Дурачок

      — Он хотел этого. Хотел, чтобы им было больно.       Там, в кладовке, когда Мизуки прижал его к стене и расстегнул ширинку своих брюк… Когда целовал, трогал и, назвав одного из самых дорогих для него людей блядью, бил ногами. Ему так хотелось даже не столько остановить этот поток боли и ужаса, сколько отомстить и за себя, и за многих других, которые были на этом месте до него.       Но не так.       Запах гниения живой плоти пропитал все вокруг.       Был ли шанс не допустить этого? Если бы он только сдержался, не стал бы искать лекарство именно сегодня, а дотерпел бы до утра? Чувство стыда за случившееся сдавило грудь…       Виноват, виноват, виноват… Это его вина. Если бы только он не сказал, если бы придумал что-нибудь, если бы…       Ирука зажмурился.       Они бы нашли его. Нашли и обязательно бы закончили то, что начали. Больше не было бы ни Гиро, спрятавшего его, ни Эбису, ни Нэндо.       Ни Какаши.       Был бы только он сам, Мизуки и холодные черные стены, безразличные к его слезам и крикам.       Ирука смиренно опустил голову. То, что сделал Какаши… Он знал, что тот способен на подобное. Знал, но всегда старался об этом не думать. Не верить. Как будто каждый раз пытался забыть, что он другой.       Гончая.       В их клане это слово редко произносили вслух. Тут же переходили на шепот или неодобрительно поджимали губы. Баачан, говорил, что это слово слишком горькое, чтобы его произносить и слишком ядовитое, чтобы забыть.       Ирука опустил голову.       Вот бы пошел дождь. Ливень, град… Ну или моросящий дождик. Прямо тут, в этом доме, прямо под этой злосчастной крышей. Он закрыл глаза и, делая глубокий вдох в попытке успокоиться, представил как огромный поток шумной дождевой воды заботливо прячет его в своих объятиях и, обрушиваясь лавиной, смывает всю эту грязь, всю боль, отчаяние, ужас и кровь, которыми всегда был пропитан этот дом.       Пристанище гончих… Каким оно еще могло быть? А теперь крови тут еще больше и самое страшное, что она совершенно не ощущается здесь лишней. Наоборот, дом, словно живое чудище, казалось наконец-то смог ею вдоволь напиться.       Все звуки, даже совсем незначительные, просто исчезли. Особенно шум собак. Когда Какаши возвращался они всегда вели себя тише чем обычно, но сейчас… Даже несмотря на ночь, это была тишина не сна, а бодрствования и напряженного ожидания.       Ирука медленно развернулся в сторону альфы, терпеливо, словно солдат, ждавшего этого момента. Он улыбался и бета не знал, видел ли когда-то раньше на его лице столько же злости и ядовитого гнева как сейчас.       Вдох и выдох.       Запах яблони, блеклый и почти неслышимый, начинал слабо пробиваться, а значит он понемногу приходит в себя. Если это конечно можно было так назвать, ведь оба они, и Какаши и чудовище внутри него — это одно целое. И с каждым годом граница между ними становилась все тоньше и незаметнее, прямо как сейчас.       — Никто не придет.       Голос, хриплый и по-звериному гортанный, нарушил возникшую между ними тишину и Ирука сжался ожидая продолжения.       — К тебе на помощь никто не придет. Ни Нэндо, ни отец, ни кто-либо еще. Если я сейчас сниму с тебя кожу, то они просто удивятся потом и ничего не скажут. Ты ведь знаешь это, верно? Знаешь, но не показываешь.       Бета кивнул.       Альфа издал хриплый смешок и рассмеялся.       — Ты даже не представляешь, насколько это абсурдно.       Он презрительно фыркнул.       — Подумать только, трое боевых альф тупо не озаботились тем, чтобы запереть дверь в кладовку. Упустить жалкого бету прямо из ловушки… Бестолочи. Если бы я их не знал, в жизни бы не подумал, что когда-то они могли составить моему клану хоть какую-то конкуренцию.       Какаши придвинулся ближе и, опершись руками по обе стороны от его головы, заставил Ируку практически вжаться в дверь.       — Как тебе удалось сбежать?       — Мне повезло…       Альфа хмыкнул.       — Не думаю, что фортуна вообще знает о твоем существовании. Поверь на слово, ты и «повезло» не совместимы.       Бета пожал плечами.       — Дверь была открыта и я успел…       Какаши усмехнулся и устало перевел взгляд на чужие нервно искусанные губы. Он не мог, да и не хотел уже выяснять подробности, которых не хватало в информации полученной от Мизуки и его двух прохвостов.       «Успел выскочить», «успел убежать», «смог не попасться»… Там было трое боевых альф, черт побери! Трое! Ни одна живая душа не смогла бы от них скрыться.       А этот смог.       — Знаешь, если бы было боевое искусство, позволяющее ломать мозг без физического вмешательства — ты бы явно превзошел все мыслимые и немыслимые вершины.       Ирука робко кивнул, явно не понимая что тот имеет ввиду и, заметив что альфа стал спокойнее, коснулся пальцами засохшей кровяной корки на его скуле.       — Принести полотенце с теплой водой?       Альфа хрипло фыркнул и, давая ему дорогу, ответил только многозначительное:       — Мыслимые и немыслимые…       Пульс все еще буйствовал, а руки слабо подрагивали в нетерпении снова обнажить когти и вернуться к начатой игре, но все постепенно становилось на свои круги. Какаши вздохнул. Запах моря, дурачок, мягко касающийся его щеки теплым влажным полотенцем и сладко-тягучее послевкусие крови во рту.       — Расскажи что-нибудь       — А что я получу взамен?       Какаши невольно улыбнулся. Услышать свою же меркантильную фразу из уст далекого от подобных вещей Дурачка, оказалось приятно.       — Что угодно.       Он произнес это небрежно, даже с некоторой смешинкой в хриплом голосе и, с покровительственным любопытством наблюдая за шатеном, ждал ответа.       Ирука внимательно смотрел на него и, переведя напряженный взгляд в сторону холла, откровенно признался.       — Хочу чтобы это закончилось.       Какаши нахмурился. Уже открыл рот, чтобы ответить, что его подарки не то, чем можно разбрасываться, как вдруг осознал всю парадоксальную странность этого вопроса:       — Ты не можешь их слышать. Это не возможно…       Бета опустил полотенце в воду, счищая особенно густые кровяные следы и пожал плечами.       — По запаху.       Какаши напрягся.       — Чей именно?       — Мизуки…       Альфа облокотился на спинку дивана не сводя с беты пристального взгляда.       — И давно ты чувствуешь запахи альф?       Ирука пожал плечами, выжал полотенце и, взяв в руки его запястье, стал медленно стирать следы крови с тыльной стороны ладоней.       — Чем он пахнет? Чем-то приятным?       Шатен замотал головой.       — Что-то между железом и стеклом.       Какаши кивнул, удовлетворенный его ответом, однако к изначальной теме их разговора возвращаться не спешил.       — А другие альфы? Какие еще запахи ты чувствовал? Были те, что пахли чем-то приятным?       Ирука внезапно поднял глаза и, хоть и понимая всю щекотливость данной темы, очень захотел поделиться. Хоть с кем-нибудь…       — Есть один, он пахнет очень приятно…       Какаши выпрямился. Его взгляд, до этого спокойно-благосклонный ожесточился и бета не мог понять столь разительную перемену.       — Один из дружков Мизуки?       Ирука отрицательно помотал головой, но тут же получил следующий вопрос:       — Нендо?       — Нет, не Нендо…       — Он был на мероприятии?       Пытаясь хоть как-то избежать перекрестного допроса, признался:       — Он пахнет цветами и…       Какаши застыл. Несколько секунд не мигая смотрел на бету и тут же рассмеялся. Возникшее напряжение улетучилось и альфа снова облокотился на спинку дивана.       — Пахнет цветами! — Какаши еле сдерживал хохот.       — Это странно?       — Ну как тебе сказать… Это нормально, для омеги. А вот на альфу с таким запахом я бы посмотрел. То еще чучело с бедами в башке, да?       Ирука медленно кивнул.       — Можно сказать и так...       Какаши добродушно хмыкнул. Пародия на альфу с цветочным запахом ему не соперник.       — По поводу Мизуки… Я знаю, он еще жив.       Какаши окинул его цепким взглядом.       — Жив, но тебя это волновать не должно.       Альфа коснулся каштановой прядки волос, выбившейся из обычно приглаженного хвоста и объяснил:       — Это мир альф. Мой мир. В тот момент, когда он посчитал хорошей идеей покуситься на собственность Гончей, он сам себе подписал смертный приговор.       — Собственность?       — Ты принадлежишь мне, это давно известный факт.       — Как кружка?       Этот тихий вопрос заставил задуматься на несколько секунд и Какаши, вновь пораженный тем, как дурачок умудрялся такими простыми вещами выводить его на чистую воду, нехотя признался:       — Как танто.       — Танто это важная вещь…       — Это не вещь.       Альфа уже было открыл рот, чтобы объяснить, но, вдруг запнувшись, понял что не может произнести и слова от охватившего его незнакомого чувства стыда.       Что такое танто? В других кланах да, это просто оружие, только и всего… Но у гончих нет. Танто это… Это вообще все что может быть. Честь, гордость, достоинство, стать и, наверное, даже душа… Часть души. Лучшая ее часть. Какаши, вдруг осознавший что неосознанно сравнил Ируку именно с танто, поджал губы.       — Танто это очень важный элемент в образе истинной Гончей. Называть этот клинок «вещью» у нас не принято.       Аккуратно, очень продуманно подобрал нужные слова, но Дурачок, не отставал.       — Насколько важный?       Альфа устало выдохнул.       — Это как… как клыки. Или когти. Седые волосы или маска на лице.       Ирука, лишь смутно догадываясь о том, какой смысл вложил в это сравнение альфа, смятенно опустил взгляд в пол.       Кружка или танто... Собственность есть собственность.       Ему никогда не нравилось это положение вещей, но сделать с ним он ничего не мог. Даже будь он не бетой, а омегой, прав наследования у него где-то кроме родного клана не было. А значит он действительно им принадлежит, так же как и его родовой дом.       Это было горько, но правдиво.       — И все же… Мизу…       — Это не твоего ума дело!       Какаши злобно оскалился.       — Твой повышенный интерес его судьбе сделает ему только хуже, поверь на слово.       Бета поник. Запах гниения идущий из холла становился сильнее и… от одной мысли что этот запах принадлежит кому-то живому ему становилось страшно.       Альфа вдруг обернулся в сторону прихожей и, застыв сначала на несколько мгновений, медленно поднялся.       — Кажется на счет Нендо я ошибся. Ирука оторопело смотрел на него, не понимая что тот имеет ввиду.       В дверь постучали.       Это был господин Сакумо. Чуть позади стоял Нендо-сан, всклокоченный, нервный, но неотрывно наблюдающий за каждым движением беты. Он неверяще смотрел на невредимого бету и постепенно успокаивался. Чувство того, что он позорно сбежал, оставив бедного Ируку наедине с чудовищем, медленно отпускало.       Каким бы монстром не был Какаши, справиться с ним мог только этот бета. Теперь Нендо в этом не сомневался.       Сакумо окинул взглядом сына. Не произнося ни слова обошел его и направился в сторону холла.       Какаши нахмурился. Повернулся в сторону Ируки и кратко скомандовал:       — Иди к себе.       Бета проводил взглядом Сакумо и, под пристальным взглядом разноцветных глаз, склонил голову, принимая приказ. Обменялся беглым взглядом с Нендо и направился на второй этаж.

***

      Мысли о том, что происходит в холле его не отпускали. Все о чем он мог думать — это во что Какаши превратил Мизуки. Что сотворил с ним, что он пахнет живым и мертвым одновременно. И, главное, сколько это будет длиться.       Гончие не всегда убивали своих жертв, это он хорошо знал. Пыткой была жизнь — не смерть…       Ирука сжал кулаки.       Это убивало его, причиняло почти физическую боль, ощущение того, что происходит там, внизу.       Резко подорвался и зашагал по комнате. Это невыносимо… Если бы, если только… Он застыл от пронзившей его догадки.       Это единственная возможность закончить этот ад.

***

      Мизуки больше не существовало.       Только сгусток мяса раньше носивший это имя: без зубов, без когтей, без глаз, погруженный в тишину мучительного ожидания. Какаши его не убьет, но это и не важно. Это могло бы волновать того, прежнего Мизуки, а теперь… Что он такое… Осталось ли в нем, хоть что-то человеческое, кроме этого ужасающего страха, который сидит у него под кожей.       Кто-то вошел, двое. Он испуганно, словно маленькая мышка, попытался сжаться в уголке, но не смог даже пошевелиться и поэтому сжался только мысленно. Они что-то говорили, а может и не говорили. Просто зашли и вышли. А может и не вышли. Может они все еще здесь, прямо перед ним? Заметят ли они его, если он не будет двигаться? Продолжится ли этот ад? Точнее, а закончится ли он когда-нибудь?       Тихий, мелодичный голос прозвучавший прямо у него в голове, вызвал приступ паники.       — Иди ко мне…       Мизуки опять мысленно спрятался, но от голоса почему-то уйти не удавалось.       Капелька воды где-то упала. По звуку показалось, будто в озеро. Хотя скорее всего это просто лужа его собственной крови.       Голос в голове стал громче, сильнее и он почувствовал будто упирается руками во что-то. Дверь?       — Ну же, открой глаза.       Мизуки исполнил просьбу и тут же зажмурился от слишком сильного света.       — Ты проснулся милый?       Альфа оторопело уставился на омегу с длинными каштановыми волосами.       — Сколько же можно спать.       Омега улыбался. Мягко, нежно, как когда-то очень-очень давно.       — Каасама…?       — Ну кто же еще глупый. Пошли завтракать.       Мизуки испуганно подорвался и заозирался по сторонам. Маленькая комната без окон с минимумом мебели, открытая на распашку входная дверь с облупившейся местами краской, старенький футон пропахший чем-то таким родным и близким и… И Каасама…       Такой же каким он его запомнил. С длинными каштановыми волосами до пояса, в уже давно изношенном кимоно с бантом спереди.       Альфа подошел к маленькому столику, за которым они ели и уселся на свое место. Сколько лет ему было? Пять, шесть? Он помнил тот вечер…       Люди клана пришли, чтобы забрать его себе, ведь он один из них. Каасама тогда был так счастлив, так рад, даже несмотря на то, что обращались с ним как с ничтожеством.       — Ты будешь в клане, разве это не замечательно? — говорил он — Я не мог бы представить ничего лучше этого.       Мизуки взял протянутые ему палочки.       Они забрали его, а каасаму… Он сглотнул возникший ком в горле.       — Неужели нет аппетита? Не приболел ли ты?       Альфа замотал головой и тут же осознал, что его волосы длиннее, чем он помнит. Резко встал и подошел к тумбе с небольшим зеркалом на ней.       Да, пять или шесть, не больше.       — Ты ведешь себя странно, все хорошо?       Мизуки обернулся.       Это все было сном? Почему он снова здесь?       — Боже мой, ты же плачешь. Что случилось мой мальчик?       Омега обнял его и прижал к себе.       — Я скучал. Прости меня. Давай поедим?       — Ну конечно, мой хороший. Ты дома, со мной. Все хорошо.       Мизуки закивал и отрывисто улыбнулся. Причину своих слез он уже назвать не мог. В голове словно разлился туман отсекая все лишнее. Кто он, что он, где… Он заозирался по сторонам, словно почувствовав чье-то присутствие. Но никого, кроме них двоих, не было. Краешком глаза заметил как дверь в комнату стала медленно притворяться, будто под собственной тяжестью следуя уже готовой траектории. Мизуки не придал этому ровно никакого значения.       Странное чувство, будто бы он когда-то был где-то еще, а не только здесь, в этой комнате, утихало, оставляя после себя только спокойную радость.       Дверь захлопнулась.

***

      Какаши не понимал, как это возможно. Еще при разговоре с отцом тот был жив, а теперь… Он не мог допустить ни единой ошибки, Мизуки должен был жить столько, сколько ему нужно, так почему?       Альфа перевел взгляд на непонятно откуда взявшуюся улыбку на истерзанном лице и, раздосадованный, вынул ложку из его глазницы. Сколько лет прошло после той встречи, когда единственное о чем, он мечтал - это воткнуть эту самую ложку ему в глаз?       Какаши хмыкнул.       В итоге вышло именно так, как хотел Дурачок: Все закончилось, хотя и не должно было.       Глупый бета... Никак не поймет, что сострадание, это не то, чем можно разбрасываться направо и налево. Мизуки никогда не был идиотом, он просчитался только в одном - в статусе своей жертвы.       Хотя... Откуда ему было знать, что мстить за него Какаши будет как за омегу, а не спустит на тормозах, не придав вообще никакого значения, как это бывает с бетами?       Ниоткуда.       Но мир альф не прощает ошибок.

***

      Ирука неподвижно сидел на краешке кровати, обхватив себя руками. Слезы текли по лицу не переставая и он больше даже не пытался их утирать.       У него получилось… — Ирука закрыл лицо руками. — Он запер Мизуки в одной из комнат его души, самой дальней, самой ценной и скрытой.       Бета поднялся с кровати и, подойдя к зеркалу, уставился на свое отражение. Глаза, обычно золотисто-карие, стали медово желтыми, прямо как у Баачана и Каасамы. Он зажмурился.       Ему удалось закрыть Мизуки в одной из комнат…       Ирука сжал зубы и обхватил гудящую от боли голову.       Страшная, абсурдная в своей похожести на правду догадка держала его в своем плену.       Когда-то у него получилось открыть дверь, сейчас получилось ее закрыть....       Значит ли это, что тот кто сотворил похожее с кланом Гончих когда-то, тоже был из клана Умино?