Quell'estate

Солнце проникало через окна и освещало обнаженное тело Эрмаля, делая его кожу еще более светлой, чем обычно. Его темные кудри были беспорядочно рассыпаны по белой подушке, его тонкие пальцы сжимали край простыни, которую из-за ночной духоты мы скинули на пол. Я осторожно коснулся его, чтобы удостовериться, что это не плод моего воображения, что он действительно здесь со мной в постели. И это был он, именно он. Мой Эрмаль. Он еще спал. Когда он отдыхал, он выглядел еще моложе, чем его 19 лет. Сон смягчал черты его лица, придавая ему почти ангельское выражение, немного детское. Он выглядел лет на 16-17 максимум. Были дни, такие как этот, когда я позволял своим мыслям свободно течь, и сейчас я задумался о нашей разнице в возрасте, об этих 6 годах, которые были всем и ничем. На меня произвело странный эффект осознание того, что когда он только родился, я учился читать и писать, находил своих первых друзей, а когда он только закончил начальную школу, а взрослый мир казался ему чем-то далеким, я уже постигал свой первый сексуальный опыт. Да, именно так все и было. И несмотря на это, в этот момент мы находились вместе в одной постели, разделяя нашу любовь, потому что эта разница не воспринималась нами как что-то негативное, отдаляющее, а наоборот как разнообразие, дополняющее и обогащающее наши отношения. Иногда я поражался с какой готовностью и уверенностью он окунулся в эти отношения. Несмотря на разницу в возрасте, расстояние, трудности, сложность принятия новой сексуальной ориентации, он ни секунды не сомневался, прежде чем посвятить свою жизнь мне. Я восхищался им. На его месте, в том же возрасте, я бы не смог справиться с такого рода переменами. Очевидно, я выбрал бы более простой путь, запрятал бы эти чувства в глубину своего сердца, обозначил бы их как обычный курортный роман и делал вид, будто ничего не произошло, продолжал бы жить, ища счастья в других объятиях, возможно, женских, где-нибудь поближе к Риму. Я мысленно поблагодарил за благоразумие себя 25 летнего, за то, что смог преодолеть все эти трудности, чтобы быть счастливым, за то, что нашел силы принять и полюбить свои новые сексуальные предпочтения. Ведь жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от счастья. Я сел на кровати и с блаженной улыбкой рассматривал вещи, беспорядочно разбросанные по полу. Один ботинок в дверном проеме, другой под окном, футболка, висящая на изголовье кровати, джинсы перед шкафом. Это все последствия прошлой ночи, когда мы вернулись после нашей прогулки у Колизея и были слишком взбудоражены, чтобы пойти спать. Нам просто необходимо было почувствовать тела друг друга, дотронуться до кожи, ощутить аромат, заняться любовью. Это была потребность, которую мы больше не могли оттягивать. Этих поцелуев и прикосновений не было достаточно, чтобы удовлетворить наше желание, нам необходимо было намного больше. Поэтому, как только мы вошли в комнату, мы немедленно избавились от всей нашей одежды, с тем же рвением, что выходит на свободу узник, просидевший в камере последние 30 лет, и когда около 5 утра к нам, уже удовлетворенным нашей страстью все-таки пришел сон, у нас не было ни малейшего желания наводить порядок. Мы хотели только уснуть в объятиях друг друга и не расставаться даже во сне. Я запустил руку в его кудри, которые за это лето стали и моими и осторожно погладил его, чтобы не разбудить. Мне нравилось трогать его волосы, теребить пальцами кудряшки, а потом ощущать запах его шампуня на своих руках. Это был очень личный момент, почти интимный, особенно после того, как Эрмаль сказал, что делает для меня исключение и обычно его это раздражает. Я гордился такой своей уникальностью. Я в последний раз погладил его и выскользнул из кровати, чтобы пойти на кухню, но почувствовал, как его рука обхватила мое запястье и затащила обратно в постель. — Куда ты, любимый? Останься здесь со мной. — сонно прохрипел Эрмаль, внимательно разглядывая меня своими темными глазами. Видеть его в постели рядом со мной, только что проснувшимся, еще растрепанным после сна — все это вселяло в меня непреодолимое желание иметь возможность всегда просыпаться вместе с ним. И этот день не так далек, я обещал. Мы обещали. — Уже полдень, пора вставать. Что скажешь, пойдешь за мной или думаешь, что сможешь увидеть Рим из кровати? — сострил я, даря ему нежный поцелуй. — Но твоя кровать такая удобная! Он надул щеки и скрестил руки, словно обиженный ребенок. Поэтому, чтобы отомстить, несмотря на то, что он был выше меня, я поднял его с кровати и усадил в кресло рядом со шкафом. Он усадил меня себе на колени и взял ситуацию в свои руки, притянув меня к себе. Он запустил руки в мои волосы и прильнул к моим губам. Он нежно укусил меня за ухо и стал спускаться ниже, целуя шею, соски, пока какой-то отдаленный звук не прервал нас. — У тебя звонит телефон, Фабри. — сказал Эрмаль, отпуская меня. — Я не хочу отвечать. — Давай, любимый, может это срочно. — Ты же видел, что случилось, когда я в прошлый раз ответил на звонок? Они украли у нас целый вечер. — Если им и на этот раз нужно твое время, скажи, что у тебя горит дом и вообще ты очень занят. — Хммм…у меня горит кое-сто другое. — пробормотал я, нежно дотрагиваясь до его уже возбужденного члена, заставляя его вздрогнуть от моего прикосновения. Мы оба рассмеялись и мне, нехотя, пришлось встать с него. Я пошел на звук музыки, потому что не знал, где находится мой телефон ввиду того, что прошлым вечером я был слишком занят Эрмалем и не следил за тем, где оставляю свои вещи. Я нашел его под раковиной и очень удивился такому неожиданному расположению. Когда я увидел это имя на экране, у меня кровь застыла в жилах и перестало биться сердце. Этого было достаточно, чтобы вернуть меня на землю и заставить почувствовать всю тяжесть тех событий о которых я должен был рассказать Эрмалю, о его признании, о его поцелуе, которые даже если не рассорят нас, то сделают атмосферу между нами более напряженной. Он не стоил того, чтобы разрушить ни одного нашего с Эрмалем момента, ни одного мгновения моего счастья. Это не мог, не должен был быть он. Я проигнорировал звонок, дожидаясь, пока он оставит меня в покое, устанет ждать моего ответа. Я был мудаком, не отвечая ему, но я не мог позволить разрушить те немногие минуты, которые я мог провести с Эрмалем. Я уже давал ему время. Но то, что я обнаружил позже, было еще хуже. Куча других уведомлений, отправитель которых не менялся и был обозначен его именем. Еще 20 пропущенных вызовов, еще 30 сообщений, поступавших на протяжении всей ночи, даже когда мы с Эрмалем наслаждались звездным небом над Колизеем. Я быстро пролистал их, содержание было примерно одинаковым. «Красивый у тебя парнишка» «Я должен был ожидать, что ты все еще с ним» «Какие вы милые вместе, но знаешь, с кем ты смотрелся бы еще лучше? СО МНОЙ» И потом последнее, пожалуй, худшее, самое пугающее, то, от которого у меня по коже пошли мурашки, оно гласило «Я опозорю тебя», а ниже была прикреплена фотография, на которой мы с Эрмалем целовались перед Колизеем. В приступе ярости я швырнул телефон куда-то в стену, разбив его на мельчайшие кусочки, и сам упал там же, где и стоял. Он не был просто влюблен в меня, он был помешан. Он преследовал меня, выслеживал и, возможно, в будущем мог сделать что-то еще более ужасное, если я не остановлю его. Только как я мог освободиться от него, не ухудшая ситуацию? Все, чего я хотел от него — чтобы он оставил меня в покое и тогда, возможно, однажды я смог бы простить его. — Фабри? Все в порядке? — спросил Эрмаль, вбегая на кухню, все еще обнаженный, каким я оставил его несколько минут назад в кресле в спальне, после того, как услышал звонок телефона. Он с ужасом посмотрел на меня, когда понял, что я сижу на полу, зажав голову руками, а по моим щекам стекают слезы. Он осторожно приблизился ко мне, будто боялся моей неожиданной реакции и заботливо обнял меня. — Что случилось, любимый? — терпеливо спросил он, поглаживая мои все еще растрепанные волосы. — Ничего. — на одном дыхании прошипел я. — Как это ничего? Ты себя видел? Кто был на телефоне? Вставай, расскажи мне все. Я здесь, все будет хорошо. Он потянул меня за руки, заставляя вернуться в вертикальное положение. А потом кто-то позвонил в домофон. — Это еще кто? — спросил Эрмаль, раздраженный неожиданным вмешательством. — Это он. — Кто он? — Есть кое-что, что я должен тебе рассказать, Эрмаль.