Riptide

Он переживает этот месяц благодаря бурлящему адреналину и до боли сладкому голосу Чимина, напоминающему, что всё в порядке. У него нервозность, с которой трудно справиться. Она следует за ним, как призрак, тревожит его; три концерта, камбэк и премия МАМА проходят один за другим. Чувство предвкушения становится слишком сильным, как будто в жизни происходит только хорошее, и что-то должно случиться, потому что именно так работают законы Вселенной, да? Но Чонгук думает, что он не знает законов Вселенной так хорошо, как он думал, потому что в итоге всё проходит прекрасно, почти идеально. Они проводят три больших концерта, свет лайтстиков напоминает звёздное небо, и их глаза слезятся, как бы они ни сопротивлялись этому. Пение фанатов в унисон с ними доносится со всех сторон, напоминая, как далеко они зашли и какой путь им ещё предстоит пройти, и все эти эмоции бурлят в животах, а в груди расцветают дикие цветы. Чимин держит его лицо в руках после последнего концерта, шепча «я люблю тебя» в губы, и Чонгук всё ещё не может ответить, в горле пересыхает, но он целует его с двойной силой. Он думает, что навсегда запомнит, как лайтстики отражались в глазах Чимина в ту ночь, как рыжие волосы сияли на голубой сцене, напоминая огонь. Их новый альбом хорошо принимают, его замечают по всему миру, и это мотивирует их ещё больше; так много их собственных слов, усилий и опыта, полученного вместе, включены во вторую часть того, что значит для них самый красивый момент в жизни. Парень не уверен, что знал истинное значение несколько месяцев назад, но теперь он понимает. По-настоящему чувствовать момент, не только быть открытым для нового, но и включаться, держаться за него и жить именно так, как хочешь, даже если это звучит глупо и не всегда имеет смысл. Он надеется, что его самый красивый момент жизни будет длиться ещё очень, очень долго. МАМА наступает сразу после водоворота репетиций и интервью, встреч со старыми и новыми друзьями. Огни Гонконга непрерывно мигают в окне их номера, и Чонгук смотрит на участников, обнимая Чимина. Он чувствует гул города внизу: пульсацию жизни и энергии, зовущую к ним. Они пьют в комнате с Тэхёном, а потом выходят на улицу, гуляя по незнакомому месту, радуясь запаху уличной еды и неоновым огням. Самый красивый момент в жизни существует прямо здесь и сейчас, пусть и немного пьяный. Они сталкиваются друг с другом, пока покупают в магазине совершенно ненужные вещи и бутылки с названиями, которые даже не могут прочитать. Парни идут в отель поздно ночью, Тэхён, пьяный в дрова, проводит трансляцию в приложении, а Чимин с Чонгуком смеются и бегут за ним по улицам, чтобы заткнуть, потому что он продолжает неловко говорить с камерой и очевидно, что Ким выпил. Когда они возвращаются в отель, запыхавшиеся, Тэхён вырубается на середине кровати. Чон думает, что почти все МАМА проходят так: пьянящие, захватывающие моменты рядом с Паком. У них нет особого перерыва перед возвращением обратно в Корею, продвижение альбома начинается сразу же, как они опять попадают домой. Парни используют всё возможное время, чтобы отдохнуть, даже в креслах, пока накладывают макияж, или на полу во время 10-минутного перерыва между танцами. Это плохо влияет на Чимина. Его глаза так не блестят, как блестели на концертах, и его улыбка кажется либо фальшивой, либо потухшей. Парень пропускает приёмы пищи, утверждая, что переел в Гонконге, и его энергия, запал потухают. Сейчас только начало декабря. Когда Пак, наконец-то, приходит к нему, ища поддержку, тепло или всё вместе, Чонгук сидит один в кровати, и он совсем не готов. Парень не говорит ничего, когда заходит в комнату, взбирается по лестнице на кровать младшего и начинает целовать его, прижимая к матрацу, жадно, но не настойчиво, как будто он пытается найти что-то во рту у Чона. И что-то в этом не так, что-то кажется неправильным, потому что человек, двигающийся над ним, не двигается, как Чимин, и рот, оставляющий дорожку мокрых поцелуев на шее, не целует, как Чимин. Он проводит рукой через рыжие пряди, чтобы убедиться, что это Пак, но такое ощущение, что вся нежность, весь свет исчез. — Хэй, — продолжает повторять он, — что-то случилось? Руки стягивают его футболку. Живот Чонгука скручивается. Он чувствует тошноту. — Прикоснись ко мне, — выдыхает Чимин в выемку между его ключицами. И в этот момент макнэ чувствует, что Вселенная ломается, будто всё вокруг начинает разрушаться, как карточный домик от чьего-то дыхания. Он гладит спину Чимина, пытаясь замедлить его, пытаясь оказаться пластырем на ране, которую он не знает, как вылечить и о которой он в принципе ничего не знает. Так тяжело помочь, когда он не понимает, что случилось, когда Чимин не говорит ничего, кроме «прикоснись ко мне» опять и опять. — Хён, — Чонгук говорит громче, и Пак останавливается, но не слезает с него, просто кусает нижнюю губу, как будто сдерживает слова. — Что случилось? Он обхватывает лицо старшего руками так, чтобы их взгляды встречались. Глаза парня выглядят безжизненными, мёртвыми, как растения зимой. — Ты можешь сказать мне, ты же знаешь, что можешь поделиться со мной, тебе не стоит держать всё в себе. Помнишь, что ты сказал мне после того, как мы дебютировали и я так чертовски сильно скучал по дому, что плакал постоянно, когда думал, что никого рядом нет? Ты сказал, что лучше выпустить все переживания, и ты говорил со мной до трёх часов утра, а потом мы чувствовали себя лучше. Помнишь? — Чонгук-а, — хнычет Чимин, умоляя, — пожалуйста.   Их лбы соприкасаются, и Пак закрывает глаза, сглатывая ком в горле: — Я не хочу говорить об этом сейчас. Просто. Прикоснись ко мне прямо сейчас. Пожалуйста. Они дышат одним воздухом между ними, и Чимин такой опьяняющий, он такой всегда, как будто на его губах яд. Чонгук опускает руку к кромке чужой футболки и сомневается. Это кажется неправильным, а рядом с Паком никогда такого чувства не возникало, как будто макнэ делает всё ещё хуже, а не помогает. Но старший смотрит на него своими маленькими, пустыми глазами, и Чон не знает, что ещё сделать, поэтому он поддаётся. — Хорошо, — произносит парень. Одной рукой он трогает лицо Чимина, а другой задирает футболку. — Ладно. Они сдирают одежду друг друга в вихре кожи, зубов и одеяла, спутанного вокруг их тел. Чонгук целует парня, как будто пытается вдохнуть воздух ему в лёгкие, и Пак двигает бёдрами агрессивно, как будто злые волны ударяются о берег во время летнего шторма. Жарко. Пот стекает по спинам, но между ними нет огня; только дождь и ветер, который топит всё это, только глубокий океан, шумящий беспокойно. Всё кажется бесцветным, некрасиво серым и таким грустным, что ощущения прилипают к горлу. Чимин опять кажется непредсказуемым океаном или, может, парень никогда не переставал быть таким. Он всегда напоминал сильное течение. — Всё хорошо? — спрашивает Чонгук, опуская взгляд на ноги между его бёдер. Они лежат рядом, смотрят в лицо друг другу и касаются липкой кожей, парень знает, что это глупый вопрос, потому что ничего не хорошо, всё не в порядке, но он всё равно спрашивает. Чимин нервно кивает. Это всё, что нужно Чонгуку перед тем, как взять их члены в руку, и если обычно стоны Пака звучат красиво, то в этот раз парень звучит разбито. Чон ненавидит это, но всё равно продолжает двигать рукой, сначала медленно, а потом быстро, пока Пак морщится и бессвязно что-то бормочет. — Не так быстро, — задыхается Чимин, цепляясь ногтями за лопатки младшего. — Я не хочу пока кончать. Чонгук со стоном замедляется, грубо соединяется их губы, балансируя на грани оргазма. Ему кажется, что в мире недостаточно воздуха для них двоих; медленно и потом быстро, легко, а потом грубо, лениво и отчаянно. Он видит грёбаные искры, слёзы скапливаются на ресницах. Лицо Чимина настолько красное, будто его лихорадит, и Чон не знает, как долго он продержится. Кажется, что всё идёт вразброс, нет никакого плана; они — хаос, завёрнутый в одеяло. Он хватает Чимина за волосы с дрожащим вдохом и чувствует запах своего шампуня на нём, в голове появляется невинный вопрос: когда старший наконец начнёт пользоваться собственным шампунем? Потому что его теперь заканчивается в два раза быстрее. И это нормально: Думать о таких тривиальных вещах, пока кто-то ломается в твоих руках? Пойдёт ли Пак завтра с ним в магазин купить ещё этого шампуня, и захочет ли он зайти поесть потом? Угостит ли тот мороженым, как обычно делает, когда в хорошем настроении? Его член болит, и он думает, что, может быть, мысли были просто способом справиться с дискомфортом, притворством, как будто всё будет хорошо утром, и они тоже будут в порядке. Возможно, они будут в порядке. Чимин расскажет ему всё за чашечкой чая, и они решат проблему, какой бы она ни была. Завтра утром. — Боже, Чонгук, — он кричит, голос срывается, и потом, когда сперма обволакивает все пальцы макнэ, Чон, наконец-то, отодвигается. Он ещё несколько раз двигает рукой, сдерживается, чтобы не сказать что-то глупое, и глубоко целует Чимина, вжимая в подушку, пока между ними не остаётся расстояния только для дыхания. Воздух такой плотный, когда он получает разрядку; напряжение не исчезает даже после того, как они вдвоём кончили. Он остаётся на Чимине, просто потому что не хочет уходить, и парень (слава богу) прижимает его ближе своими маленькими ручками. Чонгук думает, что если что-то случилось, то они вместе смогут всё исправить, и ему интересно, подходящее ли сейчас время, чтобы сказать «я тебя люблю». — Я устал, — взамен произносит Чимин, его глаза уже закрыты. Чон смотрит на него несколько секунд. — Тогда поспи, хён. — Ммм. Он наблюдает за Чимином некоторое время, гладя его по руке вверх и вниз какое-то время, чтобы успокоить, и притворяется, что не замечает несколько слезинок, скатившихся из-под век старшего. Он хочет сделать больше, быть большим, чем просто успокаивающим фактором, но сначала Чимин должен позволить это, а Пак настолько упрямый, что бесит. Когда слёзы перестают течь и глаза Чонгука начинают болеть из-за недостатка сна, возвращается Намджун, скрипя дверью. Время перевалило за полночь, и парень притворяется, что заснул на Чимине, поздно вспоминая, что они всё ещё голые, когда лидер падает на свою кровать под ними. Это запутанно. Всё сейчас запутанно. Он хочет зарыться в своего парня и упасть в их собственный мир, где всё хорошо. Он пытается думать о том доме на берегу, пока засыпает, об их маленьком месте, где у пары есть собака, а не кошка, и они всё равно влюблены. Наконец, сон приходит, но неспокойно, как потерянная лодка, странствующая в море.

----------

Холодно. Это первое, что Чонгук замечает, когда просыпается. Всё ещё с закрытыми глазами он хватает подушку позади себя и замечает ещё одну вещь: Чимин не здесь. У него появляется плохое предчувствие, хотя такое происходило уже несколько раз. Когда макнэ спит, он спит как убитый, и иногда Пак встаёт первый, чтобы поесть хлопьев, попить воды или принять душ, в общем, все те вещи, которые он мог бы делать прямо сейчас. Но это утро кажется другим, следы засохшей спермы всё ещё на его животе, и кровать такая холодная, как будто парень ушёл уже очень давно. Он резко вспоминает всё, что происходило ночью. И, если он действительно знает Чимина, беспокоящая его проблема просто так не исчезла за ночь. Чонгук тихо стонет, надеясь, что эта проблема не превратит парня в гиперактивный комок нервов, в машину, которая только поёт и танцует, пока тело не упадёт в изнеможение. Он уже видел такое раньше, когда у Чимина что-то не получалось, что-то было не настолько идеально, насколько тот хотел. Чона пугает то, что парень пытается казаться супергероем. Потому что он не супергерой, не важно, как сильно он этого хочет и пытает себя. Парень свешивает ноги с кровати, благодаря Вселенную за то, что Намджун уже ушёл. Он не уверен, что тому бы понравился вид Чонгука, слезающего по лестнице с голой задницей и пахнущего сексом (вот это ему нужно исправить первым делом). Он берёт сменную одежду, надевает толстовку и пижамные штаны и идёт в душ с наполовину закрытыми глазами. Если Чон прав (а он почти всегда прав), Чимин уже в студии. Он включает душ, позволяет струям воды стекать по нему и размышляет, стоит ли купить его парню поесть, и какую еду он бы хотел, может ли он купить ему десерт просто так? Сегодня холодно, поэтому, может быть, лапша — лучший вариант, и ещё ему нужно купить новый шампунь. Чонгук выдавливает остатки на ладонь и мылит волосы. Выражение лица Чимина с прошлой ночи продолжает появляться под закрытыми веками, и он пытается блокировать эти мысли, думая о том, как тому помочь. Макнэ хотел бы знать, что вообще произошло. На концерте было несколько ошибок, но ничего такого, из-за чего Пак бы мог так сильно расстроиться, и он был в порядке, пока они не вернулись домой. Он смывает шампунь, думая, может, что-то случилось с родителями, или кто-то умер, или его кот умер. Люди занимаются сексом, когда у них умирает кот? Парень не знает, но любопытство сгрызает теперь, когда у него есть время на размышление. Что бы это ни было, была ли проблема связана с ним или с другими, он просто знает, что что-то плохо, и Чимину больно из-за этого. После душа он сушится и заворачивается в несколько свитеров и шапку, согревающую уши. На улице мороз и солнце, на небе ни единого облачка. Солнечная погода делает холод менее беспощадным в свежее утро декабря, даря ему немного надежды, которой совсем не было прошлой ночью. Когда Чонгук заходит в гостиную, Тэхён пьёт апельсиновый сок из бутылки. — Утро, — здоровается макнэ, и друг поворачивается к нему с таким выражением лица, как будто удивлён увидеть его так рано. Он вытирает остатки сока рукой. — Хэй… — Чимин в студии? — Ага. Он не сказал тебе? Чонгук отрицательно трясёт головой, и Тэхён вздыхает. — Он ведёт себя странно после того, как мы вернулись домой. — Знаю, — соглашается Чонгук, забирая сок из рук друга. — Сначала я думал, что это просто стресс, но, — он делает глоток из бутылки, — сейчас я не знаю, что происходит. — Я думал, что он сказал тебе. И парень понимает, что Тэхён не хотел обидеть его, но слова ранят. — Что ж, он не сказал. — Наверное, Чимини просто всегда был таким. — Ага, — вздыхает Чонгук. Где-то минуту они просто стоят и делятся апельсиновым соком друг с другом, радуясь, что никто не ругает их за то, что они пьют прямо из бутылки, но младший начинает нервничать из-за того, что он давно не видел Чимина. Он просто хочет сделать что-то для него — всё возможное. Чон бы слетал на грёбаную луну и назад, чтобы опять зажечь огонь в глазах старшего. — Мне нужно идти. Он ушёл рано, поэтому он, скорее всего, голодный, — солнце светит прямо в лицо через окно на кухне. — Я могу взять твой велосипед? Мне нужно зайти в одно место. — Да, конечно. Только прицепи его потом. Друг выглядит взволнованным, когда Чонгук начинает уходить, его брови хмуро сдвигаются. — Чонгуки, скажешь мне потом, что происходит, ладно? Я потом приду. Чонгук кивает, замечая, что Тэхён нервно стучит пальцами по бедру и кусает нижнюю губу. Было глупо думать, что только его волнует поведение Чимина, что он единственный, кто заботится о нём. В конце концов, они все друзья. — Ага, — он сглатывает невидимый ком. — Я расскажу тебе, хён. Холодный ветерок окрашивает его лицо в розовый, когда парень выходит на улицу, и он наслаждается этим. Чон надевает маску, закрывающую нос, натягивает шапку на уши и садится на велосипед Кима. Ещё раннее утро, около 9 часов, птички поют, и их песни успокаивают макнэ, солнце светит так ярко, что он щурится. Он останавливается около магазина, чтобы купить ещё любимого чиминова шампуня, и покупает сразу три упаковки. Почему бы и нет, ему нечего терять. Место, где он покупает лапшу, за углом студии. Чонгук спешит туда после того, как паркует велосипед, заказывает любимое блюдо Пака и замечает, что его руки немного трясутся. Он не знает, это из-за холода или из-за нервозности, но парень соединяет их вместе, пока ждёт. Сейчас Чимин так близко, в соседнем здании, и младший наполнен какой-то нервной энергией, из-за которой хочется скакать и делать всякие трюки. Тепло от еды на вынос греет руки, пока он идёт до студии. Он постукивает ногой, пока ждёт лифт. Кажется, что это занимает грёбаный час, но, когда двери наконец-то открываются с тихим звонком, Чонгук хочет, чтобы у него было больше времени, просто ещё одна минутка, чтобы точно обдумать, что сказать. Он тихо направляется к танцевальному залу, как будто он охотник и выслеживает оленя, боящийся спугнуть его, если сделает неверное движение. Парень слышит музыку в конце коридора. Когда Чонгук открывает дверь, Хосок с закрытыми глазами сидит на полу, прислонившись к стене, и Чимин находится в середине комнаты, его волосы липнут ко лбу и оранжевый из-за краски пот стекает вниз по шее. Он танцует партию в Butterfly, а потом резко останавливается, ругается себе под нос и идёт к проигрывателю, чтобы заново включить песню. — У тебя не получится, если ты расстроен из-за чего-то, — поднимает взгляд Хосок. — Давай отдохнём. — Нет, я… — Чонгук-а? Чимин разворачивается так быстро, что, кажется, он сейчас упадёт, и младший замирает, сжимая пакет в руках и нервно улыбаясь. — Хэй, — он закрывает дверь за собой, теперь комната погружена в тишину. — Я принёс покушать. Лапшу. Знаешь, потому что сейчас холодно, — он достаёт еду из пакета, опустив голову, ставит её на маленький столик, а потом поворачивается к Хосоку. — Я не знал, что ты здесь, поэтому я принёс только для себя и Чимини-хёна. Никто из них ничего не говорит. Он почти забывает, что у него в руках ещё один пакет. — Оу… — парень ставит на стол его тоже, две бутылки шампуня глухо ударяются друг о друга. — И я купил ещё шампуня, потому что он же тебе нравится, да? С мандарином? Не знаю, ты всегда используешь его, и он постоянно заканчивается, так что… Вообще, мне стоило купить его по пути домой, не знаю, почему я принёс его сюда. Это было глупо, да? — Ты купил шампунь? — медленно спрашивает Пак, его рот остаётся приоткрытым. — Что ж… ага. — Я пойду подышу воздухом, — неожиданно произносит Хоби, встаёт с пола и быстро выходит из комнаты, как будто чует напряжение и хочет убежать от него. Дверь опять закрывается, они с Чимином остаются одни, смотря друг на друга через комнату. — Что же… лапшу? — Чонгук достаёт тарелку. — Я не голоден, Чонгуки. — Хорошо, может, позже, — он убирает её обратно, делая первый шаг по направлению к парню. Парень остаётся стоять на месте. — Ты похож на потёкший апельсин, — замечает Чон, подойдя достаточно близко, чтобы дотронуться. Он поднимает край футболки старшего и вытирает ей пот на шее, Чимин наконец-то двигается, но он отодвигается назад. Чонгук замирает. — Хён… — Думаю, нам надо прекратить. — Что? — Думаю, нам надо прекратить наши отношения, — уточняет Пак, тяжело дыша, и что-то ломается в Чонгуке в тот момент, когда он моргает. Они всё ещё не двигаются, но, кажется, всё вокруг двигается, неистово крутится, и Чон не знает, как это остановить. Слова громко повторяются в голове, отражаясь эхом от черепа. Он пытается найти в них смысл, но такое ощущение, что его мозг завис, как компьютер. Парень хочет убежать, но ноги не двигаются. Ему кажется, что это просто шутка. Это точно шутка. — Ты расстаёшься со мной? — произносит он ломающимся голосом, так не похожим на его. Чонгук думает, что он слышит собственный пульс в ушах, как будто он держит ракушку, и от неё отражаются волны. — Он знает, — Чимин тоже звучит разбито, убирая чёлку с лица. — Кто знает? О чём ты говоришь? Чимин… — Менеджер знает, — он набирает в грудь больше воздуха. — Он сказал, что заметил что-то в Чикаго и наблюдал за нами с того времени, чтобы убедиться. Я не знаю, что именно он видел, но он знает, Чонгук-а, блять, он совсем не рад этому. Он мог всё разрушить. Он мог разрушить тебя. Вместо холодного страха тело младшего заполняет жар злости, бурлящей в крови. — Который менеджер? — Тот нетерпеливый придурок. Не лучший человек, который мог узнать об этом, — Чимин неровно выдыхает. — Мы не можем больше продолжать это. — У него есть доказательства? — Я не знаю, — парень выглядит так, как будто сейчас начнёт рвать волосы на голове, пока что просто сжимая их в кулаках. — Но ты не слышал его, он звучал так… — Чимини-хён, — он хватает его за плечи, — посмотри на меня, хён, — кажется, что они стоят на уступе карьера, хотя деревянный пол студии каким был, таким и остался. — Что он может сделать нам? Пак ничего не отвечает, поэтому Чонгук немного трясёт его. — Мы работаем на эту компанию. Ты думаешь, что они просто выгонят двух главных вокалистов? Главного танцора? Потому что какой-то парень гомофобное дерьмо? — Я не знаю, — Чимин ломается, отступая назад из его хватки. Его глаза слезятся. — Почему ты просто не можешь найти себе милую девушку? Иди и будь с кем-нибудь, с кем у тебя будет счастливая жизнь с идеальным домом и тупой собакой. Пожалуйста. — Я не хочу себе девушку, я хочу тебя, — руки Чонгука опускаются, а его взгляд метается по чужому лицу. — Ты правда послушаешь его? После всего? Как маленький напуганный ребёнок… Чимин сглатывает, как будто сомневается, но глубоко в голове Чон уже знает ответ. Это конец. Это конец всему. — Просто скажи мне, что ты больше не хочешь всего этого, и я уйду. Скажи мне, — слова звучат странно спокойно. — Чонгук… — теперь он плачет. — Скажи мне. Комната горит, и на секунду парень думает, что, возможно, он не скажет этого, что он не сможет произнести эти слова. Но, если Чимин поставил себе цель, то он достигнет её. Он видит только результат. Парень запинается, но всё равно произносит их. — Ладно! Я больше не хочу тебя. Уходи. Просто уходи. — Хорошо, — просто отвечает Чонгук и выходит, переходит коридор, спускается вниз по лифту, покидает здание и подходит к велосипеду Тэхёна, а потом всё ломается. Самообладание заканчивается, он кашляет, как будто внутрь попала вода, хватает руль, пока косточки на руках не белеют, и едет слишком быстро, желая врезаться на такой скорости в стену или быть сбитым машиной. Парень натягивает маску так, чтобы она закрывала почти всю часть лица, слёзы и сопли текут по рту и подбородку. Холодный воздух раздражает глаза, и он плачет ещё сильнее. Его голос ломается, резкий крик заглушается ветром и шумом машин. Его ноги болят из-за того, как активно парень крутит педали. И небо всё ещё голубое, нежно-голубого цвета, и птицы всё ещё поют свои песни, и солнце светит так ярко, как будто мир не разрушается прямо под колёсами велосипеда. Чонгук щурится из-за насмешки солнца, кое-как дыша, и хочет закричать на небо, слишком хорошо выглядящее для такого дня. Это неправильно. Планета должна горевать вместе с ним: небеса должны упасть, а земля расколоться. Но вместо этого жизнь продолжается; лениво наступает красивое утро воскресенья. Я больше не хочу тебя. Я больше не хочу тебя. Он громко хлопает дверью, когда возвращается домой, думает о том, как сейчас заберётся под одеяло, а потом понимает, что оно пахнет Чимином, как и всё, чем они пользовались последнее время. Чонгука сейчас вырвет, но в животе пусто. Каждая грёбаная вещь напоминает ему о Чимине. Когда парень снимает обувь и идёт в гостиную, то встречается с очень любопытным и серьёзным взглядом Юнги и хочет утонуть. Он не думал, что кто-то будет дома, но, конечно же, кто-то обязан был быть здесь. Конечно, хён должен был застать его таким, слабым и разбитым. — Воу, воу, притормози, парень, — Мин ловит его за плечо, направляя к дивану и усаживая. — Что случилось? — он садится на колени на пол перед ним, смотря прямо младшему в раскрасневшиеся глаза. — Чей зад мне надо поджарить в следующем микстейпе? Чонгук бы рассмеялся, если всё было не так грустно. Он опускает маску с носа, и знает, что он ужасный и отёкший, его нос красный и припухлый. Юнги пытается не выглядеть удивлённым, но получается не очень. Проходит минута перед тем, как он выравнивает дыхание, чтобы говорить, не кашляя. — Чимин. Это Чимин. Старший вздыхает и, кажется, понимает. — Дерьмо, — он садится рядом с Чоном, оставляя тому немного места, но при этом обнимая за плечо. — Мне так жаль, Чонгук-а. — Мне тоже, — хрипит парень. Его голос звучит ужасно. — С некоторыми людьми просто не получается… — Менеджер узнал, — перебивает Чонгук. — Менеджер узнал, а Чимин испугался и решил, что больше не хочет этого. Сказал мне найти себе девушку, ты, блять, можешь поверить в это? — Он громко и зло смеётся. — Чонгук-а… — Я думал, — он останавливается, чтобы восстановить дыхание, — я думал, что все его слова были правдой. Когда мы были вместе. — Парень разглядывает линии на ладонях, позволяя слезам течь вниз. — Он сказал, что любит меня, хён. Юнги поднимает руку, чтобы нежно провести по волосам, но не смотрит на него, просто пялится в стену напротив. — Ты знал, что вы рисковали. Ты знал, что что-то такое могло произойти. — Да, но я не думал, что такое действительно произойдёт, понимаешь? — Никто никогда не думает. Они замирают так на минуту, Мин тихо успокаивает его, пока младший плачет. Ещё даже не полдень, а парень уже устал, хочется выпить бутылку сиропа для кашля и заснуть где-нибудь, но не в своей кровати. — Я не могу заниматься сегодня, хён. Скажи, что я заболел. — Ты не можешь позволить этому отразиться на работе. — Только сегодня. Пожалуйста, — голос звучит лучше сейчас, его глаза сухие и красные, как будто они выплакали все слёзы, что могли. Он поднимает взгляд на старшего. — Ты сказал, что мне нужно знать, когда взять перерыв. Юнги тяжело вздыхает. — Только сегодня. — Спасибо. — Ага, — Юнги кивает, поднимаясь. — Ты будешь в порядке один? Я собирался уходить. — Всё будет нормально, ты можешь идти, — он просто хочет поспать и забыть обо всём на какое-то время. — Ладно, — он колеблется перед уходом. — Мне правда жаль, парень. Чонгук кивает, ждёт, пока не слышит звук закрывающейся двери, и уходит в спальню. Он сдирает постельное бельё с кровати, как только заходит внутрь, выбрасывает все одеяла и подушки в угол, чтобы постирать потом. Потом парень забирается в постель Намджуна, сворачивается в позу эмбриона и засыпает. Через несколько часов, в середине дня, он просыпается с воспалёнными глазами и сухим горлом. На мгновение Чонгук забывает, почему он здесь, а не на тренировке, но потом воспоминания возвращаются, как удар. Его голова болит из-за рыданий. Ноги болят из-за велосипеда. Ему остаётся только лежать в кровати Намджуна и пытаться не развалиться опять. Ему пришло несколько сообщений от Тэхёна, но он не проверяет их. Скорее всего, друг волнуется, и Чону интересно, знает ли он о том, что случилось. Парень смотрит на противоположную стену, рисует фигуры в голове, и его живот урчит, но у него нет сил делать что-либо. На тумбочке лежит батончик, поэтому он берёт его, тянется, не вставая, и ест его прямо на подушке Намджуна. Потом тот будет жаловаться, что у него крошки по всей постели, но Чонгука особо не волнует это. Ему кажется, что все его эмоции в отпуске, как будто прошлые несколько часов были слишком, и им нужно время восстановиться. Остались только пустота и комната с белыми стенами. Парень свешивает ноги с кровати без стремления подниматься и делать что-либо, как вдруг он чувствует что-то под ступнями. Чонгук на секунду пугается, но потом вспоминает, и неожиданно ужасная идея появляется в его голове, потому что под кроватью остатки соджу со дня рождения лидера, и, возможно, бутылки всё ещё полные. Он опускает голову проверить и не разочаровывается, полные бутылки перекатываются из-за того, что он пнул их. — Это глупо, — бормочет младший, всё равно доставая соджу из тайного места. Он крутит её в руках, вспоминает день весной, когда они с Чимином сидели на пляже, когда они поцеловались и Пак сказал: «Я хочу быть глупым с тобой». «Ага, это было глупой идеей с самого начала», — думает он. Чонгук открывает крышку со звонким звуком, выкидывает её куда-то и забирается в свою кровать, садясь на голый матрац. Его тело скучает по Чимину, хочет, чтобы кто-то обнял его, завернул в одеяло и успокоил его. Но здесь нет ни одеяла, ни Чимина, Чонгук собирается опустошить эту бутылку соджу и надеется, что пока что этого будет достаточно. Так что он делает это так быстро, как только может. Напиток тёплый и невкусный, какой-то дешёвый бренд из ближайшего магазина, который оставляет во рту странное послевкусие. Но это всё, что у него есть. Чонгук особо не думает, пока глотает соджу, послевкусие становится настолько ужасным, что тошнит. Ему надо остановиться, чтобы убрать горечь с языка. На половине бутылки его ноги начинают неметь, а в носу что-то щекочет. Парень чувствует себя и тяжёлым, и лёгким одновременно, но всё равно продолжает пить. Его движения замедляются, а скорость увеличивается, когда он допивает остальную половину. Капли остаются вокруг рта, и Чон пытается слизать их, он чувствует себя дерьмово, когда алкоголь в бутылке заканчивается. Парень смотрит вниз и вздыхает, прислоняется к стене и немного дрожит. Пить на пустой желудок было плохой идеей, но Чонгук хотел следовать плохим идеям, хотел чувствовать себя так же ужасно физически, как и душевно. Он замечает наушники между кроватью и стеной и достаёт их, потому что прослушивание грустных песен про любовь на такой громкости, что у него потечёт кровь из ушей, звучит как увлекательное времяпровождение. Парень вставляет их в телефон, листая альбом за альбомом, пока не натыкается на собрание песен Тори Келли, и включает один из любимых треков Чимина. Его мускулы начинают болеть, когда он ложится на кровать и смотрит в потолок под громкую музыку. Глаза закрыты, он слушает музыку, фокусируясь на мягких битах, включая некоторые песни по несколько раз, и лежит так, кажется, несколько часов. Ему кажется, что он плывёт в своём собственном маленьком пузыре, отделённом от реальности. — Чонгук-а, — он думает, что слышит голос через музыку, но игнорирует, потому что никто не может побеспокоить его в пузыре. — Хэй! Наушники выпадают, и глаза Чонгука сразу же открываются. Это Намджун. Дерьмо. Это Намджун. Он садится, и его голова кружится, матрац немного прогибается под ним. Лидер стоит на середине лестницы и убирает бутылку, лежащую рядом с ним. Макнэ не может точно понять выражение лица старшего. — Серьёзно? — он трясёт почти пустую бутылку. — У нас есть расписание, знаешь? Ты будешь чувствовать себя ужасно завтра, — но слова звучат не так зло, как должны были быть. — Я уже чувствую себя ужасно, — невнятно произносит Чонгук, облокачиваясь на стену. Ким вздыхает, спускаясь вниз. — Юнги-хён рассказал мне. Я вернулся немного раньше проверить тебя… Чонгук ничего не отвечает. — Подожди, — он уходит на минуту и возвращается с бутылкой воды. Парень кидает её младшему, но тот не ловит, вода приземляется на колени. — Спасибо, — Чон открывает её. Вода такая прохладная, она смягчает его сухое горло — это временное облегчение. Намджун неловко переступает с ноги на ногу, колеблясь. — Мне правда жаль, Чонгук-а, но это не должно помешать нам. Ты знаешь это. — Юнги-хён сказал то же самое. — Что ж, он прав. Мы группа. Но в первую очередь мы друзья. Мы держимся вместе, не смотря ни на что. Чонгук поджимает губы. — Ты уже сказал это Чимину? — Я говорил с ним… — парень делает паузу. — Он расстроен. — Интересно из-за чего, — он тянет нитку из кромки футболки, чтобы занять себя чем-то и не смотреть на лицо лидера. Он не хочет опять начать плакать. — Ты действительно думаешь, что он больше не заботится о тебе? Макнэ пожимает плечами. Намджун вздыхает, закатывает глаза, но не говорит то, что собирался сказать. — Ладно, знаешь что, мы поговорим утром, — он хлопает по кровати. — Тебе нужно что-нибудь? — Я бы хотел одеяло, — стонет он, его рот кажется липким из-за алкоголя. Парень чувствует себя грязным, падая обратно на матрац. Друг возвращается через несколько минут с чистым одеялом и подушкой, закидывая их на постель. Чонгук зарывается в них и наслаждается тем, что они пахнут кондиционером для белья. — Спасибо, хён. — Ага, поспи, Чонгук-а. Парень кивает, Намджун уходит, и скоро он засыпает второй раз за день.