***
Белль в простом белом платье гуляет по цветущему полю. Собирает маки. Тонкие длинные пальцы аккуратно ломают мягкие стебли, покрытые белым ворсом, а босые узкие стопы медленно плывут сквозь мягкую траву… Кажется, вовсе не касаясь земли. Ли окликает её, и Белль оборачивается, улыбаясь так легко и беззаботно, словно нет ни Сильвестра с его ревностью, ни дворца с его интригами, ни войны… Красный букет в её руках слегка дрожит от ветра. Он поднимает руку и обнаруживает в ней другой мак… Белый, как горные снега. Лионель закрыл глаза рукой, силясь удержать уходящий сон. Но утро было неумолимо. И армейский побудочный рожок — тоже. Он сел на постели, потирая пульсирующие от боли виски, и, приложив нечеловеческие усилия, всё же открыл глаза. В маршальском шатре ничего нового не обнаружилось, а сквозь криво завешенную штору, закрывающую вход, пробивались безбожно белые солнечные лучи. Несомненно, это утро. Для снов больше нет времени, даже для самых приятных. Когда Лионель нашёл в себе силы покинуть постель и даже успел натянуть сапоги, в шатёр заглянул его адъютант, бесцветный, как комнатная моль. Раздражённо отправив его за шадди, маршал размял плечи и запрокинул голову, не цепляясь взглядом ни за что конкретное. Если бы Рамиро всё ещё был рядом, жизнь была бы не настолько невыносимой. На глаза попался так и не распакованный свёрток, что ему вручила Белль. С того самого момента, как он оказался у него в руках, Ли не чувствовал в себе сил открыть его, словно это заставило бы его нарушить приказ и вернуться обратно во дворец, под её тёплое крылышко… Но сегодня, всё ещё вылавливая в окружающей обстановке смутные очертания красных маков, он осознал — она с ним. Нет нужды возвращаться. — Вот же… За несколькими слоями оборачивающей ткани обнаружилась рубашка, белоснежная, как мак из его сна. На груди, там, где сердце, красовалась изящная золотая вышивка — олень с ветвистыми рогами, устремлённый в небо в волшебном полёте. Но вовсе не это вызвало у него удивлённый выдох. — Всё в порядке, монсеньор? — за спиной снова возник адъютант, и Лионель с большим трудом подавил в себе желание его стукнуть. — Пошёл вон, — прошипел он, и тот ретировался, оставляя после себя сладковато-горький запах свежего шадди. Маршал развернул рубашку, всё ещё не веря своим глазам, но те и не думали его обманывать. На месте верхней пуговицы сверкала алая ройя.***
Голос гран-дукса гремел настолько же яростно, насколько вчера был полом елея, а генералиссимус поддакивал, вгоняя красавца Просперо в самые глубокие пучины уныния. На пару с генералиссимусом они скакали вокруг него, как два сердитых петуха вокруг третьёго, ощипанного почти до смерти. Разумеется, как и говорил Алва, взять Паучий холм не удалось. Марселю было почти жаль генерала, но невыносимая жара и ещё более невыносимая головная боль не добавляла ему сочувствия к кому-либо, а тем более к тому, кто имел в себе достаточно наглости, чтобы смотреть на Рокэ, как на врага. А ещё — Ричард Окделл. Этот мелкий мнительный засранец сидел на соседней скамье рядом с Андресом и внимательно слушал словоизлияния Кампаны, сделав серьёзное и даже скорбное лицо… Тоже не добавляя Марселю хорошего настроения. Ведь именно его богатая фантазия в союзе с весьма трогательной заботой о младшем друге создала виконту куда больше проблем, чем Дуксия, Паучий холм и бордонские дожи вместе взятые. С войной Рокэ наверняка разберётся сам, а вот с гайифскими фантазиями своего оруженосца… Марсель прикрыл глаза, отгораживаясь от происходящего, и попытался воскресить в мыслях вчерашнюю ночь. Если Окделл и был в чём-то прав, так это в том, что Валме правда не помнил ровным счётом ничего после четвёртой бутылки… А элементарная математика подсказывала, что если на полу шесть пустых бутылок, значит, и выпили они шесть. Может быть, конечно, после четвёртой сам виконт заснул, как сурок, а его оруженосец с горя выпил ещё две… Но, если быть совсем честным, то верилось с трудом. — Господа, — Рокэ махнул рукой, вырывая сидящего рядом Марселя из раздумий, и убийственно холодным тоном обратидся к собравшимся. — При всём уважении, — которого он, разумеется, не испытывал, — я не готов обсуждать кампанию здесь и сейчас. Потрясающе, просто великолепно… А для чего тогда всё это? Чтобы послушать невнятное бормотание Просперо и гневные речи Ливио? — Но почему?! — возмущённо воскликнул гран-дукс, разом лишившись всего петушиного задора. — Извольте объясниться… — Юноша, — Ворон, тем не менее, продолжил сидеть, хотя по местным обычаям обязан был встать. — Расскажите им. Когда Ричард поднялся на ноги и сделал ещё более серьёзное лицо, чем до этого, Валме едва удержался от аплодисментов. Одно дело, когда вас унижает величайший полководец Золотых Земель, невыносимая вредность которого очевидно идёт вместе с незаменимостью, но совсем другое — безусый зелёный юнец. И вы не посмеете его тронуть, потому что оный полководец относится к нему, как к сыну. Марсель слегка улыбнулся. Если Дикон сейчас задаст им жару… Пожалуй, можно будет простить ему гайифские подозрения в их с Андресом сторону. Если, конечно, извинится. — Позвольте мне начать издалека, господа, — голос Дикона звучал уверенно, словно это была его собственная идея. — Во время кампании в Варасте сын Первого Маршала, генерал Алонсо, — тогда ещё не генерал, но сейчас это было не существенно, — успешно провёл похожую операцию… Конечно, Марсель слышал эту историю ещё от самого генерала, но какое отношение это имеет к нынешней ситуации? Он оглядел собравшихся, собирая в корзину своего внимания озадаченные, возмущённые и неожиданно заинтересованные лица. Среди последних самым ярким был, разумеется, Просперо Фракки, которому срочно требовалось оправдание. И он впервые за сегодняшнее утро получил возможность его найти. — В ночном нападении есть три слагаемых успеха, — Ричард будто бы читал лекцию неразумным корнетам. — Сила и слаженность наступающего отряда, качественная огневая поддержка и элемент неожиданности. Просперо цокнул языком, словно что-то только что понял. Марсель, к собственному стыду, не мог разделить его победу. — У меня нет причин сомневаться в доблести генерала Фракки и его людей, — у Валме некие сомнения были, но он не стал их озвучивать, дабы не перебивать юного оратора. — Работа артиллерии тоже не вызывает вопросов, — не зря учился у генерала Вейзеля, да? — А это может значить только одно, господа, — Дикон понизил голос. — В этом зале есть предатель. В нависшей гробовой тишине послышались одинокие хлопки. Марсель скосил глаза на Ворона. Он улыбался.