Две стороны одной тайны

      После того, как сделал Лее внушительный выговор, Люк в расстроенных чувствах ушёл к себе, говорить или играть с юной принцессой после уже совсем не хотелось. Впрочем, девочке тоже сейчас было не до развлечений.       Быстро вскочив с дивана, Лея направилась в спальню и отыскала в одной из тумбочек шикарную коробку дорогих элитных конфет, её любимых и ещё не открытых. Юная принцесса, до селе вся избалованная Вейдером, просто отложила лакомства на потом, когда получила их от ситха через Марка, не сильно заинтересованная в деликатесе. Сейчас же девочка искренне радовалась, что из-за своих капризов тогда поступила именно так. В данный момент конфеты ей были нужны в качестве презента, подарка, который она хотела преподнести Асоке, нет, не чтобы просто загладить свою вину, а чтобы действительно поздравить с беременностью, ведь это было событие.       А извиниться девочка хотела совсем иначе, без какого-либо подхалимства и задабривания, чтобы её слова казались Тано искренними, а не эгоистичными и фальшивыми. Ведь Лея считала, что извиняться следовало лишь тогда, когда человек по истине признавал свою вину, перед тем, кто поистине был тебе дорог, и так, чтобы это поистине звучало правдивым раскаянием.       Умело и аккуратно перевязав дорогущую коробку красной ленточкой, так как юная принцесса хотела, чтобы у Асоки родилась девочка, действительно виноватая подруга направилась в покои Тано. Столько раз тогрута стояла перед ней и произносила проникновенные слова, столько раз извинялась и оправдывалась перед ней, сегодня же пришла очередь извиняться и оправдываться для Леи. И юная принцесса осознавала, что это будет очень трудно.       Асока находилась в своих покоях, толком не зная, чем она могла заняться. Тано всё ещё была в шоке и растерянности от слов, которые ей сказал Люк, от самой себя, от всей этой ситуации, которая сложилась вокруг её спонтанной беременности. Тогрута не знала, ни как ей следовало на это реагировать, ни что чувствовать, других занятий у неё в данный момент особо не было, потому противоречивые мысли так и лезли в голову сами собой. Стараясь не думать обо всём том, что навалилось на неё за последнее время, женщина аккуратно взяла с тумбочки букет и поставила его в воду. Красивые цветы смотрелись просто идеально в вазе на стеклянно-металлическом кофейном столике, играя всеми своими разноцветными красками в лучах тёплого солнца. Внимательно разглядывая их, чтобы хоть как-то немного отвлечься, Асока уверенно поправила несколько пёстрых бутонов и, собираясь вновь окинуть подарок от своего дорогого сына строгим взглядом, внезапно, почувствовала себя плохо.       Тогрута не успела вдохнуть аромат роскошного букета, который она старалась не вдыхать из-за естественной тошноты, но голова сама-собой закружилась. Перед глазами стало всё темнеть, и тело окутала такая слабость, что стоять на ногах и дальше не было никаких сил. Такой жалкой и беспомощной женщина ещё не казалась себе никогда, впрочем, такой она и не была ранее.       Всеми силами стараясь удержаться на ногах, Асока едва дошла до серо-белого резного дивана, и с огромным облегчением уселась на него, мысленно злясь на себя за свою немощь.       «Если так будет всю беременность, то я превращусь в жалкую развалюху, которая и ходить-то не может», — недовольно оценила ещё один минус нынешней ситуации она, — «Этот ребёнок Вейдера едва только появился, а уже вытягивает из меня все соки», — тяжело вздохнула Тано, устало прикрывая глаза и откидывая голову назад на спинку.       Ещё какое-то время тогрута сидела вот так неподвижно, стараясь прийти в себя, дабы не потерять сознание окончательно, пока в её покои не вошли.       Быстро миновав относительно не большое расстояние от своих комнат до комнат Асоки, Лея взволнованно замерла у двери. Девочка стояла под ней несколько минут, как-то очень напугано сжимая изящную дорогую коробку конфет, и не решалась постучаться. В какой-то момент в её голову пришла странная мысль.       «Так вот, что ощущала Асока каждый раз, снова и снова пытаясь поговорить со мной», — от осознания этого чувство вины ещё сильнее вспыхнуло в душе юной принцессы и явным раскаянием отразилось на её щеках багряным румянцем.       Из-за понимания того, как жестоко и мерзко Лея поступала в те разы, девочка ощутила новый, очень сильный прилив стыда, и ярость на саму себя в один момент заставила юную принцессу набраться смелости и постучаться. Несмотря на то, что Лея была сейчас как никогда преисполнена решимости извиниться, удары её маленького детского кулачка по грубой металлической двери показались очень тихими и робкими. И юная принцесса даже испугалась, что Асока и вовсе может их не услышать, но нет, уловив своими супер-чувствительными монтралами даже такой едва заметный звук, потревоженная Тано быстро пришла в себя и громко сказала:       — Войдите.       Получив-таки одобрение от тогруты проникнуть в её комнаты, девочка со стеснением и дрожью в коленках оказалась внутри.       Приход Леи явно удивил Асоку, так как это тут же отразилось на её измученном и усталом лице выражением полного изумления. Кажется, небесно-синие глаза Тано даже расширились от удивления при виде юной принцессы, но тогрута так ничего и не произнесла, собственно просто не зная, что следовало говорить, зато хорошо и отчётливо это знала девочка.       Завидев юную принцессу в своих покоях после стольких дней жесткого игнорирования, женщина сразу попыталась встать с дивана, чтобы выглядеть как-то более презентабельно и сильно перед ней, но, увы, вновь накрывшее её головокружение так и не позволило Асоке этого сделать. Опять ощутив себя плохо, лишь немного приподнявшись, Тано плюхнулась на мягкую мебель обратно, но тут же собралась повторить попытку.       — Не надо, не вставай, — явно узрев и внимательно уловив, как тогруте было плохо в данный момент, заботливо произнесла Лея, в подтверждение своим словам резко взмахнув рукой, и, не выжидая больше не секунды, сама подошла поближе.       Всё ещё боясь, стесняясь и смущаясь, юная принцесса быстро и как-то неловко протянула женщине конфеты, а затем, стараясь говорить, как можно более торжественно, добавила:       — Это тебе. Поздравляю с беременностью!       Громко и чётко произнеся слова, которые заставили Асоку уже в коий раз за сегодня вздрогнуть, девочка активно сунула ей в руки свой подарок и тут же переключилась на то важное, что она собиралась сказать.       Тано в недоумении и шоке приняла конфеты, просто как-то отстранённо сжав изящную коробку у себя в руках и ничего не говоря, но Лея почему-то сочла это добрым знаком. Находясь сейчас, здесь, перед своей смертельно обиженной и глубоко до самого центра души униженной подругой, юная принцесса испытала ещё больший прилив стыда. Никогда в жизни девочке не было так совестно за свои поступки, впрочем, никогда в жизни она и не поступала так гадко и мерзко ни с кем. Сейчас Лея ощущала, как неприятное, мерзкое чувство вины, буквально сжигало её изнутри пламенем все разъедающей кислоты, и ей было очень страшно и неуютно. Если раньше юная принцесса не смотрела в глаза Асоке из-за отвращения к ней, то вот сейчас смотреть в такие искренние, такие добрые синие радужки Тано девочке было невероятно трудно из-за груза вины, который был вдвое тяжелее её самой. Лея понимала, что поступила очень плохо и мерзко и никак не могла принять того, что даже несмотря на всё это, Тано не злилась, не обижалась, не кричала на неё и не выгоняла прочь. Она просто безмолвно взяла в руки коробку и чего-то ждала… Нет, не чего-то, а заслуженных и выстраданных искренних извинений! И Лея тут же поспешила их ей подарить.       Стараясь говорить, как можно правдивей и чувственней, юная принцесса очень смущённо и очень пристыженно начала свою речь:       — Я хотела бы извиниться перед тобой, за всё то зло, что я тебе сделала, за всю ту боль, что я тебе причинила, — до жжения в пальцах заламывая трясущиеся руки за спиной и носом бело-серебряной туфли как-то неловко ковыряя мраморный пол, вещала Лея, — Ты столько всего сделала для меня, а я… Я… — едва не плача, лила искренние слова раскаяния от самого чистого сердца юная принцесса, — В общем, я не жду, что ты простишь меня, и понимаю, если ты больше никогда не захочешь со мной разговаривать, я очень виновата… И мне, правда, стыдно за своё поведение… Но я хочу, чтобы ты знала, что несмотря ни на что, я всё равно всегда буду считать тебя своей подругой…       В этом месте девочка запнулась, не зная, что ещё она могла сказать такого, чтобы Асока поверила в её слова и в чистоту её намерений, собственно, и сказать больше было нечего, от чего совсем залившись яркой алой краской от стыда, Лея как-то совсем сконфуженно отвернулась, ожидая осудительной реакции, словно хлёсткого удара кулаком. Юная принцесса помнила, как жёстко и жестоко отвечала она Тано, как безжалостно и мерзко оскорбляла и унижала её, и сейчас справедливо ждала точно такой же реакции. Девочка, обладая природным чувством справедливости, ощущала, что она этого заслужила, она этого была достойна, и она готова была принять на себя болезненный ответный удар судьбы, как-то подсознательно всем телом будто группируясь для него.       Лея не боялась криков и оскорблений, Лея не боялась того, что могла сделать ей Асока в гневе, она боялась лишь одного, что Тано ей не поверит, не примет за чистую монету её раскаяния, потому с трепетом ожидала справедливого возмездия, но оно не последовало.       Когда, спустя пару минут немого оцепенения, юная принцесса набралось смелости и одним кофейным глазом взглянула на тогруту, девочка заметила, что та улыбалась, улыбалась по-доброму, радостно и искренне, при этом тепло прижимая дорогую коробку конфет к своей «необъятной» груди, к своему необъятному сердцу.       Впервые за долгое время Асока действительно улыбалась, правдиво и искренне, потому что впервые за два последних месяца ей было, правда, хорошо. Не медля ни секунды, в созерцании как боялась, нервничала и подлинно переживала Лея, Тано не стала её долго мучать, и так же искренне и мягко, как обычно, произнесла:       — Я прощаю тебя, — тогрута чуть интенсивнее улыбнулась и не изменившимся добрым тоном добавила, — И мы по-прежнему, подруги и с моей стороны тоже.       Так неожиданно, так быстро и просто получив прощение, Лея аж вздрогнула и выпрямилась, слегка приоткрыв рот глядя на Тано, от того, что тогрута даровала ей снисхождение столь легко, юной принцессе сделалось ещё более стыдно за то, что она так долго мучала такого доброго гуманоида, но одновременно с тем её маленькую детскую душу полностью поглотила и искренняя радость. Ошибки девочки не остались неисправимыми, они не повлекли за собой страшных последствий, они ничего не изменили в их с тогрутой отношениях, и от этого Лея была счастлива, по-настоящему счастлива.       — Вот и отлично! — немного осмелев, буквально вскрикнула юная принцесса и тут же по-обычному юрко с ногами забралась на диван, всеми силами стараясь делать вид, что ранее между ними с Асокой ничего не произошло.       До сих пор слегка виновато и нерешительно глядя на Тано, девочка немного смутилась, а затем, наконец-то, задала вопрос, который так давно хотела:       — Можно мне потрогать твой живот?       Лея как-то невольно, чисто инстинктивно выставила руку вперёд и в покорном ожидании всмотрелась тогруте в глаза.       Этого вопроса женщина явно никак не ожидала, такой живой интерес к её беременности кто-то проявлял впервые, ни Вейдер, ни Люк не были столь прямолинейны, стараясь держаться немного скромнее, но Лея, в этом была она вся, всегда и во всём проявляла свои эмоции открыто. И Асока чувствовала, что девочка как никто другой была рада её беременности и взбудоражена этой новостью. Не найдясь что ответить и даже не зная, как толком реагировать на эту просьбу, Асока лишь откинулась на спинку дивана обратно и позволила своей подруге приложить ладонь.       Обрадованная этим разрешением Лея тут же прильнула к ещё совсем плоскому животу Тано и стала мягко ощупывать, время от времени приближаясь к серой ткани платья ухом и прислушиваясь, как будто что-то там могла распознать. Её реакция на беременность тогруты умиляла, от этого хотелось радоваться и улыбаться, вот только радоваться и улыбаться чему?       За несколько долгих минут внимательно исследовав весь едва ли на много увеличившийся живот Асоки, Лея не остановилась на достигнутом и, явно проявляя неподдельное любопытство к положению подруги, тут же задала следующий, пожалуй, слишком шокирующий вопрос:       — А кто это будет, мальчик или девочка? — юная принцесса искренне и безмятежно улыбнулась, не убирая руку и при том глядя Асоке прямо в лицо, в то время как Тано вся сконфузилась от данного предложения, — Я бы хотела, чтобы это была девочка. Тогда мне будет с кем играть в куклы… — тут же быстро добавила Лея, вновь приложив ухо к серой эластичной ткани, абсолютно не замечая какую растерянность таким простым и естественном пожеланием она вызвала у тогруты.       А ведь действительно, женщина, столь сильно была увлечена и подавлена новостью о том, что Вейдер насильно сделал её беременной, что никогда ранее она не задумывалась о ребёнке как о ребёнке вообще. Малыш, мальчик или девочка? Асока и сама не знала, кого она хотела, но вот именно сейчас, именно в этот момент, рассуждения о поле ребёнка пришли и к ней. Наверное, Тано было бы всё равно, каким родится этот малыш, будь то мальчик или девочка, она любила бы его, если бы… Если бы он был от Энакина. Но сейчас, в данной ситуации тогрута не знала ответа ни на свои душевные метания, ни на то, что спрашивала у неё Лея. Однако, первое, мелькнувшее яркой тёплой вспышкой в сердце осознание родства с этим ребёнком у тогруты, всё же, появилось. Она впервые в жизни задумалась о будущем малыше, не как о бездушном эмбрионе, не как о куске мяса, не как о раковой опухоли, поглощающей насильно весь её организм, а как о ребёнке, частице её самой, её сыне или дочери. Вот только признать это было куда сложнее, чем казалось на первый взгляд…       Как-то спонтанно положив руку на голову юной принцессы и погладив её оранжевой кистью по каштановым волосам, Асока неуверенно улыбнулась и заботливо ответила:       — Н-не знаю… Пока что ещё слишком маленький срок, чтобы определить пол.       Пояснив это не в меру любопытной девочке, абсолютно шокированная и сбитая с толку наплывом новых эмоций Асока ожидала, что Лея больше ничего столь неловкого не спросит, но нет, её ожидания не были оправданы.       — А как ты назовёшь ребёнка? — всё так же изучающе поглаживая совсем ещё плоский живот Тано, наивно поинтересовалась юная принцесса.       Новый вопрос пронзающей молнией прошёлся через всё сознание Асоки, и в этот момент она полностью осознала, что вскоре у неё родится ребёнок. Внутри неё сейчас росло и развивалось живое существо, человек или гуманоид, который должен был появиться на свет, стать личностью, жить, и которому тоже нужна была любовь, любовь его матери. До Тано впервые в жизни дошло, что она на самом деле являлась матерю этому существу, нет не существу, малышу, ребёнку, и именно она должна была любить его больше всех и заботиться о нём. От понимания этой реальности, тогруте вдруг сделалось так стыдно, так не по себе, что даже сквозь свою оранжево-белую кожу она вся покраснела. Как раньше она могла ненавидеть это дитя, как раньше она могла ненавидеть этого беззащитного ребёнка и пытаться избавиться от него? Да, его отец был монстром, его отец был самым ужасным человеком в галактике, но мать… Как она, его мать, могла в один момент стать ещё худшим монстром, желавшим смерти своему малышу?       «Ребёнок, малыш, живое существо… Мой малыш…» — ещё раз безмолвно повторила Асока, и из её глаз от хитросплетения вины и умиления едва не хлынули слёзы.       В один момент Тано стало настолько жалко это несчастное существо, настолько обидно за сию трепетную жизнь, которую она едва не оборвала, настолько хрупким ей показался этот плод, росший у неё внутри, что тогрута вся буквально задрожала от страха причинить ему вред, а она ведь могла, едва это не сделала…       Искреннее сопереживание, искреннее беспокойство за несчастного ребёнка пронзили каждую частичку души женщины и отдались в сердце противной болью сожаления и жалости по отношению к нему. У этого малыша не только был самый ужасный на свете монстр-отец, у него была ещё более ужасная и бесчувственная мать, которая с самого первого дня появления ненавидела его. Но это было неправильно! Так было нельзя! Внутри Асоки сейчас росло живое существо, ребёнок, её ребёнок, и он тоже требовал, любви, ласки и внимания!       От обилия эмоций, в один момент охвативших Тано, женщине, вдруг, впервые захотелось прикоснуться к этому малышу, приласкать, проявить свою искреннюю заботу о нём, и вторая свободная рука тогруты невольно легла ей на живот, буквально пытаясь нащупать будущего ребёнка. Впервые в жизни женщина действительно осознавала его своим и с трепетной нежностью поглаживала через эластичную ткань серого платья вместе с Леей. Впервые в жизни Асока почувствовала, что тоже любит этого малыша, ребёнка, её ребёнка… И впервые в жизни она признала его своим…       — Я пока не выбрала имя… Но это ещё предстоит решить… — задумчиво и нежно улыбаясь, как-то отстранённо ответила юной принцессе на её вопрос Тано, но теперь она знала, уверенно и решительно знала, что своему мальчику или своей девочке она подберёт самое лучшее имя, с самой искренней любовью и заботой.       С того дня, как Лея и Асока помирились прошло ещё два месяца, за которые живот Тано успел заметно округлиться, впрочем, и не он один. Тогрута была у себя в покоях, абсолютно рассеянно переодеваясь после душа, когда случилось это. Видимо, слишком спешив после каких-то событий укрыться у себя в комнатах, женщина не достаточно плотно захлопнула дверь, от чего та, так и оставшись с приоткрытой щелью, сейчас позволяла узреть полуобнажённое изящное тело Асоки всем проходящим по коридору. Благо, таковых почти не было.       Тано уже успела с удовольствием натянуть на себя узорные чёрные кружевные трусы и лифчик и в данный момент выбирала среди несколько вариаций верхней одежды, когда возвращающийся с миссии Вейдер её заметил. Медленно и устало проходя по коридору вдоль комнат Асоки и Леи, ситх как-то безразлично пялился по сторонам, стараясь отвлечься от событий прошлого задания, и ровно в тот миг его взгляд скользнул в узкую щель меду дверями. И глазам утомлённого тёмного лорда явно понравилось то, что он увидел.       Как и обещал Вейдер, со дня, когда он узнал о беременности Асоки, ситх и пальцем к ней не притрагивался, даже почти не виделся с ней во избежание соблазна разного рода издевательств над бывшей ученицей, навещая её только по делу, чтобы узнать о состоянии ребёнка. Поначалу всё было вполне естественно и нормально. Однако, лишив себя постоянного регулярного физического контакта с Тано, ситх стал замечать, что его тянуло к ней не только из-за мести. Несколько раз тёмный лорд ловил себя на мысли, что тогрута привлекала его физически сама по себе, ему хотелось быть с ней, обладать ей, брать её снова и снова, и желание доставить ей страдания были здесь совсем не при чём. Вейдера тянуло к самой Асоке, и без неё мир казался каким-то пустым и не ярким, как будто в нём не хватало красок наслаждения, как будто он был не полным. Желание вновь оказаться рядом с Тано, трогать и ласкать её, явно давало о себе знать, и особенно мощно оно напомнило о своём существовании ровно в тот момент, когда ситх вновь спонтанно увидел тогруту полуголой. Её длинные стройные ноги, её изящные округлые бёдра, её привлекательное лицо и её ставшая просто невероятных размеров пышная грудь так буквально и манили тёмного лорда к себе, соблазнительно шепча подойти, дотронуться, получить желаемое.       Невольно остановившись подле приоткрытой двери в покои женщины, Вейдер безмолвно окинул всю её взглядом. Почему-то его глаза задержались именно на её увеличившейся от прибывающего из-за беременности молока груди, столь соблазнительно выпиравшей сквозь чёрную кружевную ткань лифчика. Ещё какое-то мгновение, ещё какую-то секунду, ситх боролся с собой, со своими эмоциями, чувствами, желаниями, но, так и не выдержав, грубо толкнул прочь металлические створки и буквально ворвался внутрь гостиной, в то время, как потревоженная дверь с лязгом захлопнулась за ним.       Не говоря ни слова и абсолютно никак не поясняя своего поступка, тёмный лорд решительно подошёл к не заметившей его Асоке сзади и спешно, но плавно, положил свои механические руки в кожаных перчатках её на оголённые плечи, начав слегка поглаживать их.       От внезапного и неожиданного прикосновения Тано аж вздрогнула, поначалу пытаясь отстраниться, но почему-то в следующую секунду ей совсем не захотелось этого делать. Умом она понимала и осознавала, что это был тот самый Вейдер, который столько мучал её, столько издевался над ней, которого она так сильно ненавидела, но отчего-то в край обезумевшее тело сейчас покорно отвечало на его ласки. Видимо, всему виной был переизбыток гормонов, но в данный момент женщине даже самой хотелось, чтобы ситх не останавливался, продолжал, трогал и ласкал её.       Его властные руки спешно и похотливо сбежали по плечам вниз, и сильные пальцы крепко сжали набухшую от молока и возбуждения грудь. Асока громко застонала, позволяя ему трогать себя и при этом томно откидывая голову назад. Она не понимала, что с ней такого творилось, но прикосновения ситха почему-то не были столь отвратительными как обычно, на этот раз принося лишь удовольствие, быстро концентрирующееся внизу живота. И тогрута не желала, чтобы тёмный лорд останавливался ни на секунду, податливо подставляя большие затвердевшие соски под его умелые пальцы.       Явно сожалея, что здесь и сейчас из-за наличия непроницаемого чёрного шлема он не мог её целовать, Вейдер жадно наслаждался сдавливанием большой и пышной груди Тано, изучающе ощупывая её сквозь кружевное чёрное бельё. Страсть накалялось, а желание росло с каждой новой минутой всё больше, причём у них обоих. Ситх вот-вот был готов схватить Асоку за руку и силой поволочь её в свою камеру в его покоях, чтобы продолжить там, но…       Чуть сильнее притянув к себе Тано в порыве страсти, тёмный лорд как-то невольно опустил руки ей на талию. Пальцы мягко скользнули по гладкой округлой поверхности, и именно этот момент, вдруг, отрезвил Вейдера.       Только чисто интуитивно нащупав её заметно увеличившийся живот, тёмный лорд сквозь пелену желания и возбуждения вспомнил, что Асока была беременна. Тано тем временем стонала, слегка извиваясь на месте и ожидая продолжения, но ситху было уже не до того.       Резкое, словно гром среди ясного неба, осознание положения тогруты заставило тёмного лорда невольно вспомнить Падме. В тот день, когда он видел её в последний раз, она тоже была беременна. И тогда из-за порыва чувств, из-за лишних эмоций и не нужных желаний он навредил ей и своему ребёнку. Тогда, находясь под волей гнева и жажды власти, он убил свою любимую, обожаемую, ни с кем не сравнимую жену, и едва не убил своего не родившегося ребёнка. Было чудом, что после той стычки на Мустафаре Лея смогла выжить, ведь эмоции и желания Вейдера тогда едва не привели к полной трагедии, и сейчас, сейчас он снова повторял эту ошибку.       Ситх невероятно хотел взять Асоку, если мог бы он сделал бы это прямо здесь и сейчас, и ничто на свете, казалось, его не могло остановить, ничто, кроме… Безопасности его ребёнка! Желание и соблазн были очень велики, Тано полуголая и до предела возбуждённая была совсем рядом, очень и очень близко от него, оставалось совсем чуть-чуть, и он смог бы получить вожделенное. Но нет, он не мог, он не должен был! Резко отстранившись от тогруты, буквально через силу выпуская её стройное тело из своих трясущихся рук, тёмный лорд спешно развернулся и молниеносно направился к двери. Нужно было уйти, сбежать, удалиться, пока он не зашёл слишком далеко, чтобы повторить прежнюю ошибку, иначе она могла стоять жизни, жизни его ребёнку и его Асоке… Мысленно осознавая это, тёмный лорд пулей вылетел из её покоев и, крепко накрепко захлопнув за собой дверь, быстро направился к себе, чтобы не совершить непоправимого.       Так и оставшись стоять вся разгорячённая и возбуждённая с полуприкрытыми от желания глазами, Асока не поняла, что же такого произошло. Её сознание твердило и кричало, что слава Силе, ситх остановился вовремя, но её тело просто бушевало гормонами, побуждающими запретное желание продолжить. Тано не понимала, почему Вейдер ушёл, как не понимала и себя, почему она об этом почти даже сожалела. Но ничего нельзя было уже исправить.       Тяжело вздохнув, тогрута оделась в первый попавшийся ей под руки наряд и как-то неудовлетворённо и даже расстроенно пошла в свою комнату. Случилось удивительное, ситх впервые сам отказался от того, чтобы мучать и насиловать её, и это, по мере успокоения физического желания, стало мучать Асоку уже морально.       Медленно и задумчиво сев у трюмо в спальне, Тано привычно надела на голову и поправила украшение для монтрал, а затем, одна за другой переставляя разнообразные баночки и бутылочки с косметикой на столешнице, задумалась о причине поступка тёмного лорда, искренне не понимая, почему это почти даже возмущало её.       В ходе сиих мыслей тогрута воспроизвела последовательно всё произошедшее ранее и остановилась на моменте, когда Вейдер нащупал её живот. Отчего-то женщине тоже захотелось потрогать свой собственный живот, и нежно, ласково гладя его, Асока сделала единственный и логичный вывод — ситх остановился потому, что она была беременна. С прояснением этого момента для себя ход мыслей Тано, вдруг, сменился в иную сторону, и она уже задумалась совсем не об этом.       Мягко поглаживая свой округлившийся за последние месяцы живот, тогрута ещё раз мысленно повторила, что она была беременна. И это отрезвило и её. Впервые за долгие месяцы, после того разговора с Леей, женщина задумалась том, что она ждала ребёнка, и на этот раз её мысли были куда глубже и серьёзнее. Чувствуя и предвкушая появление на свет малыша, её малыша, Асока невольно стала представлять себе, как им он будет: человеком или тогрутом, мальчиком или девочкой, на кого будет похож внешне, унаследует черты матери или отца, её васильковые глаза или… Янтарные глаза Вейдера…       От произношения этого страшного имени в мозгу Тано вся вновь вздрогнула, и умилительные мечтания о малыше тут же исчезли. В одну секунду, тогрута вспомнила, что когда-то она так рьяно и страстно хотела ребёнка от своего дорого и любимого учителя — Энакина… Сейчас же, в реальности она была беременна от Вейдера! Сия жёсткая правда несколько раз отдалась в её сознании, неистово причиняя боль. И женщина с ещё более яростной усердностью стала переставлять оставшиеся баночки на трюмо, стараясь отвлечься, забыться, всеми силами отрицая жестокую реальность!