Riptide

Они не говорят друг с другом об этом, но парень замечает, что на следующий день настроение у Чимина намного лучше. Он больше смотрит на Чонгука, когда они разговаривают, и танцует тоже лучше, чем в прошлые недели. Его движения свободнее во время тренировок сольного танца, и Чонгуку приходится заставлять себя не пялиться на него. Пак красив всегда, но особенно прекрасен, когда танцует. Его разум и сердце работают в такт с музыкой, и это заметно от движений кистями до волн телом. Чонгук восхищается этим с самого момента их встречи. Его кавер доделан и загружен в папку на компьютере под названием Paper Hearts. Музыкальный файл находится там и дожидается Рождества, и у Чонгука подрагивают пальцы каждый раз, когда он думает об этом. Он просто хочет поскорее загрузить его. За последние несколько недель он устал притворяться, что между ними всё хорошо. Они просто функционировали, повторяли, играли в притворства, когда находились перед фанатами или камерами. Ему нужно извиниться за все те вещи, которые он сказал или, наоборот, не сказал. Чонгуку надо знать, действительно ли это конец. Ведь если уходит один менеджер, это не значит, что не появится другой, подозревающий их. Это не значит, что они в безопасности, или что всё всегда будет проходить так же гладко. Станет только сложнее, если они не прекратят отношения сейчас. Он понимает это, и Чимин тоже. Отношения никогда не будут простыми, но Чонгук, сидя на полу и наблюдая за танцующим Паком, понимает, что ему насрать. Он будет с ним настолько долго, насколько позволит старший. Он соберёт их отношения по кусочкам, спасёт каждое воспоминание, если Чимин попросит, и восстановит их столько раз, сколько потребуется, неважно, будет их будущее похоже на летний зной или огонь в аду. Темнеет; четверо из них остаются в танцевальной студии для дополнительных тренировок. В конце года у них слишком много важных выступлений и слишком много репетиций этих самых выступлений. Хосок прогоняет танец для джазовой версии Dope в, возможно, сотый раз за день, удостоверяясь, что все попадают в ритм и чувствуют биты каждым движением. В сто первый раз они близки к совершенству. Парни переключаются на Run, быстро помогают Тэхёну с несколькими проблемами. Чонгук думает, что он уже может спеть песню задом наперёд, так много раз они практиковали её. Наступает ночь, а они продолжают работать. Парни только иногда делают перерывы на несколько минут, когда их сердцебиение совсем сбивается, и в этом есть что-то приятное: работать через боль, наблюдать за результатами. То, что они вчетвером, помогает Чонгуку общаться с Чимином и сохранять отношения нормальными, насколько это возможно. Так они могут иногда болтать и смотреть друг на друга, не ощущая необходимости говорить о серьёзных вещах. В этой студии они просто танцоры, танцоры с ноющими ногами и напряжёнными мышцами. Парни могут сконцентрироваться на этих ощущениях, преодолеть их и продолжить танцевать. Эта боль временная. Около 11 Хосок наконец-то садится около зеркала, убирает чёлку назад, чтобы вытереть пот, и начинает собирать вещи в спортивную сумку. Тэхён и Чимин делают то же самое, но Чон-старший выставляет руку вперёд, останавливая их. — Нет, нет, нет, — он указывает на Кима, — у тебя всё хорошо, ты можешь идти со мной, — он указывает на Чимина. — У тебя есть сольное выступление. Тебе надо остаться ещё на час. Рот Пака открывается, но у него нет сил спорить. — Серьёзно? — Супер серьёзно, — подтверждает Хосок, поднимаясь с сумкой на плече. — Ты оставишь меня одного? — он поворачивается к другу. — Тэхёни? — и в его голосе слышится мольба «Останься, останься, пожалуйста, останься». Но Ким отрицательно качает головой, преувеличенно широко зевая. — Прости, я устал. — И мы не оставляем тебя одного, — успокаивает Хосок. — Чонгук тоже остаётся. — Я что? — его взгляд перемещается на старшего хёна, а в глазах читается паника. — Что же, кто-то должен остаться и проследить, чтобы Чимин-а не перетанцевал до изнеможения. Я делал это последние несколько недель, поэтому сейчас твоя очередь, — он идёт в сторону двери вместе с Тэхёном. — И не забудьте выключить свет, когда пойдёте. Это подстроено. Конечно же, всё подстроено. Они переглядываются, вспоминая, что произошло в прошлый раз, когда они остались одни в танцевальной студии, и Чимин медленно перемещает взгляд на деревянный пол, шаркая ногой. В голове он проклинает своих друзей. Скорее всего, они сейчас едут в лифте и смеются над тем, как хорошо они всё продумали. Только вот это неправда, всё ужасно, потому что у Чонгука уже был план. Он хочет рвать на себе волосы. Время неправильное, место и момент тоже неправильные. До Рождества остаётся всего несколько дней, песня находится на компьютере. Парень уже всё продумал, представил идеальный момент в своей голове, но сейчас он стоит напротив Чимина в той самой комнате, в которой они расстались, тяжело дыша после тренировки и избегая взглядов. — Тебе не надо оставаться, — тихо произносит старший. — Я просто буду тренировать сольный номер. Уголки его губ опущены, он идёт к стерео, проводя рукой через волосы, как при каком-то нервном тике. Чонгук возвращается из своих мыслей. — Нет, всё в порядке. Он подходит к проигрывателю быстрее, чем Пак, его пальцы подрагивают, ведь парень понимает, что Хосок прав: кто-то должен остаться с Чимином. Чон просто смирится с этим и переживёт час здесь, сохраняя лёгкую и повседневную обстановку. — Кто-то всё равно должен включать музыку. Я останусь. — Чонгук-а… Их руки соприкасаются на кнопке. — Прости, — Чонгук отходит назад. Он кашляет, чувствуя себя тупо из-за извинения. Теперь его руки немного трясутся, а старший кусает губы. — Подожди, пока я встану на место, — наконец, говорит парень, занимая место в середине комнаты. Он нагибается и кладёт голову на колени. — Я готов. Во рту у Чонгука пересыхает, когда он нажимает на кнопку. — Окей. Знакомая мелодия Butterfly начинает играть, и парень выпрямляется, музыка проходит через его тело, пока он выносит руки вперёд и крутится в ритм нарастающему звучанию. Чонгук беззастенчиво смотрит на него около зеркала, его сердцебиение ускоряется, когда он вспоминает о том, что они одни. Это так интимно. Это так пугающе. Неожиданно Чимин останавливается. — Я из-за тебя ошибаюсь. — Что? Как? — он выключает музыку, не понимая, в чём дело. — Ты пялишься на меня. Чонгук выдыхает: — Но мне нравится смотреть, как ты танцуешь. И потом их взгляды перемещаются обратно на пол, Пак ничего не говорит какое-то время, но и не возвращается на своё место. Когда он, наконец, говорит, то его голос ломается, а ведь он лишь произносит имя Чонгука. Они стоят на противоположных концах комнаты, у каждого тяжело на сердце. Студия кажется такой маленькой, но Чимин не смотрит на него. Чон переводит на него взгляд, только когда всё спокойно, и ничего не напоминает о разрыве. Парень сглатывает. Он всё равно никогда не любил следовать планам. — Я скучаю по тебе, — медленно произносит макнэ, осторожно наблюдая за тем, как брови старшего сдвигаются и он облизывает губы. Неожиданно Пак отклоняет голову, рыжие волосы откидываются назад, пока он пытается сдержать слёзы. Парень закрывает лицо руками. — Прошло всего пару недель… — Я действительно чертовски скучаю по тебе, — всё начинает расплываться, как будто это просто эффект на видео, и скоро щёки Чонгука становятся мокрыми из-за слёз, они текут медленно, но не переставая. Его лицо не двигается, а глаза фокусируются на старшем. Чимин шмыгает. Время замерло между ними. Больше ничего не имеет значения. Кажется, будто на указательном пальце Чона завязана красная нить, но он не может увидеть её конец. Он кашляет, ладонями вытирает слёзы под глазами. Пак осторожно подходит ближе, его ноги шаркают по полу. — Я не могу сделать это, — выдыхает Чимин, смотря в потолок, как будто разговаривая с кем-то, находящимся очень далеко. Чонгук останавливается перед ним, между ними всего шаг, но он ощущается таким большим. — Я знаю, — его голос звучит натянуто, и он ждёт финального выстрела. Парень чувствует, как всё уходит, словно песок сквозь пальцы, возвращаясь обратно в океан. Но Чимин трясёт головой, быстро трясёт из стороны в сторону, его губы сжаты, а волосы спутались. — Прости… — Всё в порядке. Он думает, что мир может исчезнуть сейчас. — …За всё, что я сказал, — продолжает Пак, и Чонгук останавливается. — Я пытался обезопасить нас. Я не думал, — он немного кашляет во время разговора. — Я не знаю… как мы дошли до такого. Но я не могу продолжать жить так. Без тебя. Прости. Младший просто смотрит на него, не уверенный в том, что всё правильно понимает. — Я пойму, если ты не захочешь вернуться ко мне, это объяснимо. Просто хочу попросить прощения… — он опять вытирает глаза, его лицо похоже на беспорядок из соплей, слёз и покрасневшей кожи; первая идея, которая пришла в голову — прижать его к груди. И он делает это. Чимин врезается в него, и они начинают таять рядом друг с другом; руки Чонгука гладят парня по спине, сминая футболку. Он чувствует тяжёлое дыхание на шее, его голова лежит на плече, и он расслабляется из-за знакомого ощущения близости. Возвращение к Паку кажется естественным, как будто их волны опять встретились, будто солнце встретилось с землёй после долгой, долгой ночи. — Мне тоже жаль, — произносит Чонгук. Они стоят так какое-то время, наслаждаясь тем, что они делят единое пространство и дышат одним воздухом. Парни чувствуют друг друга, ожидая, пока их сердца успокоятся. — За что ты извиняешься? — спрашивает старший, бормоча слова в чужую футболку. — Мы оба сказали много фигни. Чимин вздыхает. — Мы глупые. — Ага. И хён смеётся, когда опять шмыгает. — Так, просто уточняю, — начинает Чонгук, ослабляя объятья. — Мы опять вместе? Он смотрит вниз, Пак встаёт на носочки, чтобы приблизиться к нему. Парень целует макнэ в закрытые губы. — Да. — Окей, — Чону приходится напоминать себе дышать. — Окей, хорошо, — он перемещает руку на его талию. — Знаешь, у меня был целый план о том, как вернуть тебя. Я много работал над ним. Лицо Чимина всё ещё опухшее, но он улыбается. — Что за план? — Кавер песни. — Поэтому ты постоянно пел в шкафу? — Ты слышал меня? — Я просыпался в три часа утра, думая, что схожу с ума, — Пак тихо смеётся. — Но да, все слышали тебя. — Я думал, что верхняя одежда заглушит звуки. — Они не заглушили. — Что ж, ты всё равно не услышишь её до Нового года. Пак берёт его лицо в ладони. — Хорошо. Его сердцебиение ускоряется, глаза Чимина такие большие и глубокие, они смотрят прямо в его глаза. Он опять может видеть в них жизнь. — Почему ты смотришь на меня так? — Просто так, — отвечает парень, а потом целует его, так же легко и быстро, как и в первый раз. — Давай возвращаться. — Разве ты не должен практиковаться? — дразнит Чон, но сам идёт собирать свои вещи. Ему кажется, что он танцует, а не движется. — Сделаю это завтра, — он закидывает сумку на плечо и вытягивает руку. — Пошли, я готов. — Ага, — Чонгук берёт его за руку, — пошли. Они идут по улицам Сеула, и сейчас ужасно холодно, но их руки не мёрзнут, заряжаясь теплом друг друга. Изо рта выходят облачка пара, Чимин глубже прячет лицо в шарфе и закрывает глаза из-за ветра. Сегодня тихая ночь, белые огни гирлянд горят в витринах магазинов и отражаются на их лицах. Чон смотрит на парня и хочет поцеловать его прямо здесь, но вместо этого он проверяет, что их руки хорошо спрятаны под складками пальто. Щёки Пака, выглядывающие из-под шарфа, красные, как клюква, и он дрожит, несмотря на все слои одежды. Его кончики пальцев похожи на льдинки в месте, где они касаются косточек Чонгука. — Холодно, — бормочет Чимин. Он сжимает его руку. — Почти дошли. Весь оставшийся путь они избегают заледенелых мест, прижимаясь друг к другу плечами с наступлением ночи. Они единственные на улице, и вокруг спокойствие, убаюкивающие город, как свежий снег. Мир кажется спокойным рядом с Чимином. У них впереди целая жизнь, и, может быть, их следующий шаг — это узнать друг друга лучше, залечить оставленные раны. Чонгук думает, что они справятся с этим. Сейчас он чувствует себя старше и лучше. Это «взросление» наступило так неожиданно. Когда они заходят в общежитие, то свет уже выключен, а в коридорах тишина — видимо, все спят. Пак щёлкает выключатель в коридоре, заливая пространство ярким светом, и начинает стягивать с себя шарф и пальто, пока Чонгук делает то же самое. Они снимают обувь, тихо проходят в гостиную, где остаются, не зная, что сделать или сказать. Им было неловко друг без друга, а теперь им неловко вместе. Чонгук садится на подлокотник дивана, а Чимин стоит перед ним, прекрасный, с румянцем из-за мороза и разбросанными ветром волосами. Они опять нашли друг друга. Чон тянется к его руке, и теперь она болтается между ними. — Ты всё ещё мёрзнешь. Тебе стоит принять ванну, хён. Чимин соединяет их руки на секунду, а потом отпускает. Он медленно поднимает Чонгука с дивана, и его голос звучит тихо, когда он говорит. — Тебе тоже. Тусклый свет окружает Чимина ореолом, он следует за ним, позволяя поднять себя с дивана и увести из гостиной. Парень слышит их шаги по ковру и своё тяжёлое сердцебиение, пульсирующее в ушах. Он облизывает сухие губы, когда они заходят в ванную, и закрывает дверь за собой с громким щелчком, вибрирующим под кончиками пальцев. Кажется, вся комната вибрирует. Чимин медленно наклоняется вниз набрать ванну, как будто не происходит ничего необычного, но его шея и уши красные, когда он поднимается. Парень стоит перед Чонгуком, а его пальцы нежно тянут футболку младшего. — Я тоже сильно скучал по тебе, — выдыхает Пак под звук льющейся воды, и через две секунды Чон уже поднимает руки, позволяя Чимину раздеть его. По очереди они снимают друг с друга одежду, никуда не спеша, рассматривая тела друг друга. Слой за слоем они оголяются, пока Чонгук не снимает боксеры парня; они голые, а ванна полная и манящая. Он заходит в неё первый, волосы на руках встают из-за холода, он опускается в воду, и за ним следует Чимин. Парень раздвигает ноги так, чтобы Пак сел между ними, удобно опираясь спиной на грудь. Они сидят так какое-то время, руки Чона обнимают его за талию. — Давай больше никогда не расставаться, — неосознанно говорит младший; зеркало запотевает из-за жара, его мускулы расслабляются, а Чимин смеётся. — Мы даже месяц не продержались, — он откидывает голову на плечо Чонгуку. — Мы так плохи в этом, да? — Ммм, это ты не смог жить без меня, — улыбается Чимин. — Я твоя слабость, Чон Чонгук? Парень щипает его за бок, а его сердце делает кульбиты внутри. Он пытается смотреть на него спокойно. — Заткнись. Просто не говори никому. Его глаза озорно загораются. — Так… сделаешь мне массаж плеч? — Ты именно из-за этого позвал меня? — Чон трясёт головой, но слушается: его руки поднимаются из воды и сжимают плечи, он слушает короткие выдохи Чимина в ответ на прикосновения. — Ах, конечно же, нет. — А звучит именно так, — ухмыляется макнэ. — Я люблю твои руки. — Ты это уже говорил. — Что ж, говорю ещё раз. Он хмыкает в ответ, нажимая пальцами на мышцы. Кажется, что под водой безопасно: они только вдвоём, Чимин тихо бормочет, когда младший нажимает на правильную точку. Они оттаивают в ванне, и это так приятно — наслаждаться кожей друг друга, но при этом быть слишком уставшими для секса. Его глаза начинают закрываться, когда он замечает бисеринки воды, собирающиеся на шее Пака. Он медленно целует их. Старший вздыхает, и всё кажется неясным из-за жара ванны или усталости в их костях. Его голова кружится, руки исследуют плечи Чимина и спускаются ниже, а он прекращает целовать парня только затем, чтобы сонно уткнуться носом в волосы. Он любит это. Он любит их. Всё встаёт на свои места. — Хён, — произносит парень в его волосы. — Хмм? — Я люблю тебя. Пак находит одну из его рук и хватается за неё. — Я тоже люблю тебя. Его грудь вздымается, как будто в его сердце слишком много всего, поэтому он добавляет: «Даже когда мы будем старыми и морщинистыми, и твоя попа начнёт обвисать…» — и чувствует, как Чимин поворачивается в его руках. Он смотрит на него, широко улыбаясь ему своим отколотым зубом и щуря глаза. — Вау, так романтично. — Я пытаюсь. Чимин глубоко целует его, и он тонет ниже и ниже в глубину его рта. Поцелуй страстный, но не слишком жаркий, он продолжается, пока они исследуют друг друга в тысячный раз. Он знакомый, и прекрасный, и красивый. Всё сразу. Как наблюдать фейерверки в Нью-Йорке. Когда они отрываются друг от друга, руки Чонгука находятся во влажных волосах Чимина, его взгляд замечает бутылку шампуня на краю ванны. — Хочешь я… помою тебе голову? — неуверенно и смущённо спрашивает он, и Чимин замечает это, смеясь ему в лицо. — Только если ты не хочешь, чтобы вода стала оранжевой. — Оу. Да. Тогда лучше не надо. — Но, думаю, нам хватит шампуня до следующего года, так что спасибо, — он поворачивается и опять ложится на его спину, и лицо Чонгука краснеет. — Тогда это казалось отличной идеей. — Тебе нравится, когда я пахну тобой, да? Ношу твою одежду? И он не может видеть, но знает, что Чимин ухмыляется. — Не знаю, о чём ты говоришь. — Мхмм. Вода становится чуть тёплой, а его руки — морщинистыми, когда он наконец-то выходит из ванны, готовый к нежным простыням и нескольким часам сна, к которым макнэ уже привык. Парень вытирается и оборачивает полотенце вокруг талии, а потом поворачивается к Паку с ещё одним полотенцем в руках. Кажется таким естественным смотреть, как старший выбирается из ванны, весь мокрый и мёрзнущий на холодном воздухе, и заворачивается в полотенце, предоставленное Чонгуком. Они смотрят друг на друга в зеркале. — Твоя кровать или моя? — спрашивает Чимин. — Твоя. И они вытираются, надевают чистую одежду, которой они делились так много раз, что уже неизвестно, кому она принадлежала изначально, и падают в кровать, друг в друга, в сон.