***
Когда Валме проглотил то, что по чистому недоразумению считалось завтраком, Ворон был уже в седле. Возле маршала крутились до неприличия бодрые оруженосцы — как будто бы один из них должен был быть с ним, но грешно было бы отрывать сына от отца, верно? — и не столь бодрые кэналлийцы. В ответ на классическое доброе утро Рокэ рассеянно кивнул. Он отнюдь не казался сонным, но пускаться в светские разговоры сегодня не собирался. Мысленно воззвав к Леворукому, виконт забрался на коня и последовал за маршалом. Копыта монотонно били по пыльной дороге, всадники молчали — Валме подозревал, что кэналлийцы просто дремлют. Сам Марсель спать в седле, к несчастью, не умел. Несмотря на ночь, которую только Алва мог обозвать утром, было жарко, и виконт старался не думать о том, что ждёт его к полудню. Маршал вёл отряд, чередуя кентер и рысь. Вдоль дороги тянулись живые изгороди, за которыми расстилались пастбища. Иногда из-за тёмной колючей стены доносилось сонное блеяние, и наследник Валмонов впервые в жизни подумал, что быть овцой не так уж и плохо. Алва обещал к полудню добраться до Эр-При. Там можно будет что-то съесть и проспать до вечера. Оттуда до Ургота рукой подать, то-то Фома удивится! Он ждёт Ворона с армией к концу лета, а он тут как тут, правда, без армии. Марсель так и не понял, был ли у Рокэ план и за какими кошками он так спешит, как какой-то курьер… К тому же поход был не слишком приятным, но, если быть до конца честным, виконт жалел о принятом решении только в момент, когда его будили. К тому же была надежда, что папенька зачтёт воинские подвиги за исполнение сыновьего долга и можно будет увильнуть от очередного посещения отчего дома. Почтительный сын принялся сочинять письмо дражайшему родителю, но Рокэ придержал коня и поднёс руку ко лбу, вглядываясь в сумеречную даль. Марсель проследил за его взглядом и вполне сносно присвиснул, так что Андрес даже подпрыгнул в седле. К ним резкой рысью приближались десятка полтора конных. — Кому-то не спится, — проворчал Ричард, потирая глаза. — Будем надеяться, урготам, — маршал привстал на стременах. — Лучшего места для встречи и не придумаешь. — Урготам? — не понял Валме. — Виконт, — вздохнул Рокэ. — Вам ли не помнить, какой сейчас час? — Не напоминайте, — проворчал Марсель. — Эти люди спешат, — продолжил Ворон. — На купцов они не похожи, а вот на гонцов — очень даже. В Эр-При вряд ли случилось нечто важное, зато Ургот и Фельп ожидают нападения. Ваши выводы? Ответить виконт не успел — Алва дал шенкелей, кэналлийцы последовали его примеру. Гонцы, если это и правда были гонцы, смешались, явно не зная, что делать: бежать, драться или разговаривать. Их можно было понять, на встречу с Вороном они вряд ли рассчитывали. По всем воинским законам Первый маршал Талига должен быть при армии, которая хорошо если успела выползти из Олларии… Всадники, однако, пришли к какому-то решению. От общей кучи отделился один и медленно поехал вперёд. Ещё пятеро выстроились в ряд и подняли мушкеты, недвусмысленно показывая, что готовы защищать парламентера. — Они прелестны, — Андрес пихнул Марселя в бок. — Прошу за мной, — Ворон лениво шевельнул поводом. Валме, предвкушая роскошный разговор, скопировал движение маршала. Всё-таки Алва аристократ до мозга костей — такая небрежность и вместе с тем такое изящество! Всадники съехались у облезлого деревца, с которого сорвалась недовольная птица. Чужак и правда оказался в мундире, видимо, урготском. Он уже открывал рот, собираясь что-то сказать, но Рокэ его опередил: — Итак, бордоны расколотили флот славного города Фельпа.***
Салихат нашла мужа в саду, там же, где несколько недель назад, с той же арфой, что и тогда. Тонкие бледные пальцы по-прежнему перебирали серебристые струны. Всё было по-прежнему. Но как-то иначе. Что-то было не так. В его лице, что стало жестче и холоднее. В его глазах, что потемнели, как остывший шадди. В его пальцах, что, кажется, слегка подрагивали. В музыке, что звенела, как роса на плакучей иве. — Дай же ещё одну ночь, — заметив её, Баата начал петь, и дрожащие руки сами легли на выпирающий живот, словно пытаясь защитить нерождённого от печали отца. — Ты будешь со мной, после — раскаешься, — бледные губы расползлись в грустной улыбке. — Время — веретено — колется в пальцах… Не засыпай пока. Салихат инстинктивно проверила пальцы, но они были гладкими. Что-то произошло. Что-то очень плохое. — Я не хочу уходить, — Баата качнул головой. — Четыреста долгих лет продлится зима, — его голос дрогнул, словно вокруг было не прекрасное тёплое лето, а те самые холода, о которых он пел. — Больше, чем можно простить… Больше, чем можно спасти из пустоты. Баата закрыл глаза, полностью отгораживаясь от неё. Что-то занимало его мысли. Что-то холодное и тёмное. — Дальше, только не плачь, — муж резко распахнул глаза, и Салихат не смогла оторвать взгляд от тёмной холодной глубины. — Я лягу на землю, в объятия холода, — он облизнул губы. — Ты будешь светла… Будешь мне солнцем из-под доспехов льда. Словно тёплый цветок распустился внутри. Даже в той тьме, которой он не собирался делиться с женой, Баата смотрел на неё, как на солнце… — Родная, — когда Салихат подошла, муж положил руку на её живот, поглаживая. — Ты здесь… — Любимый, — накрыв его ладонь одной рукой, она коснулась его волос второй. — Что-то случилось? — Я начал войну, — не стал скрывать он. — Войну, — что-то внутри сжалось от страха. — Но с кем? Баата поднял голову. Глаза его были ледяными.***
Чёрные кудри Вероники струились сквозь пальцы, и Мэллит, не выдержав соблазна, уткнулась носом в мягкий шёлк. Блистательная пахла бумагой и чернилами. И даже цветущие вокруг розы не могли этого скрыть. — Нравится? — Очень! — Мэллит даже не пыталась скрыть свой восторг. — Уверена, тот, кто возьмёт вас в жёны, будет восхищён… — Он уже… — Вероника отвела взгляд, прячась за длинными кудрями, как за шалью. — Вы же не знаете. — А? Она неловко зацепила пальцем непослушную тонкую прядь и слегка улыбнулась. На нежном девичьем лице появился румянец. Должно быть, у неё уже есть тот, кто возьмёт в жёны… А Мэллит с ним никогда не встречалась. — Ричард ещё не знает, что возьмёт меня замуж, — Вероника прикусила губу, явно испытывая неловкость от подобного положения. — Но все вокруг знают… Мэллит сжала её пальцы и прижалась плечом к плечу. Блистательная напоминала мягкого домашнего кота — пушистая, мягкая… И с острыми коготками, из которых незнакомый пока Ричард точно не вырвется. — Что с ним сейчас? — очевидный вопрос сам сорвался с губ. — Он служит моему отцу, — Вероника нервно дёрнула плечом. — Пока у них всё хорошо, но почему-то, — она на мгновение замолчала, пытаясь облечь призрачные ощущения в слова. — Я боюсь. — Почему же? — Мэллит слегка приобняла её за плечи. Альдо говорил о Рокэ Алве только плохое, но солдаты говорили, что он непобедим… Отчего же его дочь так боится? — Все в Талиге знают, что отец непобедим, — Вероника качнула головой. — Но не все знают, что смерть ходит с ним рядом, — острые плечи дрогнули. — Скрывается в его тени. Заглядывает через плечо… У Ричарда нет от неё защиты, понимаешь? Мэллит понимала не до конца, но искренне верила. Хорошо, что блистательный Алонсо не поехал с отцом… Хорошо ведь? — Я понимаю, — маленькая ложь никому не повредит, верно? — Но что мы можем сделать? Вероника не ответила. Но пухлые губы её расплылись в подозрительно ехидной улыбке.***
Ещё раз перечитав донесение из Кагеты, Его Высокопреосвященство кардинал Талига медленно поднялся со своего места и, подхватив со стола чашку остывшего шадди, обратил свой взор в окно. Там, ничего не ведая о бедах отчизны, шумела счастливая летняя Оллария. Погонщики кричали на лошадей, торговцы зазывали в свои лавки, а едва достигшие зрелости юные девы стыдливо выглядывали из-за цветных занавесок, поглядывая на облачённых в начищенные кирасы стражей порядка. Чистые небеса ласкали взор редкой белизной облаков. Всё располагало к беспечности и веселью. Сильвестр медленно вдохнул, вбирая в себя запах корицы и миндаля. Белль заварила его перед уходом… Часа три назад. Или уже четыре? Влив в себя глоток холодного горьковатого нектара, он прикрыл глаза, и сладкие навязчивые ароматы тут же родили перед мысленным взором столь желанный образ. Сейчас юная герцогиня, должно быть, прогуливалась по садам со своей коронованной по недоразумению подругой и вела невинные женские беседы, но здесь, в его кабинете, ограниченная лишь воображением, его нежная дева облизывала губы и аккуратно оглаживала плечи. О, он почти чувствовал мягкость её пальцев… Сердитое чириканье за окном заставило его открыть глаза. Две черно-белые ласточки дрались на подоконнике, но как только заметили человеческий взор, тут же разлетелись в противоположные стороны, оставляя после себя кучку серых перьев. Может, это какой-то знак? — Ерунда это всё, — сказал он вслух, одним глотком допивая остывший шадди. — Просто ласточки… Ворон посмеялся бы над ним. Кто бы мог подумать, Его Преосвященство фантазирует о юной герцогине вместо того, чтобы работать… Но Алва и сам наверняка не хотел бы решать проблемы Кагеты. Тем более, что сам их заварил, назначив казаром Баату. Хотя кто сказал, что Шамиль был бы лучше? Двое братьев, желающих власти, найдут причину сражаться друг с другом… Сильвестр ещё раз перечитал донесение. Если всё, что там написано, правда, уже через несколько дней, на вечернем приёме с послами Его Величество Фердинанд получит официальное письмо от Бааты, где в самых трагичных выражениях, достойных покойного отца, юный казар будет просить помощи у своего самого верного и надежного союзника в лице Талига. И к тому моменту у Его Преосвященства должен быть готов ответ. — Эй, — секретарь подпрыгнул от неожиданности, когда кардинал выглянул из кабинета. — Найдите мне графа Савиньяка. Срочно. Вернувшись за стол, Сильвестр снова поймал фантазию за хвост. Река, полная разноцветных огней. Блестящие копыта, высекающие искры. Что ж, посмотрим, умеет ли золотой олень плавать.