Два уродца

На новом месте Тилль всегда спал плохо, и проснулся раньше, чем Кристиан, который ещё крепко спал, свободно раскинувшись на широкой кровати. Одеяло давно сползло с него, мужчина тихо дышал, плоская грудь чуть-чуть вздымалась, а слипшиеся розовые губы иногда изгибались в доброй усмешке. Без очков Лоренц выглядел беззащитным и некрасивым, и при взгляде на это отдыхающее лицо в сердце Тилля что-то екнуло, заставив нежно прильнуть к хрупкому телу, обнимая узкие плечи. С трудом удерживаясь в нескольких сантиметрах над Кристианом - ещё немного и от Лоренца осталась бы только кровавая лужа, Тилль жадно тянулся к сухим губам, в нетерпении высовывая язык, чтобы разомкнуть их, как вдруг ему в голову пришла гораздо более интересная идея. Он переполз в другой конец кровати, стараясь не шуршать одеялом, и разведя Кристиану ноги, слегка приспустил согревшиеся пижамные штаны. Сердце колотилось так громко, что казалось, его стук слышно на улице. Но Кристиан только пошевелился, не просыпаясь. Каштановые ресницы вздрогнули, почувствовав упавшие на глаза резкие лучи зимнего солнца, и Тилль подумал, что хорошо бы задвинуть шторы. Но вместо этого он принял такую позу, что совершенно загородил свет, и протянул пересохшие губы к объекту своего вожделения. Он осторожно коснулся губами солоноватого и вялого члена Кристиана, прежде чем взять его в рот полностью. Кожа была тёплой и мягкой, и Тилль не почувствовал чего-то неприятного. Тёмные волоски, такого же цвета, как на голове Кристиана, мягкие и нежные, щекотнули шею, заставив Тилля поежиться и осторожно пригладить их. Сдерживая судорожную дрожь в подбородке, Тилль подобрался, изгибаясь в самой невероятной позе, в которую не смог бы встать в других обстоятельствах. Острые зубы невольно клацнули, когда Тилль наконец решился изучить Кристиана внимательнее. Самым кончиком языка, который способен воспринимать только сладкий вкус, он нежно обвел член по всей длине, боясь нечаянно сомкнуть на нем зубы - челюсть тряслась просто предательски. Все части тела мешали, и, нависнув над возлюбленным, Тилль всё думал, как бы не разбудить его. В то время он сам сопел от напряжения настолько громко, что пугался своего дыхания. Яркий белый свет мешал абстрагироваться и сосредоточиться на получении удовольствия, и Тилль смог взять вожделенную плоть в рот только после того, как зажмурил глаза так, что за веками выступили психоделические зелёные узоры. Он внимательно облизывал Кристиана, изучая, пробуя на вкус и ощупь, и эти новые ощущения ему нравились. Тилль понимал, что получает удовольствие уже тогда, когда любуется Кристианом, а лаская, возбуждался так, что кровь бросалась в голову. Удерживать почти полтора центнера на руках было невозможно, и Тилль время от времени брал передышку, заваливаясь под бок по-прежнему безмятежному Кристиану и, тяжело дыша, думал, что будет делать дальше. И, поняв, что в ближайшие минуты в пустую после сна голову всё равно не придёт ничего более - менее "умного", Тилль решился довериться своему языку, который умел находить удовольствие почти везде. Он с упоением сосал, облизывал и даже прикусывал упругую плоть, подаваясь в ответ слабым движениям уже просыпающегося Кристиана, но когда почувствовал, что сам возбудился до такой степени, что потерял способность сдерживать себя, почувствовал, как сильные тонкие пальцы больно впились в волосы, насаживая на член ещё глубже и проталкиваясь чуть ли не в гортань. Тилль едва ли не в ужасе выпустил разбухший член и быстро отполз в другой конец кровати, поспешно вытирая о чистое одеяло ручейки слюны и ещё какой-то жидкости, неудержимо текущей из распухшего рта. Кристиан с наслаждением потянулся, с трудом распахивая крепко спаянные болезнью веки, и Тилль согнулся ещё больше, чувствуя, как мягкий близорукий взгляд прожигает его насквозь. Он ведь хотел сделать это по-тихому, пока Кристиан спит, но... Как всегда, всё испортил... Кристиан с удивлением посмотрел на свои спущенные штаны, потом на Тилля, который, умирая от стыда, пытался спрятать голову в коленях, и, кажется всё понял. - Что ты сделал? - ласково, а не гневно, как ожидал Тилль, спросил он и, накрывшись, пошарил по столику рядом с кроватью в поиске очков. Тилль осторожно поднял голову, боязливо глядя на Кристиана и чувствуя, как кровь приливает к и без того полыхающим щекам. Наверное, взгляд у Линдеманна был в эту минуту как у побитой собаки, потому что Кристиан деликатно протянул руку к взъерошенным чёрным волосам и сказал: - Мне понравилось! Как это называется? Тилль покраснел ещё гуще, неохотно выплевывая извращенное слово: - Минет. - Мне никто так не делал! - Кристиан с трудом подтянулся к Тиллю, волоча по кровати неживые, мешающие ноги, и, оказавшись рядом с возлюбленным, медленным и глубоким поцелуем впился в рыхлую щеку. Тилль вздрогнул, но не мог не подумать, что это очень приятно. Губы Кристиана были плоскими и гладкими, с таким резко очерченным контуром и аккуратной ложбинкой на длинной верхней губе. - Не волнуйся, мне нравится всё, что ты делаешь, - ласково произнёс он, неохотно отнимая губы и поглаживая Тилля по плечу, и тот понял, что нужно обнять Кристиана в ответ, а не сидеть в оцепенении, как истукан. Почувствовав себя в тёплых объятиях, Лоренц радостно прильнул к возлюбленному, обвив его длинными тонкими руками. - Ты такой худой, - прошептал Тилль, осторожно проводя по спине Кристиана, - я теперь каждый раз боюсь тебя сломать... - А ты мягкий и тёплый, - Лоренц уткнулся в плечо Тилля, с усилием вдыхая запах его горячей после сна кожи, - и мне это нравится. Почувствовав тёплую голову на своём плече, Тилль робко, самыми кончиками пальцев провел по узкому, как лезвие бритвы, плечу, прикрытому мягкой фланелью, потом перешёл на сильную длинную шею с резко выпирающим острым кадыком, и, вздрагивая от волнения, коснулся углубления на затылке, где мягкие волосы были тонкими, как у ребёнка. Кристиан поежился, когда Тилль грубовато, не в силах справиться с волнением, запустил толстые пальцы в жидкую волну спутанных после ночи локонов, но это прикосновение, пусть неумелое, было приятным, и, желая отблагодарить возлюбленного, Кристиан ещё крепче прильнул к его мягкому боку, и слегка провел губами по уху, очерчивая контуры раковины, захватывая пухлую, нежную бархатистую мочку, проникая языком в горьковатый слуховой канал. Ему было хорошо, и хотелось провести вот так весь день, если бы не один план, о котором Кристиан думал всю ночь и сейчас выжидал момент, как бы рассказать его. Тилль вздрогнул и громко вздохнул, и застонал бы, если Кристиан бы прижался покрепче. Ощущение мокрого языка в ухе было смешным, необычным... и приятным, как всё, что было связано с Кристианом. - Мне понравилось, как мы целовались вчера, - прошептал Кристиан, обдавая холодом мокрое ухо Тилля. Холодные пальцы (отчего всё время холодные? ) провели по обнаженной груди Линдеманна, словно отыскивая наиболее чувствительную точку, куда можно поцеловать. Не желая смотреть на своё безобразие, Тилль отвёл взгляд от рук Кристиана, который внимательно склонился над ним, едва ли не губами касаясь кожи, и принялся расстегивать пуговицы на белой пижаме с мелким узором в виде ласточек. Увидев такую фривольность, Кристиан хитро улыбнулся, и, поймав руку Тилля, быстро застегнул пуговицу. Но тот все равно успел заметить мелькнувший в вырезе кусочек бледной полупрозрачной груди и маленький острый сосок, темно-коричневый, под цвет волос. - Не будем распускать руки раньше времени, - он спустил очки на самый кончик носа и взглянул поверх них. Глаза оказались довольно большие, ярко-голубые, осененные густыми русыми бровями, и они сияли так ярко, что Тилль посчитал это необычное лицо почти красивым. Увидев, что Тилль залип, Кристиан пощелкал пальцем у него перед носом, и рассмеялся, когда возлюбленный встрепенулся и растерянно захлопал глазами, стряхивая остатки оцепенения. - Прости, - Тилль резко провел рукой по лицу, - у меня иногда бывает такое - залипаю, а потом не очнуться. - Ничего, - Кристиан положил руки ему на плечи, где через толстый слой жира можно было прощупать мощные бицепцы, - значит, мы оба - старые больные развалины. Мы определённо созданы друг для друга. Его большой рот разошелся в улыбке, но улыбка эта была полна боли. - Прости, - прошептал Тилль, протягивая к себе хрупкое тельце, и когда Кристиан обнял его в ответ, Тиллю показалось, будто он слышал хруст костей, - прости, что я не пришёл тогда, когда был действительно нужен тебе. Прости, что отверг, когда ты любил меня... Я постараюсь исправить все свои ошибки, чтобы больше никогда не огорчать тебя.. - Не надо... - то ли ему послышалось, то ли Кристиан всхлипнул, - мы теперь вместе, и ты не оставишь меня, правда? - Я не настолько жесток. Как я смогу бросить тебя, если мне не к кому больше идти?-воскликнул он, зарываясь носом в тонкие шёлковые пряди, - конечно, мы оба вчера были неприятно шокированы, но тем не менее проснулись в одной постели. - Мы и заснули в ней, между прочим, - Кристиан зевнул, с ожиданием глядя на стоявшую около кровати коляску, а потом резко перевёл взгляд на окно, где в белом зимнем свете было видно путаницу чёрных голых ветвей, через которые, как витраж, виднелось яркое небо с клочками жидких облаков. - Уже что, день?! - воскликнул он, стряхнув сон окончательно, - ну и долго же мы спали! Теперь настала очередь Тилля фыркать: - Так мы вчера в час ночи заснули, не помнишь? Они посмотрели друг на друга и не смогли удержать улыбок. Вчера ночью они долго разговаривали, да и просто смотрели друг на друга, изучая, привыкая, высматривая привлекательные стороны. - Ладно, я сейчас приведу себя в порядок, - вздохнул Кристиан, переползая к краю кровати, - потом сделаю завтрак и мы пойдём в магазин... Надо же отметить нашу встречу! - Командир, - усмехнулся Тилль себе под нос, но тут же узнал, что у его любимого хороший слух: - Тилль, я сразу увидел, что у тебя мягкий характер, и ты не сможешь отказать мне ни в чем, ведь так? Тилль думал над этим, наверное, несколько секунд и произнёс решительно, встряхнув длинной чёлкой: - Не смогу. Я буду делать всё, что ты захочешь, ты знаешь. - Ну вот, - Кристиан стянул с подлокотника коляски носки, педантично свернутые в узелок, - тогда приготовь завтрак, если ты умеешь готовить... Кривая ухмылка, последовавшая за этой фразой, означала: "Но судя по твоей фигуре, ты умеешь только есть". - Я лучше помогу тебе одеться, - представив безрадостную перспективу приготовления завтрака на незнакомой кухне, попытался отвертеться Тилль и выхватил у Кристиана носки. - Не нужно, я вполне справляюсь сам! - сдерживая смех, воскликнул тот, протягивая длинные руки к белому клубочку, крепко зажатому в кулаке Линдеманна, который уже скатился на пол, и, сидя у колен Кристиана, пытался охватить его безжизненно болтающиеся ноги. - Если я не умею готовить, то хочу быть хоть в чем-то полезным тебе, - Тилль поднял голову, внимательно и серьёзно глядя на развеселившегося Кристиана, которому было очень приятно, что кто-то так и порывается ему помочь. - Надеюсь, я не настолько криворукий, что не смогу сделать для тебя ничего, - пробормотал Линдеманн, пытаясь натянуть узкий тугой носок так, чтобы Кристиану не было неприятно или больно. Он осторожно придерживал эту узкую ступню, удивляясь тому, что тонкая кожа на подошвах никак не реагирует на щекотку - после аварии ноги Кристиана потеряли способность вообще что-то чувствовать - нервные клетки не имеют свойства восстанавливаться, и от того, что Лоренц практически не соприкасался с землёй, его ступни стали слабыми, а кожа - мягкой и нежной, как у младенца, который ещё не научился ходить. Тилль едва дышал, словно Кристиан был стеклянным. В самом деле, мужчина, хоть и был крупным, чуть ли не два метра ростом, при этом был хрупок, как едва вышедшая из кокона бабочка, и его щиколотки были такими тонкими, что Тилль легко мог обхватить их двумя пальцами. Уже при первом взгляде на Кристиана Тилль понял, что этот человек нуждается в бережной, внимательной заботе, в то время как до этого к Лоренцу относились как к надоевшей безделушке, которую нужно будто бы нечаянно швырнуть на пол, чтобы потом было оправдание выбросить когда-то красивую и дорогую вещь. Тилль знал, что не допустит такого. Он обещал Кристиану слишком много, чтобы быть с ним грубым. Он понимал, что даже в инвалидной коляске Лоренц остался сильной личностью с резковатым характером, и перечить ему было небезопасно. Тилль мог только пресмыкаться перед ним и стараться делать так, чтобы любимый человек ни в чем не чувствовал себя ущемленным. Сегодня их первый день вместе, и Тиллю хотелось показать себя с лучшей стороны. Он бы мог оставаться на кровати, пока Кристиан умывается, но не смог себе этого позволить. Наконец, носки оказались там, где им положено быть, и Кристиан, разрумянившийся, тронутый, с трудом убедил Тилля, что дальше справится сам, и, сложив на колени одежду, собрался отправиться в ванную. Он подобрался к самому краю кровати, вцепляясь в ручки коляски. Ноги, как ненужные предметы, съехали на пол и проволочились по ковру, и у Тилля желудок скрутило от этого зрелища. Не спрашивая разрешения, он схватил Кристиана за талию и осторожно подхватил на руки, вспоминая, как делал это вчера. Охнув, Лоренц покрепче обнял его за плечи, и когда ноги коснулись пола, ещё долго не решался отпустить его. Кончиками пальцев придерживая Кристиана за талию, Тилль поставил его на пол. Лоренц зажмурился, словно не веря тому, что может стоять, и нащупав позади себя ручки коляски, с грохотом плюхнулся в неё и поспешно развернулся в сторону ванной. То, что он почти без помощи простоял несколько секунд, было для Кристиана слишком сильным потрясением. Но Тилль не желал оставлять его, и Кристиан скоро почувствовал взволнованное дыхание мужчины на своей шее. - Подожди, - Тилль не мог смотреть, как Кристиан надрывается, стирая ладони о колеса коляски, чтобы она хоть чуть-чуть продвинулась вперёд. И, не спрашивая разрешения, взялся за холодные скользкие ручки. Лоренц с облегчением откинулся на жёсткую спинку. Тилль вёз осторожно, временами не справляясь с управлением, но Кристиан понимал, что надо дать этому человеку возможность себя проявить. - Благодарю, - прошептал Кристиан, приоткрывая дверь ванной и быстро скрываясь в ней, чтобы Тилль не увидел, как зарделись щеки больного. Оставшись в ванной наедине с собой, Кристиан осторожно посмотрел на себя в старое зеркало с мутными потеками. Ему хотелось подумать о Тилле, и теперь, слушая шум воды, Кристиан понял, что Линдеманн ему понравился. Нет, внешность у него не такая уж и отвратительная - подобная красота неподвластна времени, что там говорить о каких-то лишних килограммах - они Тиллю даже идут. Но конечно, Кристиан не смог бы сказать это возлюбленному - Линдеманн наверное обидится и подумает, что над ним смеются. Но Кристиан никогда не позволил бы себе оскорблять человека, который в первый же день окружил его такой трогательной заботой. И это стремление помочь, несмотря на свою неповоротливость и неуклюжесть, доказало Кристиану, что перед ним действительно хороший человек, мягкий и добрый. Кристиан слишком часто ошибался в людях, но с Тиллем ему действительно повезло. Они были разные, и при этом Кристиан чувствовал, что любит Линдеманна, потому что при мыслях об этом человеке его охватывало тёплое благоговейное чувство. Да, он любил, и это было взаимно. Кристиан не хотел думать, что они могут расстаться. Ему казалось, что Тилль будет рядом вечно, как и обещал. Умываясь, Кристиан услышал, как Тилль шумит чем-то на кухне и поначалу побоялся за порядок и целостность мебели. Но когда грубое бряцанье посудой сменилось на треск масла, Кристиан успокоился. Значит, Тилль не настолько криворукий, и Кристиану не придётся проводить мучительные часы около плиты. Почувствовав доносящийся из коридора вкусный запах, Кристиан понял, что голоден и поспешил закончить туалет, но вдруг слух его, притупившийся после сна, уловил негромкие звуки пения. Низкий мужской голос, приятный, но с грубоватыми рычащими нотками, рассеянно мурлыкал песню, слова которой Кристиан разобрал не сразу, но поняв, о чем поёт Тилль - а это был его голос - удивился: - Я не хочу себя любить, Не хочу до себя дотрагиваться. Я бы хотел онанировать, Но не хочу это пробовать. Я бы хотел раздеться до гола, Но не хочу видеть себя нагим. Песня, довольно красивая, с резким и рваным ритмом понравилась Кристиану - её было бы хорошо петь хором. "Вот ещё приятная черта, - подумал он, одеваясь, - оказывается, это чудо умеет петь!" "И поёт он, кстати, неплохо", - добавил чей-то голос, хотя Кристиан только предположил эту мысль, но не подумал о ней в полную силу. "Главное, чтобы он не имел привычки петь в ванной", - усмехнулся Кристиан, и, набросив поверх пестрой рубашки толстую кофту, покинул ванную. Линдеманн уже вовсю хозяйничал на кухне, продолжая напевать этот мотив уже без слов, но едва Кристиан появился на пороге, тут же замолчал, густо покраснев. - А ты красиво поёшь, - улыбнулся Кристиан во весь рот, подъезжая к столу, где по-мужски грубо был сервирован завтрак, плотный уже на вид, и Кристиан растерялся при виде полных тарелок, хотя врачи советовали ему придерживаться подобной диеты, чтобы не выглядеть совсем уж плохо. Но то, что Кристиан увидел на столе, ему съесть было не под силу. "Если он и дальше будет рассчитывать порции по отношению к своим размерам, - Кристиан тяжело вздохнул, окидывая взглядом аппетитное содержимое тарелки, - то я даже представить не могу, что со мной будет..." Услышав комплимент, Тилль засмущался ещё больше и постарался сделать вид, что ничего не было. Он с чрезмерным усердием отмыл сковородку и только после этого решился подойти к столу. - Да присаживайся, - увидев, что возлюбленный крутится вокруг коляски, не зная, как ещё прислужить, Кристиан накрыл его тёплую руку своей ладонью и потянул на себя. - Я понимаю, что ты стараешься показать себя с лучшей стороны, - Кристиан взял вилку, и, пожелав себе удачи, надрезал жареную сосиску, - но ты нравишься мне таким, пусть это и звучит глупо. Он старался говорить убедительно, но Тилль покраснел ещё гуще, и, несколько раз нерешительно ткнув в свою тарелку, внезапно вскочил из-за стола с резкостью, удивительной для его сложения. - Пойду умоюсь, - быстро прошептал он, с грохотом задвигая стул, - всё-таки мы не настолько близки, чтобы ты видел, как я ем. Поверь, это зрелище не для слабонервных, - добавил он с улыбкой, обнажившей длинные острые клыки, напоминавшие клыки хищного животного. Не желая спорить, Кристиан пожал плечами, и только проводил взглядом широкую спину, обтянутую чёрной футболкой. Перспектива завтракать в одиночестве его совсем не радовала. С тоской подперев щеку рукой, Кристиан ковырялся в тарелке, понимая, что никак не может собраться с силами. Наконец, он оставил всякие попытки приступить к еде, и, чтобы скоротать время, прислушался к шуму воды в ванной. Но там шумело ещё кое-что. И это был Тилль. Он опять пел, и в этот раз даже ещё громче и увереннее, может, пользуясь тем, что за водой хуже слышно. Песня была красивее и нежнее первой, но Тилль специально проговаривал слова сквозь зубы, что не мешало Кристиану догадаться об общей сути, и поняв, о чем так страстно поёт любимый, Лоренц вспыхнул и едва не упал в обморок от удивления: - Если тёлкам на меня плевать, Мир начнёт подозревать- Один на один. Лишь для мужчин кожа моя. Рыбак рыбака видит издалека. Один на один! Я для двоих господ слуга. Один на один! Рыбак завидит рыбака! Но иногда сердце ревет от страха - Злые языки кричат как сваха- Голубой! - это короткое слово, исторгнутое мощной глоткой, казалось, потрясло весь дом с фундамента до крыши. А потом в ванной стало тихо, только что-то звякнуло. Эта тишина немного напугала Кристиана, но Тилль тут же вышел из ванной. По его разгоряченному лицу стекали мелкие капельки воды, а рыхлые щеки были чисто выбриты. "Наверняка взял мою бритву", - подумал Кристиан, отрываясь от еды и странно - с удовольствием глядя на Тилля. Но Линдеманн выглядел подавленным, и Лоренц решил не начинать хвалить его пение. Видно, это было что-то личное, что Тилль скрывал бы, если музыка не теснилась в груди. Исполняя странные, неприличные песни, он выпускал себя прежнего - сильного, гордого и красивого. - Как, ты ещё не поел? - голос Тилля, чуть встревоженный, вывел Кристиана из забытья. Линдеманн тяжело опустился на стул, и Лоренц встретился с неподвижным взглядом светло-зеленых глаз. Они были пустые, ничего не выражающие, но после того, как мужчины смотрели друг на друга целую минуту, в прозрачной глубине загорелись страстные огоньки. - Мне не съесть столько, - чувствуя себя виноватым, Кристиан опустил глаза в тарелку и неохотно поцарапал уже распотрошенную сосиску, - ты очень вкусно готовишь, но мне это не под силу, - он вздохнул и неловко, словно извиняясь, улыбнулся. Тилль кривовато усмехнулся в ответ на эту нежную робкую улыбку, и замер, покоренный её прелестью. - Да ешь спокойно, - мягко произнёс Кристиан, видя, что Тилль никак не решается приступить к еде в его присутствии, - я видел кое-что и похуже. Не думаю, что все будущие годы мы будем принимать пищу раздельно. И в подтверждение своих слов Лоренц тщательно прожевал кусочек, глядя на Тилля так подкупающе, что тот не выдержал и, чуть приоткрыв рот, направил в него сосиску. Несколько минут в кухне царила такая тишина, что слышно было, как чирикают во дворе воробьи. Влюбленные тихо жевали, боясь издать лишний или неприятный звук, и чуть слышно звякали вилками, не решаясь поднять друг на друга глаза. - Нет, я больше не могу, - нарушил молчание Кристиан, отодвигая полупустую тарелку, - врач советовал мне есть побольше, но не столько же! Это было очень вкусно, но я доем позже, ладно? Говоря это, он улыбался, чтобы не обидеть Тилля, который так трогательно старался, готовя этот завтрак. И кажется, Линдеманн не обиделся. -Спасибо, - тихо произнёс он, с трудом поднимаясь, чтобы убрать свою тарелку. Кристиан с глупой влюбленной улыбкой проводил взглядом его неуклюжую фигуру, и залюбовавшись тем, что не должно было вызывать симпатии, не сразу услышал вопрос: - Ты хотел пойти в магазин, кажется? - Ага, устроим пир в честь нашей встречи, - Кристиан отъехал от стола, - поможешь мне собраться? Он боялся просить о помощи до тех пор, пока не понял, что Тилль действительно хочет ему помочь. И ему было чрезвычайно приятно ощущать эту заботу. Уже по тому, как Тилль надевал ему носки, Кристиан понял, что этот человек способен окружить его лаской, способной полностью оградить от жестокости внешнего мира. - Конечно, - Тилль обнял его, мягко забирая на руки, - в будущем тебе не придётся просить об этом. Не вырывайся, так быстрее, - он устроил Лоренца на изгибе локтя, с упоением ощущая, как тонкие руки Кристиана обвивают шею. Лоренцу такое положение казалось смешным и приятным, и он чувствовал, что не хочет слезать с этих пушистых рук. - Ты такой худой, - прошептал Тилль ему на ухо. Они шли в спальню, и неуклюжая фигура Линдеманна при каждом движении колыхалась так, что, боясь упасть, Кристиан обхватывал его всё крепче. - Наверное ничего не ешь? - мягкие, чуть маслянистые губы коснулись уха, и Лоренца сладко передернуло от воспоминания про утренний поцелуй. - Меня ещё никто не мог откормить, - демонически рассмеялся он, приближая свои бархатистые после душа щеки к тщательно выбритой, но всё равно чуть колючей щеке Тилля. - Тогда повременим с этим, - Тилль усадил его на кровать и встал в стойку "смирно", отдавая себя в полное распоряжение Кристиана. -Ох, я не привык отдавать приказы, - Кристиан растерянно оглядел замершего в ожидании Линдеманна, - вон там на стуле джинсы, дай их, пожалуйста. Отмахнувшись от помощи, Лоренц натянул джинсы прямо на домашние брюки, и на недоумевающий взгляд Тилля ответил: - Я всё время мёрзну, не смотри на меня так! Следом на Кристиане оказалось тёплое пальто и аккуратно надвинутая на глаза пушистая шапочка. Тилль тщательно заправил локоны ему за уши, чтобы на воздухе они не трепались, и Лоренц не мог сдержать смущенную улыбку, когда посмотрел в это полное заботы и теперь он знал - дорогое лицо. - Я быстро, - кряхтя от усердия, Тилль зашнуровал длинные кроссовки Кристиана и только после этого нацепил куртку. Весь его облик, неуклюжий и суетливый, словно просил прощения у Лоренца, который обливался потом, ожидая возлюбленного. Глядя на Линдеманна, Кристиан чувствовал, что они уже родные друг другу, а когда Тилль без брезгливости, так же бережно, взял ручки коляски и направил её к лифту, Кристиан и вовсе растворился в огромной благодарности к этому человеку. Он понял, что не ошибся.