Мясник

София просыпается по обыкновению рано, и, глядя на похрапывающего рядом брата, думает, что всё так должно и быть. Она прекрасно помнит всё, что было вчера, и странно - не испытывает к Кристофу ни капли ненависти. Влагалище саднит, но фрау и не думает сердиться за причинённую боль. Наоборот, ей хочется приласкать Кристофа, и София не воспринимает это желание как что-то дикое, потому что человек, лежащий рядом, ей глубоко симпатичен. Но что-то сдерживает её от того, чтобы поцеловать или погладить Кристофа - наверное, чувство ненависти не хочет смиряться с таким внезапным изменением. Но София предчувствует, что симпатия её к Кристофу - отнюдь не временная. Некоторое время она ласково смотрит на брата, который ещё глубоко погружен в сон, а после вчерашнего и не помнит, что ему сегодня на работу. И София смотрит на это спокойное, безмятежное лицо почти с удовольствием - несмотря на полноту, её брат очень даже миловидный. Она встаёт неохотно, и, лишь для приличия набросив халат, задергивает шторы, чтобы тусклое осеннее солнце не разбудило Кристофа. Софии даже смешно стало от того, что она так заботится о брате, с которым ещё вчера гнушалась сидеть за одним столом. Но она последний раз смотрит на полицая, и, как примерная жена, идёт готовить завтрак. Замуж София никогда не собиралась и не знает, как ведут себя женщины в таком положении. Будто после вчерашней ночи кто-то перестроил программу её поведения на другой лад. Теперь она уже не сильная одинокая женщина, думающая только о карьере, а погрязшая в семейной рутине жена и мать, хотя о детях София тоже никогда не мечтала. Но, фрау Шнайдер об этом не думает, и тихо возится на тесной кухне, ожидая, когда Кристоф проснётся. Они никогда не принимали пищу вместе, но София думает, что сегодня всё будет хорошо. И когда на кухню вваливается ещё не проснувшийся до конца майор, проститутка только улыбается мягко, а Кристоф, покраснев, отводит взгляд, когда она поворачивается. В желто-лиловом распахнутом халате, с открытой грудью и сковородкой в руках, где трещит горячая яичница, она выглядит кухонной богиней, и Кристоф понимает, какая же она красавица. Пусть на лице остались грязные потёки макияжа, а пышные волосы растрепаны, майору кажется, что никого красивее он не видел никогда, и ему даже неловко садиться с ней за один стол. Кристоф не понимает, почему София смотрит на него так ясно, ласково, а не как обычно - злобно прищурив глаза и чуть слышно поскрипывая зубами. Она смущённо улыбается, накладывая еду в заранее поставленную тарелку, ставит грязную сковороду на плиту, достаёт из подставки вилку, и Кристоф удивляется, не понимая, как у Софии получается делать всё так грациозно и бесшумно. Стоит ему самому зайти на кухню, как там поднимается лязг и грохот, а все плоские поверхности оказываются в воде и объедках. Когда на кухне София, здесь стоит идеальная чистота. Она подходит к Кристофу, с материнской заботой поправляет его буйную шевелюру и одёргивает кое-как напяленную форму. Тот стоит столбом, боясь пошевелиться и вызвать этим гнев сестры - только сейчас он вспомнил, кем ему приходится эта роскошная женщина - но София и не думает сердиться. Она улыбается, видя настроженно-напуганное лицо брата, и, ласкаясь, кладёт голову ему на грудь, крепко обняв. И Кристоф обнимает её осторожно, чуть касаясь тонкой фигуры. София долго собирается с духом, прежде чем легонько поцеловать майора в щёку и сказать: - Доброе утро. И эти слова даются ей совершенно естественно. Кристоф невольно дотрагивается до розового пятнышка на щеке и едва слышно произносит то, о чём думал с первого взгляда на сестру: - А ты красивая без косметики, - говорить страшно, но майор чувствует, что сестра никогда больше не будет его ненавидеть. Она усмехается, чуть покраснев, и едва ли не силой усаживает сопротивляющегося майора за стол. В самом деле, пускай он привыкнет к её обществу позже. А пока можно привести себя в порядок. "А ведь и в самом деле красивая", - думает она, расчесывая свои великолепные волосы перед заляпанным зеркалом в тесной ванной, которая давно нуждается в ремонте. София умывается и с интересом смотрит на себя - ей не привычно видеть себя с чистым, неукрашенным лицом. Несмотря на массивный подбородок и узкие глаза, не отличающиеся особенной глубиной, София себе нравится. Собственно, почему нет - на конкурсе проституток в Амстердаме, куда она ездила, когда была молоденькой, она получила первое место, оставив позади конкуренток из Голландии, Швейцарии, Германии и Бельгии - среди жительниц этих стран с трудом можно найти красивую женщину. В секс-индустрии большей популярностью пользуются славянки и населяющие Восточную Европу. Но перед неотразимым обаянием Софии Шнайдер никто не смог устоять. Организаторы этого конкурса признавались, что амстердамские "красотки" не возбудили бы даже тогда, если бы заплатили самим клиентам. У неё появилось множество завистниц и последовательниц, но София предпочла открыть своё дело в родном городе. Быть хозяйкой публичного дома не так унизительно, как быть проституткой. Но теперь София впервые подумала, что брат может её стыдиться. Хорошо, что теперь она оказывает любовные услуги не очень часто, иначе бы ей было действительно неловко перед Кристофом. Она думает об этом, и широкоскулое лицо заливается красным. София поспешно отводит взгляд от зеркала и спешит к брату, который явно не собирается задерживаться. - Уже пойдёшь? - женщина бросается ему на шею, уже не критикуя свои действия. Просто делает то, что хочется, хотя Кристоф реагирует на это с испугом. Он кивает и пытается снять её с себя, но сестра непреклонна. - Ты стыдишься того, что было вчера? - спрашивает она. Кристоф, плюхнувшийся на стул, чтобы надеть ботинки, наклоняется и нечаянно утыкается в самый низ её обнажённого живота. Сначала он вздрагивает, забыв об обуви, а потом зарывается носом в кудрявые волосы на лобке. Значит, не стыдится. - Ладно, собирайся, ты же торопишься, - она отходит, сдерживая желание взять брата за волосы и прижать к себе ещё крепче. Кристоф опускает покрасневшее лицо и боится поднимать глаза. - Давай, - София останавливает его, одетого, и нежно-нежно целует в губы, и слабохарактерный майор не удерживается, чтобы не ответить на поцелуй. Их языки сплетаются, и Кристоф с упоением сосёт и прикусывает тонкие губы сестры, забыв, что опаздывает. Но поцелуй разрывается, и майор неохотно уходит, оборачиваясь на сестру, которая высунулась на лестничную площадку, провожая его полным заботы взглядом. Но он ещё не скоро привыкнет к этому взгляду. Кристоф хотел сказать сестре, что он гей, и между ними вообще ничего быть не может. Но София слишком соблазнительна. И майор не знает, как будет сегодня вечером смотреть в глаза Оливеру. Да, он не придёт домой ужинать, к тому же обещал возлюбленному придти. Не сдержать слово было бы подло. Кристоф задирает голову, высматривая в спирали лестничных клеток жёлто-лиловую фигуру, и, не увидев её, со вздохом покидает дом. Такси уже ждёт его у подъезда - денег на хороший автомобиль майору никак не собрать, да и водить он не умеет, ездить в общественном транспорте унизительно, а ходить и вовсе невозможно, хотя расстояние от дома до полицейского участка не так уж и велико. Майор не задумывается, что каждодневные поездки на такси отнимают денег больше, чем содержание машины. Кристоф по жизни довольно непрактичен. Но он и думать не хочет, чем может обернуться его непрактичность. Поэтому он разваливается на заднем сиденье и несколько минут наслаждается возможностью просто ни о чём не думать. А мысли лезут в голову, и не очень приятные. Майор старается отвлечься, глядя на дорогу, и когда такси выезжает на перекрёсток, слышит, как водитель ахает и беззвучно ругается. Майор тут же перегибается вперёд, выглядывая между сиденьями, и видит - две машины столкнулись, и между ними тёмный клубок, напоминающий человеческую фигуру. Вокруг них тут же собирается затор, и все машины, чьи хозяева спешат, истерично дерут клаксоны. - Вы же полицейский, - вдруг говорит водитель словно между прочим, но раздражённо, - разберитесь, что произошло. Шнайдер с недоумением посмотрел на обслуживающий персонал, который вдруг решил им управлять, но, покопавшись, всё же вышел. Действительно, чем быстрее он сможет разрулить ситуацию, тем быстрее приедет, ведь Кристоф и так опаздывает - полицейский чувствует, как мобильник злобно буравит его бок сердитой вибрацией. Полицейское удостоверение, которое нагло предъявляет жирдяй со смешной причёской, заставляет двух провинившихся водителей быстро и связно рассказать, что произошло. Во всём была виновата женщина, переходившая дорогу на красный свет - её тело сейчас выглядывало из-под чёрного Бентли. Водитель не успел затормозить, хотя нарушительница шла медленно, и тормоза сработали, когда худощавое тело опрокинулось на капот. А следовавший за ним Лексус никак не ожидал, что Бентли так резко, с воем и визгом затормозит, да ещё когда всем машинам зелёный. Ну и врезался в широкий багажник, не столько пострадав, сколько испугавшись. Но состояние женщины почему-то не волновало обоих. Пострадавшая была ещё жива, но находилась в ужасном состоянии, и, майор, понимая, что на работу он сегодня точно не попадёт, вызывает скорую, пока таксист пытается оказать женщине хоть какую-то помощь. Она ещё довольно молодая, но длинное бледное лицо уставшее и вялое. Фрау едва дышит, и скоро приехавшие врачи боятся, что она не выживет. Майор берётся сопровождать её, потому что женщина с разбитой головой и раздавленной грудью только чуть дышит, не подавая других признаков жизни. Она ничего не слышит, не может говорить, и майор видит редкие слезинки, сбегающие по искривленному болью лицу. В больнице, прямо на входе, майор сталкивается с Оливером, и ему не очень привычно видеть возлюбленного в медицинской одежде, скрывающей лицо. Но эти огромные глаза невозможно не узнать, и Кристоф замирает, когда Оливер направляется прямо к нему. - Не ожидал тебя здесь увидеть, - говорит врач, глядя майору в глаза, и под этим взглядом у Кристофа заплетается язык, которым он недавно целовал свою сестру, и он, как очарованный, может только смотреть на врача. - Сегодня вечером в "Ганнибале", помнишь? - тем же официально-равнодушным тоном напоминает Ридель, и, заметив, что никого вокруг нет, быстро касается губами щеки майора. У Кристофа перехватывает дыхание, и он даже сказать ничего не может, глядя, как длинная фигура Риделя растворяется в белой бесконечности коридора, залитого слабым дневным светом. Что ж, до вечера ещё долго.       Ридель, пряча за маской улыбку, идёт в операционную, где группа врачей уже собралась вокруг женщины, так сильно пострадавшей в автокатастрофе. Согласие родственников на операцию им не нужно - надо успеть помочь, пока она жива.       Оливер быстро осматривает кое-как обмытое тело - травма слишком серьёзная, и скорее всего, женщина умрёт прямо на этом столе.       Он быстро накладывает шов на раздутую огромной гематомой голову, чувствуя, как она, погружённая в наркоз, перестаёт дышать. Вернуть женщину с того света уже нет шансов, и Оливер знает, что не виноват в её смерти. Он выгоняет ассистентов, и, оставшись один, вынимает смятые лёгкие из размозженой груди. Они крепкие и розовые - не курящая.       Хирург радуется такой удаче, и, спрятав орган в холодильник, быстро и аккуратно зашивает женщину так, что и следов аварии не остаётся. На это уходит несколько часов, и Оливер освобождается как раз в конце своей смены.       Он провожает остывающее тело в морг - об аварии должны сообщить в новостях, и за женщиной точно кто-то заявится. Больше Риделя ничего не волнует, и он, поменяв всё ещё чистый халат на светскую одежду, отправляется в ресторан, где его обещался ждать Шнайдер. Врач не забыл прихватить и украденные лёгкие - если попросить, там их приготовят так, что пальчики оближешь. А человеческая мертвечина всегда была его слабостью.