Когда Берт доложил, что некая дама срочно —
прямо посреди урока с прекрасным маркизом, неслыханно — желает её видеть, Айрис ожидала увидеть кого угодно, от навязчивой кузины до самой королевы, но только не эту нервную женщину в потёртом сером платье, которое подошло бы скорее нищенке, чем благородной герцогине и вдове Человека Чести…
Услышав шаги на лестнице, стоящий у дверей дядя Эйвон поднял голову, а мать, до этого сидевшая на диване и бросавшая беспокойные взгляды на портрет отца в дворцовом облачении, повернула голову к дочери и резко встала, спугнув задремавшую на соседнем кресле кошку. Бедная Мира метнулась к хозяйке и едва не забралась под юбку, но Айрис всё же успела подхватить её на руки и прижать к груди испуганный трёхцветный комочек.
— Мама? — она постаралась звучать уверенно, но получилось до мерзости запуганно. — Что ты здесь делаешь?
— Дочь моя, — медленно произнесла герцогиня Окделл, окидывая её оценивающим взглядом, и Айрис мысленно поблагодарила Леворукого и всех его кошек за то, что надоумили её надеть не любимое зелёное платье, а скромное чёрное. — Вижу, ты и правда хорошо живёшь…
На мгновение почудилась ей в голосе матери простая человеческая зависть, но она тут же скрылась за каменной маской благопристойности. И только сейчас Айрис заметила в её руках знакомую шкатулку, ту самую, что Артур привёз от мастера Горацио… Значит, сёстры так и не увидели своих заслуженных подарков.
— Но нам не нужны твои подачки, — мать как будто едва ни подавилась этой вымученно сдержанной фразой. — Тем более, оплаченные золотом убийцы, — не удержалась она и, поджав губы, выпрямила руки, протягивая дочери шкатулку. — Забери, пожалуйста.
Айрис едва удержалась от того, чтобы бросить взгляд за спину, туда, где её ждал Рамиро… Хотелось верить, что он не слышал.
— Мама…
— Забери, — повторила мать уже более настойчиво, и тонкие руки её начали дрожать. — Иначе я брошу это в огонь.
Айрис сорвалась с места прежде, чем успела подумать. Когда заветная шкатулка оказалась в её руках, в голове появилась запоздалая мысль, что раз благочестивая герцогиня не смогла уничтожить это сокровище дома, то вряд ли сделает это здесь, прямо перед ней… Глупая, глупая девчонка!
— Так и думала, — в серых безжизненных глазах загорелся огонь. — Мало того, что держишь дома это грешное создание, — Мира, словно поняв, что речь о ней, забралась на плечо хозяйки и недовольно зашипела. — Так ещё и побрякушки эти…
— Между прочим, мама, Ричард воевал за эти побрякушки, — выдала Айрис первое, что пришло в голову, и прижала шкатулку к груди, чувствуя, как глаза начинают гореть от обиды. — Ты не можешь…
— Ещё как могу! — маска благопристойности треснула под напором праведного гнева. — Ты моя дочь!
Тонкая рука поднялась, как в далёком детстве, когда мама ещё не брезговала подобными воспитательными методами…
Но так и не опустилась.
— Что здесь происходит?
Сильная рука сжала запястье, ядовитый баритон разлился по комнате вязким едким сиропом, который выест тебе глаза, если вовремя не зажмурился. Но Айрис не жмурилась и ясно видела, как побелело лицо матери. И как безжалостная старуха-смерть смотрела на неё из холодной синей глубины.
— Рамиро, пожалуйста, — бросив шкатулку на ближайшее кресло, она сжала его локоть обеими руками и сделала полшага назад, стараясь если не оттащить его, то хотя бы намекнуть на своё намерение. — Отпусти её…
Он медлил всего мгновение, но этого хватило, чтобы дядя Эйвон вжался в стену, скованный ужасом, а мама начала заметно дрожать. Когда маркиз разжал пальцы, она немедленно отшатнулась, повалившись туда, где сидела, и уставилась на него широко раскрытыми глазами, словно увидела призрака. Впрочем, это было не так уж далеко от истины, ведь при всех своих особенностях второй сын герцога Алвы походил на отца, как две капли вина.
Наступившая тишина душила, давила на голову, заставляла прижаться к земле и постараться переждать эту бурю… Но Айрис уже позволила себе слабость пять минут назад.
Такого не должно повториться.
Разжав руки, она одним шагом, слишком похожим на танцевальное па, оказалась между ними и положила руки на его плечи. Со стороны этот жест мог бы показаться до крайней степени неприличным, но на самом деле… К сожалению, это было не так.
— Сядь, — произнесла Айрис твёрдым, почти генеральким тоном, каким Артур обыкновенно гонял подчинённых, и чуть более мягко добавила: — Пожалуйста.
Рамиро прикрыл глаза, длинные белые ресницы сверкнули в свете свечей, скрывая от посторонних глаз старуху-смерть, что затаилась в синих глубинах. Несколько мгновений он просто стоял, явно пытаясь справиться с внутренним гневом, а затем всё-таки сел напротив и опустил голову с тяжёлым, почти вымученным вздохом.
Неужели обиделся?
— Мне безмерно приятно, что ты защищаешь меня, — не глядя больше ни на кого, Айрис села рядом с ним и взяла его за руку. — Но это же моя мать…
Рамиро сжал её пальцы и поднял голову, бросая на притихшую герцогиню тяжёлый, но уже вполне спокойный взгляд. Та нервно скомкала юбку на коленях. Дядя Эйвон, кажется, вовсе пытался раствориться в стене.
— Мать так себя вести не должна, — тихо, но всё ещё угрожающе произнёс он. — Но я понимаю… Прости, монсеньора.
Мать, конечно, ничего не знала о кэналлийском, но словно какой-то животной частью разума прониклась смыслом этого слова, и если сцепленных рук и самого присутствия маркиза в доме ей было не достаточно для выводов, то такое обращение расставило все точки над всеми возможными буквами.
— Ты… С сыном убийцы? — только и смогла произнести мать, глядя на них, сидящих рядом, как влюблённая парочка, которой они и были. — Невозможно…
Она поднялась на ноги, глядя на них сверху вниз, и в глазах её светилась такая степень презрения, что Айрис почувствовала себя грязной. Хотелось просто спрятаться за широкой спиной Рамиро и никогда больше не разговаривать с матерью…
Рамиро бросил на Айрис тревожный тёплый взгляд и тяжело вздохнул. Пальцы его разжались, и он поднялся, закрывая её собой и не давая яростной матери нависать над ней. Глядя на его широкую спину, юная герцогиня на мгновения увидела крылья, что тут же растворились в воздухе.
— Кузина, пожалуйста, — Эйвон наконец отлип от стены и осмелился подойти, прервав их опасные гляделки. — Не надо…
— Умолкни, — прошипела мать, глядя, только на Рамиро. — И пойдём отсюда… Очевидно, моя дочь потеряна.
Выплюнув эти жестокие слова, она, однако, не сдвинулась с места. И глядя ей в лицо, Рамиро рассмеялся, ехидно, зло, как делал во дворце довольно часто, но в этом доме — исключительно редко.
— Ваша дочь влюблена, герцогиня, — его голос разлился по комнате подобно сладкому яду. — Но вам всё равно, вас заботят убийцы, — он сунул руку в карман, и мать с Эйвоном отшатнулись на удивление одновременно. — Раз так, возьмите…
Рамиро протянул ей что-то, что Айрис не смогла разглядеть, но мать выглядела явно озадаченной.
— Если вы всё ещё считаете себя матерью, — она вздрогнула всем телом. — Вам стоит знать, что это было найдено в том месте, где сидел убийца… Стрелявший в вашего сына.
***
—
Сестра моя регулярно смотрит во тьму, — раздался за дверью знакомый нежный голос, что уже давно не звал его по имени. —
Смотрит, играя с отрубленной головой…
Его Высокопреосвященство остановился, накрывая ладонью символ королевской стражи на выкрашенном чёрной краской дереве. Белль там, внутри, в бывшей покоях Лионеля Савиньяка. И она поёт.
—
Говорит, мол, сестра, твоя ложь быстра, — продолжила она, явно не ожидая, что кто-то ещё её слушает. —
Но правда быстрей тени от костра…
Кардинал собрался с силами и постучал, слегка, чтобы не слишком её потревожить, но иметь шанс быть услышанным. Музыка затихла, послышались тихие шаги.
— Квентин…
Изабелла стояла перед ним в скромном белом платье, каких он весьма давно не видел при дворе, а тем более на этой юной особе. Длинные рукава, цепляющиеся серебристыми петлями за тонкие пальцы, полностью закрывая плечи тонким, но совершенно непрозрачным слоем ткани. Она же, словно облачный небесный покров, обволакивала её грудь, оставляя открытыми лишь ямочку между острыми ключицами… На которой красовался обрамлённым в серебро изумруд.
— Белль, — Сильвестр коснулся её щеки, и она, на удивление, не отстранилась. — Можно войти?
Она бросила взгляд за спину, на лежащую на диване гитару, и отступила, давая пройти. Кардинал сел на диван, рядом с всё ещё гудящим инструментом, и, немного помедлив, откинулся на спинку, давая отдохнуть уставшей спине. Ведь даже цветущая молодость этой очаровательной юной особы не могла остановить приближение старости.
Белль долго смотрела на него с лёгким недоумением, стоя посреди комнаты, словно его присутствие здесь было чем-то неправильным и нелепым. Справедливости ради, Сильвестр и сам понимал, насколько глупо выглядит, но терпеть её молчание больше не было никаких сил.
— Нам надо поговорить, — произнёс Сильвестр строгим, не терпящим возражения голосом.
Белль отвела взгляд и, чуть помедлив, села в кресло напротив. Не рядом с ним.
Дурной знак. Такой же, как её скромное платье и этот проклятый изумруд.
Его Высокопреосвященство бросил недолгий взгляд на кольцо, что она когда-то дала ему. Бездушный сапфир сверкал по-прежнему.
— Ты обижена, — начал он с очевидного.
— Нет, — Белль качнула головой. — Я в ярости.
Сильвестр сощурился. Это и правда были разные вещи, но только теперь он видел это явно. Ярость портила сердитыми морщинами её глаза, кривила пухлые губы, забавно морщила тонкий нос. Нет… Это не обида, это намного хуже.
— Я вижу, Белль, — он постарался звучать как можно более спокойно, хотя хотелось просто схватить её и прижать к стене. — Но у меня не было выбора.
— Квентин, — она качнула головой. — Я не верю, что вас настолько волнует судьба несчастной Кагеты, чтобы подарить новоиспечённому казару целого графа Савиньяка, — синие глаза сверкнули. — Особенно после того, как я имела неосторожность рассказать вам о своём сне…
Изабелла поднялась на ноги и, пройдясь вокруг дивана, остановилась за его спиной. Тонкие руки легли на его плечи, и кардинал почувствовал, как что-то сжало горло. Словно эта хрупкая девушка могла придушить его прямо сейчас.
— У вас был выбор, — продолжила Белль ледяным голосом. — Мужчинам свойственно желание сделать женщину полностью своей, — отчего-то эти слова отозвались в больном сердце болезненным уколом. — Вы могли бы сказать об этом прямо, попросить больше не спать с ним…
— И ты бы послушала? — в это почему-то не верилось.
— Да, — ответила она, не медля ни секунды, и кардинал обернулся, чтобы увидеть слёзы в её глазах. — Потому что я люблю вас.
В последнюю их встречу Рокэ говорил об этом прямо… А Сильвестр, как водится, посчитал это шуткой.
— Но вы выбрали другой путь, — продолжила Белль тихим дрожащим голосом. — Следуя за своей ревностью, вы отняли у меня близкого друга, единственного, кроме брата, мужчину, которому можно было доверять во дворце… Вы послали его на смерть, зная, что я знаю об этом.
— Белль…
Его Высокопреосвященство поднялся на ноги, и девушка отступила на шаг, чтобы он не дотянулся до неё.
— Я не хочу вас видеть, Квентин, — произнесла она дрожащими губами, и слёзы вырвались из её глаз блестящими дорожками, отражающими блеск свечей. — Пожалуйста, уходите.
***
Герцогиня Окделл не могла спать. Мешало решительно всё — луч лунного света, пробивавшихся сквозь криво закрытые ставни, слишком мягкая по сравнению с родной кровать, которую ей благородно уступил милый Наль… Но более всего — собственные мысли.
Её старшая дочь, твёрдая и незыблемая мерзавка, и вороний выродок с разными глазами, перед коими она оказалась совершенно бессильна. Говорили, что у смерти синий взгляд, но Рамиро Алва был ещё хуже. Потому что из чёрной бездны его взгляда на неё смотрело первородное зло… Которое тут же исчезло, стоило ему перевести взгляд на Айрис.
Мирабелла могла жить со страхом смерти, эта старая дева было её дорогой подругой, но осознание, что её неказистая простая девчонка очаровала сына Ворона… Перенести это и остаться в здравом уме сможет не каждый.
Если бы кто-то пересказал герцогине этот разговор, она бы посчитала, что проклятый маркиз делает всё, чтобы оградить бедную девочку от её родной семьи, чтобы властвовать над ней безраздельно, но… Мирабелла своими глазами видела, как он смотрел на неё. А главное — как Айрис велела ему сесть…
И он послушался.
Мирабелла порылась под подушкой и достала ту самую мелочь, что вручил ей Рамиро на прощание. Потёртую старую пуговицу с почти не заметным, но подозрительно знакомым узором. Её нашли там, где сидел убийца, стрелявший в Ричарда, и почему-то она не могла заставить себя не верить этому. Если Рамиро Алва действительно хотел бы жениться на её бедной девочке, ему нужен был для этого живой герцог Окделл…
И всё-таки почему он отдал пуговицу ей? Зачем?
Неужели…
Мирабелла вскочила быстрее, чем успела подумать, и в несколько шагов оказалась рядом с платяным шкафом, что занимал весь угол этой небольшой комнаты. Одной дрожащей рукой она сжала в кулаке пуговицу, а другой — распахнула скрипящие дверцы.
Не может быть, что он прав. Не может…
Не может!
Вытащив из шкафа очередной камзол, Мирабелла опустилась на пол, не в силах даже думать и строить предположения.
На нём не было верхней пуговицы.
