людей, но Луллака с армией? — Шамиль-ло-Адгемар из рода Хисранда-Ханда, — произнёс кузен чистым холодным голосом, тем же, каким брат прогонял его из Равиата. — Я знаю, что ты здесь и слышишь меня. Шамиль оглянулся на стоящих рядом друзей и буквально прочитал на их бледных лицах: «Мы не будем за тебя сражаться». Будто чья-то холодная рука сжала горло. Они нужен им, чтобы развлекаться. Но отстаивать его некому. Ещё и дядя уехал несколько дней назад… — Именем казара, — наконец встретившись с Шамилем взглядами, Луллак слегка нахмурился. — По обвинению в убийстве подданного союзного королевства Бакрии и присвоении имущества, ты должен быть заключён под стражу до суда, — он почти слышал голос брата в этих словах. — Сдавайся, и никто не пострадает. Ах, по обвинению… Шамиль весьма редко слышал подобные выражения, но это могло значит только одно — Баата решил не просто вернуть его домой и наказать, о нет… Брат решил судить его. Прилюдно, демонстративно. Со всей жестокостью. — Я… Боевой рог — явно не кагетского звучания — прервал начавшуюся было оправдательную тираду. Раздались выстрелы, строй тут же рассыпался, рыжий конь Луллака встал на дыбы и рухнул на землю, погребая под собой всадника. Шамиль сжал кулаки, чувствуя, как голова разрывается от противоречивых чувств. Конечно, Луллак хотел заковать его в цепи и отвезти на проклятый суд, но… Семья ведь? Послышался новый залп, и пришлось зажать уши, чтобы не слышать предсмертные крики коней. Сотни всадников явно было не достаточно, да и что они могли сделать против тех, кто скрывается в лесу. Лес — убийца кавалерии. А порох — тем более. Ещё Дарамское поле это показало. Когда дым наконец развеялся, Шамиль сбежал по лестнице, перепрыгивая через скользкие каменные ступеньки. Это не битва, это просто бойня… Шанс, что Луллак жив, умирал так же, как душераздирающе кричащие кони, но всё же не хотелось верить, что его потенциальные спасители — это ведь должны быть спасители? — не убили бы его… Не убили бы ведь?.. Шамиль замер на последней ступеньке, пораженный осознанием. Дядя, исчезнувший на несколько дней. Наше спасение, о котором он говорил. И это вероломное нападение… В той повозке было золото, то самое, что добыли на дне озера, осушённого Рокэ Алвой. Стрелки — дядины наёмники, возможно, из Гайифы. Такие принимают оплату лишь чистым золотом. Так, по крайней мере, говорил отец. Шаг на твёрдую землю не принёс облегчения. Амиран вслух говорил, что Шамиль должен быть казаром. Вовсе не потому, что Баата похож на огрубевшую девчонку, а уж он-то наведёт порядок твёрдой, истинно мужской рукой. Просто он — сын сестры. А Луллак Амирану никто. Когда сквозь щель между створками ворот пробился солнечный свет, Шамиль повернулся к ним спиной, направляясь внутрь. Тяжелые двери со скрипом распахнулись перед ним.***
— Блистательный! Стоило Роберу дождаться вечера и всё же выйти во двор, чтобы наконец поприветствовать герцогиню Алва, как он оказался в объятиях… Той, кого уже и не мечтал увидеть. — Ты жив! — золотые глаза сияли. — День за днём дочь моего отца четыре раза по четыре молила Кабиоха, чтобы он сохранил тебе жизнь… — Моего спасителя зовут не так, — Иноходец обнял её за плечи, осторожно гладя по аккуратно заплетённым рыжим волосам, и поднял голову. — Судя по всему, твоего тоже. Обернувшись и поймав глазами стоящего в отдалении Алонсо, Мэллит тут же отпрянула от него, даже почти оттолкнула… Воронёнок тяжело вздохнул. Во рту стало горько. Неужели снова… — Не смотри на меня так, Мэллит, — он нервно откинул волосы набок. — Ты вольна обнимать, кого хочешь… Тем более, что Робер и мой друг тоже. — Простите, — рыжая голова виновато опустилась, и Эпинэ так и не смог понять, обращалась она к нему, к Алонсо или к обоим. — Я… Тонкие пальцы сжали её хрупкие плечи, а острое лицо скрылось в рыжих кудрях. Он обнимал её, будто крыльями, укрывая от мира, успокаивая, даря ощущение защиты. Что-то внутри оборвалось. У Иноходца снова не было ни шанса, а он даже не знал, почему. — Ты вольная птица, — Робер явно не должен был этого слышать, но всё же надеялся, что эта его речь хоть как-то объяснит. — Я бы никогда не посмел следить за тобой и запрещать что-либо, — Алонсо чуть приподнял голову, и он увидел его глаза, холодные и злые, как никогда до этого. — Ты мне веришь? Мэллит обхватила его обеими руками и разрыдалась, пряча лицо в его плече. Робер сглотнул комок в горле, но это не помогло. Минут пять назад его мучил вопрос, как так получилось, что они вместе, но теперь… Что случилось с Мэллит? Почему она плачет? — Бедное дитя, — Арлетта нарисовалась рядом совершенно неожиданно, так что Робер даже вздрогнул, услышав её голос. — Иди ко мне… — Простите, — едва слышно прошептала девушка. — Я не хотела… — Мне нечего прощать, — произнесли они одновременно и посмотрели друг на друга, будто виделись впервые. Тишина нависла между ними, как удушающий туман. Арлетта тут же увела новоиспечённую подопечную, тихо говоря что-то об успокаивающих летних травах, но Алонсо и Робер не слышали её. Только смотрели друг на друга и молчали. Готовые убивать, и лишь один из них знал, кого… — Что с ней случилось? — прошептал Иноходец одними губами. — Альдо Ракан случился, — выплюнул Воронёнок, и успокоившееся было сердце вновь сжалось до кругов в глазах. — Альдо… Малая часть сознания попыталась было усомниться, но её искренняя истерика не позволила этой мысли зайти слишком далеко. Альдо сделал это с ней. Робер не хотел знать, что именно, но глаза видели правду — та, кого он любил всем сердцем, была сломлена и растоптана… Как тряпичная кукла, которая разонравилась капризному ребенку и потому лишилась руки. Или чего-то намного более важного. — Я должен тебе сказать, — Алонсо качнул головой, и Робер чётко увидел в его глазах синий взгляд смерти. — Я собираюсь убить Альдо. Иноходец долго молчал, силясь отыскать в глубинах сознания хоть крупицу сожаления или печали. Но не нашёл ни одной. — Почему должен? — спросил он просто потому, что тишина сжимала горло, будто водоворот. — Потому что ты мой друг, — Алонсо сжал его плечо, и звёзды в его глазах снова зажглись, будто никогда не было в них смертельной синей тьмы. — И ещё, — он отвёл взгляд. — Потому что ты любишь её. Несколько мгновений Робер смотрел мимо него, наблюдая, как не знающие его забот соловьи уже покинули свои гнёзда в глубине колючих розовых кустов и готовились начинать свои счастливые трели. Друг… Да, именно. — Если так… Позволь мне убить его, — выдохнул Иноходец, сам не ожидая от себя подобного. — Когда-то он называл меня другом… А ты, — он сжал острое плечо в ответном жесте, и получил в ответ горькую улыбку, — обещай мне, что будет любить Мэллит за нас обоих. Алонсо долго смотрел ему в глаза, словно пытаясь найти подвох. Но его не было. Наконец-то всё стало очень просто. — Обещаю, друг мой…