Любовь — обман, и жизнь — мгновенье, Жизнь — стон, раздавшийся, чтоб смолкнуть навсегда! К чему же я живу, к чему мои мученья, И боль отчаянья, и жгучий яд стыда? Я болен, я устал… Из незаживших ран Сочится кровь и прокляты сомненья! Я жить хочу, хочу любить, — и пусть любовь — обман.
Семен Надсон — Любовь обман, и жизнь мгновенье
***
С приходом темноты смолкли звуки и наконец наступила благословенная тишина. Теплый свет, мягко струящийся золотистым потоком вдоль стен, поддерживал в комнате приятный полумрак, не позволяя ночным теням выползти из-под подоконников и кровати. Ощущение покоя и безмятежности в столь поздний час — это все, в чем он по-настоящему нуждался после суматошного дня и насквозь пропитанного тревогой вечера. На низкой прикроватной тумбочке остывал принесенный кем-то из многочисленных визитеров ужин: наваристый бульон с кусочками хорошо проваренной телятины и парочка ломтиков чуть подсушенного хлеба. Аромат свежеприготовленной еды уже довольно долгое время дразнил его, но утолить голод ему мешали плохое настроение и непроходящее беспокойство. Желудок сжимался в острых судорогах, отчаянно пытаясь привлечь к себе внимание, но его призывы неизменно игнорировались. Так, пережив очередную волну накатившей дурноты, он лишь вдохнул поглубже и прикрыл глаза. Ему хотелось провалиться в сон, забыться хотя бы на несколько часов, но мысли не давали покоя, продолжая свой бег и всякий раз, стоило смежить веки, как в этой треклятой тьме рождались образы, из-за которых заходилось сердце. Неизвестность убивала. Невыносимая слабость во всем теле придавила его к постели, не позволяя оторвать тяжелую, гудящую голову от мягких подушек. Тонущий в объятиях прохладного шёлка, пусть слабо, но все же помогающего справиться с приступами жара, блуждающего по телу, он бессильно наблюдал за едва заметной дрожью тонких занавесок. Сквозь приоткрытое окно в комнату просачивался студеный ветерок, нежно ластящийся к лицу. Почувствовав его очередное прикосновение, трикстер сдвинулся ему навстречу, пытаясь заполучить как можно больше столь необходимой ему прохлады. Приоткрыв сухие губы, он жадно вдохнул вкусный в своей чистоте воздух и медленно выдохнул, наслаждаясь моментом. Все это время его мучила жажда, но сил, чтобы подняться и вновь наполнить стакан водой, не было, а тот, что заботливо поставили рядом с ним, давно опустел. — Паршиво выглядишь, принцесса. Дверь с тихим звуком сработавшего электронного замка вновь закрылась за ним, и желтовато-кофейный полумрак принял гостя в свои объятия, как родного, сомкнувшись вокруг его хрупкой фигуры. В ответ на знакомый до последней ноты голос — тихий, немного более низкий, чем обычно, насыщенный бархатистой хрипотцой из-за усталости, — Локи счастливо улыбнулся, искренне радуясь, что может себе это позволить, зная, что Старк этого попросту не увидит. Темнота скроет от него и то, как потемнела кожа Бога, наливаясь лазурной синевой. Он ждал его, хотя, скорее, надеялся, но почти не верил. К тому моменту, когда мужчина подошел к постели и, поскольку рядом не было ни единого стула, присел на её край, ему удалось овладеть собой, подчинить себе йотунское начало. Постаравшись скрыть облегчение, как и свою радость, Бог потрудился, чтобы его лицо выражало куда более скучные эмоции: напускное раздражение и настороженность, но ему так и не удалось до конца скрыть свою искреннюю заинтересованность. Локи упрямо избегал взгляда гения, пытаясь сохранить остатки достоинства. В последний вечер он меньше всего хотел признаваться в своих слабостях, позволять себе чужое сочувствие. Впрочем, по-настоящему трикстер боялся в очередной раз увидеть в глазах смертного снисхождение. В его понимании оно приравнивалось к разочарованию, а этого нельзя было допустить. — Ты пришел, чтобы поглумиться? Не упускаешь ни единого шанса. Тони тихо рассмеялся. Мельком взглянув на прикроватную тумбочку, он поднялся и на мгновение отлучился, подарив Богу несколько секунд на то, чтобы перевести дух и тихо проклясть весь этот пропащий мир и свой скверный характер. О том, что Старк жив, ему рассказали сразу после того, как Локи пришел в себя. Поначалу восприняв его вопросы как горячечный бред, Тор не спешил поддерживать разговор, но позже, поняв, что брат не уймется, он все же сжалился над ним и сообщил радостную весть, чтобы тот наконец перестал сопротивляться и позволил другим позаботиться о себе. Однако это отнюдь его не утешило, поскольку задать прочие, ничуть не меньше волнующие его вопросы не было возможности. Сильное ранение, контузия, переломы — все это вполне могло быть сопутствующими нюансами его состояния, которые Одинсон, обладающий отменным здоровьем, наверняка посчитал бы незначительными, а значит, мог умолчать о них. Все это время тревоги о его человеке ни на миг не оставляли Бога, так что увидеть своего смертного бодрым и даже веселым означало для него несравнимо больше, чем он мог себе позволить показать. И все же Локи злился на него, как и пристало всякому влюбленному: безосновательно, глупо, до дрожи. — В таком случае не будем нарушать традиции, — насмешливо произнес Тони, вернувшись к нему с бутылкой воды в руке. — Сможешь сам пересесть или тебе нужна помощь? Смерив его нарочито оскорбленным взглядом, Локи тихо фыркнул и с невероятным усилием заставил себя приподняться и подтянуться на руках, чтобы устроиться повыше. Откинувшись спиной на мягкое изголовье постели, трикстер облегченно выдохнул и на миг потерял контроль над собой, когда гений протянул ему высокий стакан, до краев наполненный ледяной водой. Припав к нему обветренными, растрескавшимися губами, он зажмурился, и осушил его за несколько крупных глотков. Обжигая горло холодом, живительная влага насытила его тело самой жизнью и позволила почувствовать себя значительно лучше. Прохлада словно потекла по венам вместе с кровью, сбивая липкий жар, и, ставшая привычной, теснота в груди вдруг отступила, стало легче дышать. Робкая улыбка удовольствия осветила его лицо, стерев в одночасье с него все напускное. Мысль о том, что смертный, наблюдая за ним, наверняка улыбнулся, слегка отрезвила Бога. Медленно открыв глаза, Локи наконец позволил себе встретиться с взглядом Старка, и, уличивший его в этой маленькой слабости, гений самодовольно дернул уголком рта. Не говоря ни слова, Тони протянул руку, чтобы забрать пустой стакан и вернуть ему вновь наполненный. Пока он, смакуя каждый глоток вкусной воды, теперь уже неспешно утолял остатки своей жажды, лаская смертного своим вниманием, сам гений пристально осматривал не прикрытое простыней тело трикстера. Разлившись под кожей темным пятном, на ребрах багровел внушительный кровоподтек, а многочисленные ссадины изрезали красивые руки, и даже в полумраке нетрудно было заметить то, как изможден и бледен Локи. Однако за исключением этого, Тони, скрепя сердце, все же был готов признать, что состояние его Бога можно было назвать удовлетворительным. Тревожно бьющемуся сердцу доводов было маловато, но разумом мужчина понимал, что можно расслабиться и отпустить все мучившие его переживания. О Локи позаботились и, судя по всему, не обошлось без магии. Наверняка Ванда постаралась, поблагодарила таким образом за спасение брата. Похоже, стоило ему об этом подумать, как это тут же стало очевидным. Раздражение и ревность промелькнули во взгляде гения, исказили улыбку, сделав её на миг горче. Эта короткая перемена настроения, которую он тут же постарался скрыть, не осталась незамеченной. Потому в ответ на шумную ухмылку Локи гений лишь с досадой поджал губы и опустил взгляд, против воли продолжая недовольно кривиться. Вынужденный после событий в Заковии заняться многими организационными вопросами, по умолчанию оказавшимися в зоне его персональной ответственности и не терпящими отлагательств, он всерьез волновался о том, что никто из Мстителей должным образом не позаботится о Локи. Не слишком надеясь на здравомыслие Одинсона, Тони больше всего беспокоился о том, что трикстер не получит необходимого ухода из-за известной способности к самоисцелению, и, поскольку гордость не позволит ему попросить о помощи, значит, боль от ран будет мучить его на виду у всех до тех пор, пока они с братом не вернутся в Асгард. По всему выходило, что произойдет это в самое ближайшее время, но даже так Лафейсон рисковал провести от нескольких часов до суток в крайне тяжелом состоянии. То, что этого не случилось, утешало, и, тем не менее, факт участия Максимофф в этом его не обрадовал. Получившая способности от камня, склонная к перепадам настроения и в целом далекая от понятия стабильности, как и всякий подросток, эта новоиспеченная ведьма по его личному мнению меньше всего подходила для того, чтобы доверить ей заботу о ком-то. Впрочем, похоже, жажда была единственным существенным побочным проявлением, а значит, все прошло неплохо, и он мог перестать волноваться. Ну, или хотя бы попытаться. — Там все в порядке, — заверил Локи, проследив за взглядом гения, на неприлично долгое время замершим значительно ниже его обнаженной талии. — Можешь убедиться сам или попроси Пятницу провести полное сканирование, если стесняешься. Поставив вновь опустевший стакан на тумбочку, трикстер с довольным видом разгладил складки шёлка на бедрах, устроив сверху ладони. В ответ на его провокацию Тони зычно ухмыльнулся, прикусив нижнюю губу, а затем крайне неторопливо поднял взгляд до его лица, и демонстративно облизнулся. Всем своим видом дав понять, что это идея уже приходила ему в голову, он игриво приподнял брови, и спустя мгновение, не устояв, они весело рассмеялись. Напряжение между ними наконец спало, точно кто-то опустил защитный барьер. Из взглядов ушла былая настороженность, а взаимные улыбки стали нежнее, интимнее. Такими они обменивались исключительно наедине друг с другом, едва ли осознавая это. Однако побороть неловкое молчание оказалось не так просто. Оба понимали, что им нужно поговорить и обсудить не только случившееся, но и неизбежное предстоящее, но ни один из них не был уверен в том, как начать. Тихо цокнув языком, Старк потянулся за бутылкой, чтобы тоже сделать пару глотков. Уловив в его движении некоторую нервозность, которую тот пытался скрыть привычным способом, просто заняв руки, Локи воспринял это как наиболее подходящий момент для того, чтобы признаться и сказать то, что хотел до того, как они перейдут к обсуждению более важных вопросов. — Я рад, что ты пришел, Тони. Поперхнувшись ледяной водой, от которой у него мгновенно свело челюсть — мужчина попросту не ожидал того, насколько она будет холодной, — он прикрыл губы ладонью и бросил на трикстера загнанный взгляд. Пользуясь тем, что на некоторое время Старк сам лишил себя возможности что-либо ответить и, вероятно, все испортить, Локи решительно продолжил. — После того, как я очнулся, Тор сказал мне, что ты жив, но никто не говорил где тебя теперь найти. Я…предполагал худшее. Он хотел признаться в том, что беспокоился, но в последний момент передумал и, на миг запнувшись, потому как начало фразы уже слетело с его губ, быстро подобрал наиболее подходящие слова, надеясь, что ему удастся сохранить достоинство в этой ситуации. Ни к чему было все усложнять излишними нежностями. К чести Старка, даже если он и понял что-то, то никак этого не показал. Прочистив горло коротким, сухим покашливанием, он понятливо кивнул, не требуя от трикстера ни продолжения, ни пояснений. Закрутив пробку на горлышке бутылки, гений вернул её на тумбочку и молча передал ему поднос с едой, настойчиво указав взглядом на тарелку с ароматным и все ещё дымящимся бульоном. Сопротивление было бесполезно. Уступив, Локи забрал подношение и взялся за еду. С первой же ложки стало понятно, как сильно он на самом деле в этом нуждался. Горячая еда помогла ему почувствовать себя значительно лучше и даже невыносимо довольный вид Старка не мог этого изменить. Устроившись поудобнее на постели и подогнув одну ногу под себя, Тони не переставал любоваться им, но, получив в ответ лишь недовольный взгляд, в свойственной ему манере беззвучно хмыкнул и с явной досадой дернул носом. — Мы взорвали целый город, и, как ты понимаешь, это не могло остаться незамеченным. Кому-то из нас нужно было остаться, чтобы разобраться с последствиями, принять на себя первый удар. Печальная усталость, смешанная с горьким разочарованием в его чуть охрипшем голосе, подтверждали догадки Лафейсона. Недовольно прикусив губу, он коротко кивнул, решив не задавать дополнительных вопросов. И без уточнений было ясно, что пока Мстители будут утешать себя мыслями о спасенном мире и сиять в лучах славы, кому-то придется взять на себя ответственность и вновь столкнуться с оборотной, бесславной стороной общего подвига. Немного помедлив под испытывающим взглядом смертного, Бог тяжело вздохнув и, обессилено закатив глаза, все же взялся вновь за ложку. Зорко наблюдая за ним, Тони рассказал немного о работе Фонда ликвидации последствий и о том, как отреагировала мировая общественность на произошедшее. Гений также упомянул об официальной легенде, над которой в данный момент работал Щ.И.Т., и она совершенно не понравилась Локи. Исходя из выбранной риторики, вина оставалась на Старке, и весь мир должен был поверить в то, что Заковия стала жертвой неудачного эксперимента по распространению инновационных технологий в бедствующих странах Восточной Европы. Тони упомянул что-то о мелких диктаторах — удивительным образом Восточная Европа в большей степени сохранила свой исторический облик и по-прежнему напоминала аляповатое полотно, сотканное из разных кусочков, представлявших из себя отдельные государства, — и вынужденной благотворительности, о том, что все это ещё будет иметь свои последствия и, возможно, им предстоит вернуться к этому ещё не раз, но не стал вдаваться в подробности, как и не позволил Богу задать дополнительные вопросы. Вместо этого он заботливо забрал пустую тарелку и передал трикстеру салфетку. В ответ на высказанное Лафейсоном сомнение в правильности выбранной стратегии, Старк лишь беспомощно пожал плечами и улыбнулся одной из тех улыбок, которые Локи по-настоящему ненавидел: усталой и смиренной. Скрипнув зубами, Бог недовольно прикусил щеку. — Мы уходим завтра днем, — нахмурившись, задумчиво произнес Локи. — Похоже, Тору не терпится заняться поисками остальных камней. Он так ничего толком и не рассказал, но, думаю, ему удалось что-то выяснить, найти какую-то ниточку. Теперь не успокоится. В каком-то смысле это должно было прозвучать как извинение за то, что его не будет рядом. Больше всего Локи хотел остаться, чтобы Старку не пришлось вновь справляться со всем этим в одиночку, но он не мог. Согласно кивнув, немного смущенный его тоном и, быть может, не до конца понимая глубинный смысл того, что трикстер пытался вложить в произнесенные слова, но чувствуя что-то на интуитивном уровне, Тони был сбит с толку. Он безотчетно погладил щетинистый подбородок, обдумывая его слова, и совершенно рассеянно скользнул ладонью на шею, разминая слабо ноющее плечо. Мужчина боялся ошибиться в своих выводах, не решался довериться ощущениям и не рисковал спросить напрямую. Невозможно глупая ситуация. К тому же, сами того не заметив, они снова приблизились к неприятной теме неизбежной разлуки и добавить к этому было нечего. Оба не хотели развивать ее, чтобы не заострять внимание на всем том, о чем хотелось безопасно помолчать. Заметив вопросительный взгляд Лафейсона, гений лишь шумно усмехнулся и с характерным хрустом размял шею, чем заставил своего собеседника поморщиться. — Ну, знаешь, надо мной молоденькая ведьма не колдовала, — ухмыльнулся Старк и с шипением выпустил воздух сквозь зубы, когда что-то неприятно щелкнуло под лопаткой. — Может, все дело в том, что ты предпочитаешь трикстеров с опытом? — мгновенно парировал Бог. Не собираясь оставаться в долгу, Тони изобразил до того неуверенное выражение лица в ответ на его утверждение, что, будь у Локи чуть больше сил, то он бы непременно огрел наглеца подушкой, а может, чем-то потяжелее или поострее, но в нынешней ситуации ему не оставалось ничего, кроме как не слишком сильно толкнуть мужчину коленом в бедро. Качнувшись на матрасе, Старк проказливо рассмеялся. — По твоей милости я ввязался в это и потратил все свои силы, — рыкнул Локи, под влиянием истинной природы быстро теряя над собой контроль. — Мне пришлось позаботиться о Пьетро, ведь не сделай я этого, и у Мстителей под носом начала бы расти угроза, с которой величайшим героям не справиться. Вам не дано этого понять, но сегодня я спас ваш мир в долгосрочной перспективе, и теперь вы все у меня в долгу. Особенно ты, Старк. — Обсудим форму благодарности, когда ты сможешь стоять на ногах, — дерзко улыбнулся Тони, в глубине души вздрогнув от резкой перемены в настроении Локи, которую прежде списал на ревность. Однако нечто в его взгляде убедило гения в том, что он был абсолютно серьёзен. Словно не мог сказать напрямую, но отчаянно пытался предостеречь. Сверкнув глазами, Лафейсон рывком откинул простыню с явным намерением встать, но Старк среагировал быстрее. Перехватив его руку за запястье, он уверенно, хоть и без лишней силы прижал её к постели, а сам подался всем телом вперед, демонстрируя готовность удержать трикстера, если тот надумает продолжить бунтовать ради отстаивания своих принципов. Их безмолвная дуэль взглядами длилась несколько мгновений, прежде чем Локи нехотя отступил, признавая про себя правоту смертного, и откинулся на подушки, тяжело выдыхая. Однако в его состоянии разум и природа были разобщены настолько, что не подчинялись единому контролю. Знакомое до последней пульсации напряжение вновь сковало мышцы, и он в ужасе задержал дыхание, пытаясь сдержать растекающийся по телу холод, вслед за которым по коже стала расплываться проклятая синева. Страх лишил Бога голоса, стоило ему лишь подумать о том, какую боль может испытать Старк от прикосновения к нему, но, даже если этого не случится, непереносимой была сама мысль о том, как он в отвращении и ярости отстранится, узрев перед собой монстра. Впрочем, судя по тому, что от Старка никаких комментариев не последовало, мужчина ничего не заметил. В этом смертный был абсолютно честен и, заметив что-то подобное, точно не удержал бы язык за зубами. Вместо этого, выждав ещё немного, просто чтобы убедиться в том, что это не очередной хитрый трюк, Тони медленно его отпустил и напоследок, в качестве примирения нежно скользнул пальцами по слабо дрогнувшей ладони, своим теплом отгоняя незамеченную им лазурь. Локи хотел отдернуть руку, но все же передумал и позволил гению продолжить свою незамысловатую ласку. — Ты знаешь, я не фанат Ванды и у меня есть на то причины, но я благодарен ей за то, что она помогла тебе. Может, я даже скажу ей об этом. Поразмыслив об этом немного, Тони неуверенно сощурился и, мотнув головой, с наигранно виноватым прищуром добавил: — Позже. Издав неопределенный звук, больше похожий на задушенный смех, Локи утомленно качнул головой, но руку так и не убрал, позволяя гению согревать его замерзшие кончики пальцев. — Мне пришлось подсказывать ей, потому что магия исцеления требует более глубоких знаний, — успокоившись, произнес Локи. — Ванда получила выдающиеся способности и уже очень сильна, но ей ещё многому придется научиться, если она хочет добиться большего. У неё мощный потенциал, но без контроля это может представлять опасность. Надеюсь, все это понимают. Отчего-то Старк был уверен, что его слова стоило расценивать как предупреждение и оно ему не понравилось. В своих пророчествах Лафейсон почти никогда не ошибался, хотя делал их, судя по всему, походя и не вполне осознанно, редко предсказывая что-то хорошее. Однако опыт в этом вопросе играл ключевую роль и, прислушавшись к своей интуиции, Тони решил ей довериться, но всерьёз подумать обо всем это попозже. Тем временем трикстер, открыв глаза, снова сфокусировал взгляд на мужчине. Развернув ладонь, он сжал его руку в своей, а затем, поддавшись импульсу, переплел с ним пальцы, в душе радуясь тому, как легко гений откликнулся, словно для них это было естественно. В этот момент сомнениям и подозрениям между ними не осталось места. Домыслы и тревоги завтрашнего дня могли подождать. — Весь долг Мстителей я запишу на твой счет, — елейно улыбнувшись, резюмировал Бог. — Тебе придется очень постараться, чтобы выплатить его. Пожалуй, теперь Тони был по-настоящему удивлен. Причем настолько, что ему даже не удалось справиться с собой и это стало очевидно трикстеру, который тут же расплылся в самодовольной улыбке, любуясь отпечатком недоумения на лице смертного. Нахмурив брови, он недобро прищурился, терпеливо выжидая, когда Бог закончит наслаждаться своим сиюминутным триумфом и поделится причинами для столь смелого замечания, но тот не спешил с пояснениями. Лишь продолжал хранить на губах загадочную улыбку, не отводя искрящегося чертовщинкой взгляда. — Напомни-ка, в Асгарде знают про инфляцию? — осторожно уточнил гений. — Для тебя процент будет непомерно высокий, — ухмыльнулся Локи. — Вот так и начинает расти внешний долг в космическом масштабе, — закатив глаза, усмехнулся Тони. Потянув его за руку на себя, Лафейсон с восторгом вскинул голову, когда мужчина ему поддался. — Можем обсудить возможность предоставления кредита, — приподняв бровь, предложил трикстер. — Небольшой ссуды, если угодно. — Я бы рассмотрел предложение о софинансировании, — уклончиво заметил гений, опираясь на колено, чтобы наклониться ближе, практически нависая над ним. — Может, даже рефинансировании. — Уже готов признать себя банкротом? — удивился Локи, упрямо удерживая взгляд на его глазах. — Так сразу? Неужели даже не попытаешься? Теперь, когда их лица были настолько близки, что они могли почувствовать дыхание друг друга, их улыбки отзывались приятным волнением в сердце. Понимая, что долго не сможет удерживать вес своего тела на одной, уже слабо подрагивающей от напряжения руке, Тони безотчетно облизнулся, когда попытался изменить угол давления. Кончик его языка лишь на короткое мгновение коснулся губ Локи, но в ту же секунду он дернулся в ответ на это прикосновение, столкнувшись своим носом с подбородком мужчины. У обоих это вызвало сдавленный смешок, но никто из них не предпринял ничего, чтобы преодолеть сохранившееся между ними ничтожное расстояние. Вместо этого они по-прежнему продолжали смотреть друг на друга, будто пытаясь запомнить этот момент и все то, что делили на двоих. — Я заплачу по всем счетам, но тебе придется вернуться, чтобы получить свое. Его тихий, ласковый шепот на ухо, когда Старк подался вперед, прижавшись ещё теснее, и едва коснулся губами мочки, почти заставил трикстера выгнуться ему навстречу. Удержав себя лишь в самый последний момент, когда соблазненное тело уже потянулось к своему искусителю, он до крови прикусил щеку, остановив себя. Тяжелый вздох вместо задушенного стона вырвался из его груди, и волна сладкой истомы пронзила мышцы едва заметной судорогой. — Надеюсь, тебе не придет в голову идея попытаться скрыться от меня, — вторил ему Локи, переведя дух. — Уклонение от обязательств может быть чревато последствиями. По хитрому выражению лица гения и, особенно по тому, как лукаво блеснули его глаза, явив всех скрытых глубоко в душе чертей, трикстер понял, что скорее подал ему идею, чем предостерег, но это лишь ещё больше подогрело его собственный интерес. — Я буду ждать, — снова прижавшись к нему всем телом с обещанием, означавшим больше, чем слова, выдохнул ему на ухо Старк, заставив Лафейсона замереть, чтобы пропустить это мгновение через себя и всецело им насладиться. С силой оттолкнувшись от спружинившего под ними матраса, Тони выпрямился и ловко соскользнул на пол, поправив на себе футболку, под которой минуту назад уже успела обосноваться прохладная ладонь трикстера. Коротко кивнув в ответ на блестящий взгляд из-под полуопущенных ресниц, полюбовавшись на тени, украсившие в ту секунду его лицо, Старк все же развернулся и направился к выходу. Локи плотно сомкнул губы, будто пытаясь сохранить тепло чужого дыхания, которым они были согреты, но все же не удержался и окликнул его, когда рука гения легла на ручку. — Я не приму это в качестве залога, Старк, — широко улыбнувшись, строго произнес Бог, надеясь удержать его ещё хотя бы на миг, чтобы затем отпустить на неопределенное время, но точно не навсегда. Уже тогда он знал, что вернется, чего бы ему это не стоило. — Знаю, — обернувшись в пол оборота, мягко ответил Тони. — Сочтемся при следующей встрече. Первые солнечные лучи скользнули в комнату, рассеивая жемчужную дымку ночных лиловых теней. Столкнувшись с преградой бережно сотканной иллюзии, отгородившей часть помещения слабо пульсирующим золотистым заслоном, они замерли на её границе, ластясь к полупрозрачным стенкам, точно змеи, нашептывающие первородную ложь. Неизбежно наступал новый день. Локи нехотя открыл глаза и рывком сел на постели, потянувшись всем корпусом вперед. В сиротливом и с недавних пор ставшем привычным ему жесте коснувшись ладонью обнаженного плеча, он машинально растер прохладную кожу и медленно вдохнул полной грудью, ощущая неизбывную тяжесть под ребрами. Лишившись контроля, его идеальный мир грез пал под натиском реальности и осыпался яркими искрами на мягкий, ворсистый ковер. Тотчас солнце заполнило собой всю комнату и подобралось к постели, но дальше бархатного покрывала, наброшенного поверх одеяла в изножье, не двинулось. Глядя на его робкую дрожь на сверкающей ткани и горящие вензеля богатой вышивки, трикстер криво, безрадостно улыбнулся и закрыл голову руками, склонившись над коленями. Начинать этот день у него не было сил. Сразу после их с братом прибытия в Асгард события стали развиваться с немыслимой скоростью и, как это часто бывает, ситуация быстро вышла из-под контроля. С самого начала Локи ни на что особенно не надеялся и воспринимал возвращение в Золотой город и все, что должно было за этим последовать, как нечто неизбежное. Возможно, на нем отразилось тесное общение со Старком, но философия смертного, предпочитавшего во всем исходить из того, что имеется в данный момент, пришлась ему по душе. Именно поэтому свое вероятное заключение в темницу он считал плановым и был сосредоточен не на том, как избежать этого, а на том, как поскорее выбраться. Сторговаться. Однако стоило им перешагнуть порог Химинбьёрга, как стало ясно, что ото всех тщательно продуманных ходов и хитрых комбинаций придется отказаться и спешно перестроиться. Вместо приветствия хранитель сообщил печальную весть: ослабев, Один погрузился в сон и, как предрекали царские лекари, то было предсмертное забвенье. Пройдя через десятки сражений, познав радость побед и горесть поражений, Тор так и не научился мириться с действительностью. Избалованный с юных лет мыслью о том, что все в девяти мирах подчинено его желанию, Одинсон с трудом мог принять тот факт, что на сей раз повлиять на происходящее никто не мог. Словно капризное дитя, он требовал от брата невозможного, а когда тот терпеливо и раз за разом повторял ему, что не в его силах спасти Всеотца, переходил от молений к обвинениям. Яростно укоряя трикстера в том, что Фригга была жива только потому, что он этого хотел, сам Тор меж тем не решался взглянуть на мать, чувствуя за собой вину за употребление этого факта для очередной нападки и провокации. Вероятно, знай Одинсон детали той сделки, ему бы и в голову не пришло просить брата о чем-то подобном, даже ради Одина, но никто так и не объяснил ему ни того как он выжил, ни какой ценой удалось вернуть Фриггу. Потому, не ведая всех деталей, он мыслил себе это делом простым, как типичное геройство. Всего лишь очередной подвиг, который нужно было совершить. Не меньше его раззадоривало и то, что прежде подобное удалось Локи, а значит, сумел бы и он. Однако поддержки в своем стремлении Тор так и не нашел. От опрометчивых действий, равнозначных ошибкам, угрожавших в ближайшем будущем непоправимыми последствиями, его остановила мать. Вынужденная хранить в секрете все то, что могло бы открыть Тору глаза на истинную суть вещей, она все же подобрала слова, которыми смогла достучаться до него. Позже, убедив сына принять происходящее как данность, именно Фригга способствовала тому, чтобы Тор сосредоточился на чем-то кроме грядущего траура. Однако по мнению Локи она слегка перестаралась. Вместо того чтобы поразмыслить о государственных делах и все же взять на себя ответственность, о существовании которой он наверняка догадывался, Одинсон с головой окунулся в поиски ответов на вопросы, касавшиеся Камней бесконечности. С легким сердцем сбросив бремя правление со своих широких плеч, он отправился в далекие миры, чтобы среди холодных звезд поискать разгадку того видения, что преподнесли ему в дар норны, когда над ним сомкнулись Воды познания. Миг, которого Локи ждал всю свою жизнь, внезапно оказался самым черным на его памяти событием: ему предстояло занять трон Асгарда и он должен был избежать этого любой ценой. Подготовка к церемонии передачи власти шла медленно. Фригга полностью взяла это на себя, но, даже отстраненный от организации, трикстер ощущал, как с каждым днем невидимая петля все туже затягивалась на его горле, напоминая о том, что своим первым указом ему надлежало вернуть долг. Жизненная сила угасала в Одине, и с каждой её ускользающей каплей в Локи таяла надежда выпутаться из этой сложной ситуации. На то время, пока Всеотец ещё считался живым, законом Асгарда позволялось править царице. Однако с последним его вздохом надлежало немедленно передать Гунгнир тому, кто его заменит, и этого часа Локи боялся до дрожи. Тщательно скрывая свой страх, трикстер мог быть откровенен лишь с матерью и она, зная о причинах его чувств, всецело их разделяла. Объятые единой тревогой, они день за днем искали способ предотвратить то, что должно было свершиться с последним вздохом Одина и в час, когда Локи получит трон, но их попытки были тщетными, иссушающими своей бесплодностью их души. В этом хаосе мыслей и действий, омраченном постоянным ощущением тревоги, минули два года. Время в Асгарде ощущалось иначе, нежели чем в Срединном мире, но, осознав эту разницу, Локи стал чувствовать его ход особенно остро. К нему вернулись мысли о смертном. Теперь даже во сне лишившись покоя, он начинал каждый день разбитым и болезным, не ведая где ему искать спасения от страданий. Дивные сны все чаще стали оборачиваться кошмарами. Жестокая реальность просачивалась в мир грез, отравляя собой его мечты. На краю отчаяния от желания сдаться его удерживал лишь Тони. В страшный час помышляя смириться с неизбежным, Локи вспоминал о нем и отчетливо понимал, что, окажись гений на его месте, он бы не сдался. Среди прочих качеств, присущих его несомненно дурному характеру, Старк обладал немыслимым упрямством. Потому ради своих идей, когда отступали другие, он шел вперед несмотря ни на что. Своей целью Локи избрал его: простого, смертного человека, внушившего ему однажды веру в собственные силы. Однако даже этой силы было недостаточно, чтобы рассеять мрак, сгустившийся над ним. Внезапное возвращение Тора подарило Локи надежду на благоразумие брата, но лишь позволив себе это чаяние, он тотчас проиграл. Дал слабину, и это его погубило. В Асгард Одинсон прибыл из Муспельхейма, принеся корону Суртура и некоторые, не слишком значительные вести. Из всего прочего, что ему удалось узнать, наиболее важным стали сведения о том, что сфера, хранящая в себе Камень силы, была возвращена на Ксандр. Прежде у трикстера были весьма противоречивые данные о том, как Стражи Галактики — команда космических отбросов, в широких кругах именующих себя благородными пиратами, — распорядились отвоеванным у Ронана артефактом. Однако это открытие его не порадовало. Тот факт, что Тору удалось выяснить точное местонахождение сферы, означал, что рано или поздно это удастся и другим. Например, Таносу. Предательство своего генерала титан навряд ли воспринял близко к сердцу, а вот утрату Камня — наверняка. Потому Локи казалось очевидным, что в скором времени он захочет вернуть себе сферу любыми методами, но Тор его предупреждение проигнорировал. Куда больше Одинсона занимали его собственные сны, возвещающие близящийся Рагнарёк. О них Тор поговорил исключительно с Фриггой, ошибочно посчитав, что не стоит тревожить этим брата. Поставив свои детские кошмары превыше всего, Одинсон ожидаемо не нашел ни времени, ни желания на обсуждение государственных дел. Успокоенный матерью, он вернулся к своим путешествиям, проведя в Золотом городе в общей сложности всего пару дней. Напоследок пообещав прибыть в Асгард до того дня, когда врата Вальгаллы распахнутся для Всеотца, Тор вновь исчез в потоке Радужного моста, продолжая гоняться за призраками своих фантазий. После его отбытия Локи почувствовал себя совершенно обессилевшим. Недальновидность брата, его непробиваемая убежденность в правильности выбранного им пути и поразительная узколобость стали причиной глубочайшего разочарования трикстера, за которым последовала апатия. Времени, как и идей для маневров почти не осталось. С каждым днем он чувствовал себя все больше загнанным в угол. Ловушка захлопнулась и выхода из неё не было. Все свое условно свободное время Локи теперь проводил в библиотеке. В её стенах были почти не слышны звуки музыки из главного зала, где по регламенту все чаще проходили репетиции предстоящей церемонии. Лишенный сил для активных поисков, но все же страшащийся полного бездействия, трикстер пытался на страницах древних книг отыскать подсказку, хоть что-то способное помочь ему примириться с неизбежным. Наступивший день не стал исключением, и, знающая о его попытках Фригга, нашла своего сына склонившимся над очередным фолиантом. Опираясь на руки, Локи сосредоточенно вчитывался в старинный текст. Меж его бровей залегла глубокая, задумчивая складка, в последнее время почти не исчезавшая с лица. Плотно поджав губы, трикстер на мгновение замер, будто ему все же удалось что-то найти, а затем резко вскинул голову и устремил на мать ещё мутный, почти невидящий взор. Тяжело сморгнув, он очнулся от тягостных раздумий, медленно выпрямился и покорно отступил в сторону от стола, протянув к ней руки. — Ты снова пропустил завтрак, — с нежной укоризной в голосе произнесла Фригга, крепко сжав ладони сына в своих. — Стало быть во всех девяти мирах установился мир и порядок, раз у царицы нет других забот, кроме как следить за питанием своего сына, — шутливо отозвался Локи, пытаясь ради неё изогнуть непокорные губы в подобии улыбки. Нисколько не обманутая ни его словами, ни интонацией, мать недовольно покачала головой и мельком взглянула на раскрытую книгу. В последнее время ко всем прочим поводам для беспокойства добавилось явное увлечение Локи темной магией. В подобном рвении Фригга видела лишь опасность, но ни одна попытка отговорить его не увенчалась успехом, и она отступила, но наблюдать не перестала. Заметив же, что сегодня это была книга об истории, царица заметно успокоилась. — Ты не откажешься разделить с матерью обеденную трапезу? Я бы хотела кое-что обсудить с тобой, — ласково произнесла Фригга и, коснувшись рукой его щеки, заглянул в глаза трикстера. — Немного отдыха не повредит. Просто иди за мной. Нижний сад, разбитый в северной части дворцовой территории совсем недавно, радовал глаз обильным буйством красок. Благоухающие, пышные травы, фруктовые деревья, чьи ветви гнулись под тяжестью завязавшихся плодов, набравшие цвет кусты диких ягод, высаженные живой изгородью вдоль извилистых дорожек, ведущих к зеркальному пруду с голубоватой, ледяной водой и серебристыми карпами — все это несомненно являло собой ансамбль дивной, естественной красоты, но даже она не могла принести в ноющую душу трикстера желанный покой. Ни дневное пение птиц, ни ночная тишина, напоенная ароматами распустившихся цветов, не утешали его: они лишь ещё больше дразнили сердце, рвущееся за границу этого мира. Потому выбор матери показался ему странным, но Локи последовал за ней беспрекословно и вскоре они расположились за накрытым столом, сервированным на двоих, но с присущей дворцовому этикету пышностью. Утолив жажду глотком медовухи, трикстер только теперь понял, что и впрямь проголодался. Однако, заметив, что тарелка Фригги оставалась по-прежнему пуста, он тотчас отложил приборы и внимательно посмотрел на мать. — Это был нечестный трюк, — резюмировал Локи после непродолжительной паузы, чем вызвал улыбку на её губах. Пригубив ещё немного хмельного напитка, он нерешительно взглянул на кусок хорошо прожаренного мяса на своей тарелке и после некоторого колебания продолжил есть. — И я повелся, словно мальчишка. — Тем он и хорош, — довольно улыбнулась Фригга и потянулась за гроздью винограда, но так и не попробовала ни одной ягоды. — Мы с тобой почти не говорили о том, что произошло, а теперь времени почти не осталось. Я чувствую, что нам нужно многое сказать друг другу. Проглотив остатки пищи со своей тарелки и опустошив бокал, Локи молча кивнул. Его взгляд скользнул по дальним деревьям, метнулся к едва заметному входу во дворец и лишь затем нехотя остановился на царице, терпеливо ожидавшей, когда его внимание будет всецело принадлежать ей. — Несмотря ни на что я хочу, чтобы ты знал: я благодарна тебе за то, что ты сделал, — тише обычного произнесла Фригга и протянула к нему руку через стол. — Я никогда не жалел об этом, — решительно вторил ей Локи, бережно накрыв ладонь матери своей. — Сделка с Хелой позволила тебе вернуться. Тот бесконечно длинный день, проведенный на черных пустошах Свартальфхейма, навечно был выжжен в его памяти холодным огнем неутолимой скорби. Храбро встретив смерть в бою с Проклятым, Локи не ждал милости от норнов и золотых врат Вальгаллы, но надеялся обрести покой в ином мире: там, где на берегу бурной реки Фимбультуль, вытекающей из Хвергельмира в пределах величественного Хеля, находят своё последнее пристанище души тех, кто прожил простую, но недостаточно благочестивую жизнь. Смерть стала бы для него избавлением, но, как оказалось, её нужно заслужить. У самой Богини на трикстера и его будущее были совершенно другие планы. — Решившись на это, я не мог и подумать, что судный час для Всеотца наступит так скоро, — вкрадчиво добавил Локи и едва отличимые нотки сожаления и раскаяния прозвучали особенно фальшиво. — К тому же, я надеялся, что Тор образумится и вспомнит о своем долге. Впрочем, сейчас понимаю: она все рассчитала. И все же, пусть это можно назвать обманом, я сам позволил ей обвести себя вокруг пальца. Коротко кивнув, Фригга опустила взгляд на их руки и на некоторое время замолчала. Ей нужно было ещё раз все хорошенько обдумать, прежде чем продолжить этот непростой разговор. Локи не торопил её, находя для себя некоторое утешение в молчании. О чем бы не пошла их беседа — она не подарит ему ничего, кроме новых тревог и боли. — Твой отец, — царица запнулась, но, заметив, что сын никак не отреагировал на сказанное, только покачал головой и отвел взгляд в сторону, продолжила, — совершил много ошибок. Однако для уготованной Богу жизни, это неизбежно. К сожалению, нам всем приходится оступаться, чтобы приобрести опыт, научиться держать равновесие. Я не прошу тебя не судить его, но все же надеюсь, что со временем в твоем сердце найдется, пусть не прощение, но понимание. — Возможно, если бы я получил от него ответы на некоторые вопросы, мне было бы легче, — тихо произнес Локи. — Однако по его вине я, возможно, так никогда и не узнаю правды. Один проклял меня ложью с младенчества, он заточил меня в этот порочный круг. Я бессилен понять эту жестокость. Фригга сильнее сжала его руку, чем вынудила, пусть с неохотой, но все же повернуться. В его глубоких, словно море, зеленовато-голубых глазах искрились непролитые слезы. Поймав одну из них, сорвавшуюся с дрожащих ресниц, царица забрала её себе, прижала ладонь к щеке сына и склонилась ближе к нему, соприкасаясь с ним лбом. — Моей любви было недостаточно, чтобы заполнить пустоту в твоем сердце, — шепотом произнесла Фригга и, когда он хотел её остановить, она предостерегла его от этого, накрыв губы сына рукой. — Я проявила слабость, позволив себе довольствоваться той ложью, которую преподнес Один. С самого начала я понимала, что тебе уготована трудная судьба. Надеялась, что смогу по-своему исправить это, сделать неизбежные трудности легче, но не преуспела. Мне не хватило сил, чтобы защитить тебя и, как мать, я всегда буду чувствовать вину за то, что не уберегла тебя от страданий. Зажмурившись, Локи нежно перехватил её руки за запястья и, запечатлев поцелуй на одной руке, спрятал лицо в её ладонях. Признания матери, её раскаяние — это звучало, словно пытка. В прежнее время он был неосторожен в словах, чем причинял ей боль, за что и сегодня клял себя, не зная, как вымолить прощение. Она же обиды не держала, не помнила будто нанесенных ей обид, и каждый раз с теплой улыбкой вновь принимала в свои объятия, стоило ему вернуться разбитым и униженным после очередной попытки найти себя в бесконечных битвах против навязанной судьбы. — Я не могу оградить тебя от новых испытаний, как не могу отвести ту беду, что уже у порога, но, — на этих словах Фригга коснулась его макушки губами и мягко вынудила поднять голову, — у нас ещё есть немного времени и я бы хотела подарить его тебе. Локи с трудом понимал, к чему она ведет, а точнее, не хотел верить в то, что слышал. Испуганно нахмурившись, он упрямо поджал губы в узкую линию и отрицательно мотнул головой, но царица проигнорировала его протест. Ответив нежной улыбкой на жалкие попытки сына молчаливо возразить себе, она легко высвободила запястья из его рук и потянулась за бокалом вина. Наблюдая за ней, трикстер чувствовал каждый удар сердца, пробивающий его грудь насквозь: тяжелые, болезненные толчки, едва способные гнать застывшую кровь по тонким венам. В горле пересохло, и Локи схватил чарку пряной медовухи, но почти тут же поставил её обратно, поняв, что не сможет сделать ни глотка. Он силился взять себя в руки, побороть нервную оторопь, но не мог. Надежда лишала его воли, заставляя чувствовать себя тошнотворно слабым, и это случилось с ним снова. — Жизнь в Асгарде лишает истинного ощущения времени и постепенно становится все сложнее понять его ценность, — с лукавой улыбкой произнесла царица. — Однако думаю, ты наверняка знаешь, что порой несколько мгновений могут стоить дороже, чем сотни и даже тысячи лет. Все дело в том, как и главное, с кем их провести. — Я не понимаю, — надломлено прохрипел Локи и все же сделал пару глотков хмельного напитка, вцепившись в чарку сильнее необходимого. Костяшки его пальцев побелели, но так ему хотя бы удалось скрыть свою дрожь. Снисходительно усмехнувшись, Фригга с задумчивым видом разгладила волны на юбке своего атласного платья, а затем сложила руки на бедрах и вновь посмотрела на сына. — Хеймдалль? Он тебе рассказал? — разозлившись, фыркнул трикстер и порывисто поднялся на ноги. — Я не желаю обсуждать это. У нас есть множество других вопросов, которые требуют нашего внимания, а это — личное. То, что я бы предпочел оставить при себе. — Неужели ты думаешь, что мне и впрямь нужна помощь Хеймдалля, чтобы увидеть, как сердце моего сына дрогнуло от любви? Резко обернувшись, Локи высокомерно вскинул голову и уязвлено хмыкнул, всем своим видом демонстрируя, что не принимает её догадки на свой счет. Оскорбленно поведя плечом, он все же сумел обуздать свои эмоции. В следующий миг на его губах появилась холодная улыбка, а на лице застыла маска, выражавшая лишь любопытство, вызванное природой высказанных матерью предположений. Даже во взгляде трикстера не читалось ни намека на истинную бурю эмоций, разыгравшуюся в его душе. Пожалуй, в любой другой ситуации Локи смог бы обмануть кого угодно, но Фригга знала его слишком хорошо и ожидаемо на это не купилась. — Я не хочу смущать тебя, а потому не спрашиваю о нем… То, как Локи вздернул бровь в ответ на её слова, заставило царицу прерваться. Коротко усмехнувшись, она покачала головой и специально поднесла бокал с вином к губам, дав ему ещё немного времени на то, чтобы либо возразить, либо позволить ей продолжить. — Я не намерен обсуждать свой выбор. Даже с тобой, — предельно вежливо произнес Локи, склонив голову вперед и улыбнувшись, на этот раз по-настоящему: мягко, игриво. — Мне пришлось выяснить некоторые детали, чтобы получить возможность правильно выстроить этот разговор, — с ноткой укоризны в голосе произнесла Фригга, возложив на сына ответственность за то, что ей пришлось углубиться в детали его увлечения. Поняв это, трикстер в очередной раз разочарованно изумился тому, сколь коварной могла быть его мать в нужный момент. Локи почувствовал, как от волнения у него перехватывает дыхание. Сжав пальцы левой руки в правой ладони, он принялся нетерпеливо, нервно растирать их, неосознанно подражая в этом жесте самой царице. Едва заметив это, она слабо улыбнулась и плавно поднялась из-за стола. Подойдя ближе, она ласково накрыла его руки своими и уверенно заглянула ему в глаза. — Вернись к нему, — нежно, но настойчиво произнесла Фригга. — Потребуется ещё пару недель, чтобы завершить подготовку к церемонии, а значит, у вас будет несколько месяцев. Уловив в его взгляде тень сомнения, царица сильнее сжала руки сына и торопливо продолжила. — Ты и сам понимаешь, что его смертной жизни никогда бы не было достаточно для вас, и я не могу предложить тебе большего, но, послушай меня: проведенное время вместе — это шанс на воспоминания, которыми можно исцелить душу в минуты отчаяния. Я знаю, ты думаешь, что, отказавшись от него сейчас, сможешь уберечь вас обоих от страданий, от боли, но нет ничего страшнее, чем упущенное мгновение. Однажды наступит тот день, когда, обернувшись, ты поймешь, что в попытке избежать новых печалей лишь умножил их. Тогда одиночество станет непереносимым. — Я не хочу все усложнять, — прошептал Локи, с мольбой глядя на мать. — Возможно, тех воспоминаний, что у нас уже есть, будет достаточно, а даже если нет, то не меньше я боюсь все испортить. Пусть останется хотя бы надежда. Она ведь тоже может служить утешением. Ласково улыбнувшись, Фригга покачала головой и коснулась ладонью его щеки. — В своих странствиях ты изменился. Повзрослел, — с нежностью произнесла мать. — Поэтому теперь я скажу тебе то, чего прежде никогда не говорила. Запомни: в любви нельзя довольствоваться малым. Нахмурившись до боли, Локи плотно сомкнул губы и некоторое время упрямо молчал. Он лихорадочно обдумывал все то, что сказала Фригга, пытался бесстрастно взвесить все плюсы и минусы, просчитать последствия, но пылающее сердце не желало внимать доводам рассудка, да и, откровенно говоря, разум, обольщенный надеждой, отказывал ему в трезвости рассуждений. Наконец, вскинувшись, словно от удара током, он жадно вдохнул полной грудью и, склонившись над матерью, возбужденно стиснул её плечи. На губах Лафейсона расцвела счастливая, яркая улыбка, и в прояснившемся взгляде появилась решимость. — Я должен вернуться в Мидгард, — уверенно произнес Локи, — и как можно скорее. Дело было сделано, и взращенная ведьмами лукаво улыбнулась. Возможно, ей пришлось поступить бесчестно, чтобы добиться цели, но лучшим оправданием тому она считала свою всеобъемлющая любовь к сыну.***
На город опустился сумрак и к вечеру непогода совсем разбушевалась. Подгоняемые порывистым ветром тучи сгустились на небе, сбились в единый темно-серый, тяжелый комок набрякшей ваты и опасно нависли над острыми шпилями высоток. Кроваво-алые блики заградительного освещения зловеще растекались по рваным краям туч, насыщая голодный мрак. По напоенному до прозрачности холодом и влагой воздуху угадывалось, что в самое ближайшее время стоило ожидать дождя. Его тонкая, едва заметная завеса уже дрожала в желтом свете фонарей, словно пленка: стоило её сорвать и буря обрушится на землю. Сухая, опавшая листва желтовато-красной рекой с тихим шорохом скользила по асфальту, забиваясь под бордюры и взметаясь вверх редкими, короткими вихрями. Упругая тишина топила в себе все звуки, поглощая их и впитывая, чтобы затем с очередным порывом ветра разнести по парку едва различимый стон. Цепляясь за ветки деревьев, он обращался в низкий гул, и расходился многократно отраженным эхо по всему парку. Природа замерла в тревожном ожидании, застыло время, и пульсация этого напряжения наполнила собой все пространство вокруг. В этот поздний час Центральный парк был особенно пуст. Уличные торговцы закрыли свои вагончики пораньше, не желая терпеть убытки в ненастный день, редкие посетители разбрелись по домам, разбежались даже мелкие животные и местные птицы. Пустые лавочки одиноко чернели вдоль широких дорожек и только забытая кем-то газета напоминала о том, что ещё недавно здесь все же были люди. Внезапно на дорожке появилась темная фигура. Высокий, широкоплечий мужчина неторопливо шел вперед, кутаясь в длинный плащ. Остановившись напротив той самой лавочки, он помедлил немного, а затем устроился на ней и подхватил газету, собрав воедино её растрепанные листы. Без особого интереса скользнув взглядом по печатным строкам, небрежно отбросил её в сторону и шумно, с оттяжкой вздохнул, откинув голову назад. Пожалуй, если бы сейчас началась гроза, его бы это даже порадовало, но одной лишь мысли об этом было достаточно, чтобы заставить мужчину поморщиться. Определенно не так он планировал провести вечер и неопределенность, преподнесенная ему судьбой, не вызывала никаких эмоций кроме досады. Нашарив в кармане электронный пропуск, Локи снова вытащил его и покрутил тонкую карту в пальцах. Голубоватое свечение украшало его край тонкой линией, и оно мягко ластилось к ладони, окрашивая кожу в тот же цвет. Невольно трикстер залюбовался этой незатейливой игрой светотени и, погрузившись в свои невеселые мысли, на мгновение совершенно потерял связь с внешним миром. Возможно, пытаясь обмануть в очередной раз весь свет, он наконец угодил в ловушку, из которой не видел выхода. Отправившись в Мидгард, в глубине души Локи преследовал несколько целей, но, как видно, ему не суждено было преуспеть ни в одной. Отказавшись от помощи Хеймдалля, он допустил первую ошибку, но без труда смог бы справиться с этим, если бы не второе обстоятельство, определившее дальнейшее безрадостное развитие событий: помимо того, что Старк совершенно ожидаемо его не ждал, по всему выходило так, что Лафейсон не знал, где его искать. Наведавшись в башню, Локи выяснил, что все здание было не так давно продано. Вывеску ещё не сменили, зато охранная система была уже совершенно новой, в чем он тут же убедился, едва попробовав применить свой пропуск. Конечно, его это нисколько не остановило, но результатом небольшой тайной вылазки стали разочарование и недоумение. В стенах башни трикстер отчетливо почувствовал магию: чужую, сильную, злую. Её остаточная энергия преследовала его повсюду, куда бы он не отправился, и это смущало, даже немного пугало. Окончательно убедившись, что искать ему здесь нечего, а кроме всего прочего, осознав, что задерживаться здесь явно не стоит, Лафейсон поспешил покинуть башню. Он сразу почувствовал некоторое облегчение, когда наконец оказался вне её стен, но это ощущение длилось совсем недолго. Стоя на оживленной улице, Локи не знал с чего начать новые поиски. Уверенность в том, что за пару лет на Земле ничего не изменилось, ослепила его, и сейчас Бог чувствовал себя глупцом. По-настоящему он был уверен только в том, что наверняка не станет обращаться за помощью к Хеймдаллю, чтобы не давать ему повода насмехаться над собой. Однако ему предстояло собраться с мыслями и вновь с чего-то начать. Прогуливаясь по Колумбус-Сёркл, Локи незаметно для себя преодолел несколько весьма однотипных кварталов, увлекавших его все дальше по лабиринту из стекла и бетона, и дошел до Здания Бакстера: невыразительной и грубой высотки в окружении других, более низких зданий офисного типа. Оно поразило его строгостью и консерватизмом своих линий настолько, что трикстер вынужденно остановился и, запрокинув голову, повнимательнее присмотрелся к нему. Непонятый знак, напоминавший арабскую цифру четыре, красовался под самой крышей, по всей видимости определяя принадлежность этого здания некой корпорации. Само по себе это не имело для Бога никакого значения, но, против воли засмотревшись на тридцатипятиэтажное здание, Локи с неожиданной для него тоской в сердце подумал о том, что в каком-то смысле будет скучать по Башне Старка. С ней у него было связано множество воспоминаний и, возможно, это было одно из немногих мест за пределами Асгарда, где он чувствовал себя комфортно. Его утрата оказалась куда более болезненной, чем он готов был признать. Значительно позже, когда солнце село за линию горизонта, Локи пришел в Центральный парк. Много лет назад, оказавшись в этом мире, он уже бывал здесь, и вот теперь снова ноги привели его в знакомую часть города. Вероятно, отправиться сюда в непогоду было не лучшей идеей, но возможность посидеть в тишине и обдумать все как следует там, где никто не стал бы ему мешать, стоила того. Он все ещё мог разыскать гения при помощи магии, но за время своей прогулки отчетливо понял, что больше не жаждал их свидания так страстно, как прежде. Занятый своими тревогами, трикстер подбадривал себя нежно взлелеянной им иллюзией, где Тони проживал день за днем, томимый той же надеждой на новую встречу. Столкновение с реальностью вышло довольно болезненным. С его стороны было непростительно наивно полагать, что смертный, тем более Старк, станет размениваться на подобные мелочи. Эмоциональное обременение — слишком тяжкий груз для того, кто постоянно стремится вперед. Теперь Локи сознавал это, как и то, каким глупцом выглядел со стороны, позволив себе поверить в то, что между ними и впрямь была некая связь. Мать называла это любовью — слишком громкое определение по его мнению, но трикстер не стал исправлять её, надеясь в душе, что, возможно, у него было право считать это хотя бы привязанностью. Нелепая ошибка. Возможно, Фригга не осудит его слишком строго, когда он вернется в Асгард, но на то, чтобы по-настоящему исцелить свои раны, ему потребуется значительно больше времени. Сердце снова сжалось и от этой ноющей боли под ребрами у него помутилось перед глазами. С самого начала ему не следовало тешить себя пустыми грезами. Может, тогда он смог бы сосредоточиться на поиске решения своих проблем и теперь ему не пришлось собирать себя по осколкам в чужом, диком мире. Однако вместо этого он предпочел мечтать о несбыточном, отравлявшем его душу сладким ядом надежды, за что теперь горько поплатился. Впрочем, из всего этого следовало только одно: больше у трикстера не было причин сопротивляться. В эту минуту он был готов принять неизбежное. Его путь был окончен и, стиснув зубы, Локи подумал о том, что у него все ещё были те самые счастливые воспоминания, которые навсегда останутся при нем несмотря ни на что. Это путешествие открыло ему возможность поставить точку в не отпускавшей его истории. Её незавершенность мучила Бога, но больше не станет. Все то, что помогало ему держаться и не терять себя, ожидаемо оказалось ложью, но так естественно было вернуться к истокам теперь, когда он стоял у края, что Локи почти не сомневался: пройдет немного времени и эта боль, жестоко терзавшая его в эту минуту, станет новой силой. Первые капли дождя тяжело упали рядом на асфальт, а затем коснулись его волос и лица. Раздраженно стерев чуть солоноватую влагу со щеки, Локи вскинул голову, как вдруг увидел распахнувшийся над ним купол черного зонта и замер, недоуменно глядя на блестящие металлические спицы, поддерживающие плотную ткань, надежно укрывшую его от дождя. Тихая дробь нарастала с каждой секундой, а затем в одночасье шум небесного потока оглушил его, так что мужчине, стоявшему рядом с трикстером и удерживающему зонт над ним, пришлось кричать, чтобы он наконец обратил на него внимание. — Я говорю, тут один скандинавский Бог потерялся, вы его не видели? Он ещё молний боится! Резко дернувшись в ответ на голос, всем телом потянувшись в сторону своего спасителя и выглянув из-под зонта, Лафейсон напряженно сощурился, вглядываясь в густой полумрак, но почти в ту же минуту на его лице появилась неподвластная ему улыбка. Она стерла с его лица прежние печали, тени глупых домыслов и пустых тревог. Сдвинувшись ближе к краю лавочки, чтобы лучше видеть мужчину перед собой, Локи склонил голову набок, любуясь тем, как Старк не особенно успешно пытался уместиться под тем же зонтом и, капли дождя впитывались в мягкий ворот его кашемирового пальто. — Обычно я не в восторге от того, что за ними следует, — отозвался Лафейсон, лукаво ухмыльнувшись. — Точно? Тогда не о чем беспокоиться, — в тон ему усмехнулся Тони и в одно движение перенес весь зонт на себя, лишив трикстера защиты. — Грозу сегодня не обещали! Возмущенно воскликнув, Локи живо подскочил с лавочки и проворно юркнул под купол, тесно прижавшись к своему смертному. Несколько холодных капель успели попасть ему за шиворот, но это нисколько не разозлило его, а скорее опьянило. Необъяснимый восторг и радостное возбуждение ударили в голову, от чего он разразился заразительным смехом, и уже скоро, легко поддавшись ему, Тони тоже предался веселью. Безотчетно обняв его за талию, трикстер притянул смертного поближе к себе, чтобы получше укрыться от бури под одним зонтом. На время забывшись, Бог и его человек предались взаимному, простому счастью, наслаждаясь моментом долгожданной, — в чем ни один бы не признался, — встречи под ледяным дождём. Немного успокоившись и переведя дух, они продолжали стоять вот так, тесно прижавшись друг к другу, чувствуя, как, смешиваясь, теплое дыхание ластится к коже и оседает на губах с каждым новым вдохом. Дождь будто поутих и теперь его ритм вторил биению двух сердец, а его шум стал приглушенным, так что говорить можно было спокойно, почти не повышая голос. — Привет, принцесса, — Старк первым нарушил ставшее немного неловким молчание и чуть заметно приподнял уголок рта в подобии улыбки. — Здравствуй, Тони, — также негромко произнес Локи, невольно отзеркалив его улыбку.