***
— Здесь невозможно проехать, - ругнулся Лоренц, когда Тилль неумело направил коляску по знаменитой римской брусчатке. Путешествие, которое влюбленные задумали чуть ли не как свадебное, на деле оказалось мучительным для обоих. В немецком аэропорту никто не предложил им помощи, и Тилль, обычно терпеливый и спокойный, проклинал многочисленные эскалаторы, куда пристроить коляску было почти невозможно. Да еще и несуразный чемодан на колесиках, где были вещи обоих, доставлял немало трудностей. Коляску пришлось сдать в багаж чуть ли не на входе, потому что она не вписалась в размер ручной клади, и Лоренц, оказавшийся без ног, ужасно переживал, что его транспорт пропадет по вине бестолковых грузчиков. Они кое-как добрались до зала ожидания, терпя на себе предосудительные и внимательные взгляды — Тиллю пришлось нести Кристиана на руках — и теперь влюбленные с облегчением развалились на жестких пластиковых креслах. Но от неудобной позы у Кристиана начало дико сводить ноги. Тилль смотрел на него с огромной жалостью, но понимал, что не может помассировать эти больные ножки на людях. Уставший и раздраженный царившей вокруг напряженной суетой, Кристиан начал ворчать, что путешествие не принесет им удовольствия, но вместо того, чтобы возражать, Тилль мягко привлек его к груди, чувствуя, как сердитое бурчание понемногу затихает. Он привык, что рядом с ним Кристиан, отличавшийся сильным и упрямым характером, часто капризничал, как вредный невоспитанный ребенок. И Тилль знал, что это дурное качество возникло вместе с болезнью Кристиана. Но он любил Лоренца, прощая ему все недостатки. Любил без той жалости, которую испытывают к тяжелобольным людям, а как полноценного человека. До посадки на самолет оставалось еще два часа. В то время как другие туристы шатались по аэропорту, облизываясь на дорогие бренды мировых марок, выставленные в маленьких бутиках, влюбленные никуда сойти не могли с этого кресла. Тилль боялся оставить Кристиана одного. Уставший Лоренц уже ни на кого не обращал внимания — только поуютнее пристроил голову на груди Тилля. Тот, уставший, машинально поглаживал волосы любимого, с тоской думая, как они переживут ближайшую неделю на чужбине. На трапе была ужасная давка, и Тилль был готов посадить Лоренца себе на плечи, лишь бы никто не повредил его. Они проскользнули мимо стюардессы, проверившей билеты, и с облегчением опустились на широкие сиденья в бизнес - классе. Лоренц тут же тихо пожаловался на неудобство. - Не бойся, дорогой мой, - Тилль осторожно приобнял хрупкие сутулые плечи и притянул возлюбленного к себе, - пока я с тобой, все будет хорошо. А если что и случится, ты же знаешь - мне не трудно будет носить тебя на руках целый день. Он говорил очень тихо, чтобы случайно их не услышали заносчивые пассажиры бизнес-класса, который отличался только широкими сиденьями и высокой ценой. Бархатный ласковый шепот заставил Лоренца успокоиться, и, томясь в ожидании взлета, он, уже не заботясь об общественном мнении, положил голову на плечо Линдеманна. Тот с щемящей нежностью посмотрел на ровный пробор в светло-каштановых длинных волосах и едва удержался, чтобы не поцеловать эту тонкую полоску бледной кожи. Оказалось, Кристиан летал на самолёте не впервые — Тилль не ожидал, что Лоренц так легко перенесет взлёт. Сердце Линдеманна невольно сжалось, когда в иллюминаторе очертания города становились чётче и меньше. Он уже испытывал тоску по своей стране, не понимая, откуда взялся непонятный патриотизм, в то время как Лоренц беспечно болтал о чем-то, стараясь не уснуть. Но Тилль видел, что глаза у Кристиана совсем сонные и слипаются - да, они же встали совсем рано. А Кристиан вертелся в широком кресле, нервно листал журналы, положенные в карман впередистоящего кресла. Но вскоре, смущенный спокойным взглядом Тилля, уронил голову ему на плечо. Однако и во сне Кристиан никак не мог найти удобное положение. То упирался лбом в пластиковую спинку переднего кресла, то сворачивался клубком, забившись в угол. Но чаще всего Тилль чувствовал, как тонкая рука ныряет под локоть, и горячее от сухого воздуха лицо прижималось к плечу. Кристиан спит крепко, но сон его беспокоен и чуток. Он часто дёргал ногами от электрических импульсов, пробегающих по мертвым мышцам, и Тилль попросил у стюардессы плед, чтобы укрыть своего ненаглядного. Девушка прекрасна, как ангел, но ее взгляд холоден и равнодушен. Каждый день она видит тысячи людей, которые считают ее прислугой, и только немногие восхищаются её красотой, более чем уместной над облаками. Тилль невольно засмотрелся на нее, но не увидев ответа, отвёл взгляд от точеного бледного лица, осененного белокурыми локонами, и повернулся к Кристиану. После созерцания блистательной красоты внешность Кристиана показалась чуть ли не отталкивающей. Но Тилль знал — это всего лишь оболочка, скрывающая от чужих глаз прекрасную душу. Для него Кристиан всегда будет самым красивым. Он укрыл пледом худые колени возлюбленного и снял с него очки. Без них припухшие глаза Лоренца казались меньше, а нос - больше. Тилль придвинулся поближе, и приникнув к глубоко дышащему любимому, погрузился в такое же тяжёлое забытье без снов. Сон в самолёте - самое неприятное, что можно представить. На соседних креслах люди боятся засыпать одновременно и досматривают друг за другом. Но и спать тяжело: пересохшие глаза режет, губы иссыхают, а голова начинает гудеть. Тилль взял сухую руку Лоренца, чтобы и во сне иметь связь с внешним миром. Им обоим неудобно: спины затекают и наливаются болью шеи. Внезапно Лоренц распахнул глаза, и поняв, что Тилль рядом, попытался уснуть снова. Но теперь это намного тяжёлее - Кристиан горит изнутри так, как будто в его организме больше не осталось воды. Он взглянул в иллюминатор, где видно только бесконечные громады белоснежных облаков и тяжело вздохнул - полёт тоже кажется нескончаемым. Кристиан даже не мог описать степень облегчения, когда пилот объявил скорую посадку. Из самолёта влюбленные вышли совершенно разбитыми. У служащих итальянского аэропорта было много вопросов, когда они видели Лоренца, сидящего на изгибе локтя Тилля. Линдеманну ещё хватало сил, чтобы нести возлюбленного, но и они были на исходе. Коляска, сданная в багаж, благополучно вернулась к своему обладателю, значительно облегчив Тиллю жизнь. Вернее, до ближайшего эскалатора. Их встретил местный водитель, ни знавший ни слова по-немецки. Тщательное пожатие рук и внимательный взгляд, сопровожденный словом "Buongiorno", были неприятной фальшивой вежливостью обслуживающего персонала, который только и ждёт, как побыстрее избавиться от покупателей. Итальянец долго вел их под слепящим солнцем на парковку, и, испугавшись его молчания, Лоренц уже начал тревожиться. Но Тилль пресек тревогу, едва увидев, что Кристиан нервно поворачивается и тянется вперёд, чтобы обратиться к итальянцу. Наконец, они приходят на огромную подземную парковку, где в слабом зеленоватом свете переливаются блестящие бока дорогих машин. Слабый, приятный запах бензойной кислоты стоял здесь - так пахли маленькие, похожие на розовый жемчуг цветы декоративной жимолости, которые Тилль с удовольствием нюхал, будучи ребёнком. Пока он, поглощенный вернувшим в детство ароматом стоял на парковке, уставившись неподвижными глазами в одну точку, итальянец с той же убийственной вежливостью бросил их чемоданчик в огромный багажник роскошного мерседеса и помог Лоренцу сесть. Тилль не сразу отозвался на зов возлюбленного, и отключился уже в машине. Водителю не было никакого дела до них - он громко болтал по телефону и тихонько слушал радио. Тилль даже не поднимал голову, чтобы посмотреть на проносящиеся мимо окна великолепные виды - все это он видел уже не в первый раз. Лоренц временами приоткрывал глаза, провожая особенно понравившийся пейзаж, и снова утыкался носом в короткий рукав рубашки Тилля. Эти красные руки обладали самым чудесным запахом, который Кристиану приходилось чувствовать. Путешествие уже не так волновало его, главное — всю эту неделю рядом будет Тилль. Кристиан привык, что он всегда рядом, и никогда не думал, как бы смог жить без него. Он привык к внимательным ласкам и невыпускающим объятиям, к ставшим родными интонациям низкого голоса, всегда очень спокойного. Кристиан оглядывался и хотел спросить у Тилля, почему они так долго едут, но промолчал, понимая, что других эта дотошность раздражает. Линдеманн клевал носом, низко опустив растрепанную голову, несколько длинных чёрных прядей упали на его лоб. Кристиан невольно залюбовался точеным, красивым профилем Тилля, его черными надломленными бровями, и резким контуром маленьких ярких губ. Наверное, когда-то он был красивым, но Кристиан знал, что любил бы этого человека и без намёков на былую красоту. В гостинице с великолепным холлом, заставляющим думать, что и остальные помещения прекрасны не меньше, влюбленных ужасно долго регистровали. Потому что болтливый итальянец-портье, чья национальная разговорчивость усиливалась старостью, узнал, что Тилль немного говорит по-английски, и начал что-то нести на таком сложном английском, откуда Кристиан не понял ни слова, хоть и был программистом. Он с достоинством скучал, с трудом сдерживая желание потянуть Тилля за руку и поскорее увести в номер. Тому разговор тоже был в тягость, это Кристиан понял по взгляду, означавшему "я уже все понял, мы торопимся, нам нужно идти". Наконец, получив спасительный ключик, влюблённые покинули стойку регистрации. Двухместный номер встретил их долгожданной тишиной и прохладой. Тилль долго пил воду прямо из-под крана, и не сразу смог убедить Лоренца, что в Италии можно пить даже из луж. Встряхнув мокрымм волосами, Тилль напоил Кристиана и обтер пересохшее лицо, с удовольствием наблюдая, как на бледную кожу возвращаются краски. На ходу теряя сознание, Тилль сдвинул кровати, бросил покрышки прямо на пол и лёг, притянув Лоренца к себе. Матрас прогибался под ними, одеяла были слишком легкими, простыней было слишком много, но влюбленные были вполне довольны. Сон, пусть и на неудобном ложе, был им сейчас необходим. Не думая о своём удобстве, Тилль стащил с Лоренца одежду и расшнуровал узкие белые туфельки, и когда Кристиан зарылся в белые простыни так, что была видна только голова, сфотографировал его, пользуясь тем, что любимый закрыл глаза. Первая фотография за путешествие. И уже такая хорошая.***
Ридель захлопнул ноутбук. Он просто не мог больше на это смотреть - его сердце разрывалось, потому что то, что он видел, не было красивыми позами на камеру - это было самой настоящей любовью. Той любовью, которую ему самому еще ни разу не пришлось пережить.