Роза Ветров

Проведя пальцами по изрядно размножившимся за последние дни платьям, Айрис не смогла удержаться от улыбки. Стоило Ричарду уехать с герцогом Алвой, как его сын, несравненный маркиз с разными глазами и ядовитой улыбкой, тут же совершил налёт на лучших портных столицы… Если во дворце узнают, многие будут недовольны. В особенности герцог Придд. Айрис поёжилась, чувствуя, как смертельно холодный взгляд уставших серых глаз впивается в её шею, и остановилась на тонком зелёном шёлке, что так нежно пристал к её тонким пальцам. Ко двору такое надеть нельзя, каждая придворная дама заметит… Благо, сегодня Её Величество в непомерной милости своей дала своей верной фрейлине выходной. И хвала Леворукому, ещё один день в компании кузины юная герцогиня просто не вынесла бы. Айрис взялась за вешалку и чуть ни выронила её, услышав подозрительно знакомый звон за окном. Внизу, во дворе, снова кто-то сражался… Тренировался, так сказал бы Ричард, но порой подобные тренировки выглядели так, будто бойцы пытаются убить друг друга. И сегодня звон металла о металл звучал именно так. Прижав платье к груди, чтобы не смущать возможных наблюдателей, Айрис подошла к окну. Внизу, рассекая воздух и поднимая мелкую летнюю пыль — обычное явление в столице, по крайней мере, по заверениям Артура — сражались две старших дочери герцога Алвы. Уже изрядно помятые и впитавшие висящую в воздухе росу длинные юбки насыщенно синего цвета кружили по двору, будто в танце. Но вместо вееров у девушек в руках были сабли. Что это значит, не было никаких сомнений. Адель не делала никакого секрета из того, что Ворон учил дочерей драться, но ещё Айрис провела слишком много времени с Изабеллой и понимала — темпераментной старшей сестре нужно было выпустить пар. Иначе она кого-нибудь убьёт. Но кого? Айрис сделала пару шагов назад и замерла посреди комнаты, обнимая нежный шелк, пахнущий свежестью и шоколадом. Здравый смысл подсказывал, что старшую подругу лучше не трогать, но очень хотелось понять… Неожиданное осознание ударило обухом по голове — проведя несколько месяцев во дворце, юная герцогиня всё ещё не до конца понимала происходящее. И теперь это было проблемой. Скинув ночную рубашку, Айрис облачилась в платье, с горем пополам умудрившись застегнуть корсет, и повернулась к зеркалу, что по её же собственному желанию занимало целую стену. Струящаяся изумрудная юбка приятно облегала ноги, а летящий светло-зелёный шлейф придавал её ещё больше воздушности. Узкий корсет поддерживал и без того ровную осанку, а нежные пышные рукава-фонарики создавали ощущение крыльев. И совершенно ничего не скрывали. Кое-как собрав волосы во что-то напоминающее косу, Айрис сбежала по лестнице в гостиную. Мира, до этого мирно спящая на диване, лениво подняла голову, а Ленни тут же покинула своё место у камина и подбежала к хозяйке, ткнувшись носом в её ладонь. Этому платью не хватало перчаток, определённо. Погладив обоих, Айрис выбежала на улицу и, не особенно разбирая дорогу, налетела на кого-то… — Прошу прощения, — тут же отскочив, она подняла голову и наткнулась на острые чёрные глаза. — Граф Савиньяк… Что вы здесь делаете? — Не суетитесь так, герцогиня, — граф, облачённый в чёрно-белый камзол королевской стражи, одарил её лёгкой улыбкой, в которой явно чувствовался сладковатый привкус яда, того же, каким был пропитан её возлюбленный маркиз. — Вы, хмм… — А? — Айрис прижала руки к груди, чтобы хотя бы слегка прикрыться от его острого взгляда. — К этому платью отлично подойдут изумруды, — заметив, видимо, что смущает её, Лионель отвёл взгляд. — Моя мать любит говорить, что они укрепляют целомудрие. Это начальник твоего любимого маркиза, — напомнил внутренний голос до странности ехидным тоном. — Бить его недопустимо. И бесполезно к тому же. — Кхм, — она скрестила руки на груди и отвернулась. — Вы невыносимы, граф. — Простите, герцогиня, — отвесив показательно низкий поклон, Савиньяк подставил ей локоть. — Прошу вас, проводите меня к Изабелле. Обиженно поджав губы, Айрис тем не менее взяла его под руку и направилась туда, куда изначально собиралась. Туда, где звенел металл. Лионель, словно действительно раскаявшись в том, что перегнул палку, держался скромно и даже не смотрел на неё. Только когда Айрис, завернув за угол, случайно наступила на собственное платье, он подхватил её за талию и аккуратно поставил на ноги. Будто завершил танцевальное па. — Осторожнее, герцогиня, — его губы вновь украсила неуловимая ядовитая улыбка. Айрис поёжилась. Почему-то прикосновения Рамиро не вызывали такой тревоги. Почему-то он казался безопасным. Почему-то ему было можно. — Не поймите меня неправильно, — качнув головой, Лионель нахмурился, глядя на неё намного серьёзнее, чем за минуту до этого. — Про изумруды — это всего лишь шутка, — она заставила себя поднять на него глаза. — Но малыш Рамиро говорит только о вас, поэтому… Я не смог удержаться. Айрис не успела ответить. Песня стальных клинков вновь зазвучала поблизости, и граф вскинул голову, словно почуял кровь. Аделия и Изабелла двигались по кругу, выставив сабли перед собой, сжимая их обеими руками. Волосы их были растрёпаны, а юбки — безнадёжно испорчены. Присмотревшись, Айрис заметила едва видимую дрожь в их тонких руках. Лионель качнул головой. — Всё же наши кузнецы совершенно не думают о дамах, — проворчал граф тоном знатока. — Вы когда-нибудь держали в руках оружие, герцогиня? — поняв, что она не понимает, о чём речь, он снизошёл до объяснения. — Только пистолет, — неохотно призналась она. Не говоря больше ни слова, Лионель достал свою шпагу и вручил Айрис. Приняв её с лёгким поклоном, она подняла клинок и, почувствовав опасную тяжесть, подхватила её второй рукой. Одарив её лёгкой улыбкой, граф Савиньяк поднял голову на танцующих с саблями девушек. Больше объяснений не требовалось.

***

— Бурраз-ло-Ваухсар из рода Гурпотай, посол Кагетской казарии! Его Величество король Талига чинно сложил руки на груди и скосил взгляд на кардинала, который сидел на своём законном месте и со скучающим видом изображал блаженного старца. Когда перед троном остановился высокий широкоплечий красавец с шикарными усами — гордость Кагеты, не иначе — и почтительно склонился перед ним, Фердинанд краем глаза заметил, как сжались и без того тонкие губы Его Высокопреосвященства. Значит, вот ради чего собрались все послы… А королю, как всегда, ничего толком не объяснили. — Ваше Величество, — голос кагета звучал под стать его внешности, навязчиво и звонко, как боевой барабан. — Сегодня утром я имел честь получить письмо от моего казара Бааты… Фердинанд пропустил мимо ушей полное имя новоиспечённого правителя Кагеты и прищурился, глядя на свиток, что продемонстрировал посол. Печать была на месте, но намётанный глаз заметил едва различимый скол у самого края. Кто-то уже успел вскрыть его… Кардинал или сам посол? Впрочем, какая в действительности разница? Король скосил глаза на чёрно-белую голову слева от себя, и Рамиро, безупречно верно уловив намёк, грациозным шагом спустился со ступеней, что отделяли трон от основной залы, и с поклоном принял свиток. Бросив вопросительный взгляд назад и получив лёгкий кивок, он сделал два шага назад и одним движением тонких пальцев сломал печать. Фердинанду тут же вспомнилась похожая картина полугодичной давности. Тогда Воронёнок зачитывал письмо своего отца, тоже из Кагеты. И так же стоял между королём и послами, будто закрывая его своими невидимыми чёрными крыльями. — Брату моему по бремени владыческому, благословенному Создателем Фердинанду, сыну Франциска, из рода Олларов… Уже в начале казар выдал потрясающую смесь традиционно кагетского и талигойского обращения, и «брату его по бремени владыческому» почудилось, что он чувствует тяжёлый острый взгляд незнакомых тёмных глаз. Хотя он ни разу не имел случая увидеть Баату в жизни… Или это всё из-за того, каким подозрительно драматичным тоном читал Рамиро? — Пребывая в бесконечной преданности и благодарности королевству Талиг и его Первому Маршалу, — это прозвучало довольно неожиданного, особенно учитывая, кто убил предыдущего казара, — я должен сообщить нашему другу и союзнику, что совместно с королевством Бакрия мы обнаружили несметные запасы золота на дне озера, осушённого вышеупомянутым маршалом. Фердинанд задумчиво потёр подбородок, едва удержавшись от того, чтобы неприлично цокнуть языком. Вот откуда взялась благодарность… Хитрый лисёнок увидел золото и решил очень удачно забыть о пролитой крови. Крайне разумно с его стороны. И довольно бессердечно. Или же… Он и до этого был в конфликте с отцом? — Первая партия искомого драгоценного металла должна была прибыть в Равиат с подданными королевства Бакрия, — тем же драматичным тоном продолжил Рамиро, и король не мог его осуждать — вряд ли казар стал бы писать ему затем, чтобы поведать, как у него всё замечательно. — Однако по дороге имело место беспрецедентное в своей хладнокровности преступление — жестокое убийство и похищение вышеозначенной партии золота, — Фердинанд почувствовал, как холодок пробежал по спине. — К моей величайшей скорби, не могло остаться сомнений, что преступником является мой младший брат, Шамиль. Король скосил взгляд на кардинала. Тот всем видом выражал спокойствие. Значит, знал… Как обычно. — Совершив это хладнокровное преступление, он скрылся у границы с Гайифской империей, — Баата не стал напрямую уточнять, что павлины были давними противниками Талига, но судя по выражению лиц послов, все поняли намёк верно. — Посланный мной генерал при попытке арестовать злоумышленника был взят в плен неизвестными наёмниками, вероятно, оплаченными похищенным золотом. Конхессер Гамблин издал протестующий вздох, но так ничего и не сказал. Конечно, ведь наверняка зная о его обязанности присутствовать на каждом собрании послов с королём, Баата, будучи истинным сыном своего отца, выбрал обтекаемые формулировки, звучащие явными обвинениями, но при этом не называющие виновных. — Наданный момент мне точно не известна ни численность наёмников, ни количество казаронов, что может оказать поддержку моему брату, — Рамиро демонстративно понизил голос, добавляя ещё больше трагедии этому рассказу. — Но могу уверенно сказать, что это ничто иное, как вооружённый мятеж. Лучшего названия не придумаешь… Фердинанд снова оглянулся на кардинала, который прожигал глазами конхессера. — Сбор верных короне войск может занять неизвестное по своей продолжительности время, — наконец перешёл к делу юный казар. — Вынужден с прискорбием признать, что войска королевства Талиг лучше вооружены и подготовлены. И имеют лучших полководцев, — услышал король между строк. — Со всем почтением к заслугам и трудностям королевства Талиг, — Фердинанд почти видел, как Баата поклонился и так и остался в согнутом положении. — Я вынужден просить о помощи в подавлении мятежа. — Возмутительно, — всё же не выдержал Гамблин и, насмотревшись на Рамиро, поднял глаза к королю. — Талиг не имеет права вмешиваться во внутренние дела сопредельных стран. — Никто не имеет такого права, — громко и спокойно возразил кардинал. — Однако казар просит помощи… Талиг покажет себя ненадёжным союзником, если останется в стороне. Король снова потёр подбородок. Замечание это было справедливо, однако Южная армия уже отбыла из столицы под командованием Эмиля Савиньяка, а Ворон исчез ещё раньше… Разумеется, существовала ещё Северная, но насколько она была готова к походу? И кто поведёт её в поход? — Полагаю, Талиг имеет возможность помочь брату моему Баате? — утончил он, не обращаясь ни к кому конкретному и надеясь, что у Сильвестра уже есть план. — Северная армия готова выступить на днях, — но ответил почему-то не кардинал, а капитан королевской стражи, и, повернув к нему голову, король увидел каменную маску и горящие огнём чёрные глаза. — В этой связи я, Лионель, граф Савиньяк, вынужден просить Ваше Величество снять с меня полномочия капитана королевской стражи, которыми я имею счастье обладать, — голос его, холодный, жесткий, звучал в голове боевым барабаном, — и назначить меня командующим Северной армией, — низко поклонившись, он бросил тяжёлый взгляд на кардинала. — Полагаю, что никто не справится с этой задачей лучше меня. В наступившей тишине чётко послышался вздох и невысказанное ругательство. Несомненно, это был Рамиро. — Если это ваше искреннее желание, граф, я не смею удерживать вас, — прозвучало это насквозь фальшиво, так что даже глухой понял бы. — Но кто же займёт ваше место? Выпрямившись, граф Савиньяк повернулся к залу и, проследовав за его взглядом, король наткнулся на его бывшего оруженосца, который так и замер со свитком в руках. — Рамиро, маркиз Монанеро, — уже более человеческим тоном выдал новоиспечённый командующий Северной армией. — Никто не справится с этой задачей лучше тебя. Воронёнок бросил взгляд сначала на бывшего начальника, затем на короля и остановился на кардинале. Чёрный глаз его ничего не выражал, но с синём чётко промелькнула тёмная тень… Из-под белых полупрозрачных ресниц смотрела смерть.

***

— Белль, — нежный выдох в искусанные губы и новый поцелуй, ещё жарче предыдущего. — Ли… Тонкие руки обнимают его за шею, а длинные пальцы впиваются в затылок, до боли сжимая волосы. Пользуясь классическим мужским преимуществом — размером — он опрокидывает её на кровать и ложится сверху, придавливая горячее напряжённое тело под собой. Соскользув с её губ, Ли медленно проводит языком по её тонкой шее и, оставив лёгкий поцелуй между ключицами, утыкается носом в солнечное сплетение, сжимая пальцами её грудь. Прячась в ней от мира, в котором они не могут быть вместе. Белль нежно гладит его по волосам, не подгоняя и не настаивая, просто наслаждаясь его присутствием. Её сердце бьётся быстро, с каждым ударом будто бы забивая гвоздь в беззащитную спину. Это последний раз вместе. Он знает это. Этого не изменить. Резко поднимаясь, Ли входит в неё, и высокий искренний крик наполняет комнату. Белль притягивает его за волосы и целует, почти кусаясь, словно пытаясь отыграться за все ночи, что была не с ним. Она обнимает его ногами, и он, прижимаясь к ней всем телом, медленно двигается вверх-вниз, ни на мгновение не отрываясь от её губ. Чувствуя кисловатый привкус вина и металлический — крови. — Белль, — он облизывает губы, но ни мгновение не прекращает движение. — Радость моя… — Твоя… Она не спорит, не отнекивается, не сопротивляется его власти. Только покорно принимает и получает удовольствие. Её глаза, смертельно синие, ещё более яркие, чем у Рокэ, неотрывно следят за ним, словно сохраняют в памяти каждую деталь… Словно завтра его уже не будет на свете. Она знает. Это последний раз. Разрядка бьёт по голове неожиданно, как внезапная новость о чьей-то до нелепости случайной кончине. Они оба вздрагивают и замираю, глядя друг на друга, тяжело дыша и до конца не веря в происходящее. — Ли, — шепчет Белль, касаясь пальцами его губ. — Мм? — он не двигается, боясь спугнуть эту маленькую нотку искренности в её голосе. — Обещай мне, — она облизывает губы. — Обещай мне, что не погибнешь.