Мясник

Рихард нерешительно переводит взгляд со всхлипывающей женщины на неподвижную тушу, лежащую на носилках, которые держат двое мужчин в парадных костюмах. Их мясник узнаёт - это Кунц и Эрих, чаще всего появлявшиеся в ресторане даже без команды майора. Что ж, сегодня начальник станет их ужином. Но полицейские так смотрят на Рихарда, что у него пропадает всякое желание готовить. Они, похоже, единственные знают, что здесь происходит на самом деле, и мясник не понимает, почему они согласились тащить это неподъёмное тело на другой конец города. Но увидев непрерывный поток слёз, орошавший лицо золотоволосой женщины, всё понимает. - Всё будет готово через.... - Рихард морщится, глядя на майора и пытается вспомнить, приходилось ли ему готовить людей таких объёмов. Но ничего не вспоминается. - Садитесь, располагайтесь, - наконец выдыхает мясник, указывая на ряд столов, смутно темнеющих в неосвещенном зале. Женщина падает на стол, уронив голову на скрещенные руки, и по тому, как вздрагивает её спина, Рихард понимает - фрау всё ещё плачет. Но времени утешить её у Круспе нет. - Пройдемте, - Рихард машет полицейским, - осторожно, здесь ступеньки. Эрих и Кунц, боязливо оглядываясь, идут за мужчиной в полосатой кофте, и вся эта ситуация выглядит настолько странной, что они решаются ничему не сопротивляться. Жену майора они стали слушаться так же, как умершего начальника, и не смогли отказать в странной просьбе. "Без сомнения, они уже обо всём догадались, - думает Рихард, провожая гостей в разделочную. - И если они единственные воспринимают это адекватно, то нашему заведению крышка." Он затравленно оглядывается, надеясь услышать "вы арестованы". Но видит только, как Кунц и Эрих стискивают зубы, пытаясь не уронить носилки в тесном коридоре. Им сейчас нет дела до того, что сделают с телом начальника - скорее, полицейские жалеют, что согласились тащить эту тяжесть. "Надо дать им расслабиться ", - думает Рихард, открывая последнюю дверь. В памяти сразу высвечивается белая баночка на полке со специями, и мясник усмехается, понимая, что и сам бы с удовольствием отведовал содержимого этой баночки. - Вы ведь знаете, что это займёт много времени? - глядя исподлобья, спрашивает Рихард, - кладите вот сюда. Тилль поспешно скидывает на забрызганный кровью пол бычьи остатки, непригодные к пище, и вопросительно глядит на полицейских, которые толкаются вокруг узкого стола и ужасно морщатся, не имея возможности зажать нос. - Да мы подождём, - избавившись от ноши, Эрих с облегчением затыкает нос, и голос его звучит, как у простуженного попугая. - Есть только у вас что-нибудь выпить? - Кунц, который постарше, закрывает лицо платком, но запах крови и сырого мяса всё равно пробивается через плотную ткань. - Конечно! Пойдёмте, я сейчас принесу меню. И, возвратившись в зал, Рихард незаметно погружается в привычную работу - советует, угождает и носится между столов. Из компании, которая была с майором раньше, пришли только эти двое во главе фрау Шнайдер. И глядя на трёх людей, забившихся в самый тёмный угол, Рихард укоризненно качает головой и даже жалеет майора, которому были преданы только они. - Нам что-нибудь покрепче, - Эрих говорит негромко, оглядываясь на плачущую фрау, которую пытается успокоить Кунц, явно не умеющий обращаться с дамами. Рихард кивает, глядя на дверной проём - сегодня посетители им только помешают. И прежде чем выполнить заказ, он запирает дверь, повесив табличку -"Арендовано частным лицом". Им уже приходилось закрывать ресторан, когда здесь проводились большие праздники и даже свадьбы. Но друзья покойного явно не согласятся платить за аренду - у них и денег таких нет. Для них закрытый ресторан - привилегия, как для особо частых посетителей. Между тем Кристиан хвостиком ходит за Рихардом, стесняясь предложить свою помощь. - Пойди на кухню, помоги Пекке, - ласково спроваживает его Рихард, забирая со стойки несколько бутылок. Ничего, сейчас гости как следует расслабятся. Несколько изящных стеклянных ёмкостей выстраиваются в ряд на углу стойки. В руках Рихарда заветная банка, и, стараясь не вдохнуть случайно, он кидает в каждый стакан по хорошей щепотке чего-то, очень похожего на обычную приправу. Когда-то давно Оливер принёс им таинственный травяной набор, под большим секретом рассказав, что это возбуждающие галлюциногены - стоило их добавить в пищу или вино, границы мира резко смещались, а все люди вокруг становились поразительно доступными. Действие этого порошка Рихард и Тилль проверяли на себе, и результат им чрезвычайно понравился. Крошки трав смешиваются со струями жидкости, опадая на дно безобидным осадком. И, поднося напитки, Рихард едва может сохранить подобающее ситуации выражение - смех распирает его. И Тилль, занося нож над шеей майора, удивляется, глядя на истерично смеющего друга. - Что же ты медлишь? - недоумевает Рихард, когда Тилль нерешительно подносит нож к мягкой шее, собираясь перерезать артерию. - Всё-таки майор был нашим постоянным посетителем, - зычный голос Линдеманна звучит совсем тихо. - И когда он приходил, мы знали, что беспорядков не будет. Рихард лишь сочувственно вздыхает, но тут же прибавляет резко: - А разве ты не помнишь, что зажарить майора на вертеле было твоей идеей фикс? Но испепеляющий взгляд, последовавший за этими словами, на несколько минут заставил Круспе заткнуться. - По такому случаю нам сегодня полагается выпить, - заявляет Рихард, напяливая фартук. Тилль кивает со вздохом, и Круспе украдкой потирает ладони - сегодня Линдеманн будет принадлежать ему. - Как думаешь, сколько времени это займёт? - Рихард с некоторым страхом оглядывает майора, - я и о разделке, и о готовке. - Он слишком жирный, - бормочет Тилль, в знак доказательства надрезая кожу на боку. - Конечно, сало можно срезать и закоптить отдельно, - Рихард кивает, глядя на внушительный жёлтый слой прямо под кожей, - как я помню, жирное мясо мало кто любит. - Эта фрау Шнайдер вообще вегетарианка, - приоткрывает Тилль небольшой секрет, и Рихард смеётся неприкрыто: - Она слишком много теряет. Ну ничего, я приготовлю специально для неё такой ароматный стейк, что эта дама в одну минуту возненавидит свои овощи! - Круспе вспоминает заплаканное лицо фрау, и на фоне некоторого стыда появляется шаловливая мысль о том, что женщине волшебный порошок нужен больше всего. Разделка занимает времени больше, чем предполагали мясники, и на кухне Пекка уже начала тревожиться, куда пропал шеф-повар. Она пытается нарезать мясо, но бросает работу с чувством, что ей всё это уже осторчело. - Тебе помочь? - слышит Пекка незнакомый голос, и не сразу понимает, о чём её просят. Высокий парень с зажатой под мышкой курткой робко и доверчиво глядит на неё. Тёмные волосы, круглые очки, мягкая улыбка - лицо не слишком привлекательное, но у Пекки оно вызывает симпатию куда большую, чем надменная физиономия Рихарда. - Помоги, - не просит, а скорее приказывает она, но тонкие губы растягиваются наподобие лука. Кристиан долго пытается пристроить свою куртку, пока Пекка не вырывает её и пристраивает на крюк для фартуков. Слишком стеснительный, слишком усердно пытается вызвать расположение - Пекка повидала много таких и дома, в Стокгольме. Но немецкому мальчику даже не приходится долго стараться - девушка легко находит с ним общий язык и даже пытается кокетничать. Языковой барьер не смущает её вовсе, и Пекка отчаянно виляет тощей задницей, гарцуя по кухне. Кристиан с любопытством оглядывается - всё сегодняшнее кажется ему чрезвычайно интересным, и он не может не заметить длинную баночку, где лежит что-то, похожее на приправу. Лоренц любит острое, и дома рядом с ним нельзя было оставлять никакие порошки - он обожал высыпать на ладонь чуть ли не горсть, и долго лизать, наслаждаясь солёным вкусом острых порошков. Пекка и понятия не имеет, что в этой банке, и с удивлением смотрит на Кристиана, который привычным жестом отправляет в рот покрытый приправой кончик пальца. На вкус в травяном порошке нет ничего вкусного и тем более солёного, но Пекка поддаётся чужому любопытству и пихает палец в банку, предварительно облизав его. - Ладно, порежь вот это, - девушка морщится, проглатывая безвкусные крошки, и присоединяется к Кристиану. Эрих не сразу решается пригубить пива, но после первого глотка ситуация перестаёт казаться ему настолько печальной. Кунц украдкой глядит на него с завистью, прижимая к себе вздрагивающую фрау, и уговаривает её тоже выпить. София пьёт послушно, смешивая виски со своими слезами, и Кунц чувствует, как она жмётся к нему доверчиво, а не отпихивает истерично. Вся эта ситуация с рестораном для каннибалов ему совершенно непонятна. Кунц знал о деле, которое поручили майору, но безответственный Кристоф так и не довёл его до конца, так и не отыскав тех, кто выбросил в мусоросборщик человеческие кости. Конечно, Кунц краем уха что-то слышал о настоящем меню ресторана, когда сам взялся за это дело. Но в том, что здесь действительно подают человечину, убедился только что. Несмотря, что Кунц был самый старый в участке, он никогда особенно усердно не блюстил мораль, и такое в нынешнем просвещенном веке его нисколько не удивило. Эрих тоже не отличался порядочностью, да что там - они друг другу приходились соулмейтами, и им стоило большого труда не сталкиваться на людях. Но впечатлительный Эрих, в отличие от возлюбленного, похоже, находился в шоке от происходящего в ресторане. Хотя оба относились к людоедству совершенно нормально. Да и фрау Шнайдер, похоже, тоже. - Ну и куда это всё девать? - Рихард показал в сторону пластов отрезанного сала, без которого обезличенное тело оказалось вполне стройным, с крепкими подтянутыми мышцами. - Ты же сам говорил, что закоптишь, - пробурчал Тилль, - или можно мыла наделать, у нас как раз одна посетительница мыловарением увлекается. Мясник вспомнил, как девушка, чем-то похожая на Пекку, в благодарность за "залы удовольствия" принесла ему несколько брусочков ароматного мыла, которое больше напоминало произведения искусства. - На человеческом жиру, кстати, мылит лучше, я читал где-то, - подтверждает Рихард, глядя на жир уже не с таким страхом. А отрезает кусок, подходящий для шницеля, и несёт на кухню. Кристиан и Пекка ещё не ощущают действия галлюциногенов, но их весёлое настроение передаётся и Рихарду. Он даёт разбирающейся в кулинарии Пекке необходимые указания, и не может удержаться, чтобы не лизнуть порошка из незакрытой банки. После чего ставит наркотик на самую верхнюю полку и удаляется. Фрау Шнайдер внезапно понимает, что окружающее стало выглядеть чуть по-другому. Она не может объяснить, что именно изменилось, и громко вопит, когда видит вылезающие из-под скатерти щупальца. Кунц и Эрих в недоумении глядят на жену майора, не понимая, почему у неё в волосах извиваются змеи. А потом вспоминают её стервозный характер и с каменными лицами продолжают пить. Только вместо лиц у них красные маски с чёрными прорезями, которые составляют поразительный контраст с полицейскими фуражками. И она смеётся, видя недоумение мужчин, которые подскакивают, когда женщина начинает превращаться в дерево. Рихард выходит из кухни с готовым стейком на фарфоровой тарелке, но останавливается на ведущих в зал ступеньках, пытаясь избавиться от ощущения, что стены какие-то кривые. Но кирпичная кладка наклоняется ещё сильнее, когда Рихард щурится. - Что за... - он толкает дверь ногой и подскакивает, увидев, что зал полон жаб. Спины земноводных тускло светятся, и куда ни кинь взгляд - кругом мерзко шевелящиеся жабы. - Ах да, точно, - Рихард с облегчением вздыхает, вспоминая про порошок И идёт прямо по спинам жаб, ощущая, как они с хлюпающим звуком сплющиваются под ногами. Идёт отважно, держа тарелку с дымящимся стейком на вытянутых руках. Потолок прогибается, но Рихард не замечает этого, понимая, что вместо тарелки держит лист лопуха, на котором тоже сидит жаба, особенно огромная и бородавчатая, в отличие от своих товарок. Только она почему-то насыщенного изумрудного цвета. Эрих скептически смотрит вдаль, запустив пальцы в белокурую шевелюру. И в другом конце зала видит мужчину со щупальцами вместо ног, перед которым стоит высоченная белая птица, похожая на цаплю, с оранжевыми хохлами на хвосте и голове. Полицейский точно знает, что таких птиц в природе не существует, но эта птичка явно привлекает мужчину, в котором Эрих с трудом узнаёт того, кто их встретил. - Официант! - орёт полицейский, невзирая, что от крика с потолка сыпятся синие конфетти. Но официант его и не слышит. Пекка вихляет узкими бёдрами, вынося из кухни второй стейк, и от этого движения всё вокруг раскрашивается пульсирующими малиновыми зигзагами. Девушка пытается избавиться от наваждения, тряхнув головой, но вызывает зелёные точки, разбегающиеся по стенам. Она невольно пытается приглядеться, и брезгливо морщится, увидев, что это не точки вовсе, а огромные жуки. С длинными усиками и блестящими панцирями. Но Пекка не боится насекомых и идёт дальше, переступая через бегущие по полу красные ручьи. Привычный зал с невероятной скоростью превращается в лес, и девушка ступает осторожно, ощущая приятный холодок травы. Трава лезет отовсюду, а мощные ветви с треском раздирают стены, мгновенно покрываясь нежной листвой, шуршащей на непонятно откуда взявшемся ветру. Пестрые огоньки цветов вспыхивают на лугу, и, залюбовавшись ими, Пекка не сразу видит огромного богомола, беспомощно размахивающего длинными лапками. Рихард с обожанием смотрит на жабу, которая настороженно вертит холодными глазами, не понимая, как её так угораздило. Идея поцеловать животное приходит мяснику внезапно, и он, борясь с отвращением, приближает лицо к широкой плоской голове. Жаба растерянно пятится, и замирает, когда тёплые человеческие губы смыкаются вокруг её пасти. Рихард всего мгновение чувствует на губах что-то горькое, но это скорее самовнушение, чем едкая жидкость, которую выделяют жабьи бородавки. Он осторожно приоткрывает глаза, словно верит, что жаба могла превратиться в принцессу, но нисколько не удивляется, увидев человеческое лицо. Мраморно-бледная кожа, голубые сердитые глаза, вздернутый носик и капризно надутые губы - настоящая красавица. Рихард улыбается хищно, отставляя пустой лопух в сторону. Свободными руками обхватывает пышные, мягкие формы женщины, которая смотрит удивлённо, но не упирается. Пекка нерешительно подходит к богомолу, который чуть выше неё, и с любопытством заглядывает в большие красные глаза, прорезанные косо, как у инопланетянина. Насекомое поворачивает треугольную голову и бесцеремонно обхватывает узкие плечи Пекки крючками на кончиках лап. Но странно - эти крючки на восприятие мягкие и тёплые, как человеческие руки. Реальности смешиваются, и когда страшная морда с торчащими впереди челюстями прикасается к лицу девушки, она не чувствует отвращения. Рихард целует незнакомую женщину, с чмоканьем втягивая в себя её хорошенькие губки. Нетерпеливые руки наминают мягкую грудь, отчётливо прощупывающуюся под чёрным платьем, и мясник вздыхает с упоением, понимая, что эта женщина прекрасна в телесном отношении - у неё всего ровно столько, сколько нужно, и может даже ещё побольше. Чужое тело податливо, и Рихард, пользуясь сговорчивым характером своей фантазии, припирает её к стойке, запуская руку под короткий подол. По сравнению с его холодными руками обнажённые бедра кажутся почти горячими, и Рихард чувствует, что чем глубже, тем больше он найдёт интересного. Эрих смотрит на странное создание, которое, поднимая щупальца, ласкает птицу между лапок, заставляя её поджимать то одну, то другую ногу. Необычное порно слишком интересно, чтобы отвлекаться, но он чувствует прижимающегося к плечу худощавого Кунца и с досадой оборачивается. Но вместо знакомого тонкого лица Эрих видит морду непознанного существа, настолько странную, что её нельзя назвать уродливой. - Ты тоже видишь какую-то дичь? - осторожно спрашивает Кунц, и длинные лепестки на его вытянутой морде слегка шевелятся. Эрих кивает, пытаясь досмотреть, что тентакли сделает с цаплей, но Кунц не отстаёт: - А что именно? - Мужик со щупальцами и ещё птица такая, вроде цапли, - задумчиво произносит он, отводя взгляд от мракобесной физиономии возлюбленного, - и всё вокруг из красного кирпича. И кажется, стена трескается. - Удивительно, что у нас ещё и глюки одинаковые, - Кунц пытается прижаться к Эриху, но между ними лежит что-то нестерпимо скользкое и противное. Эрих брезгливо отодвигается, когда видит прогнивший ствол дерева, насквозь проеденный червями. Но ведь это дерево ещё и беззастенчиво ублажает себя, с треском запихивая сучья в дупло возле корней. Фрау подождала, пока всё затихнет. Непривычная тишина смущала ее, но привыкнув, женщина вытянулась на неудобном диване, не обращая внимания на странных существ, сидящих по обе стороны от неё. Бедная женщина уже не понимала, что здесь реальность, а что бред. Голова ныла, и задумываться над происходящим не хотелось. Хотелось только одного, чем фрау и пыталась заняться. Горячая от волнения рука скользнула под резинку неудобных кружевных трусов, разгладила жёсткие волосы на лобке. Ей давно не удавалось побыть наедине с ночью, когда фрау могла полностью расслабиться и отдаться мечтанию, вызывавшему возбуждение более сильное, чем любой из тех мужчин, кто побывал в теле фрау. И чем те, кто сейчас жался к ней, не давая свободы рукам. Она слегка раздвинула первые половые губы, ещё мягкие, и, аккуратно поглаживая их, начала фантазировать. Фрау максимально сосредоточилась и представила женщину, огромную женщину, больше похожую на самую первую в мире Венеру, когда не понимавшие красоты скульпторы подчеркивали в женщине ее способность к плодородию. Из абстрактной фигурки понемногу начала обрисовываться вполне реальная женщина, которую фрау Шнайдер наделила чертами некоего идеала - средний рост, длинные светлые волосы, юное лицо, но при этом идеал обладал фигурой, которая не вписывалась ни в какие каноны красоты. Фрау отняла руку от своего фрукта, увлечённая созданием странной сексуальной фантазии, все её мысли были направлены только на это. Ромб, в который была вписана фигура, начал обрастать свисающими складками бледной кожи, пористой и дряблой, как мартовский снег. Больше, ещё больше. Шире, ещё шире. Образ, трудновообразимый для обычного человека, фрау был уже привычен, но с каждым разом она старалась привнести в свой идеал что-то новое. Она напряглась, вспоминая среди толпы женщин, чьи размеры выходили за рамки обычной полноты, и сокрушилась, не вспомнив того, что было в её вкусе. Представляя в деталях мечту, фрау почувствовала, как ее вторые губы наливаются, становятся твёрдыми, как камень. Женщина представила, как из лона её идеала вырастает медного цвета змея. Она удлиняется, извивается, смотрит на фрау равнодушными серебряными глазами, и вдруг впивается в абстрактного мужчину (фрау так торопилась достичь оргазма, что не успела представить второго героя своей пантомимы). Змея, как насос, тянет из этого мужчины кровь, то раздуваясь так, что чуть не лопается, то сдуваясь, как дождевой червь. Фрау словно видит, как эта кровь прокачивается в огромный, ненасытимый организм, который уже давно потерял всякую привлекательность для противоположного пола. Бледный, толстыми складками свисающий живот женщины наливается розовым от крови, раздувается, бухнет, в то время как змея ускользает в безразмерное светящееся лоно своей хозяйки. Фрау тяжело дышит, подставляя на место змеи тонкие дрожащие пальцы. Ноги мучительно сводит, но сейчас это даже приятно. Губы фрау пухнут, источая горячую жидкость, и когда трусики становятся мокрыми, сжимаются и каменеют ещё больше. Между тем кожа на огромном животе женщины-идола истончается и рвётся, не выдержав напряжения. Из зияющей быстро растущей дыры изливается густая желтоватая субстанция, похожая на сливки, и в этот момент видение меркнет, заставив взмокшую фрау облегченно вздохнуть. Это конец. Больше она ничего не хотела. София села удобнее, с наслаждением вдыхая кажущийся холодным воздух помещения Разгоряченное лицо быстро остыло, заставив вспомнить о прилипших ко лбу волосах и струях пота, сбегающих по щекам. Фрау кое-как вытерла лицо ладонью и с наслаждением потерла промежность, собирая последние капли влаги. Эта фантазия отбирала у женщины столько же душевных и физических сил, сколько и обычный секс, только ощущения от нее были не в пример острее и ярче. Разгоряченное лоно сильно, глубоко пульсировало, понемногу смягчаясь. Фрау вытянула занемевшие ноги и уже хотела уснуть, как почувствовала, что в её рот забираются солоноватые пальцы, а другие руки грубо дёргают её обессилевшее тело, задирая длинные ноги в чулках телесного цвета на чьи-то плечи. Холодные пальцы стягивают чуть влажные трусы, нагло забираясь в ещё возбужденное лоно. Губы смыкаются вокруг этих пальцев, и фрау чувствует, что сил сопротивляться нет. Глаза плотно сомкнуты, и она не может видеть - только чувствовать. Ей насильно открывают рот, замещая пальцы чем-то гораздо более крупным и солёным, и София задыхается, понимая, что у неё нет сил ублажать того, кто трахает её рот. Второй мужчина уже давно ёрзает в безвольном теле, не нуждаясь в отдаче, и фрау слышит синхронные вздохи двух мужчин, имеющих её так, как будто она резиновая кукла. Но Софию это не волнует - она лежит, машинально, заученно двигаясь в такт их движений, и пытается получить удовольствие.