Quell'estate

— Прости, прости, прости кудряш, но я не мог отказаться. В следующие разы я буду держать телефон как можно дальше и никто не сможет украсть наше время. Все путешествие от аэропорта до моего дома я просил прощения у Эрмаля, убеждая его, что такое больше никогда не повторится. Я выглядел как заевшая пластинка. Я не мог сказать ничего другого, потому что не мог игнорировать изматывающее меня чувство вины, за разрушенный первый совместный вечер, за украденное у нас время, которого и так было немного. Я опасался того, что он подумает, будто я отодвинул его на второй план и что сам ищу повод, чтобы не оставаться с ним наедине, после того, как он преодолел ради меня все эти километры, чтобы обнять меня, чтобы сдержать то обещание, которое мы дали друг другу в Бари. Только вот я не мог отказать Флавио. Я должен был. — У группы, которая должна была играть сегодня в баре в последний момент появились какие-то непредвиденные обстоятельства и они не смогут прийти. Я обзвонил другие группы, которые когда-то играли у нас, но они все заняты. Фабрицио, ты мое единственное спасение. — Умолял меня Флавио. — Но я не группа… — протестовал я. — Знаю, но ты также хорош. Тебе не нужна группа, чтобы блистать. Прошу тебя, ты знаешь, что я никогда не звоню тебе, когда ты дома, но это чрезвычайный случай. Все следующие выходные ты будешь абсолютно свободен. Обещаю. В этот момент я понял, что ситуация действительно срочная, я чувствовал, что должен согласиться. Я не мог не сделать этого. Не после того, как он помог мне, не после того, как он освободил мне все выходные, чтобы я проводил их с Эрмалем, без всяких возражений. Я был бы неблагодарным. Поэтому и сейчас, прежде чем выйти из машины и войти в бар, я остановился, чтобы еще раз попросить прощения у Эрмаля. — Успокойся, Фабри, у нас есть еще два дня, чтобы делать все, что мы захотим. И к тому же ты знаешь, я люблю слушать как ты поешь. — заверил меня он. Он нежно погладил меня по волосам, чтобы успокоить, отогнать мое смятение, пытаясь уговорить меня не расстраиваться. Я был уверен, что он, напротив, внутренне был раздосадован этой неожиданной помехой, крадущей у нас драгоценные часы. Часы, которые мы могли провести в любви, возвращая те моменты близости, которые у нас отняло расстояние. Мы могли бы исследовать наши обнаженные тела, выискивая точки, способные заставить нас дрожать, могли бы оставлять на коже фиолетовые следы, чтобы пометить свою территорию, могли бы целовать друг друга в самых запретных местах. Были бы причиной нашего тяжелого дыхания и криков, которыми мы бы взрывались вместе от наших оргазмов. — И кстати, когда вечером мы вернемся домой, я покажу тебе звезды. — продолжал Эрмаль, прерывая поток моих мыслей. Меня не удивило его утверждение. Я кинул взгляд на его ширинку и заметил очевидную выпуклость. Я понимал его возбуждение, как же я его понимал и не считал чрезмерным. Я проводил целые дни, представляя, что он снова будет во мне, что я смогу ощутить вкус его возбуждения у себя во рту, его руку, сжимающую мой член. Часто в период его отсутствия я давал волю своему возбуждению, мечтая при этом, чтобы это он удовлетворял мои самые интимные желания. И сейчас, когда мы снова были вместе и могли заняться сексом, у нас не было такой возможности, потому что в этот день судьба лишила нас свободы ощутить нашу любовь во всех ее проявлениях. Спеша попасть в бар, мы едва успели зайти ко мне домой, чтобы оставить его чемодан и взять мою гитару. — Это я покажу тебе звезды, сегодня ночью. — Ах да? Жду с нетерпением…ответил он, кладя мою руку на бугорок в своих джинсах. Я почувствовал жар, приливающий к моему лицо и какое-то оживление внутри меня. — И что мы будем с этим делать? — спросил я с притворной наивностью, начиная поглаживать его член поверх брюк. — Ну…увидишь. Я прильнул к его губам, слегка приоткрыв рот, чтобы позволить его языку проникнуть в меня. Моя рука уже блуждала внутри его брюк, только увеличивая эротичность этого поцелуя и без того страстного. Я нежно гладил его через трусы, осторожно, деликатно, чтобы заставить его трепетать еще больше, чтобы заставить его желать того оргазма, которые мы так ждали все эти дни. Хорошие вещи должны быть деланными, чтобы они стали прекрасными. Я наслаждался его дыханием, становящимся все более нерегулярным, прерывающимся каждый раз, когда мои пальцы дотрагивались до него со все большей уверенностью. Я наблюдал, как его стоны становятся все глубже, пока моя рука проникла в его трусы, дотрагиваясь непосредственно до его нежной кожи. Я восхищался его лицом, выражавшим удовольствие и тем, как он прикусывает нижнюю губу в моменты наибольшего наслаждения.  — Я сейчас кончу, Фабри… — прошептал он за несколько секунд до того, как его тело сотряслось от оргазма. Эта прекрасная картина дополнилась простым поцелуем, полным любви. — А теперь пойдем, мы опаздываем. Это только начало, остальное сегодня вечером. — сказал я ему, как можно более низким и чувственным голосом. Когда мы вошли в бар, он уже был полон людей, как никогда в течение недели. Я запаниковал, почувствовал как беспокойство завладело моим телом. Я искал руку Эрмаля, чтобы ухватиться за единственный оплот уверенности в моей жизни. Мне еще никогда не доводилось играть перед таким большим количеством людей. Я когда-то бренчал по нескольку песен в одном убогом баре на самой окраине, но моя публика состояла человек из 10, но и они были вусмерть пьяны и не заинтересованы в моей музыке. Поэтому там все было легко. Здесь же передо мной находились люди действительно заинтересованные в том, о чем поется в моих песнях, в вибрации струн моей гитары, в звуке моего голоса. Часть меня была счастлива распространять мою музыку, другая говорила, что мне не удастся удержать эту небольшую публику, которая мне казалась бесконечной. Сложно было найти в этой толпе знакомые лица. Когда пару лет назад мы с Флавио, развлечения ради, придумали вечер музыки, мы не думали, что он окажется таким успешным. Однако, это событие позволило значительно увеличить выручку бара, потому что было способно сочетать две самые любимые для людей вещи: музыку и алкоголь. Я взял Эрмаля за руку и стал прокладывать путь через толпу. Мне надо было найти Флавио, чтобы сказать ему, что я уже здесь и могу начинать играть, когда он захочет. Я не чувствовал себя действительно готовым подняться на сцену, но если бы я стал дожидаться этого, то превратился бы в старика с длинной бородой и редкими седыми волосами. А может быть и вовсе умер бы раньше. Я нигде его не находил. Только Клаудиа за барной стойкой с уставшим видом готовила коктейли. Это было странное ощущение находиться в одной комнате с моим нынешним парнем и бывшей девушкой. Это не было неловко или неудобно. Ощущение было более сложным, более комплексным. Будто два поезда, которые никогда не должны были пересечься, оказались на одних рельсах. Вчера и сегодня. Прошлое и настоящее. Я только сильнее схватил Эрмаля и увел подальше от нее. Я не хотел, чтобы они встретились. Это никогда не должно было случиться. Я желал только чтобы эти две основы, моей прошлой жизни и нынешней, оставались как можно дальше друг от друга, чтобы соприкасаясь, они никогда не встретились. Пробравшись сквозь толпу я дошел до противоположной части помещения и обнаружил там Флавио. Он был занят беседой с одним из постоянных клиентов, но увидев меня, тут же просиял, словно ребенок рождественским утром, и, извинившись, оставил мужчину. — Фабрицио, огромное спасибо! Никогда не устану благодарить тебя. Конечно, я оплачу тебе этот вечер, даже не обсуждается! — Нет необходимости платить за это. Ты и так уже многое сделал для меня, Флавио, правда. Так что мы в расчете. Он не смог добавить ничего больше, только благодарно обнял меня. Он был действительно счастлив. — Но…ты взял с собой свою девушку? — спросил он после того как освободил от своих объятий. Я посмотрел на Эрмаля, потом на Флавио, потом снова на Эрмаля. Я почувствовал как вспыхнули мои щеки, заставляя меня краснеть. Черт. Я был глупцом, болваном. Я должен был ожидать подобного вопроса. Любой человек, хоть немного обладающий разумом и наблюдательностью спросил бы об этом. Это было нормально, чтобы моя девушка, преодолев расстояние почти в 500 километров на самолете и лишенная романтического вечера, захотела бы как минимум прийти посмотреть, как я играю. Странным было бы как раз обратное. Но вот она здесь. Только она не выглядела как женщина. — Эммм нет. — пробормотал я. — Как же так? — У нее разболелась голова. Знаешь, самолет, путешествие, волнение из-за перелета… — только и смог промямлить я. Очевидно было, что это только оправдания, но Флавио не стал расспрашивать дальше. Вероятно, он не подал вида, чтобы не загонять меня в еще более неловкое положение. — Ах, понимаю…жаль, это была бы хорошая возможность познакомиться с ней. Ну ничего, в следующий раз. А он с тобой? Кто это? — спросил он, показывая на Эрмаля. — Он, он… Кем он был? Кем он мог быть? Я не мог сказать, что он мой друг, потому что Флавио так или иначе Флавио знал их всех, я не мог сказать, что это парень с которым я познакомился в Бари, потому что было бы очень подозрительно, что он приехал сюда в Рим в тоже время, что и моя нынешняя девушка. Меня охватила паника. Я буквально умирал от смущения. Он видел, что я в затруднительном положении и не знаю, что ответить. Это понял бы даже младенец. Мое взволнованное лицо, мой дрожащий голос полностью выдавали мое беспокойство. — Брат девушки Фабрицио. Очень приятно, меня зовут Эрмаль. — вмешался он. Спасен. Он только что спас меня. Это было просто гениально. Потрясающе банальный, но абсолютно правдоподобный ответ. Если бы не он, я так бы и простоял, оцепенев, весь вечер не найдя приемлемого ответа. — Мне тоже очень приятно. Я рад, что ты тоже сегодня здесь. Жаль только, что твоя сестра не смогла прийти. — улыбнулся Флавио, пожимая его руку. — А сейчас, Фабрицио, давай, минут через 10 можешь начинать играть. — сказал он, снова повернувшись ко мне, прежде чем исчезнуть в толпе. — Ни пуха ни пера. Помни, что у тебя восхитительный голос. — прошептал мне на ухо Эрмаль, гладя меня по щеке, когда убедился, что Флавио уже не видит нас. Я поцеловал его в лоб и медленно отошел, охваченный страхом. Также медленно я поднялся по ступенькам на это подобие постамента, который мы называли сценой, достал из чехла гитару и сел на табурет, ища хоть какую-то стабильность среди этого вихря эмоций. Я чувствовал на себе взгляды людей, следящих за каждым моим движением, каждым вздохом. У меня дрожали ноги и вспотели ладони. Я боялся ошибиться, забыть аккорды или слова. Быть несовершенным. Был страх получить негативную оценку, не суметь тронуть сердца людей. Тех, кого я впервые в жизни мог назвать публикой. Глупое волнение. Я искал в толпе Эрмаля, чтобы зацепиться за единственного человека, способного придать мне достаточно уверенности, чтобы мои пальцы начали двигаться по струнам гитары, чтобы начать петь. Я посвятил ему все песни этим вечером, даже те, которые не были о нем, о нас. Даже те, которые были написаны до нашей встречи, в те годы, далекие от нашей любви. Просто потому, что он был центром моей вселенной. Я взял первый аккорд и как по волшебству слова сами полились, сильные, как ураган, стремительные как первый день лета. Я иначе представлял наш первый совместный вечер в Риме. У меня не было особой программы, но я хотел чего-то романтичного, чего-то особенного, интимного. Не неожиданный концерт в баре на окраине. Хотел оставить ему воспоминание, от которого будет перехватывать дыхание до конца его дней, воспоминание, которое, словно тату, высечет эту ночь на его сердце. Хотел удивить его, отведя в те части Рима, где он перестает быть просто городом и превращается в чистую поэзию, в места, где ты чувствуешь себя бесконечно маленьким в центре этой вселенной. Я хотел отвести его смотреть, как солнце скрывается за Колизеем, а потом, возможно, поужинать в одном из ресторанов на берегу Тибра. Выпить вместе, а потом заниматься любовью там, где прошлое встречается с настоящим, чтобы написать наше совместное будущее. И, может быть, вместе, в этом вечном городе, мы бы испытали новые эмоции, которые не могли себе даже представить раньше. Вместо этого мы были заперты в этом баре, в котором не было никакой магии, только полное погружение в музыку. Где в мгновениях между одной нотой и другой, без пауз и передышек пролетал вечер, который должен был принадлежать нам. Но ожидание, по сути, делает все еще более прекрасным. И когда в полночь я отложил гитару, решив закончить играть и вернуться домой с Эрмалем, я не почувствовал себя достаточно удовлетворенным и передумал. — Я мог бы закончить на сегодня, но чувствую незавершенность, если уйду сейчас, потому что есть еще одна песня, которую я хотел бы исполнить. Я написал ее за эту последнюю неделю под покровом ночи, когда даже мысли кажутся шумными и иногда становятся слишком тяжелыми, чтобы их выносить. Она посвящена человеку, который сейчас здесь со мной, в моем сердце. Который всегда там, хотя иногда жизнь разделяет нас километрами, но с момента, когда этот человек появился в моей жизни, я был спасен, я был преисполнен счастьем. Эта песня называется Portami via. Я снова взял в руки гитару и начал играть, полностью зависимый от силы музыки и нашей любви. Уведи меня прочь от неприязни грядущих дней; от отголосков прошлого, потому что они вернутся; от глубоких вздохов, выдающих панику, что ведёт к ипохондрии. Уведи меня прочь от уверенности в том, что я недостаточно силён, когда падаю перед монстром, который больше меня, сознавая, что иной раз достаточно принять жизнь такой, какая она есть, такой, какая она есть — непредсказуемой. Уведи меня прочь от обсессии этих лет, от всех закоулков поры, в которой у меня нет больше сил, любовь моя, уведи меня. Уведи меня прочь, когда возвращается страх, а я уже не могу сопротивляться. От сожалений об ошибках, которые я продолжаю совершать, пока, скрипя зубами, борюсь, скрывая горечь во лжи. Уведи меня прочь, если слишком высокая стена заслоняет мне будущее и ты застаёшь меня у её подножия, закрывшего голову руками; если выходов столько, а я не знаю, какой из них правильный. Какой из них правильный? Так просто не сказать. Уведи меня прочь от воспоминаний, от всей этой пустоты, которую ты чувствуешь. Где уже ничто не сможет причинить мне боль, где бы это ни было, любовь моя, уведи меня туда. Ты, ты понимаешь эту тишину, которая задаёт границу между моей неуверенностью и реальностью. Отныне и во веки веков, не сдавайся! Уведи меня прочь от воспоминаний, от этих беспощадных лет, от всех закоулков поры, в которой у меня нет больше сил, любовь моя, уведи меня. Я спустился со сцены под аплодисменты присутствующих и стал искать в толпе Эрмаля. Сейчас, когда я пережил оценку публики, я чувствовал себя намного легче, спокойнее. Почти непобедимым. Я даже не злился из-за того, что мне пришлось отказаться от вечера с Эмалем. Я был в согласии с окружающим меня миром. — Никто никогда не посвящал мне таких трогательных слов. Я никогда не смогу сполна отблагодарить тебя, Фабри. — сказал Эрмаль, когда я нашел его среди людей, и заключил меня в объятия. Мне невыносимо хотелось поцеловать его, почувствовать его тело, прижимающееся к моему, поэтому я увел его в подсобку, чтобы остаться наедине. — На этот раз я командую над твоим телом, римлянин, не думай, что только ты в нашей паре актив. Я заставлю тебя прочувствовать каждый из 482 километров, разделяющих нас. — сказал он, прижимая меня к стене маленькой комнатки и набрасываясь на мои губы. Уже после этих слов я почувствовал, как возбуждение завладело моим телом, как тесно стало в моих брюках. Он имел уникальную власть над моим телом. Он покусывал и целовал мою шею, а потом шаг за шагом и мой торс, спускаясь все ниже. Он с удовлетворением посмотрел на мой член, когда расстегнув мои брюки, увидел, что он уже возбужден. Он, немедля, разжал губы и полностью погрузил его в свой рот, ритмично двигая головой вверх и вниз, под мои стоны. Меня не волновало, что нас могут раскрыть, увидев нас здесь. Мне было слишком хорошо. Ему нравилось наблюдать как я жажду этого взрыва удовольствия. Каждый раз, чувствуя, что я близок к оргазму, он отдалял его, приостанавливая движения своих губ. Я громко вскрикнул от удовольствия, когда он все-таки довел начатое до конца. — А теперь пойдем домой, продолжим с того на чем остановились. — возбужденно прошептал он, застегивая мои брюки.